| |
***
…И умчался
прохладный май.
От жары
разомлел город.
Нараспашку
рубах ворот.
Тень деревьев –
земной рай.
Дремлют лилии
на прудах,
что за городом, –
вот диво!
И туманом
влекут сливы,
заблудившиеся
в садах.
Там стрекозы
блестят слюдой
на соплодиях
винограда.
Там для счастья
одно надо –
запотевший
кувшин с водой.
***
«Мне хорошо в моей пустыне…»
(Николай Рубцов)
Ты говоришь,
мне жить в пустыне.
Наверно,
ты, мой милый, прав,
сказался мой
стервозный нрав,
когда влюблённость
поостыла…
Ты ящеркою
желто-синей
меня на волю,
в чахлость трав,
где буйство ядов
и отрав, –
пусти –
и счастлив будь
отныне.
Не злись, не сетуй,
не грусти.
Прости.
Лишь вслед –
перекрести…
«Мне хорошо
в моей пустыне».
***
Тихими вечерами
сумерки и покой.
Можно,
прижавшись
к раме
каменною щекой,
долго и равнодушно
глядя в окно –
молчать,
радоваться: не нужно
ждать тебя,
привечать…
Можно,
лицом бледнея,
сны наяву смотреть,
грезить,
как сквозь аллею
льётся заката медь.
Как по оврагам
рыжим,
по разноцветью трав –
бродишь ты,
солнцем выжжен, –
безукоризнен, прав!
Можно
впотьмах поплакать.
В голос! Размазав тушь.
Плакать – и слёз
не прятать.
Благословенна
глушь.
***
«Всё плещет, всё хлещет он, проливень-ливень»
(Леопольд Стафф «Осенний дождь»)
Пью чай и скучаю…
А дождь – нескончаем.
«Всё плещет,
всё хлещет»,
всё тьмою он блещет!
И – меркнет золою.
То ветром завоет,
озябшей волчицей,
то в окна стучится,
стучится, стучится…
И мокрые ветки,
родные соседки,
всё ниже, всё ниже.
Далёкие речи –
предчувствием
встречи –
всё ближе,
всё ближе…
***
Посиди
за столом со мной.
Выпьем вместе
вина.
Я жива
тишиной одной,
мне подруга
она.
Что ты сделал
со мной,
живой, –
обернувшись
травой,
пересохшим
ручьём, грачом
у меня
за плечом…
Постоянна и вечна
связь,
как сердец
перестук.
Приходи ко мне,
не таясь
за долиной
разлук.
***
Вороватые дожди
бродят по ночам.
Оголтелые ветра
беспробудно спят.
Стал бескровнее закат, –
в рубище до пят…
А сегодня – листопад
в окна постучал.
Может быть,
мне горьких трав
досыта испить,
может,
сумраком ночным
или ветром стать,
может,
просто над землёй
душу распластать, –
чтобы снова полюбить…
может,
может быть…
***
В потемневшем
зеркале
глаза
на мои – ни капли
не похожи.
Беспечальней
смотрят
образа
и светлее – вечер
непогожий.
В голове подобно
бубенцу
целый день звенит
всё та же нота.
Мировая скорбь
мне не к лицу,
веселиться – вовсе
неохота.
Заберусь до времени
в постель.
Отвернусь от зеркала
к стене я.
Пусть стучатся,
двери
рвут с петель –
не открою.
Утро – мудренее.
***
Ну, что за радость –
бередить
уже поджившую
болячку!
Касаясь взглядом, –
больно бить,
пинать
недавнюю гордячку.
Ничуть, ни капли
не страдать,
о примиренье –
не молиться,
а затаённо
наблюдать,
как
влагой
полнятся
ресницы.
Лишь – наблюдать!..
Вот душегуб!
И – ни движения,
ни звука!
Что за игра?!
Дрожанье губ –
такая
редкостная
штука?
***
И неприкаянный,
и странный,
дотла сожжён
сердечной раной,
измучен
собственной
виной, –
бродил то трезвый,
то хмельной.
Ушёл тихонечко,
как вор.
А солнце светит
до сих пор.
А мне живётся
в этом мире,
как в обворованной
квартире.
***
Пересеклись пути!
Зябкой волною –
слякоть.
Только б скорей
уйти,
только бы –
не заплакать.
Ангелом во плоти –
голосом покаянным –
шепчешь ты –
не грусти –
сладостно, окаянно.
Мне бы ещё вчера
пламень сердец
опавших
вымести со двора,
чтобы не слышать
фальши…
Ангелом во плоти –
голосом покаянным –
шепчешь ты –
ну, прости –
сладостно, окаянно…
***
Отшумят дожди,
отболею,
отзудит-изыдет тоска, –
и пройду, не дрогнув, –
посмею,
не краснея
и не бледнея,
только чуть
застучит в висках…
Буду стильною,
страстноокой,
ядовитою, как гюрза!.. –
чтоб не выглядеть
одинокой,
с поствлюблённости
поволокой
и лицом –
хоть под образа.
***
Я рада,
что болит,
саднит душа.
Жива!
Хоть сто обид,
свой суд верша,
нацелили-взвели
гнев-пистолет,
сгубили-извели
и цвет, и свет.
Сбывают
на дрова
сучки с креста!..–
Душа ещё жива.
Но всё ж –
не та.
***
Отлюбили.
Распростились.
Да – сирени
распустились!
Душным облаком
лиловым –
ночи все и дни.
Как дышать
нектаром сладким,
если грудь –
и вдрызг,
и всмятку…
если самым
главным словом
стало
«позвони»…
***
Как сберечь
и тепло, и свет
в холодах
сентябрей пустых,
если прелестью
бьёт под дых
легкомыслие
молодых,
а тебе –
будто дела
нет…
Ты душою
за песней – ввысь,
пустоту за собой
влача, –
легковесна и горяча –
будто тающая
свеча –
прожигает
ладони
жизнь… ***
Ты дарил мне
палевые розы,
требовал
в поэзию врасти,
воду пить
живую, из горсти… –
только заманил
в долину прозы.
Поувяли
палевые розы.
Их – увы –
от смерти –
не спасти.
Режу – по-живому –
до кости,
извлекая острые
занозы…
|
***
Комары,
липкий пух да пыль
спозаранок –
что за пора! –
Ветер спит.
Абсолютный штиль.
Убивающая жара.
Слава Небу,
дожди-ветра
и туманы
сошли, след в след.
Ни пылинки,
ни комара,
ни пушинки
в помине нет!..
Только
холодно на ветру.
И туманы
тоску несут.
Листья
только что уберу, –
а они снова
там и тут…
***
Прячу горечь
непролитых слёз
от досужих глаз
в воротник.
Привязавшийся
сумрачный пёс
мой придушенный
чует крик!
От замурзанной
морды до пят
весь скукожился
и поник,
будто это
он виноват
в тяжких бедах
всех горемык.
Он сочувствие
рядом нёс,
над бедой моей
суд верша.
Он, бездомный,
нелюбленный пёс,
мне напомнил,
что жизнь
хороша.
***
Устилая дворы,
листва
унесла до поры
слова.
От земли и до крыш –
всё тишь.
Зашуршит, –
и услышишь, – мышь…
А над речкою –
синева,
солнце – свечкой –
до Покрова.
Лишь резвятся
в прудах ерши,
да вздохнут
камыши в тиши…
***
Бесноватые
разрушают мир.
Рождены они,
чтоб ломать-крушить.
Кровью праведной
пропитал эфир, –
изгаляться им –
высший суд
вершить.
Бесноватые
в клочья рвут умы.
Рождены они,
чтоб с ума сводить.
Посреди беды,
посреди чумы
постепенно мы
привыкаем жить…
***
В том селе зима
да бурьян, да тишь.
Занесло дома
в том селе до крыш.
И кресты в снегах
поувязли там…
Снежно –
в ста шагах
кланяйся крестам!
Стелются дымы,
светятся глаза,
накануне тьмы
святостью разя.
Вскормлена и я
грустной чистотой,
снежностью святой, –
светом бытия.
***
Сижу
над скучающим Доном,
в зеркальную воду
гляжу.
Под звук
колокольного звона
полынной горчинкой
дышу.
Куда-то
исчезли все беды
у этой
волшебной воды.
Лишь Дону
могу я поведать
о том, что исчезло,
как дым.
Мы вместе
печалиться станем,
грустить,
никого не виня.
Все улицы
в мире бескрайнем
безлюдны теперь
для меня.
***
Какая роскошь
эта россыпь
листвы багряной
на тропе,
и рос
кристальная
капель –
как очищающие
слёзы…
Такими не бывают
росы,
когда
струятся
не в купель…
***
Отцарствовало лето.
Здесь
осень правит бал!
Шикарно разодета.
Роскошная карета.
(Её сентябрь где-то,
уйдя за сеновал,
с рассвета
до рассвета
из золота ковал.)
Благоухая мёдом
и травами шурша,
синея небосводом,
одной себе
в угоду
с небес роняя воду, –
румяна, хороша –
свою
диктует моду
беспутная душа.
***
Порхали,
порхали-порхали
огромнейшие
снежинки
и белыми-белыми
мхами
крыли
деревья, травинки.
Метались
в лиловом тумане
пушистых звёзд
мириады,
не ведая, –
им не надо,
чтоб выжить
и жить, – метаний...
…И падали
людям на щёки.
Дыханием –
их обжигали…
Прекрасны
и одиноки
тающие оригами…
***
Станет каркать
вороньё, –
отмахнусь, отобьюсь.
Взбесит
явное враньё, –
вспыхну,
бомбой взорвусь!
Поскользнусь я,
оступлюсь, –
локти в кровь
разобью…
А отчаянно влюблюсь, –
не смолчу, что люблю!
Фальшь и кривда
на пути, –
умереть, но пройти.
Фальшь и кривда
взяли верх, –
виновата.
Мой грех!
***
Уснуть…и утром
листопада –
как колдовства –
не замечать.
От жгущей боли
не кричать,
покой
беспечно излучать,
внушая зависть
с полувзгляда.
Свою тоску
спровадить в небыль,
утратить,
как бы невзначай,
так надоевшую
печаль…
О, Господи,
не разлучай
вороньих стай
с лиловым
небом.
***
Было время, –
кудри вились,
и легка была нога.
Было время, –
серебрились
за окном моим
луга.
И земля
хлеба рожала
бабой крепкой
молодой.
И душа моя
дрожала,
опалённая
звездой.
Лишь тогда
грустили вёсны,
что до лета далеко,
тосковали, –
как несносно
с пенкой сладкой
молоко.
Часто снится
захолустье,
ветхий домик
на песке!..
Я давно
грущу по грусти
и тоскую
по тоске.
***
Ох, как же хочется
мне хохотать,
в косы ромашки
и ленты вплетать,
быть
легкомысленной,
как никогда,
будто не будет
Святого Суда!
Белою чайкой
над Доном взмывать,
у рыбаков
карасей воровать…
Ночью - по крышам -
стучать
каблуками,
страх нагонять
то крылом,
то руками…
Я хохочу…
я грустить не хочу…
Только зачем же
зажгли вы
свечу...
***
Не тужи, –
и других бросали,
похохатывая
в лицо,
покаянных стихов
не писали,–
выдают
стихи
подлецов!..
И заброшенными
садами
мы бродили,
как ты теперь,
чтоб не слышал
никто рыданий,
и насквозь
прорастали
льдами,
чтоб такими же
стать,
как камень,
позабытый
среди степей…
***
Какая всё ж
запутанная штука
земная жизнь.
То свята, то грешна
и, прелестей земных
не лишена, –
исподтишка
придавит, – чтоб
ни звука!...
Ещё вчера,
не ведая печали,
молилась я
то снам, то лопухам.
А ныне –
неподвластная-стихам –
я в Храме Божьем
с павшими
плечами.
Трещит свеча.
Неровно бьётся пламя.
Творит тепло
Животворящий Взгляд.
Весь мир
Его сиянием объят…
И…с плеч моих…
аминь…сползает
камень…
***
Трагедии, драмы,
комедии… –
расставила жизнь
междометия!
Снежинкою
время истаяло,
и трудное счастье
умаяло.
Зачем-то рассветы
итожу я.
А дни-то такие
погожие… |
