|
* * *
За шелест, за кипучий взмах
и кружево бегущей пены…
За тёплый ветер в волосах
и слепок облака мгновенный…
За дальний звон огней, сверчков
меланхоличные колена…
И долгих сумерек покров –
серебряные гобелены…
Я по-над пропастью парю
и – как дышу – благодарю.
* * *
Выходи, зверёк, наружу,
посмотри на чудный вид:
ласточки, танцуя, дружат,
зяблик дудочкой дудит,
словно заклинатель шишек
на взлохмаченной сосне,
у корней которой дышит
то, что виделось во сне –
море, утреннее море,
перламутр и серебро –
торжество в глубоком взоре,
человечье торжество...
Развернись, вдохни смелее
едко-свежий и парной
аромат, слегка хмелея
от свободы неземной.
Выходи, зверёк, из клетки
расписаний и сует,
во вселенной самый редкий
дар – смотреть на Божий свет.
* * *
Не шатко как-то
не валко,
не ровно как-то
не гладко…
То ли дело – галька
морская,
где прибой сияет,
плеская.
* * *
Я живу где-то в кронах древесных –
не дриада, не тайный друид –
в этих бабочках листьев прелестных
и тенях, столь укромных на вид.
Я не знаю, что вдруг нападает –
может, детство, а может, инстинкт,
только сердце волшебно взлетает,
если дерево зашелестит.
И поёт и качается где-то
в лабиринтах немыслимых волн,
в этот блеск первозданный одето –
сердце-тополь и ясень, и клён…
* * *
Над слезой-бирюзой, над гривастыми кущами
проплываешь, попутно дивясь:
кто ты есть? И зачем в эти волны отпущена?
Не распалась ли главная связь?
Фосфорической сетью гуляют, колышутся
блики – ромбики света – по дну.
Над слезой-бирюзой, над камнями не слышится,
что прибой всё вменяет в вину.
Тихий рёв... Тамариски по склонам взбираются –
на местах Демерджи, Аю-Даг...
Вот он берег, однако, душа спотыкается:
кто ты есть? И зовут тебя как?
В ПУТИ
В полнеба горы синие,
акаций переборы,
спаси меня, спаси меня –
Всевидящий Который;
лучи невыносимые,
блеск по волнам бегущий,
спаси меня, спаси меня –
Который Вездесущий;
платанов змеи сильные
и маков одночасье,
спаси меня, спаси меня,
Всемилостивый Спасе.
* * *
В мокрой гальке ищу я стекло –
разноцветные нежные слёзки,
словно нужно собрать мне кило
доказательств каких-то неброских.
По прибою хожу, что кулик
тонконогий, а камни-то колки,
всё ищу – не агат, сердолик –
округлённые морем осколки.
В перевёрнутой шляпе, в горсти
принесу, ведь сомненья блефуют…
Можно, можно осколкам цвести,
если боль, омывая, шлифует.
* * *
Трепет листьев – сияюще-тихий –
неподвластное мысли раденье,
твои взмахи люблю, твои вспыхи,
свет насквозь и насквозь дуновенье.
Cколько лет я уже постигаю
тайну жизни, игру светотени –
зачарованная, воспеваю
беззащитное пламя растений...
Это вещего духа убранство,
но сама я стою без ответа –
о вселенское нежное братство,
сколько тени во мне, сколько света?
ЭКСПРОМТ
Не заплывайте за буйки,
товарищи и други,
ни от какой такой тоски
и жизненной натуги;
не стоит, право, рисковать
и куклой трепыхаться –
уж лучше с горем воевать,
чем с бездной целоваться;
она столетья ждёт-пождёт,
пуховым илом стелет,
когда залётный идиот
тоску её разделит…
Не заплывайте за буйки!
|
ИРАКЛИОНСКИЙ МОЛ
И море, и Гомер – все движется любовью.
О.Мандельштам
Ты вспомни мол наш золотой,
рассекший море на два равных,
фиалкоцветных, сообразных
поэмам – роскошью витой.
Вдоль волнорезов и веков
хотелось нам дойти до края,
в полдневный морок проникая
героев дерзких и богов.
Не виделось тому конца –
и в чистом цвето-звуко-ладе,
как в "Одиссее", "Илиаде",
дышал гекзаметр Творца.
Ты вспомни, там маяк стоял
над радугой солёной пыли.
И мы друг друга так любили –
мифические ты и я...
ПЕСНЯ ПУТНИКА
Синий вечер повис над камнями,
шёпот нежных фиалок ловлю…
А в долине, горящей огнями,
гладят ветры сухую ладью.
Уж не чает она возвращенья,
но моя ненаглядная ждёт.
Пусть змеятся холодные тени,
шелестит чёрной птицы полёт.
Мне старуха-гречанка сказала,
что поможет нам песня любви…
Ты услышишь её у причала,
на корме загрустившей ладьи!
2009
* * *
Больше моря, больше гор,
южных всех благоуханий
и алмазных полыханий
волн, рокочущих в упор;
больше всех гортензий, роз,
нежно-изумрудных лоз,
птиц весёлых, голосистых
на верхах Твоих лучистых;
больше ветра, больше грома –
запредельно и огромно,
красоты всей этой, Боже,
сердце чает – больше, больше...
ОТТЕНКИ
Три дня. А я уже прощаюсь
и как бы издали смотрю,
почти не перевоплощаюсь
в мерцание волны, зарю.
На фоне сизо-голубого
очерчен славный Меганом,
вернуться бы когда-то снова –
чтоб стал на ощупь он знаком.
Оттенки дымчатые розы –
всё небо из полутонов,
и острый горизонт, и проза
остывших к ночи берегов.
Необозримо, юно, южно
затеплилась над морем высь.
Постой, постой, спешить не нужно –
приникни сердцем, растворись.
* * *
Я море, понимаешь, море я –
прохладное сапфирное дыханье,
и не найти начала и края,
не подобрать тому именованья:
читала я запоем синеву,
и шум прибоя стал сердцебиеньем,
и вот теперь – во сне ли, наяву –
ревущее, глухое шелестенье;
и вот теперь – соленые уста,
бриз в волосах и бесконечность взгляда;
я море, понимаешь, я чиста,
сама себе защита и осада.
Ты к уху приложи мою ладонь,
как раковину – слышишь моря пенье?
Не вещество – вода, земля, огонь –
а тайна и другое измеренье.
ЛЕТОМ
Весёлые такие дни у нас тобой бывают,
когда мы, в сущности, одни и солнце пригревает,
идём куда глаза глядят, и хороша дорога –
ты гонишь звонкий самокат, я отстаю немного.
Каштаны – здесь, а липы – там, дрозды снуют смешные, –
о летних зарослей бедлам, пруды теней сплошные…
Выныривая на проспект, взгляд узится, смеётся:
тебя дороже в мире нет – сынок мой… свет мой… солнце.
13.07.19
* * *
Какое счастье – прошлое прошло,
я это осознала только-только,
как ни кипело, как оно ни жгло –
захлопнулось и до глубин прогоркло.
Какое счастье – вылететь суметь
легко-легко, всё то превозмогая,
что путаница, кокон или смерть –
беспамятством, как бабочка – живая.
13.07.19 |