|
 Бытует меткое выражение: «Поэты после смерти нарасхват». Речь, прежде всего, идет об одаренных мастерах поэтического слова не получивших в годы своего пребывания на грешной земле в полном объеме должного признания, соизмеримого со своим талантом. Русский поэт Юрий Кузнецов писал:
«Искусства нет – одни новации.
Обезголосел быт отцов.
Молчите, Тряпкин и Рубцов,
Поэты русской резервации».
Список поэтов русской резервации можно пополнить и еще десятками имен прошлых лет, включая и ныне покойного орловчанина Виктора Дронникова. Они, живущие в провинциях, не собирали стадионов, как столичные поэты, именуемые ныне шестидесятниками, но, именно они, только они являлись хранителями русской поэзии, они – «толстовские майоры Тушины».
Непросто творить поэту, когда над ним с раннего детства довлеет присутствие великих земляков: Ивана Тургенева, Ивана Бунина, Николая Лескова… Чтобы на их фоне добиться высоких литературных успехов, надо постоянно трудиться на грани своих способностей, возможностей и сил. В Орловском благодатном литературном крае, каждый кустик, каждая травинка источают поэзию. На этой земле словесными бриллиантами отделывал свои стихотворения Афанасий Фет. Немалое влияние оказывали на Виктора Дронникова гении российской литературы: Александр Пушкин, Сергей Есенин, и, конечно же, Федор Тютчев со своей философской лирикой. О взаимосвязи двух поэтов из разных столетий говорил, к сожалению, тоже уже покойный Геннадий Попов: «У Дронникова, как и у Тютчева в свое время, гражданская молитвенно – проповедническая лирика с особой силой звучит сегодня, в кризисные для России годы, как результат осознания катастрофического, трагического развития событий, как призыв к единению нации перед угрозой духовного растления и национального бедствия».
«Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья.
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес»,–
читаем мы у Тютчева.
А у Виктора Дронникова находим:
«Есть в предрассветной тишине
Неуловимое мгновенье,
Когда весь мир еще во сне
И только миг до пробужденья».
Я не был знаком с Виктором Дронниковым, но был немало наслышан о нём и его творчестве. С удовольствием прочитал его посмертную книгу «Под знаком Орла» со вступительной статьей замечательного писателя Анатолия Загороднего и послесловием превосходного поэта Геннадия Попова.
Как читателя, меня поразило необыкновенное мастерство поэта и своё видение мира.
«Россия – горькая рябина,
Ты вечно в бурях и огнях.
Железом жгли тебя, рубили.
Свинчаткой метили впотьмах».
Виктор Дронников писал образным выразительным языком. Каждое слово поэта, буквально вкатывается в душу читателя заставляя сопереживать и радоваться вместе с ним и невзгодам и здоровой жизни на земле.
«Там пахнут березы парным молоком,
Там бани орешником топятся.
Там вымя сосулек под синим окном
Заботливым солнцем доится».
Нельзя оставаться равнодушным, когда читаешь стихотворение «Лодочник». Оно чем-то сродни балладам неповторимого шотландского поэта Роберта Бернса. Та же свобода и полет творческой мысли – шедевр высокого уровня. Виктор Дронников сумел в нескольких четверостишиях вместить событийность объемистого романа о людях, живущих в сложном и противоречивом времени минувшего века. И просто даешься диву, как он сумел на небольшой поэтической лужайке разместить трагические эпохальные события 30- х годов и смутные события 90- х, когда, как карточный домик развалилась великая страна, освободившая от фашизма Европу, с ёмким, народом выстраданным и выпестованным названием СССР. И человеку одной из самых мирных профессий лодочника, по ложному навету, прошедшему через сталинские застенки пришлось мастерить гробы. Это, безусловно, поэтической памятник уходящей от нас исторической эпохи.
«Он не был баловнем судьбы,
Живет один, как демон.
Он нынче делает гробы,
А раньше лодки делал.
………………………….
Но как-то местным подлецом
Был тайно оговорен.
И в ночь глухую под крыльцо
Подъехал «черный ворон».
И мороз пробирает до костей, когда читаешь:
К стакану тянется рука,
А губы шепчут кротко:
– Вот посветлеют берега,
Подамся делать лодки».
Лейтмотивом проходит через поэзию Виктора Дронникова любовь к России. И об этом он откровенно без ложного пафоса пишет в одном из своих, на мой взгляд, лучших стихотворений.
«Россия, русская земля.
Ты свет единственный в поэте!
И я люблю твои поля,
Как, может быть, никто на свете».
Виктор Дронников мне чем-то напоминает выросшего на лесной опушке крепкого стоящего особняком боровика без червоточины. Ему, словно на роду было написано пополнить и украсить своей благородной лирикой лукошко российской поэзии.
| Виктор ДРОННИКОВ
(18 августа 1940 - 24 августа 2008)
***
В творении разнообразном
Живи, живое не губя.
Не уступай себя соблазнам,
Верши свой подвиг для себя.
Живи возвышенно и строго,
Люби свой дом, храни свой край
И никому родного Бога,
Родных святынь не уступай.
В своей любви неизречимой
Стремись туда, где свет течет...
И знай: в дали многоочимой
Тебе еще держать отчет.
МОЛЕНИЕ О ВИТЯЗЕ
За ушедшего на битву,
За последний русский край
Я шепчу одну молитву:
- Витязь мой, не умирай...
Подрывной волной фугасной
Гнут Россию на излом.
Господи, не дай погаснуть
Русской жизни под огнем.
По крови бежит остуда,
Как от раны ножевой.
Витязь мой, приди оттуда
Невредимый и живой.
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Сколько русской крови льется.
Господи, не покидай
Всех, кто бился,
Всех, кто бьется
За последний русский край.
Вот и вся моя молитва
До последнего конца,
Только б слитно,
Только б слитно
Бились русские сердца.
***
Страною правит окаянство...
Всё больше сирот и калек.
Суженьем русского пространства
Закончился двадцатый век.
И хрипнет горло от бессилья,
И душат горькие слова:
Ты повернись лицом к России,
Не раз сожженная Москва.
Мне жизни жаль... Её так мало...
Я б отдал жизнь в конце концов,
За то, чтоб только просияло
России скорбное лицо.
***
Ни щеглов не слышу, ни синиц.
Боже, от какого окаянства
Налетело столько темных птиц
В золотое русское пространство?
Вестники ль они грядущих драм?
Что пророчат сумрачно и резко?
Облепили стаи божий храм,
Золотые гребни перелесков.
Кажется, лазурь сошла на нет
Под осенней русской высотою.
Кажется, что злато-синий свет
Навсегда разбавлен чернотою.
Жирно поднимаются с холма,
Очерняя белые березы.
Поскорее б русская зима!
Поскорее б русские морозы...
***
Поэты приходят ко мне во сне,
Их поступь лелеет слух.
Так одноверцы в чужой стране
Сбиваются в тесный круг.
И каждый от ангела неотличим,
Их речь никому в укор.
О том, о чем на земле молчим,
Обыденный их разговор.
Пушкин смеется... Есенин весь
Как одуванчика пух.
Тютчев здесь, а как будто не здесь,
Блок превратился в слух.
А за окном пролетают миры,
Небо росит, как ветвь.
Хватит ли Фету цветущей мглы
Вечное запечатлеть?
Бунин упорно глядит в огонь,
Странник нездешних стран.
Бабочка села к нему в ладонь,
Узкую, как тюльпан.
Сон продолжается и наяву...
Пахнет жара травой.
Разных цветов на лугу нарву
И принесу домой.
***
Деревья дорогу Ему уступали,
И солнце спускалось за Ним по холму.
И птицы, которые радостно спали,
Открыли глаза и запели Ему.
И в том, как цвела под луною дорога,
И в том, как цветами смыкались следы, -
Во всём ощущалось присутствие Бога -
В дыхании неба, земли и воды.
Весь мир представал, как большое дыханье,
И радость восторга теснила мне грудь,
И сердцем владели любовь и желанье
Идти в бесконечный Божественный путь...
* * *
Мы думаем, что жизнь мудрее нас,
И так живём, как будто напоказ.
А жизнь не так мудрее нас, как проще.
Живёт снегами, солнцем и дождём.
Она проста, как этот воздух в роще:
Мы дышим им, не думая о нём.
|
***
От самого себя отстану,
От этой жизни переметной.
Ни к чьей не прибиваюсь стае,
Поскольку я не перелетный,
Не лезу под чужую крышу,
На чем стою - того и стою.
Когда незримое предвижу,
Я слышу крылья за спиною.
Пока в России есть знаменья -
Я знаю, свет идет откуда!
Россия - Божье озаренье,
А не бесовская причуда.
Она, спеленатая в муки,
Принадлежит тому, кто слышит.
Она очнётся в трубном звуке,
И Бог уже над нею дышит...
* * *
Однажды он душу свою заспал...
Очнулся, а Родины нет.
Он к прежним святыням губами припал,
Но холод ему в ответ.
Он к матери кинулся - матери нет...
Кто знал его - нет никого.
С тоской посмотрел он на белый свет,
И свет посмотрел на него.
Так зрячие смотрят на путь слепых,
Готовых за свет шагнуть...
Свободный от мертвых и от живых,
Он встал на незримый путь.
Незримые слезы текли с лица,
А может незримый пот.
Это проснулась душа слепца
И к Богу его ведет.
Где Родина детства, любовь и семья,
Где знают - откуда он, чей...
И посох его обвивала змея,
И ворон сидел на плече...
СИРЕНЬ
Старый сад - как душистая тайна,
Стоит только взглянуть на сирень...
Кружит голову мне не случайно
От сирени воздушная тень.
Стоит только прижаться к сирени –
Разрастается сердце, как сад.
Я-то знаю, что люди и тени
На одном языке говорят.
Здесь у этой сирени когда-то
Я стоял, как стоит тишина.
Тень моя из вечернего сада
До ее доставала окна.
Не одну здесь оттиснул подковку,
Чтобы видеть сквозь радостный страх,
Как она наклоняла головку,
Как держала заколки в губах.
Это правда, что люди и тени
На одном языке говорят.
Лишь на шаг отступлю от сирени –
Осыпается сердце, как сад.
ВСТРЕЧА
Меня вчера собака пожалела,
Зализывая ранку на руке,
И что-то очень важное хотела
Сказать мне на собачьем языке.
Обычная, бездомная дворняга,
В глазах ни искры жадного огня.
Кусочек хлеба съела, бедолага,
Достоинство природное храня.
Ни хитрости, ни рабского вилянья,
Как у других, изнеженных в тепле.
Мне стало стыдно вдруг за подаянье.
Мы равны с нею матери-земле.
Прозрение иль светлая минута,
Иль памяти зеркальная слеза?
Ах, нищенка, бездомница, откуда
Твои такие чистые глаза?
Я помню их, почти что человечьи,
Я где-то их не раз уже встречал.
С природою таинственные встречи
Я с детства за собою замечал.
Я чувствую, все чаще год от года,
Тревожась о деяниях живых,
К нам шлет послов творящая природа
В земных и вечных образах своих.
За тем, как мы величием болеем, -
Природа смотрит в миллионы глаз.
Нам кажется, что мы ее жалеем,
А может быть, она жалеет нас!
СТАРЫЙ СОЛДАТ
Копошится в мусоре старик,
Леденеют старческие слёзы.
Раньше было стыдно, но привык –
Шевелит костыликом отбросы.
Трудно стало доставать еду,
Ходит как закованный в колодки.
Он недавно Красную Звезду
Променял на две бутылки водки.
Посмеялась жизнь над стариком,
Над освободителем Европы.
Это он прикладом и штыком
Взламывал берлинские окопы.
Предали, надули старика
Красной меди бравурные трубы.
А его сам командир полка
Целовал в обветренные губы. |
|
|
|
