Его, конечно, помнят те, кто учился в Литературном институте в семидесятые годы. Помнят те, кто  в восьмидесятые был связан с издательством «Московский рабочий», где он работал редактором.

Помнят  те, кто читал его стихи. Помнят его многие поэты.

Мы с ним дружили. Я был в его родной калужской деревне. Помню Колиных маму и отца. Помню избу, на двух нижних брёвнах которой белой краской по всему периметру избы молодой начинающий поэт написал есенинское: МНЕ НРАВИЛАСЬ ДЕВУШКА В БЕЛОМ, А ТЕПЕРЬ Я ЛЮБЛЮ В ГОЛУБОМ.

Потом в Москве в коммунальной комнатке  в Студенецком переулке , где они жили с женой Людмилой и приёмной дочерью Анжелой, под потолком тоже Коля  написал краской чьи-то слова, дословно не помню, но мысль там такая: воины и поэты сразу идут после смерти в рай.

Когда он получил в Москве квартиру от издательства, то там  он стену украсил своим девизом: НЕ ИЩУ Я В ЖИЗНИ ПЕРЕПРАВЫ, ЧТОБ СУХИМ ПРОЙТИ  НАД  ГЛУБИНОЙ. В ЭТОТ МИР ЯВИЛСЯ  Я  ДЛЯ СЛАВЫ, А ЗА СЛАВУ ПЛАТЯТ ГОЛОВОЙ. Это его четверостишие.

Коля был заядлым охотником. С ещё одним нашим другом, поэтом Сашей Руденко, они несколько раз брали меня на охоту. Это были  чудесные дни. Я не столько охоту помню, сколько разговоры наши о поэзии, о России…

Николай по характеру был отшельником. Много писал об одиночестве,   о разлуке с девушкой, с женщиной, с родиной. О смерти много писал. Хотя был компанейским человеком, любил застолья.

Он был таким напряжённо внутренним человеком. Своеобразным. Романтичным и одновременно дерзко трагичным. В разговоре порой был предельно резким  в суждениях о нашей действительности, а в стихах мог быть  глубоко смиренным:

Да, здесь Россия, родина моя.
Глухая осень,
И ветров осиплость.
И, может быть, у этого ручья
И я умру,
Листвой к воде
Осыплюсь.  
В траве заката птичьи косяки
Прошелестят могучим опереньем.
И будет мать смотреть из-под руки
На прах того,
Кто был
Её  растеньем.

В предисловии к первой книге Николая его земляк Станислав Куняев написал: «Родниковые воды, осенние леса, свежий холод, птичьи перелёты – вот приметы мира, в котором живут стихи молодого поэта. Он не клянётся в любви к родине. Он дышит этой любовью, как воздухом».

Всё так.

Последние несколько лет Коля жил под Ростовом-на Дону. Но с писателями там не сходился, писал историческую приключенческую книгу  про пиратов.

Редко писал стихи.

Читатель, который первый раз сейчас прочитает его строки, удивится поэтическому языку Николая, удивится его своеобразию и пронзительности чувств. А кто знал  поэта, пусть перечитает, вспомнит.

В качестве послесловия я поставил в конце Колиной подборки стихотворение  ещё одного поэта из нашего литинститутского семинара – Марины Ахмедовой-Колюбакиной. Она его написала  ночью, узнав о смерти  Николая. Мне кажется, её стихотворение очень точно говорит о  судьбе нашего друга-поэта.

Геннадий ИВАНОВ

Николай НИКИШИН
(1950 – 2015)

* * *
Сколько лет, как душа не пела –
Сколько лет, как она болела!
Видно, черти ее месили,
Чтоб не чуял я божий свет.
Я несчастный поэт России –
Я последний ее поэт.

Нет любви – даже самой грешной.
Ближе – к пропасти и поспешней.
Не нарву я цветов – скосили –
И не брошу в окно букет.
Я несчастный поэт России –
Я последний ее поэт.

В исторической круговерти
Одиночество – хуже смерти!
Кто прибавит мне в душу силы?
Кто спасительный даст совет?
Я несчастный поэт России –
Я последний ее поэт.

И к чему мне себя готовить?
Лишь молиться – не прекословить!
А уверенный и спесивый
Не оставит надежный след.
Я несчастный поэт России –
Я последний ее поэт.
Август 1994

ШАТУН                                                                                            
Весь неровный, как бурелом,
Злой, безжалостный и бездомный,
Это бурый тяжелый гром
В туче снега седой, бездонной.

Рвет репьи со своей дохи.
И ему не дает прохода
Свежий срез молодой ольхи,
Как бочонок густого меда.

Жадно ловит медвежий слух
Звуки ветра, лесные речи,
Человеческий терпкий дух
И пронзительный свист картечи...

Так однажды средь бела дня
Угощу я гуляку дробью.
Или бурый убьет меня -
Или я шатуна угроблю!

Я недаром поэт,- шатун!
Я звериной твоей породы,-
Сын пустынных и резких лун,
Стужи,
     голода
         и свободы!

ПЕСНЯ
Старый сад облетает,
Осень веет в лицо.
И луна осыпает
Желтый свет на крыльцо.

Старый сад облетает -
И светлей синева.
И горит - не сгорает
У тропинок листва.

Выйду я на крылечко...
О былом не скорбя,
Брошу в листья колечко,
Позабуду тебя.

Позабуду былую
И печаль и беду.
Ты полюбишь другую.
Я другого найду.

Пусть всё будет другое
Под осенней луной -
Пусть кольцо дорогое
Засыпает листвой...

ПИСЬМО АЛЛЕ ПАВЛОВОЙ
Зимним вечером в синем свете
Сердце спит карасем во льду.
Расскажу я тебе о лете,
Что случается раз в году.

В ночь и вечноcть, как в улей, канув,
Пролетела пчелой звезда.
И цвели васильки тумана
На зеркальном лугу пруда.

Словно юности первой эхо,
Я почувствовал прежний страх.
И каталась малинка смеха
В полудетских твоих губах.

Над водой, голубой и зыбкой,
Белой птицей пропала кладь.
И малинка твоей улыбки
Укатилась... и не догнать...

Словно раньше не знал я женщин,
Словно ягоды нет вкусней.
А теперь и любить мне меньше,
Равнодушнее, холодней.

Оттого и похож на льдинку
Этот зимний вечерний свет,
Что веселую ту малинку
Заметелила вьюга лет.

Оттого я не жду ответа
И с ответом тебя не жду.
Оттого говорю про лето,
Что оно только раз в году.

КОСТЁР
              Нет ничего грустней ночного
              Костра, забытого в бору…
                                           И.Бунин
Я уходил… Лес позади сомкнулся –
Там, где костер, не нужный никому.
Я оглянулся… И огонь качнулся
И странно так протаял через тьму!

Мне нужно было обойти болото…
Но я смотрел, не отрывая глаз,
Как он, живой, всё умолял кого-то –
И этот кто-то страшен был сейчас!

И долго-долго отдавалось дрожью,
Горело в растревоженном уме:
Кто приходил к нему по бездорожью
И с кем он разговаривал во тьме?

* * *
Мне приснилось, что я возвращаюсь домой навсегда.
Выхожу на вокзал под холодную желтую крышу.
Как и годы назад, убегают во тьму поезда.
Но друзей и родных я на этом вокзале не слышу.
Может, я опоздал, или, в путь торопясь, позабыл
Сообщить о себе и отбить телеграмму до срока?
Может быть, оттого: так я долго без родины жил,
Что во мне земляки не увидели нужного прока?
Помню, милая, та, что бывает на свете одна,
Я теперь не твоя, на дождливом перроне сказала.
Без опоры в пути – только справа и слева стена –
Я по жизни иду, как пустым и холодным вокзалом.
А за черным окном для других полыхает звезда,
Для других пролегла до села полевая дорога.
Мне приснилось, что я возвращаюсь домой навсегда –
Возвращаются так умирать у родного порога.

***
Если вдруг по какому-то случаю
Мне придется покинуть людей,
Посадите березу плакучую
На безвестной могиле моей.

Чтоб ночами короткими вешними
Ей добраться вершиной до звезд.
И ветвями качать неутешными,
Оглашая забытый погост.

Но уже ничего не услышу я.
И сровняет с землей бугорки.
И однажды сюда за дровишками
Понаедут мои земляки.

И топор, как беда неминучая,
По березе ударит звеня,
Не заметив того, что плакучая
Так похожа была на меня!

* * *
Портрет звезды в оконной раме -
Студеный родниковый свет -
Напоминает мне о ране,
Сердечной ране юных лет...
Бывало в окнах нараспашку
Завижу первую звезду -
Отглажу белую рубашку,
На брюках стрелки наведу.
Темнеет быстро мирозданье,
А на земле еще светло...
Лесной дорогой на свиданье
Иду в соседнее село...
Я так был рад ночным прогулкам,
Дороге этой под звездой -
И поздним танцам в клубе гулком,
И той девчонке городской!
Но счастье в прошлом я оставил.
Вот оглянусь - кресты столбов.
И на обочине растаял
Зеленый иней светляков.
И лишь звезда в оконной раме -
Студеный родниковый  свет -
Напоминает мне о ране,
Сердечной ране юных лет...

* * *
Девушка с косами цвета луны,
Ты мне приснилась под яблоней дикой,

С яблони листья, из памяти сны,
Память, как ствол, заплело повиликой.

Ты лишь во сне приходила любя -
Вот и проснулся для жизни нескладной.

И наяву заменила тебя
Женщина с косами тьмы непроглядной.

 *   *   *
Играет гусей караван
Крылами на звездном баяне.
И прошлое льется в туман.
И будущее в тумане.
Над птицами вечная мгла.
Внизу голубое сиянье.
И плещут и плещут крыла,
Как волны земли в мирозданье.
Той песне то нежен, то лют,
Баян откликается в клубе.
И кажется: бревна поют
В еловом заброшенном срубе.
Я выстрою дом на холме,
Над селами и над полями.
Он будет светиться во тьме,
Как звук, что не сыгран крылами.
Я только боюсь не дожить
До новой весны, до прилета.
И некого будет винить,
Что холм превратился в болото.
Что дом не захочет истлеть
В бурьяне земного бессилья -
Что сможет и он улететь,
Расправив древесные крылья.

И канет, по звездам звеня,
И землю - их светом остудит.
Так не было прежде меня.
Так позже меня не будет.

 * * *
Я вышел из-под Калуги,
Как речка из-под колоды.
Ко мне наклонялись вьюги,
Мои целовали воды.
Скитался я по осокам,
Играл под губами стада.
А ночью к моим потокам
Кралась, как лиса, прохлада.
Но я убегал в просторы,
Катил валунами звезды.
Вплетались корнями боры
В мои голубые версты.
И бились в мои туманы
Крылами степные гуси.
И пели меня бояны
По всей необъятной Руси!

*   *   *
Миновала пора потрясений.
Листопадами веет в лицо.
Белый месяц как тополь осенний,
Облетает на наше крыльцо.
И леса журавлей проводили.
Только месяц дрожит над землей -
Словно птицы его зацепили,
И осыпались блики листвой.
Я осенний покой не нарушу
Тем, что будет, и тем, что ушло.
Зацепило мне крыльями душу -
Стало больно и стало светло
И едва ледяные просторы
Затуманит, как вьюга, звезда -
Улечу я за синие горы,
Словно здесь и не жил никогда.