Евгений Черных

Валентин Распутин: «Я верю - Запад Россию не получит! Но легкой жизни у нас не будет»

Господи, как давно это было! Сорок лет назад. Свежеиспеченный студент, наслушавшись умных старшекурсников, заглянул в библиотеку. Полистать модную повесть какого-то Распутина, чтоб не отстать от жизни культурной, и в пивбар. Ну че мне этот деревенщик откроет? Я же прибыл в Ленинград из села, все знаю про ту жисть. Раскрыл «Последний срок» и … пристыл к стулу, пока не дочитал до конца пронзительную историю деревенской старухи, совсем было собравшейся помирать. Взрослые дети прибыли по телеграммам в отчий дом из разных краев в расчете на похороны. А старая возьми да поднимись со смертного одра! Видно, от радости встречи. Дети заспешили в обратный путь. По сердцу резанула финальная фраза: «В ту же ночь старуха умерла!» Там же, в библиотеке, вырвал из лекционной тетради пару листов и написал большое письмо. На деревню матери.

С тех пор стал читать все распутинское. Жаль, писал он мало при советской власти, несмотря на огромную популярность. На романы не замахивался, хотя сдюжил бы. Всего и были-то повести «Живи и помни», «Прощание с Матерой», да рассказы. Валентин Григорьевич все больше Байкал тогда спасал, боролся с грандиозным проектом поворота сибирских рек, как позже восстанавливал Храм Христа Спасителя.

Аккурат в 1985-м, к объявленной Кремлем перестройке, подоспел его «Пожар». Странная повесть деревенщика про рабочий поселок. Горит склад с дефицитными товарами, припрятанными от народа. Работяги честно пытаются спасти добро от огня, архаровцы же, не-пришей-пристебаи, под шумок стараются растащить все то добро по своим дворам. Приветливые прежде критики посчитали повесть шагом назад в творчестве Распутина. Че за пожар? Зачем? Какой в этом смысл? Горькое понимание пришло спустя несколько лет, когда вся страна заполыхала. И в том пожаре всесоюзном шустрые архаровцы, пользуясь смутой, лихо прихватизировали народное добро. Те же алюминиевые заводы, ради которых и затопили распутинскую Матеру, многие другие сибирские поселки. Пророческими стали слова одного из героев «Пожара»: «Против чужого врага стояли и выстоим. Свой враг, как и свой вор, пострашнее».

Как угадал, увидел писатель еще в канун «судьбоносной перестройки» тот пожар, что охватит огромную страну, развалит ее на части?

Сам Распутин после «Пожара» на два десятка лет выпал из большой литературы. В большую политику. Член Президентского Совета при Горбачеве, Народный депутат СССР. Видно, решил тушить предсказанный пожар не книгами, а советами властителям, речами, статьями, коллективными письмами.

Мы и встретились-то впервые на знаменитой 19 партконференции, где окончательно размежевались литераторы: либералы-западники с консерваторами-патриотами. Впрочем, там и все общество стало раскалываться вслед за «инженерами человеческих душ». Нас познакомил Виктор Петрович Астафьев. Они-то оба были делегатами, а меня командировала газета по разнарядке властей причесывать стенограммы горячих речей. Убирать междометия, слова-паразиты. Отловив словесных блох, я бежал в перерывах в кулуары кремлевского дворца, наблюдать вблизи за прорабами перестройки. Знаменитый писатель Распутин скромно жался к стенке, не в пример опальному Ельцину, Раисе Максимовне, Евтушенко, Коротичу. Вот так же скромничал он поначалу и на Первом съезде народных депутатов СССР. Потом не стерпел, выдал с трибуны фразу, объявленную либералами крылатой формулой контрперестройки: «Вам, господа, нужны великие потрясения – нам нужна великая страна!» А ведь он лишь повторил Столыпина. Впрочем, Столыпин тогда тоже был не в чести. Позже на съезде Распутин и вовсе заявит депутатам-сепаратистам, что Россия тоже может отделиться от других республик. Что тут началось!

«Эмиссары сепаратистов, в основном с Кавказа, Прибалтики, шныряли тогда по всей России, ища поддержки,-рассказывал мне позже Валентин Григорьевич. - И до Иркутска доезжали, со мной несколько раз разговаривали: мол,хватит уже нам быть вместе. Ну, хватит так хватит, но не обвиняйте потом Россию. Россия была самой жертвенной, деньги посылала в другие республики, народ самый лучший, чтобы поднимать их промышленность для их благополучия. И когда я сказал, что Россия может выйти из СССР, им не понравилось, такой визг поднялся. Когда они уйдут, хлопнув дверью - это демократично и справедливо. А России так поступать нельзя.»

СССР развалился. Не спас страну пожарный Распутин своими статьями, речами, советами. Его записали в реакционеры, ксенофобы, консерваторы и т.д. и т.п. Иные соратники не выдержали, дезавуировали свои подписи в коллективных письмах в защиту страны. Хотя среди них были солидные люди, генералы: боевые и литературные. А скромный тихий Распутин не сломался, продолжал вызывать огонь на себя.

- Ну зачем, зачем вы пошли в политику, Валентин Григорьевич? - приставал я к нему в нулевые уже годы, поздний умник, дурья моя башка. - Столько книг хороших написали бы!

- Когда началась перестройка - я поначалу поверил Горбачеву. Всем было тяжело жить, и вдруг предлагается совсем иная жизнь...Чего жалеть о том, что было. Не мог иначе. Ведь не для себя же старался. Хотя понимал, что ничего не сделаю, а душу надорву, слово потеряю, жизнь свою разметаю. Так оно и получилось. Лет двадцать ничего не писал, а ведь сколько мог! Много раз зарекался, говорил себе, что все идет своим чередом, ничем ты не поможешь, нужно спасать свое писательское дело. А потом думаешь: может,и не напрасно мое хождение в политику, публицистику. В 1980-м праздновали 600-летие Куликовской битвы. Мы заранее ездили на Поле Куликово, готовили юбилей. И вот утром вышел я на Поле - а там тысячи людей! Это так удивило и обрадовало. Не зря, значит, работал. Люди ехали отовсюду, зная, что это за событие. И до сих пор при встрече, в письмах многие вспоминают ту мою статью о Куликовом поле.

- Я тоже прекрасно помню. Жаль, не смог тогда приехать из Сибири. Работа! Но позже все равно побывал на Поле.

- Значит, моя куликовская публицистика кого-то затрагивала, направляла, точнее, подправляла душу и сердце. Потом все рухнуло, но не настолько, чтобы полностью из памяти ушло. Может, это нам и поможетвозродиться. С нами – поле Куликово, Бородинское поле и Прохоровское, а с ними – одно только «Поле чудес».

Лишь в 2004-м появилась новая повесть Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана». Уже о нашем, постсоветском времени. Торговец с рынка в сибирском городе изнасиловал дочь героини. Милиция искать преступника не торопится. Героиня сама находит его, добивается ареста. Но прокурорские решают отпустить его за взятку. Отчаявшись добиться справедливости, героиня, дочь таежного охотника, прямо в прокуратуре застрелит насильника. В момент передачи выкупа за него. И получит срок.

Очень тяжелая повесть. В один присест одолеть ее не смог, признался я писателю.

«Я над этой вещью работал долго, два раза бросал. Думаешь, мне не хочется света, тепла, ростков добрых? Бросал, думал, не надо этого мрака, но что-то заставляло писать. Может, сама героиня? Я же взял подлинный случай: это моя землячка, все так с ней и случилось, как у меня описано. Придуманного ничего нет. Наоборот, приходилось что-то вычеркивать, чтоб не отпугнуть читателя. Ведь реальность была куда страшнее. Бросал надолго писать, но всякий раз попадались похожие истории из России, Украины. Так что не написать об этом не мог. Дело даже не в судьбе этой женщины, а в общей картине. Уже выходишь на улицу с тяжелым сердцем: одни решетки и охранники кругом. Мы закрылись, на свободе как в зоне живем. Это неполная и неестественная жизнь. Я долго думал над этим. Вот моя героиня – ну не должна она была устраивать самосуд, дело это не божеское. Ее закон должен был защитить! Но государство не защищает, закон не защищает. Тут уж деваться некуда, значит, нужно защищаться самому. Твою дочь изнасиловали, насильник будет гулять на свободе, а государство твердит о правах человека и построении демократического общества. Как с этим жить?»

Маленькая деталь. Насильник в повести Распутина – уроженец Кавказа. За это либеральная общественность тут же обвинила писателя в ксенофобии, чуть ли не в фашизме. Зато власть отметила «Дочь Ивана, мать Ивана» президентской премией. Но саму книгу точно не прочитала. И всполошилась лишь в 2010-м, когда у самого Кремля вдруг забурлил Манеж. По схожему поводу. Народ тогда вышел на площадь даже не из-за убийства футбольного болельщика Егора Свиридова. А потому, что следователь отпустил задержанных милицией по горячим следам подозреваемых . По иронии судьбы – кавказцев. И никто не верил, что за просто так. Я хотел тогда позвонить Распутину, мол, как же вы были правы, Валентин Григорьевич! Но не стал травить его душу. «Дочь Ивана, мать Ивана» оказалась непонятой. Ни властью, ни общественностью. Он же писал, бил во все колокола не о кавказцах, по большому счету - о беззаконии, которое и порождает межнациональные, прочие конфликты в стране. Да, насильник в его повести –кавказец. Но взяточник из прокуратуры – местный, сибиряк. Как и менты. Все те же ушлые архаровцы превратили Фемиду в России из принципиальной женщины в вульгарную стриптизершу, которой преступники суют в трусы пачки денег. «Кто больше заплатит, тот и будет прав!»- такое кредо у этих архаровцев в мундирах и мантиях. Когда большие прокурорские чины крышуют не в Тьмутаракани, а вокруг столицы запрещенные президентом казино – дальше, как говорится, уже некуда!

Сам Валентин Григорьевич с тех пор не издал ни одной новой повести. Хотя и говорил мне восемь лет назад, что замыслы такие есть.

К 75-летию вышла новая книга «Эти 20 убийственных лет». Уже по названию ясно – опять публицистика! Раскрываю. Так и есть. Беседы за жизнь нашенскую с давним приятелем-публицистом Виктором Кожемяко. Читаю вступительное слово Распутина. «За это двадцатилетие Россия пережила много что - и расстрел парламента, и смены президентской власти, и царство Березовского с Гусинским, и дефолт, и чехарду правительства, и принятие закона о продаже земли, и гибель «Курска», и парад олигархов на подиуме самых богатых людей планеты, и выборы, выборы, выборы... Выборы превратились в альфу и омегу нашего времени, в «единственное, что нам не изменит». В это двадцатилетие на земле и под землей пылали пожары, большие реки и малые ручьи с небывалым бешенством выбрасывались из берегов и шли на приступ человеческих поселений на севере и юге, на западе и востоке, урожаи сменялись недородом, калёные зимы вползали в неотапливаемые квартиры, падали самолёты...(В авиакатастрофе в Иркутске погибла и дочь Распутина Мария –Е.Ч.) И продолжалась Чечня. А в мире, в мире идол российских демократов - Америка бомбила Югославию и покоряла Ирак, окружала Россию по былым ее окраинам военными базами, превращала дипломатию в грубые окрики и наскребла себе на хребет 11 сентября...

Словом, это двадцатилетие по насыщенности и трагичности событий вместило в себя столько, что хватило бы на целый век. Поэтому нам было о чем поговорить, куда ни взгляни, к чему ни прислушайся... Но теперь, когда мы собрали свои беседы вместе, под одну книжную обложку и в одну нить разговора, ступенчато поднимающуюся вместе с нами вверх от года к году, еще заметней становится, что это попытки обсудить и объяснить не столько сами события, сколько сопутствующую им нравственную сторону. От взрывчатки погибли тысячи и тысячи ни в чем не повинных людей, но от порядка, презревшего честь и совесть, извратившего все нравственные законы народа, погибли миллионы и миллионы, имевшие несчастье оказаться в России в самое не подходящее для жизни время. Да и взрывчатка - результат того же порядка. Вспомним, что передача власти от первого российского президента из рук в руки второму российскому президенту состоялась при условии неприкосновенности первого. Парламент эту неприкосновенность вместе с царскими льготами утвердил специальным законом. Стало быть, никто - ни сам первый, ни сам второй, ни парламент, ни общество - не сомневался в праве на «прикосновенность» и возмездие по заслугам. Если по закону как совести, так и буквы. А произошло по закону сделки. Он и сделался основным в нашем государстве и не намерен пока быть иным.»

Да, трудно поспорить с писателем, которого по советской еще привычке зовут «деревенщиком», хотя Александр Исаевич Солженицын очень точно назвал его «нравственником». Но неужто все так беспросветно?

«Кажется, нет никаких оснований для веры, но я верю, что Запад Россию не получит, - отвечает юбиляр. - Всех патриотов в гроб не загнать, их становится все больше. А если бы и загнали – гробы поднялись бы стоймя и двинулись на защиту своей земли. Такого еще не бывало, но может быть. Я верю - мы останемся самостоятельной страной, независимой, живущей своими порядками, которым тыща лет. Однако легкой жизни у России не будет никогда. Наши богатства – слишком лакомый кусок.»

Р.S. А в моей родной деревне за эти 20 лет закрыли школу, магазин, медпункт. Зато нескольким пенсионерам провели телефон. И теперь вместо писем я каждую неделю несколько раз звоню матери. Спасибо вам, Валентин Григорьевич, за давний урок «Последнего срока». С юбилеем! И все же надеюсь прочитать вашу новую повесть. Вы же обещали. Пишите. Какие ваши годы!

http://ural.kp.ru/daily/25851.4/2820163/


Комментариев:

Вернуться на главную