РЦЫ СЛОВО ТВЕРДО
(Заметки писателя Юрия Серба)

19 октября 2012 г.

О подражательстве

В годы «пере/катастройки» многие наши сограждане – не без трепета сердечного подражая «цивилизаторам» – пробовали произносить на людях формулу обращения «дамы и господа». Ещё развевались флаги СССР, ещё в «каждой приличной конторе» был собственный «который из органов» (если не целая служба), а мы себе уже казались свободными и смелыми, гордясь своей как будто принадлежностью кто к дамам, а кто к господам. Задавали в этом тон журналисты и левые правозащитники. Но странно, что русская традиция единого обращения – «господа», без различения полов – замалчивалась, а буде кто о ней напоминал – игнорировалась или пресекалась. Хотелось «так красиво, как на Западе»: француженки и французы, ladies and gentlemen… Ускользало от нашего внимания то важное обстоятельство, что западных людей вынуждал прибегать к такому разделению их собственный язык, тогда как мы, в русском языке, имели форму обращения, объединявшую мужчин и женщин. (По этой схеме и большевики придумали форму «товарищ».) Стоит перечитать повести Вересаева, Чехова, Куприна – и вы убедитесь в простоте и красоте такого подхода. К тому же он свидетельствует о русской общности, самостоятельности, самобытности.

Для помрачённых современной западной идеей «равенства полов» у нас есть ещё одно соображение в пользу русской самостоятельности. Помешавшиеся на «равенстве полов» реформаторы культуры – англо-американцы и германцы – уже законодательно отказываются от понятий «муж» и «жена», «отец» и «мать», заменяя их единым «термином»: партнёр, а в последнем случае – «родитель-один» и «родитель-два». Поэтому даже для помрачённых традиционное русское «господа» должно быть предпочтительнее!.. (Предполагается смех в зале.)

Но шутки шутками, а никуда не уйти от той истины, что слово определяет сознание.

Когда Пётр Первый, подражая любимой неметчине, назвал новую столицу Санкт-Питербурхом, он не мог предвидеть, что наступит время англофилов, переиначивших имя города (о советской эпохе пока умолчим!). Англичане и французы имена святых в названиях городов предваряют двумя буквами с точкой: St. Но современные «новорусские» англофилы, произнося имя города почти по-английски, в то же время подражают то ли Петру, то ли немцам, и пишут – развёрнуто, не сокращая: Saint-Petersburg. Что в сознании у школьников и студентов, особенно при потере дефиса, укладывается довольно просто: «Святой Петербург». Кто в этом усомнится, может самостоятельно провести не столь филологический, сколько исторический опрос: «В честь кого назван город на Неве?» Смею вас уверить, что голоса разделятся: в честь Петра, но которого – царя или апостола? И тогда последуют вопросы к учителям, к комитету по образованию, к нынешнему законопроекту об образовании в РФ... Они-то последуют, они давно раздаются – а вот последуют ли адекватные ответы?

Государь Николай Александрович, прекративший именовать по-немецки свою столицу в 1914 году, поступил как патриот и самодержец – но он не переименовывал столицу! Он сделал только обратный перевод – с немецкого на русский. Ведь немцы имеют по-прежнему полное право произносить и писать Sankt-Peterburg – так же, как итальянцы говорят San-Pietroburgo, а греки – А́гио Петрyполи. Повелев своим подданным именовать столицу по-русски, Николай II едва ли подозревал, что тем самым облегчает нам возврат из «Ленинграда» к исторической русской традиции – к ПЕТРОГРАДУ, к Павлограду, Борисоглебску, Петропавловску и т.д. Но подражатель Западу мэр Собчак решил административным перескоком вернуть нас к «доисторическому» имени – к Санкт-Петербургу. Стали заново учиться выговаривать. Ссылки на городской референдум, в оправдание Собчака, здесь неуместны, поскольку пришедшие к власти западники не оставили горожанам никакого выбора: только «за» или «против» Петербурга.

При этом лукавый тонкий правящий слой либеральной «интеллигенции» несправедливо приписывает нам обезьянью переимчивость западных стереотипов, а сами их навязывают нам под видом общечеловеческих ценностей. Упомянутый слой, деля своё время между телестудией (властным кабинетом), рестораном и тусовкой, сам начинает верить в то, что «в стране не осталось ничего русского» (кроме «быдла»), заставляя верить этому и нас.

Но ведь не мы принесли в страну «тренды» – их привезли из зарубежных стажировок либералы. Нас вполне удовлетворяло слово «тенденция», ставшее родным и понятным от Калининграда до Чукотки. Это слово вполне обрусело в нашем языке. Именно поэтому оно перестало устраивать господ ОП. Но их устраивает слово «быдло» (польское «скот»), принесённое ими на просторы России в царствование Екатерины, – именно для обозначения обкрадываемых русских туземцев. Их устраивают неприличные слова «пацан», «халява», «зэк», «параша» и богохульный мат от Михаила Швыдкого – потому что, являясь мусором в нашем языке, эти слова едва ли не сакральны в либеральной кабалистике.

Обезьянничают политики – подражают им, уверенные в безнаказанности, журналисты, продюсеры, спекулянты и торговцы. Русскоязычные статьи пестрят латиницей, а торговые вывески, названия бутиков и ресторанов смешивают алфавиты – хотя бы немного по-латыни, хотя бы что-то не по-русски: SПб – это, представьте, «сеть пивных баров».

А как вам «Republic of Coffee»? Едва ли лучше, чем «Кофе-Хауз», потому что последний вариант неграмотен сразу на обоих языках.

Засилье латинского алфавита в теряющей свою грамотность стране – это ещё одна режущая грань проблемы, но об этом поговорим в следующий раз.


Комментариев:

Вернуться на главную