<<< Ранее      Далее >>>

* * *
Эпоха Мэйдзи в Японии – начало всеобщего образования.  Японцы сели за парты, как будто кто-то им сообщил, что скоро начнет эпоха Великой Модернизации, и только образованные народы имеют шансы на успех.  Немцев  Бисмарк  спаял своих «железом и кровью», но не только. Победу во Франко-Прусской войне он приписал «прусскому учителю».  В этой тотальной «образованщине» тоже ощущение какого-то проекта. Американцы и сами себя признают во многом умышленным образованием.  Все компоненты для формирования американского стандарта   ввозили постепенно  к себе через океан и составляли таким образом, чтобы у них к часу икс все было наготове.
Русские  националисты считают, что русские поспешили стать историческим народом. Вышли на широкую историческую дорожку под чужим ярмом (Романовы, коммунисты). Умнее было бы отсидеться в заволжских лесах в староверческом скиту, как в историческом термосе, а потом предъявить себя со всей сохраненной сложной глубокой национальной силой. Русские  не удержались в рамках своего, русского проекта, и задрав штаны помчались вслед за шальными идеями.  Тратя себя ради каких-то заокеанских негритосов и диких киргизов.
То есть, у некоторых народов было  это ощущение грядущего «осевого времени», другими буквами – модернизации, а у русских нет. И богатырь, явный исторический богатырь, каким выглядело русское православие в начале 20 века, растратил себя не ради себя, а ради кого угодно. И теперь будет сметен.
Как будто у народа есть возможность выбирать время, когда ему окунаться в историю.

* * *
Кстати, у японцев Россия обозначается иероглифами, которые переводятся как «страна идиотов». Когда установили дипотношения, пришлось придумывать другие иероглифы, но мнение их о нас, кажется, не изменилось.

* * *
 «Музыка для толстых», так правильно назвали джаз.  Черные Сент-Луиса его изобрели, и мне нигде не приходилось видеть такого количества толстяков и толстух, как в черных кварталах в американских городах.

* * *
Кажется, это была «Матрица» номер два, длинная драка где-то в середине. Драка повышенной динамичности на движущемся длинном транспорте. Настолько длинная, что я отвлекся, взял газету, пробежал отчет о вчерашнем  футболе, перевел взгляд на экран, драка продолжалась, понятно, значит можно еще чем-нибудь занять внимание.
Но  то же самое с перечислениями в прозе. «Маятник Фуко». Умберто Эко, кажется, страшно горд, и даже наслаждается способностью нанизывать и нанизывать, ставить одно к одному слова и слова, смыслы и смыслы.  Все продумано, все осмыслено, даже красиво, пышно, гармоничное нагромождение. Но все сильнее хочется пролистнуть. Дайте мне глоток глагола!   

* * *
Прочитал книгу поэта  К,  спустя некоторое время  узнал, что поэт умер. Перечитал книгу.  Стихи не стали лучше.

* * *
Что для кого является экзотикой.  Одна из героинь  «Человека без свойств» взяла имя Диотима.  Жрица, дававшая уроки мудрости Сократу.  По  адресу героини романа замечено: «да какая она Диотима, на самом деле она самая обыкновенная Эсмеральда».

* * *
 Любимое русское обвинение в адрес евреев – местечковость.  В результате болтливой борьбы за два прошлых века русские сами впали в тотальную  местечковость, сплошные кулики своих местных болот, ничего сверх этого. Где новая общая песня? А ведь была. «День победы»? Это разумеется.  Но что у нас для испытаний мирного времени? Не сливаются домашние ручьи в единое море. Где спокойное ощущение свободной жизни в собственном доме? Хотелось  еще сообразить, что приобрели евреи за время  «борьбы» против них.

* * *
Фильм «Матрица»:  Протоклы Зеонских мудрецов.

* * *
Китайцы говорят:  мы построим инфраструктуру детям. Прокладывают дороги, которыми пока никто не пользуется, стоят целые районы многоэтажек, в которых пока никто не живет. Утомительная предусмотрительность.  Родители должны оставить детям дом (страну, государство) но не отделывать его на свой вкус, это им  почти наверняка не понравится. Они хотели бы стоимость отделки получить деньгами.

* * *
Деньги измеряют не только то, что есть сейчас в мире, но и то, что будет потом. Единственный способ путешествия во времени  -  кредит.

* * *
Мой друг подыскивал себе дом в Лондоне. Поскольку денег у него было немного обследовал в основном дешевые районы. Спросил у одного муниципального чиновника: а много ли в здешнем районе «черных». Тот очень резко заявил, что такой информацией не интересуется. Во-первых, странно, разве информация в чем-то может быть виновата. Почему она не имеет права на существование? А потом, глупо было бы счесть этого чиновника ненавистником расизма. Скорее наоборот, он сам расист. Он не может себе представить, что человек ищет общества «черных».

* * *
Как-то раз литератора с именем
Будланула коровушка с выменем.
Он свалился в подпол,
Но кричит женский пол:
«Ничего, не волнуйтеся, вынемем!»

* * *
Воздух не может быть модным, модным может быть запах.

* * *
Идея имперская и  идея берендеевская – две крайности в толще современных патриотов. Новые националисты, что вокруг журнала «Вопросы национализма», неизбежно, впадают в берендеевщину. Умные, дельные вроде бы люди. Толковые, но им не хватает спасительной имперской лени.

* * *
Эгоист врет меньше всех.

* * *
Лучшая стратегия: все время совершать правильные тактические ходы.

* * *
Это настолько необычно, что даже неинтересно.

* * *
Мужество необходимо скорее в обороне, храбрость и смелость скорее в атаке.

* * *
Счастье, это когда твои враги плохие люди.

* * *
Антисемит – это мужчина, которого евреи волнуют сильнее, чем женщины.

* * *
Зачем убивать своих врагов, если их можно пережить.

* * *
Глазков: «полезен так же унитаз, но это не поэзия». Борясь против пошлости, Глазков  в нее сам и впадает. Ну, кто ж не знает, что унитаз не поэзия. Глазков тут равен тотальному  пошляку Андрею Дементьеву: "Я ненавижу в людях ложь!" Как будто все остальные ее обожают.

* * *
Названия для книг: «Новые ворота» - для особенно умных читателей. «Последний день Помпея» - исторический роман.

* * *
Кадр из фильма «Война и мир». Длинная очередь солдат поклониться иконе Смоленской Божьей матери. Возможно ли представить такую очередь к «Велесовой книге»? Язычники никогда не выиграли бы Отечественной войны.

* * *
Закон Божий  - вначале было слово.

* * *
Опять про невероятную «изобретательность жизни». После института снимал я квартиру, соседями по площадке были супруги Савва и Васса. Когда  я служил в армии, у нас в роте было два ефрейтора, одного звали Дотов, другого Дзотов.  Кроме того, был прапорщик Вехоткин, и старший лейтенант Мочалкин. И что делать с этими бесплодными забавностями? Литература иногда вынужденно брезглива, и категорически отказывается от  таких неостроумных даров реальности.
Вообще, самый идиотский аргумент – так было на самом деле. Все равно, если честно, было чуточку не так, даже если автор старается быть химически честным. И, кроме того – так было? Ну и что? Глупее лишь другой титанический аргумент: моей теще понравилось.

* * *
Мне нравились стихи поэта Юрия Кабанкова, моего товарища по Литинституту. Как-то критик обвинил его в подражании Юрию Кузнецову. Юра тогда жил в провинции, в городе Чернь, не мог быстро ответить критику. У меня мгновенно родился ответ за него.
ПОЭТ И ЧЕРНЬ.
Люблю поэта Кабанкова,
О нем рассказ я поведу,
Другого нет нигде такого,
Он вдалеке, но на виду.
Как не шипи столичный критик,
И как его ты не черни,
Он не игрок, и не политик,
Он честно трудится в Черни.
Он не похож на Кузнецова,
Но кажется, порою мне –
Он Мандельштама и Кольцова
В себе соединил. Вчерне.

* * *
Поэзия поступка. Почему-то всегда у меня вызывали тоскливую неприязнь все эти «делатели жизни». Смешение ремесел. Для того, чтобы въехать в историю литературы - важнее влипнуть в историю с наркотиками,  чем писать настоящие стихи, и т.д. В серебряные времена, работали радикальнее – самоубийство на самоубийстве. Мне больше импонировал  Анненский с его застегнутостью.  Я так не буду! Но нет, не проскочить, «хоть подошвы да запачкаешь», как говорил один китаец. Прочитал тут  в дневнике у С. Есина про себя (все там, конечно, выискивают про себя, и никто не читает остального) про то, как я поздним вечером, будучи заперт   вахтером в помещении одного журнала, где выпивал с друзьями, возмутился и выбил ногой входную дверь, демонстрируя редкое свободолюбие.  С. Есин заметил, что поступок замечательный, запомнился ему сильнее, чем мой роман, прочитанный им в том же журнале.

* * *
Добившись какого-нибудь реального, огромного успеха, писатель не может долго пребывать на вершине его в равновесии душевном. Он или сходит с ума, как Кавабата, от невозможности сделать еще один шаг, потому что знает, шаг этот будет не вверх, а вниз, в пропасть. Другие пытаются как-то «конвертировать» свою славу во что-то. Самое простое - в знаки отличия, деньги, но это для мелочи. Большие люди стремятся преобразить реальность вокруг себя. Толстовство и т.п. «Выбранные места» - та же самая песня. Как сосуществовать с доказанной гениальностью, оставаясь только на словесном поле. Надобно идти в поле жизни. Властитель дум, хочет видеть плоды своего властительства.
Солженицын рвался в Думу и в телевизионные проповедники.
Да, даже Акунин. Стал любимцем среднего читающего класса, заработал нечто вроде авторитета, и тут же поскакал с ним на идеологические пути? «Красный петух», как ни крути,  удар исподтишка «по боженьке». Читательский авторитет зарабатывался, чтобы потратить его на поганенькую шпильку против Христа.

* * *
Парадокс – все хотят жить как американцы, а чувствовать, как русские.

* * *
Остаться с тобой, но остаться собой.

* * *
 Делание литературной карьеры. Делатели своего успеха.  Есть гении со встроенным в характер импрессарио. Первый – Солженицын. Самая интересная книга  – «Теленок», руководство: как преуспеть при тоталитарном режиме, не работая на режим. Кроме того – Маркес, его вообще звали Габриэль Гарсия Маркетинг. Будучи ослепительным талантом, он обладает виртуознейшей способностью этот талант еще и преподносить.  Но он хотя бы скрытен и лукав, и сам  про свои методы не проговаривается. А Солженицын величественно простодушен, выпустил разоблачение про себя, и плевать ему на всех.

* * *
Протестанты ищут в Писании указаний, кто спасется?  Решили - богатство признак человека, которому предназначено спастись; православные определяют тех, кто, наоборот, не может спастись: «иголье ушко» и верблюд. Натолкнулся на мнение, что писавшими на арамейском или древнееврейском имелся в виду, не верблюд, а канат. Очень может быть. Хотя и верблюд  мне продолжает здесь нравиться, «зверь с горбом, а то и с двумя». Да и канат в то самое ушко не пропихнешь.

* * *
Критика – последнее прибежище интеллигента.

* * *
Вкус. О вкусе спорят. Например, дико сказать – у Пушкина был хороший вкус. В наборе его активных, творческих качеств это такая несущественная деталь, что и говорить смешно. Но носители вкуса сплошь и рядом лезут диктовать что-то, оценивать, ставить на место явление или человека. Чем манифестируется вкус – мнением.
Мнение бесплотнее, чем «ничто», а претендует на все.  Ценители – чернь! Пушкин про критиков «Истории» Карамзина. Вот где он проявил, помимо ума еще и вкус.
Еще долго бы упражнялся мыслью по этому поводу, но тут набрел у Витгенштейна.
«У меня есть вкус.
Самый утонченный вкус не имеет ничего общего с творческими возможностями.
Вкус есть уточнение впечатления, но впечатление не действует, оно принимает.
Вкус исправляет, а не дает рождение»
Мои мысли совпали с мыслями великого человека. Хоть гордись, честное слово.
Кстати, единственный вариант существования вкуса, это служебный, на обслуживании своего или чужого творческого акта. Редактор с хорошим вкусом, очень даже уместен. Ужасен редактор-творец.

* * *
Боковая информация. Часто в книге интереснее не то, что пишет автор, а пролезающее в сознание читателя контрабандой.
«Бесчестье» Кутзее. Дочь африканера насилуют на ее ферме трое черных парней. Она не хочет подавать в суд. «Историческая вина». Эта голландка - лесбиянка, изнасилование лесбиянки большее преступление, чем изнасилование девственницы, считает герой романа - отец изнасилованной. Расплата за столетия издевательств над черными на юге Африки. Трудно спорить, те африканеры виновны в жестоком чудовищном обращении с аборигенами. Но в данном случае ни сама изнасилованная, ни ее отец, ни в чем персонально не виноваты. И  автор ни в чем «таком» не замечен. Трепет политкорректности в каждой строчке текста. В романе слово негр, кажется, не употреблено ни разу.  В этой готовности платить по счетам своего провинившегося «рода» есть что-то омерзительное. Выдается за мудрость – такая жизнь здесь у нас в Африке, надо заплатить дань, пройти инициацию…. Прочая чепуха.
К вопросу о том, что история может  потребовать от живущих ныне. «В затылок наследников русоволосых история молча швыряет свой посох». Сын еще может отвечает за отца, но когда с него требуют ответа за отцов,  ответа требует хитрый  демон.
Что родина может потребовать от своего сына. Жизнь? Наверно, может. Государство, представитель родины, правда, говорит, что не только может, но и должна. А гражданин должен отдать ее, жизнь. И по первому требованию, и в том месте, где скажет государство. Государство убеждено, что знает, что, когда и где нужно от гражданина родине.
Но это длинный разговор.
А вот – честь?
Может ли государство требовать у человека честь? И вообще, не монстр ли оно, после того как такое потребует.
Нельзя же, возвращаясь к Кутзее, после бесчестья стать равноправным сыном земли, чьи владельцы тебя унизили. Опущенные не восстанут. А если восстанут, немедленно приступят к мести. Лесбиянка забеременела от одного из трех черных гадов, но собирается рожать. Интересный поворот в разговоре об абортах. Даже, кажется, церковь не противиться аборту в случае жестокого изнасилования.
Намного ближе мне Паскаль Брюкнер: «Тирания покаяния». Коротко его мысль такова, как я понял. Да, французская жандармерия жгла с невиданной жестокостью алжирские поселки в 19 веке и позже, но это не значит, что дети выходцев из Алжира должны безнаказанно  жечь автомобили в Париже наших дней.
Русские крестьяне жгли усадьбы помещиков, и даже добрых лично помещиков, якобы потому, что триста лет предки этих бар измывались над их предками. Может быть, тут ничего нельзя окончательно ни доказать, ни опровергнуть. Но у меня вызвало бы сомнение барыня, которая, подвернувшись «африканской»  мести, сочла бы произошедшее нормой. Да в «Суходоле» есть упоминания о некоем мужике по имени Ткач, который нагло навещает барыню по утрам в ее спальне. Но там явно имел место число сексуальный момент, а не акт восстановления исторической справедливости.

* * *
Ты на сердце мне легла,
И лежишь там как игла,
Больно при любом движенье.
Но лежи себе, лежи,
Рядом счастье положи.
Вот такое положенье.

* * *
Важнее всего то, что написано на знаменах. Делай, что хочешь, но тайком. Англичане придумали концлагеря, и агрессивную войну без намека на законные основания (трансвааль). Но только Гитлер  похвалялся  и требовал, чтобы за ним признали право быть людоедом.  Гитлер открыто обещал истребление всех, с его точки зрения, некондиционных людей и народов. Сталин тоже убил много, но официально боролся с недостатками, эскплуатацией человека человеком, врагами народа  и так далее. В общем, вполне цивилизованный по форме  подход. Надо быть врагом недостатка, а не человека, носителя этого недостатка.
Японцы считали (да и считают) всех не японцев  существами ниже себя, то есть, они даже не расисты, и не нацисты. Немцы ставили себя на особое место в человеческом мире, а японцы, всех остальных просто не считали людьми. Человек, забивающий барана или измождающий лошадь на работах, не расист.  Японцы относились к остальным как к баранам и лошадям. Но в силу азиатской своей хитрости, не  слишком манифестировали по этому поводу. В результате образ Японии в целом куда менее  демоничен, чем образ гитлеровской Германии. В романе Ф. Дика «Человек в высоком замке», описан мир,  построенный после победы Германии и Японии во второй мировой войне. Так вот в той части мира, где правят японцы, жизнь куда симпатичнее.
Японцам после капитуляции даже позволили императора вывести из под удара.  Хотя, если всмотреться, что они творили в Китае, Корее… и представить, что главный потомок Аматерасу всего этого не знал, трудно.

* * *
 «100 великих карликов»  книга для изд-ва «Вече»

* * *
Ключ от квартиры, где девки лежат.

* * *
Поэт и царь. Царь – насильник. Поэт – соблазнитель.

* * *
У одного вполне посредственного писателя нашел  очень умную мысль:  жизнь делится на две части. В первой - стань мужчиной, начни зарабатывать деньг; во второй - стань настоящим мужчиной, перестань зарабатывать деньги.

* * *
Издательство «Серебро». Молчание ведь – золото.

* * *
Бахтин, оказывается, чрезвычайно высоко ставил Вяч. Иванова. Странное чувство – Бахтин не все понимает в литературе.

* * *
- Бабушка, а Васька-то умер.  - Ох-хо-хо!  А Колька-то, разбогател!  - Ох-хо-хо!

* * *
Положительный герой Шерлок Холмс, Робин Гуд, Капитан Блад… у англо-саксов это обязательно действующий человек. У нас Зосима… -  надуманная фигура. Но есть Николай Ростов, Гринев, тоже ведь люди действия. Возможен ли убедительный положительный персонаж? Предмет будет увиден, только если к нему приделать какие-нибудь тени.
Тут главное суметь побольше положить всякой дряни на ту чашу весов, которая должна уравновешивать  положительность героя. Холмс –  взломщик, наркоман, скверно играет на скрипке, безапелляционен в суждениях, на грани хамства.
Ходжа Насреддин (безусловно, положительный герой) - разоритель чужих гаремов, и вообще «нарушитель спокойствия».
 Вообще - в идеале создать образ положительного  серийного убийцы. Например, снайпер.

* * *
Похождения колосса на глиняных ногах.

* * *
Не бей лежачего – он мертв.
Не бей стоящего – он часовой.
Не бей бегущего – он гонец.
Не бей  летящего - он ангел.

* * *
Почему отрицательные персонажи часто получаются убедительными, а положительные редко?  Отрицательных автор пишет с себя, владеет материалом, а положительных надо выдумывать.

* * *
Улица Центральная на окраине г. Видное. У обшарпанных ворот затрапезного домика в тени ржавого «жигуленка» лежит пес, такой же жалкий и старый, как домишко, им охраняемый. Вдруг  пес  медленно поднимается, пересекает улицу, и подходит к воротам шикарного особняка, рядом с которыми стоит  порш кайен, поднимает лапу и выразительно делает свои дела на мощное колесо. Потом медленно, явно с довольный собой, возвращается на прежнее место.   Образ верности своему долгу.

* * *
Толстой:  если плохие люди объединяются, то и хорошим следует сделать то же самое. Но они как будто понимают: когда хорошие объединятся, то неизбежно и скоро, станут плохими. Партии – кладбища личностей.  Внутренний смысл порыва ясен, но предложение все же абсолютно неприемлемо

* * *
Как-то, когда я служил в  армии, на политзанятиях был случай. Имелся у нас боец по фамилии Пундис. Донецкий   парень сплошь и рядом рубивший очень грубую правду матку. Это был не вид правдолюбия, а обычное хамство. Однажды к нам на батальонные политзанятия зашел проверяющий генерал. Пундиса обычно не пускали на парадные мероприятия, запихивали куда-нибудь в наряд на кухню или в кочегарку, чтобы не ляпнул чего-нибудь не к месту, а тут проверка суперважная, ну никак этому бойцу нельзя было попадаться на глаза генералу, о чем комбат дал особое распоряжение. И, конечно, Пундис оказался в первом ряду, и конечно, генерал обратился с вопросом именно к нему. Вопрос был простой.
- Кто главный противник нашей страны на международной арене.
Пундис встал, насупил брови, изображая  напряжение ума, прищурил глаз даже и выдал.
- Киев!
 Чем закончилась для комбата проверка, я не помню. Дело в другом. В последнее время мне все чаще приходит на ум мысль, что Пундис был в сущности прав, и на том политзанятии сыграл роль пифии.

* * *
Критик Михаил Лобанов: пример невиданной  критической честности.  Претензии к Толстому есть, а к Стаднюку нет.

* * *
Настоящая конкуренция не между разными, а между одинаковыми.

* * *
Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат.
Замечательный прозаик Александр Белай, будучи прорабом на строительстве дома в советские годы, сдавал среди прочих и квартиру, предназначавшуюся для секретаря райкома. Для него расстарались. Ручки в двери вставили бронзовые, унитаз особый и так еще по мелочам. В остальном квартира партийного начальника мало чем отличалась от квартиры какого-нибудь слесаря. И секретарю такое положение дел нравиться не могло, конечно. Втайне он считал, что ему положено больше. И так думала вся партийная номенклатура. Главная их мысль была в том, чтобы превратить   статусную ренту, вещь неуклюжую, непластичную, плохо управляемую, в прямой капитал.
Дети партчиновников  мотавшиеся на запад, вывезли оттуда жажду совсем новой жизни. Партийные ряды пропитались этой жаждой. Это привело  к грубой, грязной монетизации льгот, чем в экономическом смысле и была гайдаровская революция. Но спустя некоторое время выяснилось, что деньги сами по себе беззащитны. Только должность в госаппарате гарантирует их сохранность. Иначе какие-нибудь бандиты дикие или чиновные (булат) отнимут.
Произошел частичный разворот, денежные люди стали обзаводиться мандатами, а еще лучше - должностями, люди с должностями стали обзаводится большими деньгами.
Вся наша гайдаровская революция элементарна как двухходовка.
У нас теперь система: немного злата, немного булата. 

* * *
Вавилов похоронен в ящике для СЕМЕННОго картофеля.

* * *
Книга – сила. Зорий Балаян выпустил книгу под названием «Очаг» о Карабахе – война за Карабах идет по сей день. Лютер сделал перевод Вульгаты архиепископа Иеронима на немецкий язык – триста лет Германию сотрясали войны.  Экранизация в Индии  «Рамаяны» в  81 году  - 70 серий  -  страшный индуистский национализм возник как на пустом месте. Индусы истребляют мусульман, а до этого сотни лет было наоборот.

* * *
Один богатый человек на северном Кавказе, зная, что одной из самых престижных профессий является профессия зубного врача, купил дипломы стоматологов всем своим молодым родственникам. В городе не осталось зубного врача, который  не был бы родственником этого человека. И вот у него разболелся зуб. Он к племяннику. Тот разворотил челюсть, стало хуже. Он к двоюродной сестре, та покопалась во рту, но не помогла. Тогда он  к другому племяннику, а челюсть распухла, появилась угроза заражения крови. И второй племянник ничего не смог сделать. «Сколько у нас еще зубных врачей в городе?»  - спросил этот человек. «Еще трое» сказали ему. Нет, решил больной, столько образованных родственников мне не вынести, и отправился на вертолете в Ставрополь, где его спасли. Совсем чужие люди.

 * * *
 «Обменные курсы», «Профессор Криминале» - Малкольм Бредбери, «Дикобраз» Джулиана Барнса, «Чтиво» Джесси Келлерамана.
Большим было откровением то, с каким презрением смотрят на своих восточно-европейских братьев европейские старшие братья.
В «Дикобразе» описывает крах наименее колоритного из коммунистических вождей – Тодора Живкова или человека  очень на него похожего. И  даже на фоне  этого отнюдь не титана духа и интеллекта, свергающие его массы, в лице типичных своих представителей, выглядят такой ничтожно-пивной, суетливой шушерой, что даже забавно.
А Бредбери вообще издевается над вымышленной, вернее, контаминированной старой, этакой Румыно-Болгарией. Как же там все идиотично, примитивно, мелкотравчато, нравы, мысли, поступки, устройство жизни. Коммунистические вожди высятся как мрачные, но солидные, серьезные фигуры, у подножья которых копошится вся либерально сюсюкающая шантрапа.
Не хочется делать вывод, что иные британцы и вообще западники уважают только тех, кого побаиваются. Но такой вывод делается сам собой.
Теперь вот стало видны, что западные писатели, в общем-то, пророки. Оказывается, и финансовое презрение к «новой Европе» всегда имело место  среди «старых европейцев», и в романах тех же Бредбери и Барнса разорение восточноевропейских и южноевропейских стран было прекрасно предсказано.
«Чтиво» же остроумно и убедительно отказывает этой «балканщине» даже в начатках культуры. Очень ядовито.

* * *
Сериал Би-Би-Си «Война и мир». Они напрочь отказывают русским в выправке, во внешнем проявлении чувства собственного достоинства. Какая-то мелкотравчатая  шантрапа,  а не высший свет.  И эти свиньи в грязи у крыльца дома Ростовых в Москве. Не лезьте к нам, если до такой степени ничего не понимаете про нашу жизнь.

* * *
С увлечением читал двухтомник: переписка Н. Некрасова. Респонденты: Толстой, Тургенев, Григорович и еще множество писателей. И почти все письма о деньгах. Почему такому-то за страницу столько-то, а мне всего лишь столько? Григорович ругается, не понимая, чем же это начинающий господин Лев Толстой так уж заслужил такую оплату. Неправильно было бы думать, что тут дело в жадности. Здесь дело в рейтинге. Некрасов, изумительного класса издатель, при нем «Современник» процветал. Уровень гонорара у него точно соответствовал уровню автора. Писатель настолько хорош, насколько его оплачивают. Отсюда и такие нервы.

* * *
Рейтинг, незаконнорожденный сын иерархии.

* * *
Реклама – мир без смерти.

* * *
Видовая наша цель  - поэзия, примерно так выразился Бродский в нобелевской речи. Очень может быть. Но искусство, как известно, непосредственное созерцание истины с помощью художественных образов. Видовой целью вряд ли может быть чистое созерцание.
«Чувствовать как поэт, жить как христианин», сказал еще один приметный человек.

* * *
Война ужасная вещь. Бесспорно. Но есть вещи и хуже. Оккупация. Во время войны оружие хотя бы у обеих сторон. При оккупации вооружена только одна сторона. Больше половины наших потерь в последней войне, это потери среди мирного населения на оккупированной территории.

* * *
До сих пор человек заявляющий, что не верит в Бога, считается вольнодумцем.
«»»
К христианству многие относятся плохо, но представитель любой нововыдуманной религии желает перетянуть на свою сторону Христа, иметь его среди своих союзников.

* * *
 Истина одна, всегда одна. Потому что никого рядом с ней нет. Никто в ней не нуждается.

* * *
Пес, испорченный цивилизацией. Одна собака увидела другую в парке, естественно заинтересовалась, но не бросилась к ней напрямик через мокрый газон и вскопанный кусок земли, а обошла по длинному маршруту по дорожкам.

* * *
Национализм в Европе.  Атлетик Бильбао демонстративно баскский клуб, и почему-то всех это радует. Вся Европа болеет в сезоне 11-12 за Бильбао. А когда кто-то обратил внимание, что Зенит сплошь белый, долго пришлось оправдываться – это случайно так получалось. Выбирали подходящих футболистов, а те оказались все с белым цветом кожи.

* * *
Самое низкое творческое умение – тронуть читателя; заинтересовать – сложнее; еще  сложнее – рассмешить, особенно умного читателя; самое высокое умение  - потрясти, когда уже не важно, умен ли читатель, стар, образован или негр. Но это только - Шекспиры.

* * *
Рейн - Бурлюк Бродского.

* * *
Черномырдина не пустят на Страшный Суд, он там всех рассмешит, оправдываясь. «Мы были, есть и будем, только этим и занимаемся».

* * *
 «Замогильные записки». Бриан, конечно, голова, но Шатобриан, это вообще.

 * * *
Как-то увидели, что у Черчилля не застегнута ширинка, деликатно намекнули, он  сказал: старый орел не вылетит из гнезда. Один армянский поэт выразился еще лучше: вы же открываете окно в доме, если в нем мертвец.

* * *
В очередной раз подтверждение, что Пушкин - это Пушкин, а все остальные, всего лишь остальные.
Пушкин – Вяземский, не сошлись  по поводу польского восстания. Аргументы Вяземского серьезные, он смотрит с точки зрения очень умного интеллигента, и ему трудно возразить. Кажется, даже невозможно. Но стоит вспомнить Пушкина, «о чем шумите вы народные витии», и становится стыдно: как же это ты братец согласился с этой ограниченной, вяземской точкой зрения, ведь есть более возвышенная, а значит, и единственно верная, пушкинская.
 То же чувство, при сравнении Салтыкова, его «Города Глупова» с «Селом Горюхиным». Если не знать, что есть село, то город выглядит убедительно. Но стоит обратиться к Пушкинскому тексту, становится понятно, как зловредно тенденциозен Салтыков, «село» умнее, добрее, ироничнее, тоньше, объемнее «города».

* * *
Странные фамилии.  Играли в карты у конногвардейца Нарумова. Нарумов, фамилия со странностью, не Волконский, не Голицын. У Стендаля русский князь – Коразов. Не менее странно. Но Пушкину можно, а Стендалю нет.

* * *
Русские - народ , придавший смысл континенту и ставший мировой проблемой.

* * *
Культура вины – Россия;  культура стыда – Япония;  культура долга – Британия; культура равнодушия – Белоруссия;  культура порядка – Германия; беспамятства – Индия… можно продолжать.

* * *
Сейчас те, кто за народ, против тех, кто за гражданское общество. Воюет, если придется, именно народ. Общество осуждает жертвы, народ их приносит. В обществе бывают потерянные поколения, в народе выбитые, или искалеченные. Общество мечтает о светлом будущем, народ хранит прошлое.

* * *
Пер Петтерсен «Уводите коней», очень хороший роман.  Но такое впечатление, что почти все норвежцы только тем и занимались, что усиленно боролись с немцами. Каждый, всякий и любой.  Но в основном не с немцами, а с Гамсуном, и уже после войны, когда  это было безопасно. А тот, кстати,  ездил ругаться к Гитлеру, мол, почему ваши немцы ведут себя в Норвегии так по-скотски.  Переводчик боялся переводить слова писателя, и нес какие-то благоглупости, боясь огорчить вождя.

* * *
Всегда смутно  раздражало то место в Хаджи-Мурате, где русские солдатики, войдя в аул загаживают фонтан в ауле. Тупая, беззаботная в своем биологическом навале сила. Толстой, изображая этот  праздник бездумного мяса, как бы извиняется за них, как барин за своих бесчинствующих крестьян. Толстой на стороне ограниченного в своих силах Кавказа, перед неограниченной русской массой.
Во времена Толстого русских было не больше, чем сейчас. (Русских 80 миллионов, писал в Дневнике Достоевский, и это звучало громадно) Но тогда возможность исчезновения русского народа была непредставима. А сейчас представима.  Русский народ можно потерять.  Сейчас требование к русскому народу: ты должен все стерпеть, часто выглядит кощунственно.

* * *
Село Ермолино. На обелиске рядом с церковью фамилии 29 погибших в войну сельчан. Значит, еще, как минимум, столько же вернулось с ранениями. В селе 60 дворов. С московских трибун доносится: покайтесь! Представляю себе приезд Аллы Гербер с этим требованием  в село.  

* * *
Гомбрович «Дневник»: «Наша «поверхностность», наша «легкость», наше в сущности безответственное, инфантильное отношение к жизни и культуре, наше неверие в абсолютную реальность экзистенции (проистекающее, видимо, из того, что, не будучи вполне Европой, мы и не Азия)
Уже даже эту классическую раздвоенность хотят отнять у нас, оказывается, это не мы Евразия и Азиопа, а Польша!

* * *
Счастье.
Мужчина: любовница и жена - один человек, работа и увлечение совпадают, твои враги – плохие люди.
Женщина: муж и отец детей один человек, семья и увлечение одно и то же, враги мужа  - твои враги.

* * *
 «Кривое зеркало» – шут, «Камеди клаб» – голый король.

* * *
Страхов назвал Лермонтова «разочарованным идиотом». Мне кажется, вот например, Ксеркс не согласился бы с ним. Персидский царь понимал греческий язык, и знал, что «идиотом» на этом языке называют человека частного, не состоящего на государственной службе. А Лермонтов состоял, был офицером.

* * *
Кто лучше всех опишет лес?
В. Артемов сказал, что лучше всех опишет лес не лесник, и не степняк; одному лес примелькался, второй никогда не видел. Лучше всех опишет лес охотник. Пришел, увидел, ушел. Но эту мысль нельзя распространить на, скажем, воду. Рыба воду не опишет, потому что ничего, кроме воды, не знает. Рыбак, не опишет, потому что не всегда на берегу, и не ныряет. Тогда, кто лучший описатель – крючок?

* * *
Пишут книги по схеме «Неизвестный такой-то», напишут, наверно, и книгу  «Неизвестный Неизвестный». Падает известность Неизвестного.

 * * *
Миру наплевать на меня,  Богу нет.

 * * *
Фрейд против фрейдизма: « Психоанализ бесполезен при  анализе художественного творчества». Привет  Набокову с его выпадами против «венской делегации».
Набоков: «История молчит, набрав крови в рот». Это Владимир Владимирович про то, что куда-то пропал со страниц истории генерал Куропаткин. Как выясняется, спокойно жил в своем имении в Прибалтике.

* * *
Я лезу на гору, он роет яму, интересно, где мы встретимся.

* * *
Генерал Лассаль: если  гусар не убит в тридцать лет, то он не гусар, а свинья. Еще этот кавалерист написал «Косынку». «Трубка разбилась, завтра умирать».

* * *
Сбережение народа. Только на первый взгляд умная, «духовная» мысль. Народы появляются на свет для того, чтобы прожить свою жизнь. Похожую на жизнь отдельного человека. Человек же себя не экономит, не сберегает. Человек себя тратит. Иначе – человек в футляре.  Представьте себе «народ в футляре».  Народ надо тратить. Важно -  на что? Есть бесполезно потраченные народы. Народы «зарытые в землю», как таланты, что близко к народу сбереженному.  Особый вопрос, кому  разрешено тратить.  Народ, в общем-то, чувствует, на что ему угодно быть потраченным. Желательно, с толком. Поэтому, сталинские потери во время Великой Отечественной,  вызывают возмущение у кого угодно, только не у, собственно, народа.
Народ ведь еще и хитер. Где-то в глубине коллективной души, он соглашался, чтобы на закорках у него появился кто-то управительствующий. Романовы, КПСС.  Народ не может прожить, не греша – войны, расширение территорий, присоединение тех и иных, репрессии, так пусть уж будет кто-то,  к кому можно предъявить претензии. 

* * *
Поскреби татарина. Поскреби того, кого выскреб из под татарина, поскреби еще, еще…  а это что за горилла?
Не скреби никогда хохла, визгу не оберешься.

* * *
 Работа Левши не менее тонкая, чем у авторов устройства, но совершенно бессмысленная. Русская талантливость не направлена часто на конкретную пользу. В этом и сила. Конкретная польза иной раз ядовита своей конкретностью.

* * *
Пол - в известном смысле мундир. Напяливают его лет в пять на человечка, он комичен, дергается, почти как Гринев, записанный  не в пол, а полк заранее. А на старости лет  пол носится как мундир Бальтазара  Бальтазаровича Жевакина. Мундир уже не прикрывающий ничего специфического.  Первые пять лет  жизни, пятнадцать последних, пол вещь вполне номинальная, привычка, ниша семейно-социальная, а не внутреннее содержание.

* * *
Говорят  Ленин умный, но как мог картавящий человек назвать свою партию РСДРП?

* * *
Каждой иголке  по стогу сена! И - наоборот.

* * *
Танец маленьких лебедей. Но мы же знаем, благодаря Андерсену, как выглядят маленькие лебеди - это гадкие утята.

* * *
Мысль принадлежит не тому человеку, который ее высказал, а тому, кому общественное мнение желает ее приписать. Считается, что фразу – у Британии нет постоянных союзников, но есть постоянные интересы, - сказал Черчилль, а на самом деле - Гладстон. Но Черчиллю, она больше «идет».
В Древней Греции все умные фразы приписывали Сократу.

* * *
 «Читал Апулея, а Цицерона не читал». Все читали Апулея, «Золотой осел» был зверски популярен во все эпохи, и во все эпохи Цицерон считался скучным, но до наших дней они дошагали вместе и стоят рядом. Какая-то что ли есть тайная лига споспешествующих Цицерону, тех, кто считает, что без Цицерона нельзя обойтись, пусть он даже и не очень читабелен.
В Иенском университете на лекции Гегеля записывалось множество студентов, а к Шопенгауэру почти никто. Между тем, Гегель был  лектор скучный. Шопенгауэр – блестящий. Немецкий студент особенен тем, что полезное умел предпочесть блестящему.
Белинский совершенно не по делу затюкал Бенедиктова.

* * *
Предки. Все время разговоры про какое-то давнее, древнее знание.  В какой момент оно появляется? Десять тысяч лет назад, двадцать? Откуда уверенность, что оно вообще было? Почему утратилось.  Золотой век, железный век.  В наше время представление о непреодолимом прогрессе  и неуклонной деградации спокойно сосуществуют.

* * *
Идиотическая вера в то, что люди не завелись самостоятельно на земле, а занесены откуда-то космическим ветром, или сработаны тут какими-то прилетными ребятами. Никто не хочет, из верящих в эту муть, увидеть оскорбительную для человека суть этого дела.  Тайну жизни это никак не открывает. Просто теперь надо будет понять, как жизнь завелась  «там», откуда она попала к нам. Земля лишь филиал. Какая в этом радость?
Что космические предки рано или поздно вернуться и нас всех одарят и вылечат?
А вдруг все будет иначе. Ну, прилетят, ну вылезут из своих тарелок, познакомимся, выпьем, и выясниться, что там у них та же тоска, те же проблемы: люблю одну, а сплю с другой, и стреляются только не из Макаровых, а из лазерных штук.

* * *
Мне плевать на наличие или отсутствие смертной казни в законе. Важно убийцу надежно изолировать, чтобы он не убил  еще кого-то в дополнение к убитым. И создается такое впечатление, что наши юристы озабочены только одним – дать убийце еще один шанс. Убить еще кого-нибудь. Условно досрочное, десять лет за умышленное убийство. Я не говорю про бытовуху,  ревность, водку, аффекты. А когда задумано, заказано, выполнено, вещи сданы в ломбард, и сон спокойный. И такому дают каких-то пятнадцать лет. А ему от роду двадцать. Он выйдет на волю, даже если отсидит все  и будет моложе Пушкина.
Вина наказанных. Пожизненное заключение для убийц предумышленных отнюдь не обязательно. Почти никогда их так не наказывают.
Забота о преступниках, ведь мертвые уже мертвы. Спасение виноватых.
Все от веры в то, что «там» все-таки ничего нет. Надо думать о живых, какими бы гадами они ни были.
Но севшие за убийство не пожизненно, рано или поздно выходят и часто опять убивают. Не сажая пожизненно умышленного убийцу, государство обрекает на смерть кого-то из невинных. Опять культура распределения вины среди тех, кто не при чем.  Назначение жертвами. Налог жизнями с невиновных.

* * *
Судьба пощадила Шукшина и Высоцкого, не дав им дожить до перестройки.  Они не смогли бы остаться в стороне от 1991 и 1993. Может быть, что-нибудь омерзительнее ситуации, когда Высоцкий поет песню в защиту танкистов, обстреливающих Белый дом, а Шукшин  составляет тексты для Руцкого и Хасбулатова.
Пушкин, несомненно, принял бы присоединение Крыма. А Герцен – нет. Достоевский – да.

Продолжение следует