Андрей ПОПОВ (Сыктывкар)

ПОСТМОДЕРН НА ВСТРЕЧНОЙ ПОЛОСЕ

(Из новых стихов)

***
Читать по небу – труд или забава? –
Когда плывут, как знаки, облака –
И так проходит вся земная слава,
И вся земная мудрость и тоска,

Проходят все углы и повороты,
Утраты, споры и календари…
И ни забава что-то. Ни работа.
Хоть не смотри.

ПОСТМОДЕРН НА ВСТРЕЧНОЙ ПОЛОСЕ
Странные люди. И ноют, и ноют,
Что они снова ошиблись страною –
Каждою русской весной.
Снова им в наших селениях нужен
Наполеон или кто-нибудь хуже.
Только бы в доску чужой.

Что им кулик на родимом болоте?!
Им бы Калигула иль Гарри Поттер,
Лучше и тот, и другой.
Снова мечтают от гнева и страха,
Что ожидает тюрьма их и плаха…
Только сначала запой.

Снова запьют, что для них характерно,
Пьяными сядут за руль постмодерна,
Чтобы поехать домой.
Въедут на встречку судьбы и мордора,
Жизнь заберут у простого шофёра,
Опохмелятся тоской.

Скажут: - За что нам такая изжога? –
Нужен порядок на русских дорогах.
Только бы в доску чужой.

ЛЕСНОЙ ТОМАТНЫЙ СОК
(будни пандемии)
Только я зашел в лесок
Выпить без опаски
Водки и томатный сок –
Вспомнил, что без маски.

Я хотел в родном лесу
Вдалеке от шума
Резать хлеб и колбасу
И о жизни думать.

В безмятежной тишине
Вспомнить день вчерашний,
Но без маски страшно мне,
Даже думать страшно.

Может, ходит по лесам,
По долам и горам
Полицейский комиссар
С плановым дозором.

На лице противогаз,
Голос  невесёлый,
Вместо водки с соком даст
Парацетамола.

Скажет: «Что это за блуд?
Образ жизни свинской?!
В наше время водку пьют
В маске медицинской.

Одурели от весны,
Солнечной погоды
И болеет полстраны
Из-за вас, уроды!

Трудно ныне городам,
Трудно ныне сёлам
Вам за это в морду дам
Парацетамолом…»

Знает ныне каждый шкет,
Каждому знакомо –
И в лесу покоя нет.
Оставайтесь дома!

МАРИЯ САМАРСКАЯ
Ты стал напрасно злиться
И волю дал словам –
Зачем назвал блудницей
Жену у входа в храм?!

У нас в глуши России
Не любят скорый суд.
Как знать, а вдруг Мария
Ту женщину зовут.

Вдруг у неё не триппер –
В душе переворот?
Вдруг у неё в Египет
Билет на самолёт?

Не танцевать в бикини
И не курить кальян -
Летит она в пустыню,
За речку Иордан.

Там плоть, как плащ, износит
За сорок с лишним лет,
Забудет вкус лососей,
Мартини и конфет.

Питаться будет югом.
Ловить небесный дым.
Ей станет ангел другом,
Крылатый херувим.

Уйдет от жизни грустной
В мир духа и постов,
Пусть не в пустыню – в пустынь,
Пусть в келью - под Ростов

Молиться будет с жаром,
Печь хлеб, колоть дрова –
Пусть в келье под Самарой
Простит твои слова.

А ты, ругавший смело,
Чужих поступков страж,
Поедешь ради тела
На черноморский пляж.

Но вспомнится о небе,
От в жизни непростой,
Еще придёшь молебен
Заказывать святой –

Попросишь помолиться,
Вернуть тебе семью
Ту самую блудницу,
Знакомую твою.

СМЕРТЬ МОЦАРТА
Он к друзьям,
Обращался, шутя «Сальери!»
Словно он русский Моцарт.
По крайней мере.
Неизвестный гений
Гармоний и лада,
А ему принесли
Вместо водки яда.

Как бы шутка.
Не самый удачный юмор.
И пил водку с друзьями,
Пока не умер.
Просто умер.
А ядом травить не стали.
И тоска верней,
Чем цианистый калий.

Рано умер.
На этом конец рассказа.
Ему «Реквием»
Не был еще заказан.
Так случается часто –
Любил и верил.
И считал, что он Моцарт.
По крайней мере.

ВЛАСТЬ ПОЭТА
Мне толковали незамысловато,
Как будто первокласснику букварь,
Что из меня не выйдет губернатор,
Не выйдет генеральный секретарь.

И как бы я не становился строже,
Уверенней – недостижима цель.
К примеру, слуха нет – то петь не сможешь,
Напрасно в руки брать виолончель.

Возьму я шашки. Такова природа.
Природу надо точно понимать.
Не выйдет из меня отец народов,
Тем более, не может выйти мать.

Я не грущу. Смиряю нрав и страсти.
А Родина-то ждёт. Не первый год.
Ей не хватает именно той власти,
Что, к счастью, Бог мне мудро не даёт.

***
Я опоздал… Куда года летели,
Глаза глядели, не пойму никак…
Чего уже мне драться на дуэли?!
Неюный возраст для смертельных драк.

Уже я не избавлюсь от сомнений,
Зачем взводить старательно курок?!
Чтобы жена сказала: «Ты не гений.
Стреляет гений мимо. Ты не смог»

Я опоздал…Мне  гением быть поздно.
И поздно бередить об этом грусть. 
Я опоздал стрелять картинно в воздух. 
Неюный возраст. Я не промахнусь.

***
Не говори – нет родины, даже если ты Цой,
Даже если чай индийский заедаешь мацой,
Даже если ты герцог – какой-нибудь Бекингем,
Даже если пьяный, даже если голый совсем.
Не говори – нет родины, нет никаких границ,
Только планета мюмзиков и с героином шприц,
Только завтрашний август, и только вчерашний хлеб,
И только тяжелый рок, и только ритмичный рэп.
Не говори – нет родины, даже если ты Цой,                                                      
А если не Цой, то о чем можно спорить с овцой?                                               
Если ты не Цой, не Курт Воннегут, не Бекингем.
И не пьяный от родины. И не голый совсем.
То о чем эта песня? О чем эта жизни жесть?!
Если родина есть. Да про чью только честь…

НЕДЕЛЯ О БЛУДНОМ СЫНЕ
Возрадуйся, брат лютеранин,
И брат мой католик, будь рад!
Не умер я в Тмутаракани,
Вдали от Отцовских палат.

Был мертвым там, только не умер,
Совсем пропадал, но живой!
И после глубоких раздумий
К Отцу возвращаюсь – домой!

Хотел я отчаянной доли,
С лихими вязался людьми.
Возрадуйся, брат мой католик,
Меня от души обними.

Мой брат лютеранин, скорее
Обнимемся – я не пропал!
Хоть видел я ветреных геев
И с блудными девами спал.

Я в Тмутаракани речистой
Наслушался всяких чудил.
Простите мне, братья баптисты,
Что деньги наследства пропил.

Простите, что бензоколонку
На долю свою не купил.
Отец заколол мне телёнка –
Сегодня прощенье и пир!

***
Перед городом моим Воркутой
Расстелила тундра утренний снег,
И лежит под каждой шпалой святой,
Бывший пламенный трибун, бывший зэк.

Бывший красный командир и герой,
Не жалевший ради дела свинца.
Почему я говорю, он – святой,
За идею расстрелявший отца?

Потому что был охраной избит
И замерз в снегу полярной зимой,
Потому что он под шпалой лежит
Перед городом моим Воркутой. 

***
Переедет ли сон электричка,
Соберётся ли мир умирать –
Ко всему привыкаешь. Привычка –
Ранним утром глаза протирать.

И мудреть. Но не очень-то рьяно.
Часто мудрость – печаль и тупик.
И жалеть в голове тараканов,
Потому что к ним за ночь привык.

МОЛИТВА МУЧЕНИКУ ВОНИФАТИЮ
Голова болит. С кровати
Еле встал. Томит хандра.
Святый брате Вонифатий!
И зачем я пил вчера?!

Для чего, хлебнув отравы,
Сыпал гордые слова?!
Не заметил, как лукавый
В лоб меня поцеловал.

Выпил рюмку с ним – другую,
Наливая по края.
А с утра от поцелуя
Голова болит моя.
 
Мог сказать бы твёрдо: «Хватит!
Что я пить сюда пришёл?!».
Святый брате Вонифатий!
Сохрани меня от зол,

Сохрани от страсти жгучей,
А иначе дело – дрянь,
Жажда хмеля пусть не мучит
И не жжёт мою гортань.

Не хочу беды и яда,
Пострадавший за Христа
Ты небесною прохладой
Освежи мои уста.

Пусть душа моя не тратит
Сил на чувственный озноб.
Святый брате Вонифатий!
Поцелуй горячий лоб.

Поцелуй горячий разум,
Перейду на хлебный квас.
Только, может быть, не сразу…
Не сегодня… Не сейчас.

***
Возможно, старость и убога,
И ничего бессильней нет,
Любой тебя окрикнет строго:
- Посторонись с дороги, дед!

Не шаркай слабыми ногами,
Напрасно воздух не пыли,
Купи себе могильный камень,
Купи кладбищенской земли.

А могут крикнуть и построже,
И назовут легко – хрычом,
Но у любезной молодежи
Порой такие вижу рожи,
Что я, пожалуй, мало пожил –
И не забочусь ни о чем.

Боюсь, что их ударить может
Случайно с крыши кирпичом.

***
Какую воду и вино ни пей,
Колеблется земля и все на ней,
Живущие в придуманном покое.
А жизнь, как выстрел в небо, коротка,
И тоньше крыльев сна и сквозняка –
Безумны возлюбившее земное.

Не поднимайте высоко свой рог –
Ни запад не поможет, ни восток,
Ни площадь недовольного народа.
Пески сравняют, занесут снега,
И снова обломаются рога,
Качавшие устои небосвода.

И человек судьбы не передаст,
И снова будет прав Екклесиаст,
Что суета и скорбь – познанья наши.
Но надо жить и видеть между строк,
Как время для суда находит Бог,
Вино и воду для последней чаши.

ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Ты помни, что мы никогда не умрем.
Ты не сомневайся, душа моя, в Боге.
Продолжим движенье по узкой дороге.
И пусть не смутит, что широким путём
Проходят величье и мудрость –
Но в чём
Они помогли б нам в дорожные стужи, 
Когда путь становится уже и уже?
Ты помни, что мы никогда не умрем.
Хотя не останемся в книгах тревог
Каким-то удачным житейским примером…
Подобна рассвету свободная вера.
Светать начинает. И день недалек.

В ЗООПАРКЕ
Отдохни, внимательный прохожий –
Путь завёл совсем не в тупики.
Посмотри, как мило корчат рожи
Обезьянки Джонни и Кики,

Как глотают желтые удавы
Время, словно полевых мышей,
Не страдают от похмелья славы,
Черных дней, неискренних речей,

Как плюют на суету верблюды 
И не копят зависти в горбу,
И в пустыне жизни зря не судят,
Не клянут колючую судьбу.

Так потерпим — пусть никто не слышит,
Одиноки сердце и строка.
Вон жирафы тихо небом дышат
И жуют привычно облака.

Отдохни, внимательный прохожий…
Будет чем лечиться от тоски,
Вспомнив, как забавно корчат рожи
Обезьянки Джонни и Кики. 

ЛЮБОВЬ И ЧЕШУЯ
В селе Песец, для жизни непригодном,
Последний житель, полупьяный дед
Рассказывал, что в озере холодном,
Жила русалка. Как-то раз поэт

В Песец приехал подбирать глаголы,
Высокие и главные слова,
Он был незнаменитый, но веселый,
Окончил восемь классов средней школы,
И музыкальной школы — где-то два.

И восхитился грудью девы голой,
И у него вскружилась голова.

И он воскликнул: «Как же ты красива!
От кончиков ногтей и до хвоста!
Ты — достопримечательность залива,
Из всей нечистой силы ты чиста».

И дева, что в воде сырой скучала,
В унынии пуская пузыри,
Приветливо поэту отвечала:
«Твои слова мне по сердцу, сначала
Всё, что сказал, сначала повтори.

Давай с тобою плавать у причала,
И будем целоваться до зари.

И обретем телесную истому,
Когда любой контроль теряет плоть.
С тобою, милый, хоть в озерный омут,
Да и со мною тоже — в омут хоть.

Иди ко мне! Зови меня голубкой,
А хочешь — рыбкой. Не обижусь я.
Твои слова нужны мне и поступки,
Жаль, не могу смутить разрезом юбки,
Большой любви мешает чешуя».

И плакал дед, раскуривая трубку,
В селе Песец, негодном для житья.

И стало страшно в этом гиблом месте,
И я приезду был сюда не рад.
А что поэт? Погиб невольник чести.
По пьянке утонул, как говорят.

КРИЗИС
Не живут в моем доме бродяги,
Не находят бандиты приют,
Не глотают волшебники  шпаги
И на чистый ковер не блюют.

Не выходят из шкафа скелеты,
Не кропят шаромыжники карт,
Не поет в туалете куплеты
Три недели не брившийся бард.

Вызывающе лысая дева
Не вопит, что она королева.

Не дымят азиаты кальяном,
Никаких карнавалов невест,
И на кухне угрюмый Ульянов
Не ведет победителей съезд.

И герой боевой подготовки
Молодой, но седой капитан
Не палит по врагам из винтовки
Под задорные крики цыган.

Тихо в доме. Покой и диван.
Как работать  в такой обстановке?!
Как писать про сердечный туман?!

ТРАГЕДИЯ ЕВРИПИДА
Современник Еврипида труд
Не всегда ценил, считал унылым:
Женщины ревнуют — да убьют...
Надо бы светлей… Как у Эсхила –

Без психологических причуд…
Критиков исправила могила,
И Великих Дионисий суд
Время незаметно позабыло.

Изменились мнения —  пускай
Женщина похожа на злодея,
Объяснит вам каждый попугай,

В этом Еврипидова идея…
Так что критиков не убивай,
Как детей ревнивая Медея.

ВСТРЕЧА С ПИСАТЕЛЕМ
Непросто быть писателем народным…
Студентам и солдатам в сотый раз
Повествовать, как юным и голодным 
Решил однажды написать рассказ.

Переживал. Мотив крутился модный.
Припомнил свет веселых женских глаз.
Сел на матрас. Прочел прогноз погодный.
И написал внезапно пару фраз.

Жил в доме ветхом, в комнате холодной,
В ней пел сверчок, и свет частенько гас. 
И никакой сети водопроводной.

А вспомнишь – на душе тепло сейчас…                   
И скажет время: «Молодец, народный!»,
В шампанское макая ананас.

В ТРАВМАТОЛОГИИ
Здесь не страдают от инфекций,
Не пьют душевных валерьян.
Здесь мужество интеллигенций,
Рабочих, клерков и крестьян.

Они лежат в мечтах и комах,
И в гипсе – и опять в мечтах.
Им слово «кашель» незнакомо,
Как незнакомо слово «страх».

Крушила их судьба ударом –
Их убивали города,
Их били сзади в тёмных барах
И в переулках, на базарах,
Выбрасывали поезда,
Каток сбивал на тротуарах.
Они тонули на байдарах,
Купались в крепких скипидарах,
Горели на лесных пожарах,
Но не сдавались никогда.

Им не терзает сердце вирус,
Надёжно встанут – дайте срок!
Им что-то важное приснилось –
До переломов рук и ног.

И не понять пугливым близким,
Как ясный сон меняет жизнь –
Зовет шагнуть на берег риска…
А с крыш случайно сорвались.

Пусть даже встанут и не скоро,
Но не изменится сюжет –
Вновь нанесут любым позорам
Пассионарный свой ответ.

Излечат сны и препараты
Всё до последнего рубца…
Иду немного виноватый,
Что не был с ними до конца.

ПТИЦЕЛОВ И КОММУНИЗМ
Когда я родился - в краю лютых зим,
ГУЛАГа и угольной пыли,
Не стал этот день в Воркуте выходным.
- Не праздник, - на шахте решили. -

Всегда отмечается новая жизнь
В семье, это русский обычай,
А нам надо строить скорей коммунизм
И выполнить план по добыче...

В Тибете монах, в Антарктиде моряк,
Босой птицелов в Сенегале,
Наверно, на небе увидели знак,
Но смысл его не разгадали.

Кричал я, родившись: -В какие места
Попал?! - Как и прочие дети.
Но если бы с неба упала звезда,
Никто ничего не отметил.

Плаксив от тревоги, но сыт молоком,
Уснул я, как будни, серьёзный.
Не мог написать я с надеждой в горком –
Смотрите на небо и звёзды!

Да ладно бы звезды! Чего-то ещё
Не видели умные люди…
Куда вы смотрели, товарищ Хрущёв,
Теперь коммунизма не будет!

Работала шахта. Кончался сентябрь.
И план на-гора выдавали.
И нет государства рабочих-крестьян,
Но есть птицелов в Сенегале,

В Тибете - монах, в Курдистане - калым.
И мой день рождения - в силе!
Хотя и не стал в Воркуте выходным.
- Не праздник, - на шахте решили.

***
Ни в птице, что летит, крылом касаясь лета,
Ни в утренней звезде, ни в памяти времён,
Ни в книгах мудрецов не отыскать ответа,
Ответа не найти – зачем я был рожден?

И только самому врасти душою надо
В звериную тоску, в распутия дорог,
В нежданную любовь, во все сомненья ада
И в городскую мглу, и в полевой цветок,

И в горькие слова и в роковые числа,
И в облако надежд, что на семи ветрах.
И молится душа от осознанья смысла –
Из праха рождена и возвратится в прах.

И молится душа, что всё на свете этом
Уходит навсегда,
Предчувствуя свой срок –
И птица, что летит, крылом касаясь лета,
И городская мгла, и полевой цветок.

Чего же ты хотел? И твоего ухода
Ждут листопад и дождь, зарницы и мороз.
И молится душа. И говорит погода.
И трудно разобрать ответа на вопрос.

***
В нашей осени света всё меньше,
Дождь идёт – и молчим ни о чём.
И вздохнут о нас души умерших,
Что неправильно снова живём.

Не хватает нам часто усилий
Разбираться, где ночь, а где суть. 
И они также в точности жили.
И уже ничего не вернуть.

Не вернуть им ненастной погоды –
Неба низкого, ветра с дождём,
Не вернуть этой сладкой свободы –
Жить не так и молчать ни о чём. 

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную