Романова – автор книг "Канва", "Подорожник", "Под утренним лучом", "Два пространства", "По следу Челубея", "В эти холода", "Тьма золотая", "Любви во имя", "Душа скорбит о мертвых и живых", "Цветы и свечи". Автор более 20 авторских листов художественных переводов поэзии с языков народов СССР и сербско-хорватского.

Журавли – небесные птицы – живут на болотах. Так стихи Раисы Романовой, сколько ее помню, – рывок в пространство из удушающего быта. В объединенное пространство, где судьба поэта и его Родины не союзны, а одно целое.

Светят мне наяву и во сне
Два пространства –
Души и Равнины.
Расцветая во мне и вовне, –
Побратимы они, посестрины

С детства, под Курском, захлебнулась душа беспредельностью и завековыми гулами великой русской равнины. Бурное слияние двух – таких вот! – родственных сил, обряженное в русскую речь, – и есть тайна ее поэтического голоса. Как явления. Перед которым постмодернистские ухищрения последних десятилетий видятся всего-то лишь способом маскировки бездарности. В лучшем случае, искренним заблуждением соблазненных и обманутых ветреной музой. Но и о многих ее сверстниках, что чураются авангардистских литературных перверсий, исповедуя традиционный русский стих и выстраданную народной жизнью нравственность, увы, можно сказать одно: пишут стихи. Лучше или хуже – какая разница! Они входят в состав необходимого любому обществу и режиму слоя – литературную среду, живущую по законам социального комфорта, скрепленного обязательной психологией усредненности. Иначе нет формальной полноценности государства. Социальный цеховой комфорт и нынешняя писательская нищета – понятия принципиально разные.

В поколении, которое условно назовем "за пятьдесят" (возрастом от пятидесяти до семидесяти лет), поэтов, не просто пишущих свои стихи, а наделенных своим, явственно отличным – узнаваемым! – голосом и неповторимой интонацией, осталось, увы, немного. Сколько их, не переживших Смуту! Хотя, если подумать, и по ту сторону жизни большинство – стихотворцы. Просто ранняя смерть отредактировала некоторые судьбы и произведения, придав им новые особые качества. А таким ныне здравствующим истинным поэтам (значит – поэтам истины), как читинец Михаил Вишняков, самарец Евгений Семичев, великоновгородец Игорь Таяновский, москвичи Валентин Устинов, Евгений Юшин, Раиса Романова, хочется надрывно прошептать: "Живите долго, друзья!"

"Мы наших мертвых похороним.
Но не уроним нашу честь.
Хоть предоставим посторонним
За поминальный стол наш сесть.
Вы приобщились к нашей славе.
Вы притулились к ней плечом.
Но вы не вправе, вы не вправе
Здесь слова молвить ни о чем" –

Даже в поминальной скорби Раиса Романова разводит по полюсам тех, кого "учили деды землю понимать", и тех, от кого "...народ безответно понес/ Сокрушенье и тела, и духа", кто "Разум, зренье и слух отобрал/ У большого, как поле, народа". В гражданской лирике у нее полутонов нет. "Русь уши прижала, как рысь,/ Прыжком смертоносным чревата..." – это сама Романова, в стихах, конечно. Мир черно-белый. Категоричность – жесткая: мы и они. В книге "Цветы и свечи", откуда в основном цитирую стихи в этой статье, есть недвусмысленный диптих "Вы и мы". В самой нынешней жизни так: роскошные особняки и вызывающе кичливое, разгульное богатство на фоне всеобщей бедности и униженности. Но, вполне осознавая расхождение агрессивной нетерпимости с православной моралью, да и с нравственностью самого народа, когда он не в чаду Гражданской войны, Романова дает имя разрушительной силе – бесы. Вот в борьбе с ними русская равнина и душа поэта снова сливаются в одно. И тогда есть выход. Для "них" он всего лишь эзотерическое построение, для "нас" – исторический оптимизм:

Только помните: Русская мгла
И не те еще силы смигнула!
А земля наша сроду ждала
Благочестия, а не разгула.

Романова не боится быть понятой правильно. Не страшится прямой речи. А это всегда отвага. И уж совсем подвиг сохранять пусть нищую, но независимость в житейском каждодневье. Все понимая, научась различать истинный патриотизм и корыстный – бутафорский, когда сама оппозиционность властям становится хорошей кормушкой.

Всласть наигравшись в "чет" и "нечет",
Вновь побраталась-обнялась, –
"Патриотическая" нечисть,
"Демократическая" мразь.

Вспоминается замечание покойного нашего мыслителя Александра Александровича Зиновьева: "...ощущается страх перед ясностью. Ничем не сдерживаемое словоблудие заполнило всю интеллектуальную сферу общества".

Если в былые литинститутские годы смело мог называть Раю Романову поэтессой, то сегодня язык не повернется. Поэтесса – звание кокетливое, словно обрекающее заранее на какие-то манерные жесты в стихе и капризы в жизни. Род занятий, а не судьба. Юнна Мориц остроумно привела это звание к точке пародийности: назвалась "поэткой". Романова – Поэт и в самой своей трагической женской любовной лирике. Не ей красивой бабочкой бессильно трепетать в путах слов и метафор, уверяя окружающих, что это, по выражению Максима Рыльского, "пленительная неясность", то бишь суггестивная лирика. Не она в плену у слов, а слова ей подвластны. Ей не надо вытягивать случайные смыслы из созвучий, потому что есть что сказать. Потому что без ее "пространства души" "пространство равнины" безгласно. Оттого стихи наполняются вдохновенной сообщительностью. "Где просто, там ангелов по сто, а где мудрено – там ни одного", – говаривал знаменитый старец Амвросий Оптинский.

Жизнь Раисы Романовой – доказательство того, что между большим талантом и жизненной цепкостью нет ни малейшей связи. Она никогда не рвалась на литературную авансцену, используя циничную мысль о цели, оправдывающей средства. На казенные должности в писательской среде тоже не претендовала. К тому же, по словам знаменитого дипломата Талейрана, "некоторые высокие должности похожи на крутые скалы: взбираться на них дается только орлам и пресмыкающимся". Кого у нас на любом управительстве больше, решайте сами. А Раиса – птица небесная в поэзии. И, может быть, впрямь, лучше быть в тени, чем под фальшивым светом софитов? Но зато именно на нее, счастливицу, падает не хорошо организованная правдами и неправдами очередная литературная премия, а нежнейший "Нежданный снегопад":

Прилетел. Опустился с разбега.
В сердце выбелил радости сад.
И небесные яблоки снега
За балконною дверью висят.
Там, где поздняя осень гудела
Темным ветром – и ветки рвала, --
Голубица с небес прилетела
И гнездо восхищенья свила.
Потому, когда она самовопрошает:
Если жизнь еще будет идти
И потерям дано умножаться, –
Как же нежность такую нести?!
Как под грузом ее не сломаться?! –

это нисколько не абстрактные лирические вопросы, заданные лишь в пользу "живого голоса" – интонации. У Раисы Романовой с далеких первых ее стихов приметы жизни души всегда конкретизированы тяжким бытом. Над которым поднималась, из которого вырывалась, возносилась до высоких поэтических откровений. А уж на ее долю досталось... Но она, слава Богу, не вся, нынешняя, в горьком исповедальном признании:

Как обнищал запас
Душевного избытка,
Которым – мнилось мне –
Судьба была полна!
Теперь и шаг один
Мучителен, как пытка,
И в четырех стенах
Вся жизнь заключена.

Это как раз быт в его самых крайних и тяжких проявлениях. Вся она – в поэзии. И это говорится не для высокого красного словца. Один только из многих пример ее служения поэзии. Во второй половине окаянных 90-х годов (на Руси определение "окаянный" было синонимом как раз беса), когда здоровые мужики, пишущие стихи, опускали в отчаянье руки, тогда уже преодолевая тяжелую болезнь, почти теряя возможность двигаться, Раиса Романова взяла на себя подвижническую задачу: собрать и издать трехтомник избранной русской лирики последней трети ХХ века, дав в нем слово поэтам рождения 40 – 60-х годов. Собирала стихи, редактировала, выстраивала композицию трехтомника. Все сама. Но, как известно, самое главное в наши времена – искала спонсоров. На помощь пришел Никита Сергеевич Михалков с его Российским фондом культуры. Замечательный получился трехтомник "Ладанка": три умещающиеся в ладони изящные двухсотстраничные книжечки в твердых обложках благородного вишневого цвета – мечта библиофила.

О книгах хочется сказать особо. Двухкомнатная квартирка Раисы Романовой – большая библиотека. Компьютер она так и не завела. Стучит по клавишам пишущей машинки. Компьютерщики, как известно, ласково и в то же время пренебрежительно называют свои ПК – "железо". Оно и есть, когда машина отключена. А вот от книг всегда идет живое одухотворяющее тепло. Но при обязательном условии, что они владельцем домашней библиотеки прочитаны. От книг, собранных Романовой, такое тепло идет, сам не раз и не два убедился.

Раиса не живет такой уж глухой затворницей поневоле. Воображение и талант рушат любые, даже, бывает, тюремные стены. Но я понимаю, почему Романова, превозмогая тяжкие бесконечные недуги, едет на очередное заседание бюро секции поэтов Московской писательской организации. Журавлиха среди куликов, а все – не одиночество в маленькой квартирке, на которое обречена болезнью. Но и там, с коллегами, она честна и пряма порою до жесткости, как в своей гражданской лирике. Потому что с юности основывает жизнь на серьезном чувстве ответственности за каждый поступок.

И в сегодняшние юбилейные свои дни Раиса Романова, наперекор всему, в движении. Духовном, творческом. Открытая к общению с немногочисленными друзьями. И цветаевское "Моим стихам, как драгоценным винам,/ Настанет свой черед" – это о ней. Конечно, больно осознавать, что рынок плющит культуру в тонкий слой чугунным принципом "Хорошо то, что хорошо продается", что торжествует отрицательная селекция: чем больше в продаже плохих книг, тем меньше спрос на хорошие. Но пока весь народ не допорчен до толпы (а такое вряд ли возможно в России, исторически умеющей самовозрождаться), будут и слушатели, и читатели, с кем поэт в конечном результате делает общее дело. К ним обращено сполна выстраданное обещание Раисы Романовой:

Что претерпела поневоле, --
От вас не скрою – расскажу.
Я написала Книгу боли.
Но Книгу радости – пишу.

Владимир ТОПОРОВ

"СКОРБНЫЕ СЕРДЦА ЗАМЕТЫ"

Творчество Раисы Романовой знакомо мне с ранней юности, когда такие интересные поэты, как она, публиковались в журналах "Работница", "Крестьянка", имевших миллионные тиражи. С тех пор, более десяти лет, храню я вырезки из журналов и всегда в памяти строки, которые так вовремя легли на сердце, юное и влюбленное:

Своим сокровищем дорожу...
Глаза в глаза перед ним сижу,
Румянец идет кругами.

Или вот еще – простое и дорогое: "Малость каждую переживаю, // Словно целая жизнь впереди". Эти стихи встретились мне и в новой книге избранного Раисы Романовой "Цветы и свечи", вышедшей в издательстве "Писатель" в 2005 году. Как открытие – заключение знакомого стихотворения: "Если жизнь только учит любить // С каждой новой потерей сильнее", то "Как же нежность такую нести, // Как под грузом ее не сломаться?!"

В новом сборнике стихотворений Раисы Романовой собраны стихи многих лет, отражающие через личную судьбу поэта судьбу нескольких поколений соотечественников.

Ее поэзии свойственна открытость, сопричастность страдающему и радующемуся миру. Поэзия Романовой не по-женски мужественна, когда речь идет о защите исторического и культурного наследия России, " не ведающей истины и фальши, //Лишь знающей терпение и труд".

Тяжкую ношу "Разящего разума человечьего" несет поэт, пишущий об истории городов-героев, о людской памяти, о трагичных событиях современности, таких как гибель подлодки "Курск". Стихи о Литконгрессе-99 встают обличением засилья наживы, потребительства, которые нагрянули как в политику, так и в литературу, служит ей, оберегает от разрушительных сил ее целостность, неприкосновенность. Когда Романову спрашивают, есть ли для этой Родины новые слова, которыми можно ее славить – она отвечает четко: "и старыми душа жива!"

Поэзия Р. Романовой – отнюдь не "тихая лирика". Каждая ее "Золотоглавая страница // Набатным гулом залита". В каждой строке взвешенное, выстраданное понимание действительности. Но поэт все же остается поэтом: видит, принимает и "Японской сакуры цветенье", и как на Родине "Отгостевал в зеленом Болшеве, // Ушел с рубахой за плечом // Июль...". Лаконично звучат такие наблюдения поэта: приходит "Спокойная глубокая весна, кровь гудит "как старая бронза" (надо ведь знать, как та бронза гудит).

Как святыню поэт несет русское слово: бережливо, внимательно слагая строки. Раиса Романова не позволяет обыденно думать о поэзии, видеть только беспутство в жизни поэта:

Поскольку велик его спрос,
Поскольку строга его совесть,
Поскольку свята его злость,
Поскольку горька его повесть.

Эти строки Р. Романовой посвящены Анатолию Передрееву. С таким же оправданием и благодарностью ее стихи – Анатолию Поперечному, в которых и личная судьба, схожая с судьбами любимых многими поколениями поэтов. Их позиция – и в трудный для страны час "От лихой беды не отписаться".

Пронзительно стихотворение поэта "На годовщину битвы под Москвой". "Багряные зори зимы взошли...". Будто алое полотнище, древний русский стяг – знамение торжества правды. "О, белое тело моей земли!..". Так была опустошена и обнажена земля в ту жуткую зиму 1941 года! Здесь ни слова не говорится о наступательной операции, ничего – о фронте. И только в последних строках скупая сводка: "Большие морозы – календарю // Большие потери во стане вражьем...".

О поэзии Раисы Романовой, которая ёмко представлена в новой книге, лучше сказать словами Ивана Бунина, который с такой же болью переживал все трудности, выпавшие на долю Отечества: "Терпение, талант, труд, – вот, что такое счастье, вот, что такое настоящее творчество".

Ирина УШАКОВА