Если в годы войны писатели неизбежно делали акцент на «пропагандистской» функции литературы, на необходимости показать героические аспекты изображаемого, то после войны на первый план вышла потребность аналитического начала.

Отныне литература не могла удовлетворяться лишь «воспеванием», прославлением героизма, мужества (хотя эта задача также оставалась в поле зрения авторов военной прозы). В повестку дня встала задача осмыслить и проанализировать подлинные, реальные истоки как нашей победы, так и серьезных ошибок , поражений (особенно в начале войны).

Это и стало тем движущим стимулом, который определял основное направление развития прозы о войне в годы «оттепели». Решающее значение имело также и то, что в литературу в эти годы пришло новое поколение писателей-фронтовиков, со своим еще не остывшим жизненным и военным опытом, который в конечном счете обусловил новые подходы к материалу, к языку, стилю.

Так сложился целый пласт литературы, характерными чертами которого были стремление показать войну не в розово-романтических тонах , а во всей ее пугающей, с кровью и страданиями, с бытовым неустройством, психологическими сломами, душевным и духовным опустошением, реальности. Это был шаг вперед в художественном развитии нашей литературы в целом , и военной прозы в частности.

Сегодня мы знаем больше о том, как развивались события перед войной, об объективных и субъективных причинах наших неудач в сорок первом, о героизме наших бойцов и командиров, о том, какой немалой ценой нам досталась победа. Приходится признать, что мы оказались недостаточно готовыми встретить врага во всеоружии, что недооценили сроки нападения на нашу страну, не смогли полностью перевооружить армию.

Однако не следует забывать, что история отвела нам мало времени, она противопоставила нам сильного и жестокого врага в лице фашистской Германии . На Гитлера к началу войны с Советским Союзом работала почти вся Европа, его армия получила большой военный опыт, была полностью сформирована и отмобилизована. Все это делало противника особенно опасным.

Политика фашистской Германии с самого начала носила антиславянский, антирусский характер. Гитлер утверждал: «Когда мы говорим о территориях в Европе, мы можем думать в первую очередь о России и прилегающих к ней государствах…Сама судьба дала нам сигнал к этому…Гигантское государство на Востоке созрело для развала».

У советского руководства не было иллюзий относительно намерений фашистов - завоевать Россию, разграбить ее экономически, уничтожить политически. Поэтому все действия нашего государства были направлены на предотвращение конфликта или хотя бы на его отсрочивание. И для этого , как известно, было немало сделано. За два предвоенных года на сотни километров были отодвинуты западные границы, предприняты немалые усилия, чтобы дать нашей армии современное вооружение - танки, самолеты, артиллерию и т.п. Однако реорганизация армии, насчитывавшей к началу войны около пяти миллионов человек, не была завершена. Сегодня мы знаем, что во многих наших недостатках есть вина руководства, в том числе и лично Сталина. И все же неверно впадать в крайности в оценках и суждениях на эту тему и не видеть объективных исторических обстоятельств, сложившихся в тот период.

Между тем находится немало желающих - как среди отечественных, так и среди зарубежных авторов- умалить наш вклад в общую победу, а то и приписать ее нашим союзникам, которые якобы сыграли решающую роль в разгроме фашизма. Все это не так безобидно, как может показаться на первый взгляд; за этими попытками стоит намерение в той или иной мере «переиграть» войну, «переписать» историю.

Странно, но и сегодня еще продолжаются споры о том, кто внес больший вклад в победу над врагом - «Барклай иль русский Бог», руководство страны или народ, полководцы или рядовые бойцы. И некоторые приходят к абсурдному выводу, что народ победил не благодаря, а вопреки планам и действиям политического и военного руководства Советского Союза. Как бы то ни было , научная истина нуждается в объективных исторических данных и свободной дискуссии и не может быть подменена какими-либо иными методами, как это порой бывает [1].

Литература, проза фронтового поколения помогает нам восстановить подлинную правду о войне, о нашей героической и драматической истории. В ней благодарная память о тех, кто оказался на передовом рубеже борьбы за самое право жить на родной земле.

Юрий Бондарев писал о «новой волне» военной прозы : «Сила и свежесть новых книг была в том, что, не отвергая лучшие традиции военной прозы, они во всей увеличительной подробности показали «выраженье лица » солдата и стоящие насмерть «пятачки», плацдармы, безымянные высотки, заключающие в себе обобщения всей окопной тяжести войны». Нередко эти книги несли «заряд жестокого драматизма», нередко их можно было определить как трагедии, главными героями их являлись солдаты и офицеры одного взвода, роты, батареи, полка,- « независимо от того, нравилось это или не нравилось неудовлетворенным критикам, требующим масштабно широких картин, глобального обзора». В этих книгах было меньше поверхностной иллюстративности, в них отсутствовала «даже малейшая дидактика, умиление, рациональная выверенность, подмена внутренней правды внешней» .В них была «суровая солдатская правда» [2].

Критик Виктор Чалмаев справедливо отмечал, что творчество Юрия Бондарева было «вызовом официозной эстетике», что его проза - с ее вниманием к человеку, к краскам природы, деталям, точному и яркому слову и т.п. - было «формой сопротивления обезличению, стандартизации человека и фактически обескровливанию, слепоте искусства» . [3]

В первой повести Бондарева «Юность командиров» фронтовик Дроздов после просмотра фильма говорит: «Все пригладили и прилизали /…/ . Представляю, как лет через двадцать-тридцать люди будут смотреть эту картину и удивляться : неужели такая игрушечная была война? Сплошное «ура!» и раскрашенная картинка для детей. Стоило герою бросить гранату на высотку, как немцы разбежались с быстротой страусов. Разве так было? Немцы дрались до последнего, а мы все-таки брали высотки /…/. Война - это пот и кровь. А герой – это работяга. Этого бы только не забывать». [4]

И сам Бондарев, работая над своей первой повестью, пытался уйти от «приглаживания» и «прилизывания», рассказать о войне как о тяжелой и опасной работе – прежде всего. Однако «Юность командиров» - лишь подступы к военной теме. Ее герои-фронтовики, курсанты артиллерийского училища . «Месяц назад они были в ветреных, лесистых Карпатах, за тысячи километров отсюда, и вот теперь шли по белым новогодним улицам незнакомого тылового города с уютным названием Березанск- и было непривычно, что нет на чистом снегу черных оспин воронок, следов танковых гусениц, глубоких колей орудийных колес» [5].

Последний год войны, занятия в училище, почти мирная жизнь. А герои не могут забыть о боях. Один из них- Алексей Дмитриев рассказывает своей девушке Вале о том, как он ходил в разведку. «Мы благополучно прошли нейтралку, подползли к немецким траншеям /…/ Ни выстрела. Спрыгнули в немецкую траншею- везде пусто, тихо. Только огоньки видны сквозь снег, и чудится: где-то поют. У немцев, оказывается, праздновали сочельник. /…/ Заглянули в окошко - видим : на столе картонная елка, на ней свечи, и пятеро немцев сидят и поют». Последующий рассказ ведется в том же внешне спокойном тоне. Автор избегает нагнетания излишнего пафоса, рассказ по-прежнему лишен сильных эмоций, напряжения - как будто речь идет не о жизни и смерти, а о чем-то совершенно привычном, повседневном : « Потом подхватили обера и – в траншею. Вот и все» [6].

«Как вы просто говорили о войне»- замечает слушательница. Рассказчик не рисуется, он это уже пережил – отсюда «простота», которая многого ст о ит. Здесь - зерно того стиля, того Бондарева, который нам будет известен по более поздним его произведениям.

Узнаются также некоторые конфликты, мотивы, характеры. Главные герои повести «Юность командиров»- Алексей Дмитриев и Борис Брянцев- во многом похожи друг на друга, но у каждого из них своя судьба. Брянцев по окончании войны уйдет из армии, будет искать свое призвание в мирной жизни. Но для них обоих- как и для многих его сверстников и товарищей- война, служба в армии, учеба в артиллерийском училище станут незаменимыми университетами воинского мужества, человеческой порядочности, жизненной стойкости.

В них мы узнаем тех рыцарей без страха и упрека, которые позже станут характерными для прозы Бондарева, с их тягой к нравственной чистоплотности, философской углубленности, идейной категоричности. Брянцев и Дмитриев- так же, как последующие герои писателя – вступают в бой с пошляками, подлецами, обидчиками слабых. Они - наследники Дон Кихота , это их родовая черта.

******

В первой своей повести Бондарев только нащупывал путь к большой художественной прозе, к своей творческой удаче, которой станет его следующее произведение – повесть «Батальоны просят огня» (первая публикация - в журнале «Молодая гвардия» ,1957 год, 5-6 номера). К.Симонов отмечал, что эта повесть многому научила даже маститых писателей. Василь Быков признавал, что бондаревские «Батальоны…» оказали благотворное влияние по сути на всю военную прозу середины 1950-60-х годов. И в этом не было преувеличения.

Сам Бондарев говорил, что его повести «Батальоны просят огня» и «Последние залпы» родились « от живых людей», от тех, кого он встречал на войне, с кем «вместе шагал по дорогам сталинградских степей, Украины и Польши, толкал плечом орудия, вытаскивал их из осенней грязи, стрелял, стоял на прямой наводке, спал, как говорят солдаты, на одном котелке, ел пропахшие гарью и немецким толом помидоры и делился последним табаком на закрутку в конце танковой атаки». Со многими фронтовиками, кто остался в живых, продолжал писатель, он не смог встретиться после войны: судьба разбросала их в разные стороны. «Но эти люди, мнилось, все время жили рядом со мной: и сейчас я хорошо помню их лица, их манеру говорить, их жесты и привычки».

Бондарев признавался, что над своими произведениями он работал «в состоянии неустанной одержимости», и его все время не покидало чувство, что он «возвращает в жизнь тех, о ком « никто ничего не знает и о которых знаю только я, и только я должен, обязан о них рассказать» [7]. Это чувство долга перед своими товарищами, погибшими и оставшимися в живых стало для писателя отправной точкой, стимулом для творчества; оно во многом и стало залогом успеха.

Новаторство писателя не в форме как таковой (повесть Бондарева внешне традиционна) , а в глубине постановки художественной задачи, ее решения. Автор «Батальонов…» как художник смог подняться над поверхностным изображением войны , коснулся ее важных сторон в их нравственном, философском преломлении, обратился не столько к батальной сути изображаемых событий, к военному быту (что само по себе было необходимо), сколько к проблемам бытия , онтологической сути. Свой немалый военный и жизненный опыт он ощутил и представил как опыт своего поколения , обогатил его опытом предшествующих поколений русских писателей. В этом синтезе - ключ успеха Бондарева.

Повесть «Батальоны просят огня» насыщена мыслями о жизни и смерти, о противостоянии человека крайним обстоятельствам, о страхе и его преодолении, о нравственном и психологическом выборе человека на войне. Быть человеком – такова нравственная максима многих героев военной прозы. Быть человеком - это значит преодолеть в себе страх и эгоизм, в последний момент думать не о себе, а об общем деле, о твоих товарищах, подчиненных.

Иногда самый простой, даже ординарный поступок, но освещенный жертвенностью, становится подвигом. Во имя жизни и будущего, во имя других, которые с тобой рядом и которые, возможно, далеко от тебя, но связаны с тобой невидимой нитью. В годы войны человечность становится тем особым благородным металлом, который дороже золота и которым каждый расплачивается за самое право называться человеком.

Критик Юрий Селезнев писал о «семенах человечности» , которые «взращиваются в героях В.Быкова, других писателей-фронтовиков. Эти «семена» взращиваются всей жизнью, окружающим миром, культурой и проявляются на войне в самые ответственные моменты. Война «проверяет на прочность и людскую храбрость, выносливость и выявляет еще и прочность совести, моральной стойкости, внутренней убежденности в правоте своего дела, своих идеалов. Прочность человечности в человеке». {8]

… «На войне нет бронхита», - говорит Шевчук, один из героев повести Бондарева. На самом деле на войне все есть- и прежде всего осознание человеком своей уязвимости, смертности, есть страх; проблема же не в том, чтобы не ощущать всего «человеческого, слишком человеческого», - а чтобы преодолеть в себе этот страх, найти в себе силы для последнего поступка, в котором порой раскрывается весь человек.

Сцены жизни и смерти предстают в «Батальонах…» как камертон, который настраивает все повествование; они тесно переплетены с описанием состояний природы, которые то безразличны к страданиям людей, то враждебны им, то искренне «сочувствуют» им. Мир природы и мир людей един, и война разрушает это единство, вносит дисгармонию. Природа не фон для военных действий, не просто поле брани, но - словно живое существо, которое также способно страдать, радоваться, умирать и оживать, как люди.

Война- это борьба , схватка различных, противоречивых начал, живая диалектика стратегии и тактики , побед и поражений. Такой она предстает в произведении Бондарева. Контрапункт повести – конфликт между «большой» и «малой» правдой, между драмой, разыгравшейся на плацдарме, на котором находятся батальоны Ермакова и других командиров, и дивизией, сражающейся за город Днепров и в конечном счете отбивающей его у противника.

Перед нами - сложная и противоречивая, двойственная логика войны, которую можно понять умом, но трудно принять сердцем, чувством. Писатель разъясняет логику действий Иверзева, командира дивизии, но душой, сердцем он на стороне Ермакова, Кондратьева, Бульбанюка, Орлова, других бойцов батальонов, которые «просили огня» и не дождались поддержки , и большинство из них погибли. В этом сложном, запутанном узле соединяются все линии повести, создавая напряженное художественное поле, в котором и происходит схватка интересов, сюжетных перипетий, человеческих характеров.

Жесткая, жестокая логика войны порой не оставляет выбора. Вот старший лейтенант Орлов кричит на «остроносого, изможденного пехотного лейтенанта» : « …я тебе людей не рожу! /…/ Каждого офицера, кто пискнет об отходе, расстреляю к ядреной фене! Куда отход? Куда? Дай тебе волю, до Сибири бы драпал! Не терпит кишка – уйди в дальний окоп, чтоб солдаты не видели, и застрелись . Но молча. Молча! Вот тебе совет!» [9]. Умереть молча или сражаться – невелик выбор, но другого не было…

Один из главных героев повести Бондарева - капитан Борис Ермаков, наиболее близкий самому писателю , по сути его «альтер эго». В этот образ вложено много личного, автобиографического. Ермаков – «хозяин» в своем подразделении, умен, решителен, искренне заботится о своих подчиненных, и они платят ему своей привязанностью. Один из бойцов, Скляр, в минуты откровенности признается Ермакову : «Любил я ведь вас, товарищ капитан…». [10] Ермаков раньше времени возвращается из госпиталя, так как без своей батареи чувствует себя «оторванной веткой». Батарея для него семья – этот образ мы встречали в «Юности командиров». О братьях Березкиных автор пишет, что «эти почти незнакомые Ермакову люди в запачканных глиной шинелях, с воспаленными лицами вдруг ощутимо ближе стали сейчас» . [11]

Главный герой повести стремится быть на переднем краю, в самой гуще боя – там, где решается его исход. Таковы сцены поведения Ермакова и его товарищей во время неравных схваток с немцами. Эти сцены впечатляют драматизмом, сдержанным пафосом, а главное – они реалистически, психологически достоверны. Здесь мастерство Бондарева-баталиста достигает своих художественных высот.

Командир поддерживает подчиненных, находит единственно нужные слова : «Мы делаем то, что и надо делать. Оттягиваем на себя силы. Иначе зачем мы здесь?» Он понимает, что бойцам важно осознавать свою нужность, смысл их «стояния» на своем плацдарме, небольшом «пятачке»…«Или впустую все?»- в отчаянии спрашивает пулеметчик. Ермаков возражает : «Когда убиваешь немца, который стреляет в тебя,- значит, не впустую. Родину не защищают впустую…». Эта мысль – одна из центральных в повести.

Батальон Ермакова попадает в «колечко», в окружение; он решает прорваться любой ценой. Изо всех сил бойцы ведут неравный бой с противником. И погибают все, от батальона остался один он, командир. Героя мучают мысли об ответственности, вопрос, все ли он сделал, чтобы товарищи не погибли. Ермаков бросает обвинение комдиву Иверзеву : «Батальон дрался до последнего патрона, хотя вы, товарищ полковник, мало чем помогли нам…» . И с прямолинейным категоризмом звучат слова осуждения старшему командиру: « А вы сухарь, и я не могу считать вас человеком и офицером» [12]

Иверзев оскорблен, он намерен наказать подчиненного за дерзость, но в конце концов вынужден все же признать и его правоту: «Что ж, за этим офицером стояла своя правда ответственности за гибель батальона; за ним же, Иверзевым, стояла еще большая правда ответственности за всю дивизию » (курсив наш. В.С.). Иверзев оказывается способен к внутреннему развитию, он душевно, нравственно пластичен, и в этом автор находит его «оправдание». Это один из сложных образов повести.

У героев Ю.Бондарева есть своя философия войны, с ее закономерностями и случайностями. Так же, как большинство на войне, Ермаков боялся случайной смерти : смерть в нескольких километрах до фронта всегда казалась ему такой же унизительно глупой, как «гибель человека на передовой, вылезшего с расстегнутым ремнем из окопа по своей нужде» (Сс. 42-43).

Так и другой герой, лейтенант Прошин- он испытывает «чувство опьянения боем, ту приподнятую, отчаянную самоуверенность, какая бывает только в двадцать лет у людей жизнерадостных». Опасность словно «скользит мимо, а ты очень молод, здоров, тебя где-то любят и ждут, и впереди целая непрожитая жизнь», которая представлялась ему « праздничной, счастливой» . С трудом представляет он свою смерть, ему кажется, что он не может погибнуть «просто так», бесславно. Но он погибает, как многие, - от «случайного снаряда.

Так что же – в самом деле , нелепая, случайная, «бесполезная» смерть, которой так не хотел, так боялся Прошин? Погон и сумка – неужели это все , что остается от человека? Нет, конечно. «Потом прозвучит залп на могиле, и клятвы мстить и последние слезы по любимому всеми лейтенанту…» . Остается память о человеке , его молчаливый призыв отомстить за смерть врагу. В этой эстафете – единственное оправдание смерти на войне.

Проблема нравственного выбора героев находится в центре многих писателей, авторов военной прозы. Но когда говорят об этом, имя Василя Быкова вспоминается прежде всего. Нравственная проблематика составляет самую основу его повестей – излюбленного жанра писателя. Эта проблематика буквально пронизывает всю художественную структуру произведений. Он говорил, что не ощущает «тесноты» жанра повести. По его же словам, во время войны, как никогда ни до, ни после нее, обнаружилась важность человеческой нравственности, незыблемость основных моральных критериев , его же как писателя интересовал главным образом нравственный мир человека, возможности его духа [13] .

Размышляя о повестях Быкова, Ю.Селезнев выделял два типа конфликта, которые имеют место в «лейтенантской прозе». Один, центральный, конфликт между «нашими» и врагами. Но нередко не он движет сюжетом. Внутри этого главного конфликта сталкиваются еще, как правило, и «свои», но внутренне чуждые люди, «делающие одно дело, но по-разному и поэтому по-разному проявляющие себя в тот момент, когда решается вопрос о действии не по приказу, а по совести» [14]. У В.Быкова это часто конфликт между «людьми совести» и «душевно близорукими» людьми, эгоистами, подлецами, предателями, что особенно остро проявляется в экстремальных условиях войны.

Быкова , по его собственному признанию, интересовала «не сама война, даже не ее быт и не технология боя» , но то, что « в войну стояло за героизмом, питало его, было его почвой, то, что и сегодня не «утратило свою силу» и не может утратить. Он утверждал, что литература должна не переставая «бить в свои колокола, настойчиво пробуждая в людях потребность в высокой духовности…» [15] .

В ранней повести «Журавлиный крик» (1959) действие происходит на небольшом железнодорожном переезде: шестерым бойцам поручено во что бы то ни стало удержать дорогу на сутки. Перед читателем проходят несхожие человеческие характеры, их жизненные истории, показано их психологическое состояние перед боем, раскрываются мотивы их поведения .

Командир Карпенко, крестьянский сын, рассказывает о трудной жизни семьи перед войной. Он немногословен, но мы чувствуем по его рассказу, по интонации автора , что это человек надежный, он не подведет, до конца выполнит свой воинский долг. Так оно и происходит.

Другой персонаж - Глечик тоже внушает уверенность в том, что в решительную минуту не уйдет со своего поста. Его духовный и нравственный запас - воспоминания о детстве, о жизни с родителями.

Совсем иной характер - Борис Фишер, он - «белая ворона» на фронте , ученый, искусствовед. Он высказывает недовольство приказами командира, но и Борис в конечном счете достойно проходит испытание , находит в себе физические и душевные силы , чтобы встретить врага лицом к лицу и погибнуть в неравном бою…

По-своему колоритен и образ бойца по имени Свист- до войны он успел за драку попасть в тюрьму, отсидел два года, на фронт же пошел добровольцем. Это внешне простоватый, открытый человек, по-своему любящий справедливость, ненавидящий фашистов; он делает все, чтобы выполнить приказ командира.

Автор показывает и героев, нравственно ущербных, с душевной «червоточиной». Таков , прежде всего, Пшеничный, который задумывает перейти к немцам. Мы узнаем, что он в прошлом сын кулака, с юных лет испытывает недоверие, откровенное отторжение от окружающих его людей, от власти. Его не приняли в учебное заведение , затем в комсомол; он привыкает к мысли, что в этой жизни ему нет места. Все это и приводит его к предательству…

Надо сказать, что в целом социальная и психологическая основа поступка этого персонажа не лишена оснований; подобные истории мы встречаем и в произведениях других писателей. Однако, приходится признать, что все же здесь писатель несколько упрощает свою задачу, во многом оставаясь в рамках уже привычной схемы, не дополняет сюжет жизненным материалом, своим авторским отношением. Поэтому этот образ как бы «провисает».

В этом отношении более интересен образ еще одного персонажа - Овсеева. Он еще совсем молод, не закален в боях, к тому же самолюбив, считает себя некоей особой личностью, достойной лучшего, чем бесславно и безвестно погибнуть в бою…

В.Быков умело передает общее движение повествования, не теряет из поля зрения психологическое, нравственное состояние своих героев. Его сосредоточенность на главном конфликте не мешает замечать «боковые» линии, порой очень важные, дополняющие и углубляющие основное русло. Писатель экономен, но лишь для того, чтобы какой-то деталью, образом высветить главное, подчеркнуть важную мысль, подвести читателя к определенному эмоциональному выводу…

Произведение Быкова, как правило, «начинено» нравственным, философским содержанием, в нем всегда ощутима самостоятельная, оригинальная, художественно выношенная авторская концепция, к тому же выраженная внешне скупо, но внутренне, как правило, емко и выразительно. Его язык, стиль узнаваем, отличим ,без нарочитости и искусственной усложненности.

Все эти черты художественной системы, складывались не сразу, но со временем они стали определяющими, характерными , по ним мы узнаем почерк писателя, его «марку». При этом, что очень важно, каждая повесть или роман всегда художественно неожиданны, непохожи друг на друга.

Автор умело пользуется приемом внутреннего диалога, когда мы видим многие события глазами рассказчика. Это позволяет нам лучше проникнуть в его душевное состояние, нравственный мир, понять самые мотивы его поведения, проникнуться его оценками , отношением к происходящему. Такова , например, повесть «Третья ракета» (1961); она написана от имени первого лица (Лозняка).

Перед нами проходят самые различные события и грани войны : привычные радости и невзгоды, повседневный быт, начиная от постоянно сосущего голода и кончая необходимостью подниматься с земли и идти в бой, хотя для этого совсем нет сил.

Быков показывает, что в условиях войны проявляется все лучшее, что заложено в человеке, воспитано в нем людьми, школой, армией; но и то плохое, что также есть в нем и чего не скрыть . В военных условиях ценятся не красивые слова, не эгоизм, а человеческая порядочность и самоотверженность, - как у медсестры Люды или якута Попова. Этот боец плохо говорит по-русски, кажется непрактичным, в чем-то неуклюжим. Но он думает прежде всего о товарищах, и это благородное бескорыстие, искренний, непоказной альтруизм словно «подсвечивает» образ, притягивает к нему читателя. Попов умело воюет, не теряет веры в нашу победу. Этот герой, как и рассказчик Лозняк, оказывается в центре нравственного, духовного притяжения повести.

Искусство быковской прозы - в ясности, четкости, прозрачности, при всей психологической сложности ее героев, нравственных коллизий, как правило, очень острых, непримиримых Часто это – мотив плена, «западни», бегства, ситуация , которая обнажает самый нерв характера. Бегство из плена становится «моментом истины», особенно когда герой пытается вернуться к своим, чтобы снова стать в строй, продолжать бороться, умереть, но не опозорить себя и своих товарищей…

Война - тема онтологическая , поэтому она неотрывно связана с жизнью и смертью, с проблемой человеческого бытия. Но у изголовья жизни стоит любовь. Высокая, жертвенная любовь и - любовь простая, человеческая, грешная. Казалось бы, на войне не до романтических историй, любовь здесь - лишь мгновенная вспышка, «отвлечение» от крови и страданий, «баловство», без которого можно обойтись. Но на войне как музы не молчат, так не «молчит» и любовь, самое светлое и необходимое чувство. И без него нельзя обойтись, потому что оно дает надежду, веру.

Тема любви присутствует в творчестве многих, если не всех, писателей – авторов «лейтенантской прозы». И, конечно, не для «оживляжа» (С.Чупринин), не для того, чтобы дать читателю «отдохнуть» от тяжелых, трагических впечатлений и ситуаций, которыми полна проза о войне. А потому , что иначе рассказ о жизни на войне был бы неполным и неправдивым. В немалой степени это относится к творчеству Виктора Астафьева .

Свою главную книгу о войне «Прокляты и убиты» он напишет в 80-е годы минувшего века. Но военная тема – наряду с деревенской - проходит через всю прозу писателя, постоянно тревожит его. Одной из первых книг, в которой Астафьев заговорил о войне, была повесть «Звездопад» (1960;1972).

Центральный ее герой - Миша Ерофеев, девятнадцатилетний раненый солдатик; он лежит в госпитале, лечится, зубоскалит с такими же, как он, бедолагами. Война еще не закончена, он скоро вернется на фронт, а пока живет обычной жизнью, в которой главное место занимают медицинские процедуры, операции, перевязки, разговоры с друзьями по несчастью. И неожиданные молодые влюбленности в молоденьких медсестер, в девушек, с которыми герой знакомится…

Всюду жизнь , и среди боли и страданий в нем пробивается чувство, нежность, любовь. Миша сначала заигрывает, флиртует с молоденькой Лидой, очень скоро привязывается к ней. Но его чувство эгоистично: увлекшись, он едва не переступает моральный порог…Его останавливает мать Лиды, которая обращается к его порядочности, предостерегает от торопливого шага в отношениях с девушкой, у которой еще «душонка-распашонка». «-Побереги Лиду», - говорит мать, и Михаил проникается ее тревогой: «-Я ведь и в самом деле отучился думать о других /…/. За меня начальство думает…». [16]

Пробуждение чувства ответственности- признак взросления мужчины, которое на войне происходит быстрее, чем на «гражданке». С этого момента герой уже не так легкомыслен в своих отношениях с женщинами. «Оказывается, ничего в жизни просто так не дается, - размышляет он. –Даже это, которое еще только-только народилось и которому еще не было названия, уже требовало сил, ответственности, раздумий и мук». [17]

И это относится не только к Лиде, но и к Жене, художнице, которая сама подталкивает Ерофеева к «легким» отношениям. И когда та шутя предлагает парню: «про войну, про героические подвиги что-нибудь соврите», Миша возражает: «Война страшная , Женя. Не надо об ней шутить» . [18] Он не хочет шутить не только про войну, но и «про» жизнь, про чувство, про любовь. Своеобразную проверку на подлинное человеческое чувство герой проходит, когда он вынужден расстаться с Лидой, и та сама готова перейти порог - чтобы хотя бы этим отодвинуть войну… «Пусть же эта проклятая война остановится на день», - восклицает она. [19] Но Миша отказывается принять жертву девушки. «И я выдержал, не согласился, - говорит он. – Я, вероятно, ограбил нашу любовь. Но иначе было нельзя /…/. Я презирал бы себя всю жизнь, если бы оказался слабей Лиды». [20] Он оказался сильнее, он подтвердил свое право называться мужчиной. Война – это не только фронт, не только героические подвиги, но и моральные победы над собой. Такой вывод делает для себя читатель.

Герои расстались и так никогда больше и не встретились, но Миша Ерофеев пронес свое взрослое мужское чувство через всю жизнь. Как говорит он сам, его любовь не была какой-то особой, необыкновенной, но «каждое сердце обновляет ее по-своему». Жизнь и смерть, война и любовь – в них писатель видит неразрывную связь, это одна из главных тем его творчества. Ей Астафьев посвятит и одну из самых пронзительных его вещей – повесть «Пастух и пастушка». «Звездопад» - своеобразные подступы к этой большой и важной теме. Но , как все у него, подступы яркие, талантливые.

В.Чалмаев, сравнивая творческую манеру, художественный метод Юрия Бондарева и Григория Бакланова , писал, что последнему «нужна временн а я протяженность событий, известная обжитость плацдарма в «Пяди земли»: герой получает возможность естественного замедленного становления, продлевается процесс самонаблюдений, самоанализа, оценки людей и их поведения» . [21] Эти особенности отличают и другие произведения Бакланова.

Писатель не сразу подступился к главной теме своего творчества. До военной прозы им были написаны и опубликованы рассказы, повесть «В Снегирях»- о послевоенной деревне.

Первая военная повесть – «Южнее главного удара» (1957) - уже содержит в себе некоторые характерные мотивы и особенности художественного почерка писателя. Это – повествование в ровной, несколько даже замедленной манере, без ярких эмоциональных вспышек и перепадов. Писатель, кажется, избегает и усложненных психологических ходов и мотиваций, явного «накручивания» морально-нравственной проблематики, которая зачастую присутствует в скрытой, латентной форме.

Самый драматизм прозы Бакланова как бы «запрятан», затушеван , из-за чего создается впечатление «обыденности» , ординарности запредельных ситуаций, включая смерть героев. Жизнь и смерть на войне, как бы говорит нам автор, ходят рядом, между ними практически нет границы. «Раненый, отброшенный взрывом, Беличенко видел, как три танка гнали к реке бойцов, стреляя по ним. Тех становилось все меньше, и вот уже только командир взвода в нательной рубашке и коренастый наводчик второго орудия бежали впереди танков». Потом упал командир взвода , но поднялся и, стоя на коленях, погрозил кулаком идущим на него танкам и что-то кричал, широко открывая залитый кровью рот. До реки не добежал никто. И вот они мертвы. «Голые по пояс, без рубашек лежат в луговой траве, а в реке купаются немцы. И луг и река теперь ихние» . Очевидно, что внешняя сдержанность сцены, внешняя «равноудаленность» автора при повествовании о своих и противнике призваны лишь подчеркнуть ее драматизм .

Последний, четвертый год воюют герои повести «Южнее главного удара», пробиваясь к своим, преодолевая сопротивление врага. «Все их усилия, и жертвы, и раны - все это было частью великой битвы, четыре года гремевшей от моря до моря и теперь подходившей к концу». [22] Автор от общей характеристики переходит к рассказу о рядовых участниках этой битвы, и перед нами предстают живые человеческие характеры, непохожие друг на друга, со своим жизненным опытом, отношением к людям, воинскому долгу.

Лучшие герои Бакланова ни на минуту не сомневаются, что они умрут, «если родина потребует». Но «о таких вещах не говорят вслух, -считает Беличенко.- На фронте это делается просто, тысячи людей делают это». [23] За этой «простотой» - страстное желание «прорваться», победить, даже ценой жизни. Их героизм не показной, они мужественно переносят страдания, тяжкие ранения – и вновь возвращаются в строй. «Кость снова мясом обрастает» , говорят они. Не только кость, но сами эти люди как бы «обрастают»- военным опытом, духовной и нравственной силой и прочностью, укрепляются чувством патриотизма, проверяемым не столько словом, сколько реальным делом.

Повесть «Пядь земли» (1959) рассказана от имени первого лица - Мотовилова. Действие ее происходит в конце войны, но это нисколько не снижает напряжения, драматизма повествования. Когда кончится война и люди будут вспоминать о ней,- говорит автор, -наверное, вспомнят они не только великие сражения, в которых решался исход войны, судьбы человечества. «Войны всегда остаются в памяти великими сражениями. И среди них не будет места нашему плацдарму». Но, между прочим, нередко судьбы и трагедии миллионов, продолжает автор, « начинаются судьбой одного человека. Только об этом забывают почему-то» [24]… Судьба человечества и судьба одного человека в конечном счете неразрывны, убежден писатель.

Об этом в свое время писал И.Дедков применительно к повестям В.Быкова, проза которого во многом созвучна прозе Ю.Бондарева и Г. Бакланова: «Все знаменитые удары, прорывы, охваты складывались, должно быть, из великого множества таких малых боев, и каждый из них представал самым центром и пеклом войны, средоточием всей оставшейся жизни и выпавшей судьбы для тех, кто был внутри боя, был его частицей, его волей и плотью вместе с другими, такими же малыми и живыми частицами воюющего народа» (курсив наш. –В.С.) [25].

У каждого из героев писателя свои высоты и плацдармы , порой небольшие, крошечные по сравнению с общим театром войны, но именно на этих плацдармах и решается судьба всей Большой войны.

Герои произведений Бакланова задают себе нелегкие вопросы, пытаются понять самые истоки войны, ее движущие пружины. У них нет беспричинной ненависти к врагу, они хотели бы увидеть в них обычных людей, но сделать это не так просто. «…Честный, самый честный немецкий солдат, который Гитлера ненавидит, нам победы не желает, он же все равно идет против нас, стреляет в нас, Гитлеру добывает победу!»- восклицает Васич. Такова логика войны, ее трудно понять, но еще труднее принять («Мертвые сраму не имут», 1961).

Война обостряет инстинкты человека, толкает его на дурные поступки, выявляет порой то темное, что глубоко спрятано в нем. Вот капитан Ищенко, внешне он такой, как большинство, неплохо воюет, его считают надежным бойцом, командиром. Но в нем есть душевная слабость, которая в конце концов и обнаруживает себя в критической ситуации. «Инстинктом, опытом, некогда переданным ему другими, обострившимся умом Ищенко осознал мгновенно, что сейчас легче уцелеть одному» (С.159). Выжить любой ценой - решает он, и это решение по сути делает его предателем, отделяет от тех, с кем еще недавно он был связан одной, единой судьбой.

Война проверяет характеры на стойкость, мужество, на нравственную прочность. Эту проверку выдерживает еще один герой повести – капитан Ушаков, который, в отличие от Ищенко, не щадя своей жизни, пытается прикрыть своих бойцов, увести их от гибели. «Успеть развернуть…Успеть! Прикрыть людей огнем! Мысль эта билась в нем, пока он бежал вниз, под гору /…/. Он бежал в середине, без шапки, прижимая локти к бокам. Между двумя трассами возникла третья струя огненного металла. Она вонзилась в Ушакова, прошла через него, и он упал» (С.160). Выжить, даже за счет других, или погибнуть вместе со всеми - этот выбор по сути всегда стоял на войне, выбор, который должен был человек сделать сам.

Антиподом Ищенко представлен в повести «Сраму не имут» и Васич. Это он собрал 26 человек и повел их из леса. Догадываясь, что Ищенко бросил людей, чтобы спастись самому, Васич твердо решает : «Выйдем- будем его судить» (С.172). Однако он вскоре погибает в бою - геройски, как и Ушаков. Писатель раскрывает «заячью» душу Ищенко. Во время похорон Васича «смутное сознание вины перед ним, мертвым, шевельнулось у Ищенко». Но он подавил это в себе. «Васич мертв, ему уже ничего не нужно и не страшно. Мертвые сраму не имут» (С.189).

Ищенко хоть и остается жив, но по сути проигрывает свой главный бой, в котором то, что было в нем подлинного, человеческого, оказывается подавленным, побежденным. Своеобразная нравственная болезнь этого героя – душевная эластичность, умение подавить в себе голос совести, найти оправдание любому своему поступку.

Одной из особенностей нашей «лейтенантской» прозы , в частности, повестей В.Быкова, является то, что в них подвиг изображен зачастую «повседневнее, индивидуальнее, незаметнее, как бы «меньше» и «тише» своего эталонного образца» . И, по мнению И.Дедкова , «именно через такой подвиг писатель показывает будничные героические усилия народа, глубочайшую нравственность его существования в трагических обстоятельствах конкретного времени и конкретного малого пространства. Его выстаивающую, побеждающую человечность» . [26]

В значительной мере это относится к военной прозе Константина Воробьева . «В литературе, условно говоря, не страшно быть «убитым»- страшно быть « без вести пропавшим » , - метко сказал В.Чалмаев. На какое-то время К.Воробьев, казалось, был таким «без вести пропавшим». Он тяжело переживал свою «неуслышанность» [27]. Его проза дошла до читателей с опозданием, хотя свою первую повесть «Это мы, Господи!» он написал еще в 1943 году (опубликована в журнале «Наш современник» лишь в 1986 году). Первая публикация писателя (рассказ «Ленька») состоялась в 1951 году. Позже были написаны и напечатаны рассказы и повести «Крик» , «Алексей, сын Алексея» , «Друг мой Момич», «Вот пришел великан» и другие.

Наиболее известная вещь Воробьева- повесть «Убиты под Москвой» (1961). Учебная рота кремлевских курсантов идет на фронт, который «рисовался» героям «зримым и величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти, и они шли не к нему, а в него, чтобы заселить и оживить один из его временно примолкших бастионов…» [28]. Первое же столкновение с реальностью – и осознание, что война - это прежде всего тяжкая, изматывающая работа. Не случайно одна из первых сцен повести- рытье окопов. Окопы – один из центральных образов в прозе Воробьева. Отсюда «окопная правда», «окопная проза» - и в этих определениях нет ничего обидного для писателя, скорее наоборот.

Вот перед нами капитан Рюмин- опытный командир, смелый, решительный воин. «Хозяин теперь всему война», - отвечает ему попавшийся на пути старик [29]. И он сам учится воевать и учит этому своих подчиненных. Так, он говорит, что воевать с танками противника надо уметь : его бутылкой с бензином в лоб не возьмешь, надо ждать, когда он «репицу свою подставит тебе», так как там мотор спрятан. Но дело не только в технике, нашим бойцам приходится делать и более важные открытия – ведь перед ними теперь немцы «настоящие , живые, а не нарисованные на полигонных щитах». Они, оказывается, такие же люди, как и наши, но это знание , как ни странно, не мешает, а помогает воевать, потому что не демонизирует врага, как это делает пропаганда. Итак, надо знать врага, реального, а не придуманного пропагандой, учиться воевать – вот первые уроки войны, которые делают герои Воробьева. Уроки, без которых не победить.

Рюмину присуще чувство долга и ответственности перед бойцами, перед родиной. И это высокое , очищающее чувство рождается у него естественно, в самые драматические моменты – когда он вместе со своей ротой попадает в окружение . Он хорошо понимает, что чувство мести врагу «растет из сердца, как первая любовь у не знавших ее» (с.131).Он пытается скрыть трагическое положение бойцов, предотвратить панику. И он «будто впервые увидел свою роту, и судьба каждого курсанта - своя тоже – вдруг предстала перед ним средоточием всего, чем может окончиться война для Родины – смертью или победой» (135). Для него она кончилась смертью - как для многих других…

В отличие от Рюмина, Алексей Ястребов еще совсем молод, ему не верится, что уже который месяц немцы прорываются к Москве, и их никак не могут остановить. Ведь он помнил, что сам Сталин говорил, что «мы будем бить врага только на его территории, что огневой залп нашего любого соединения в несколько раз превосходит чужой». Об этом и еще о многом другом, «непоколебимом и неприступном», Алексей, воспитанник Красной Армии, « знал с десяти лет». Вот почему сейчас « в его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны» (С.109). «Невероятная явь войны» противоречила пропагандистским штампам, которые вбивались в головы бойцам и теперь опровергались страшной реальностью.

Первый бой, страх смерти и радость первой победы. Алексей готов «прикончить любого», кто как он сам, «потеряет себя хоть на секунду…» (126). Он горит ненавистью к врагу : «Мы их, гадов всех потом, как вчера ночью /…/. Пускай только…Они еще не так заблюют!..У нас еще Урал и Сибирь есть, забыли , что ли!» (152). Алексея буквально перерождает смерть командира Рюмина; после этого он «почти физически ощутил, как растаяла в нем тень страха перед собственной смертью» .

Вот он совершает свой первый подвиг- подбивает немецкий танк. Бросив бутылку с бензином, он «успел вспомнить, что то место в танке, куда он попал бутылкой, называется репицей …» ( С.157). Он ни о чем отчетливо не думал,- заканчивается повесть, -потому что им владело одновременно несколько чувств, одинаково равных по силе. «Оторопелое удивление перед тем, чему он был свидетелем в эти пять дней», и тайная радость от того, что остался жив; желание «как можно скорее увидеть своих и безотчетная боязнь этой встречи»; горе, голод, усталость и ребяческая обида на то, что «никто не увидел, как он сжег танк…» . Герой проходит свои воинские и жизненные «университеты» - и выходит из них повзрослевшим человеком, смелым и опытным бойцом и командиром.

В.Чалмаев справедливо отмечает искусство писателя в изображении ночного боя, когда «взвод Алексея Ястребова «вонзился в село, как вилы в копну сена», когда растерявшийся враг забыл о превосходстве своих игрушечно-великолепных автоматов над громоздкими курсантскими самозарядками…». По мнению критика , это одна из лучших сцен «во всей русской военной прозе» [30]. Автор убедительно показывает, как учатся воевать и побеждать русские «мальчики», которые сразу после школы шагнули в самое пекло войны…

И.Дедков писал, что К.Воробьев «не был каким-то особенным, из ряда вон выходящим мастером языка и психологического анализа, однако в нем была какая-то иная, привлекательная, неординарная сила, которая действительно выделяла их (книги) среди многих…». [31] Эта «неординарная сила», эта «тайна» - в неподдельности судьбы и того жизненного опыта писателя, которая улавливается за всем, что порой выше «из ряда вон выходящего мастерства», что отличает его от другого. Творческая индивидуальность дается не только авторским почерком, выверенной манерой, стилем, а самим «веществом», наполняющим книги. Все это есть у Константина Воробьева.

*******

«Вторая волна» военной прозы, «лейтенантская проза» во многом стала « моментом правды » в литературе. «Момент правды, - писал позже Дедков, - это момент честной и совестливой памяти, хранящей лицо жизни, лицо войны, лицо человека в их истинном, настоящем выражении и воссоздающей их в наивозможной полноте, чтобы ничто из пережитого и пройденного народом не было напрасным». [32]

…Здесь затронуто лишь несколько имен, сказано лишь о нескольких гранях военной прозы «оттепели». Но и сказанного, думается, достаточно, чтобы ощутить, сколь важны и значительны были те малые «высоты» и «плацдармы», которые отстаивали герои «лейтенантской прозы», и те «высоты» и «плацдармы», которые заняли писатели-фронтовики в русской литературе .

*****

Примечания

[1] .См. : В.Соловей. Историкам шьют дело. // Литературная газета.№37. 2010.

[2] .Бондарев Ю. Собр. соч. : В 6 тт. М.,Т.6.1986. С.87.

[3] . Чалмаев В. На войне остаться человеком. (Фронтовые страницы русской прозы 60—90-х годов). М., 2000. С. 43

[4] . Бондарев Ю. Собр. соч. : В 6 тт. Т. 1. М ., 1984. С.361.

[5]. Бондарев Ю. Собр. соч. в 6 тт. Т. 1. М ., 1984. С.227.

[6] . Бондарев Ю. Собр. соч. в 6 тт. Т. 1. М . 1984. Т.1 С. 224.

[7]. Бондарев Ю. Собр . соч. в 6 тт. Т. 6. С.9.

[8]. Селезнев Ю. Быть человеком. // Вечное движение. М., 1976. С.с.42-43.

[9]. Бондарев Ю. Собр. соч…Т.1. С.127.

[10] .Бондарев Ю. Собр. соч…. Т.1.С.120.

[11] . Бондарев Ю. Собр. соч…. Т.1.С.114.

[12]. Бондарев Ю Указ. соч. Т.1. С.192. Далее указание на сноски см. в тексте.

[13]. См.: Быков В. Вопросы литературы. 1973. №1.

[14]. Селезнев Ю.Вечное движение. ..Сс.43-44.

[15]. Селезнев Ю. Вечное движение. М. , 1976 . С. 46.

[16]. Астафьев В. Собр. соч . : В шести томах. М.,Т.1.1991.С. 260.

[17]. Астафьев В. Собр. соч. : В шести томах …Т.1.С. 260.

[18]. Астафьев В .Собр. соч. ….Т.1.С. 271.

[19]. Астафьев В .Собр. соч. …Т.1.С. 280.

[20]. Астафьев В . Указ. соч.… Т.1.С. 280.

[21] .Чалмаев В. На войне остаться человеком. (Фронтовые страницы русской прозы 60—90-х годов). М. , 2000. С. 55

[22]. Бакланов Г. Военные повести. М., С. 444. .

[23]. Бакланов Г. Военные повести… С. 392.

[24]. Бакланов Г. Военные повести…. С. 13. Далее указание на сноски см. в тексте.

[25]. Дедков И. Возвращение к себе. М., 1978. С.202

[26]. Дедков И. Возвращение к себе…С.209.

[27]. Чалмаев В. На войне остаться человеком. (Фронтовые страницы русской прозы 60—90-х годов). М., 2000.С.60.

[28] . Воробьев К.Указ.соч…С. 104.

[29]. Воробьев К.Там же. …С.133. Далее сноски см. в тексте.

[30].Чалмаев. В. На войне остаться человеком. (Фронтовые страницы русской прозы 60—90-х годов). М., 2000. С. 65

[31]. Дедков И. Возвращение к себе. Литературно-критические статьи. М., 1978. С.158.

[32].Дедков И . Возвращение к себе…С.185.