Юрий ПАХОМОВ

Ужин на двоих

(Рассказ)

 
 
 

Капитан медслужбы Неволин шагал по шпалам, то и дело сбиваясь с ноги, и это его раздражало. А мороз жал. Вокруг дыбился черный лес, над просекой, по которой положили узкоколейку, дырой в черном небе зияла луна. Казалось, оттуда и тянет ледяной стужей.

Сегодня утром Неволин и представить не мог, что окажется в такой глухомани. Шел, как обычно, на службу, а дежурный по части его огорошил: в «хозяйстве» Ашихмина от желудочного расстройства слегла половина роты. Так сказано в телефонограмме из штаба дивизии.

«Хозяйство» Ашихмина – крупный склад боепитания – размещалось в тайге, до ближайшей деревеньки верст двадцать. Дорога – дрянь, зимой заметает, на тракторе не продраться, самый надежный путь – узкоколейка на станции Заозерская.

Сведения эти Неволин почерпнул из справки, приложенной к топокарте. Сомнений в том, что придется ехать, у него не было. Чемоданчик на случай таких поездок всегда стоял у Неволина в кабинете. Он позвонил начальнику, потом по «вертушке» в «хозяйство», договорился, где его встретят, утеплился в дорогу – поверх кальсон натянул шерстяные спортивные штаны,  надел теплые носки, подошел и забрался в заиндевевший «уазик».

Эпидемиологам, случалось, выделяли вертолет, но с вечера запуржило, небо заволокло низкими тучами, и вертолет не выпустили. А путь предстоял неблизкий, сначала на машине вдоль русла замерзшей реки, потом до Заозерской местным поездом, который лесорубы почему-то называли «дежуркой», составленным из таких старых вагонов, что кое-где сохранились жестяные фонари с огарками свечей.

Двигалась «дежурка» какими-то натужными рывками, подолгу отстаиваясь на полустанках, так что в Заозерскую Неволин попал только в начале восьмого вечера. Его поджидала дрезина. Чернявый, кривоногий, с нагловатыми глазами лейтенант представился:

-Мерешков, взводный. Ну и холодрыга, тащ капитан. Не обморозились? Ничего, мы сейчас чифирек организуем, взбодримся. Пойдемте к дрезине, тут недалече ехать, минут сорок.

И всю дорогу лейтенант развязно болтал, а Неволин озлобленно глядел в подернутое желтой коркой льда окно, было такое впечатление, что ехали в туннеле – ни огонька, сплошной мрак. Из болтовни Мерешкова капитан все-таки выудил несколько важных фактов: Ашихмин в отпуске, командует его заместитель капитан Рудько, фельдшер – сундук, давно мух не ловит, оттого и завелись «автоматчики».

– Кто? – переспросил Неволин.

– Я не знаю, как по-научному, –   Мерешков ухмыльнулся. – Дристуны, в общем. Есть и крепко скрутило. До сортира добежать не успевают. Рудько тоже мается, а мне – хоп что. И знаете, что помогает? Водка, настоянная на ольховых шишках. Законно!

Километрах в двух от «хозяйства» вдруг заглох дизель, и дрезина встала. Водитель-казах долго ковырялся в моторе. Неволин плюнул и решил идти пешком.

– Оно верно, – согласился Мерешков. – Мы с Нурмаханом повозимся маленько и вслед за вами потопаем. Тут недалеко. Только уши у шапки опустите.

Шагая по звонким от мороза шпалам, Неволин с ожесточением думал: придет сегодня с работы жена, а его нет – вот и хорошо, пусть почувствует. Жена, тоже врач, три месяца была на курсах специализации в Москве, недавно вернулась, была как-то перевозбуждена, то громко и ненатурально смеялась, то вдруг впадала в задумчивость. Неволин любил жену, ревновал и теперь был убежден, что у нее в Москве кто-то был, вот она и отойти не может.

Замерзший, озлобленный, ввалился он на КПП «хозяйства»», с ходу наорал на фельдшера, старшину-сверхсрочника, степенного мужика лет под сорок и с такими пустыми глазами, что, казалось, сквозь них видна противоположная стена. А, наорав, успокоился и приступил к делу.

Рудько, худой, измученный капитан, ему понравился, он не суетился, не дергался, обстановку доложил спокойно. Ситуация выглядела еще более мрачной, чем Неволин предполагал: рота практически небоеспособна, число караульных постов пришлось сократить вдвое – стоять некому. В одной из казарм развернули изолятор, там фельдшер, товарищ Чепурной лечит больных.

– Вот как, даже лечит? – хмуро, с издевкой спросил Неволин.

Чепурной только обиженно моргнул белесыми ресницами.

– Ладно, пойдемте на месте разбираться.

 

«Хозяйство» Ашихмина вид имело непривлекательный: три грязно-желтые казармы, штаб, кухня-столовая, два домика, где жили офицеры и сверхсрочники с семьями, все – типовые сборно-щитовые бараки. Дальше, за двойными рядами колючей проволоки со сторожевыми вышками, начиналась территория со складскими помещениями, которую здесь на лагерный манер называли «зоной».

Неволин и этого за работой толком не разглядел. Зимой светало только к полудню, а часам к пяти вечера короткий день уже гас. Но если бы капитан все же выбрал время и забрался на сторожевую вышку, то перед ним распахнулась бы картина красоты удивительной и мрачной: слева и справа на военный городок увалами накатывалась тайга, а впереди открывался заснеженный, без конца и края простор – то лежала в тяжелом льду могучая река. И все здесь было первозданно, вечно, сурово и чисто.

Неволин же видел другое: казармы, забитые больными, солдатский сортир со сталактитами смерзшихся экскрементов и кухню в облаке вонючего пара.

Неволин в темноте подвернул ногу, повредил связки, пришлось наложить фиксирующую повязку, напялить валенки и ходить с палкой. Его широкоскулое, татарского типа, лицо и без того обычно мрачное, заострилось, почернело, голос осип от ругани, курева, бессонницы, и весь он настолько пропах хлоркой, что казалось, и снег, и тайга вокруг тоже пропитаны этим острым запахом человеческой беды.

Крутились втроем: он, Рудько и Мерешков. Фельдшер только суетился, путал распоряжения и растерянно хлопал коровьими ресницами. Впрочем, от Мерешкова тоже было мало проку – он постоянно «подлечивался» своим самобытным способом и потому находился в этаком легком, эйфорическом состоянии – хихикал, посвистывал и всем подряд улыбался. Картина в общем-то складывалась ясная – пищевая токсикоинфекция, ясен и источник – повар. Вот уже неделю был он болен, но скрывал заболевание.

На другой день, когда метель утихла, небо прояснилось, больных отправили вертолетом в госпиталь. Неволин остался, чтобы завершить мероприятия по ликвидации очага.

 

Сборно-щитовой барак, где в одной из комнат разместили Неволина, ставился, видно, наспех, из щелей в полу дуло, и, чтобы сохранить тепло, истопник, худой низкорослый солдатик, такой бледный и испуганный, что, хоть и был капитан замотан, все же обратил внимание на выражение ужаса на полудетском личике паренька, которое возникало всякий раз, когда он, Неволин, появлялся в бараке. Получалось так: Неволин распахивал легкую щелястую дверь, тут же сквозняком из поддувала вышибало облачко пепла, солдатик вскакивал, ронял кочергу, вытягивался и застывал, выкатывая серые глаза.

Должно быть, капитан представлялся истопнику кем-то вроде дьявола во плоти, коли мог он орать на фельдшера, и даже всесильный ВРИО командира, похоже, боялся его, мгновенно исполняя любые приказания.

– Сиди, чего ты? – раздраженно отмахивался Неволин.

Солдат, судя по выговору, был из вологодской или архангельской деревни, призван совсем недавно и на вопрос о себе ответил сипло:

– Дак, значит, само… Никак нет! – и пошевелил большими черными руками.

Впрочем, до него ли было Неволину? Вспышку нужно было сломить, а сделать это можно было только жесткими, решительными мерами.

К концу дня Неволин устал, проголодался. Но солдатский харч не лез в горло – стояли перед глазами варочные котлы с наростами рыжего, похожего на парафин, жира, и дух на кухне был такой тяжелый, что подкатывала тошнота. Хотелось дернуть стакан спирта, закусить чем-нибудь острым, а потом медленно, в тепле пить чай из чистого тонкостенного стакана. Спирта было хоть залейся, но Неволин придерживался железного правила – на вспышках не пить. Голова должна быть ясной. А вот чай покрепче заварить нужно. Он уже хотел через истопника передать распоряжение, как в дверь осторожно постучали.

– Да! – отозвался Неволин, щурясь от сигаретного дыма.

Произошло то, что происходило и при его появлении: из поддувала вышибло сквозняком облако пепла, с грохотом упала кочерга, солдат вскочил и застыл. Глаза его выражали не испуг, а изумление.

– Тю, скаженный, напугал! – На пороге стояла молодая женщина, светлолицая, с черными блестящими глазами. Она улыбнулась Неволину и мягко, по-южному выговаривая слова, сказала:

– Ото ж, товарищ капитан, вы зовсем извелися. И не снедали, небось? Какая ж еда у той заразе? А я вам домашнего принесла. Покушайте.

Тут только Неволин заметил, что в ее руках деревянный поднос, а на нем что– то еще, накрытое полотенцем.

– Позвольте, вы кто? – удивленно спросил он.

– Та я жинка Чепурного. Фершала, хай ему грец. Картошка, грибочки собственного засолу, капуста з клюквою, сметана – усе свое. Я не то, што мой дурень, чистоту уважаю. У меня в коровнике чище, чем у их в той кухне. Не побрезгуйте, товарищ капитан. А опосля я вам чайку принесу.

Женщина поставила на стол поднос и плавно пошла к двери. Неволин растерянно глянул ей вслед и спросил:

– А как же звать-то вас, красавица?

Она повернулась, весело блеснула глазами:

– Небось, думаете, Оксана чи Галя? А и нет. Неля я. Вот.

– Спасибо, Неля.

– Кушайте на здоровьичко.

Неволин отбросил с подноса полотенце, заглянул в миски и сглотнул слюну: крепенькие грибки, один к одному, отливали янтарем, дольки лука серебрились, от картошки, крупной, разваристой, шел духовитый пар, а среди тонко нашинкованной капусты алели крупные, даже на вид кислые ягоды клюквы. Деревянная ложка в миске со сметаной стояла торчком. Хлеб был обычный, черный, солдатский, но пах он так ароматно, словно его только что вынули из печи.

– Вот это да, – расслабленно пробормотал Неволин, чувствуя, как накатывает на него теплая волна, как бегут по спине мурашки – так было в детстве, когда ему что-нибудь дарили. Вырос он без отца, в многодетной семье, и подарки перепадали ему нечасто.

И тут чертом возник лейтенант Мерешков и заорал с порога:

– Тащ капитан, все по нолям! Как велели!

А это означало, что нужно тащиться в казарму и проверить, установили ли питьевые бачки с кипяченой водой.

– Идем, взводный, идем. И не дай тебе Бог соврать.

Лейтенант рассмеялся:

– Да чтоб мне век свободы не видать, тащ капитан. Или самому охота в «автоматчики» попасть?

 

Когда Неволин вернулся, он уже с порога понял: что-то произошло. Солдат не вскочил как обычно, не выронил кочергу, и даже пепел из печи не вылетел. Раскаленная до малинового цвета дверца была прикрыта, истопник сидел на полу, разбросав ноги в новых кирзовых сапогах, и на лице его, печальном и умиротворенном, застыло какое-то странное, отрешенное выражение.

«Что это с ним?» – удивленно подумал Неволин, подошел к столу и замер: картошки и грибов осталось на донышке, заметно поубавилось капусты и сметаны. Тут же лежала ложка.

Капитан вдруг почувствовал, как у него набрякли, отяжелели веки, и такой жалостью хлестануло по сердцу, что он замычал, пытаясь перебить в себе горечь. Он как-то разом, изнутри, увидел этого солдата, вырванного из родной деревни, из избы, от сестер и братьев.. Какая тоска, должно быть, навалилась на него, когда грузовик с призывниками наконец оторвался от пьяной, орущей и плачущей толпы провожающих,  а потом долго катил по ухабистой дороге на сборный пункт. Нары с плоским матрацем, пропахшим дезинфекцией, окрики, возня по ночам, когда вдруг кто-то щупает твое лицо руками. Подъем, плохо отапливаемые вагоны, учебка с придирчивыми старшинами, построения, команды, звонкая пустота в голове – и ты ничего не понимаешь и не можешь запомнить, насмешки товарищей и сны, сны, после которых просыпаешься в слезах. И еще пища – вроде и сытно, с убоиной, а все не дома. Как, должно быть, этот парнишка истосковался по простой крестьянской еде – картошке, капусте, грибам, что даже ужас перед злодеем-капитаном сумел в себе преодолеть. Видно, решил: поем, а там хоть режьте на части.

– Ах ты, - тихо бормотал Неволин, удерживая трясущийся подбородок. Он ведь тоже, как и этот истопник, был деревенский, так же трудно начинал срочную службу, и все ему было понятно в этом пареньке. Понял он, и как нужно поступить. Присел к столу, вытер руки и не спеша, обстоятельно принялся за еду, стараясь показать, что ничего не заметил. Ел той же ложкой, отламывал хлеб и прислушивался к тому, что происходит за спиной. И услышал: солдат встал, загремел кочергой, и пламя надрывно загудело в печи.

 

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную