Поэзия не так проста и не так доступна, как может показаться сначала. Далеко не всех она впускает в свои кладовые, где её помощницы-Музы распоряжаются золотым словесным запасом. По каким критериям они среди множества сочиняющих стихи людей отбирают одного, вручая ему и только ему часть золотого запаса в полной уверенности, что не ошибаются, понять почти не возможно. Нельзя понять и другое: почему стихи одного поэта, давно уже известного, отмеченного рядом литературных премий, широко издаваемого, оставляют душу твою равнодушной, хотя при чтении его стихотворений ты понимаешь, что стихи писал поэт, а не графоман, и в них есть всё, что должно быть: и образность, и мысль, и чувство, и все прочие атрибуты, свойственные поэтическому произведению, а стихи другого поэта, которого и издают реже, и журналы печатают не так часто, имя которого для многих, даже пишущих, ничего сегодня не скажет, вдруг ошеломляет то ли своей искренностью, то ли всеобъемлющей гармонией, то ли почти полным совпадением ощущений автора с ощущениями твоими, основных поворотов в судьбе поэта — с основными поворотами в твоей судьбе, его юношеских переживаний с твоими переживаниями...Всех совпадений не перечислишь. И с годами начинаешь замечать, что существует некий коридор или туннель, за пределами которого душа твоя уже не отзывается на встретившуюся ей поэзию, а лишь фиксирует её присутствие. И что удивительно, в этом коридоре твоего восприятия могут оказаться совсем непохожие поэты, с разной степенью таланта, относящиеся и к разным поэтическим школам, и к разному времени проживания на этой грешной земле. И с годами, по мере накопления житейского опыта и опыта души, размеры и конфигурация коридора восприятия тобою поэзии меняются.

Стихи Виктора Кирюшина были мною приняты в душу сразу, как только я начал читать его книгу «Накануне снега и любви». А книгу его «Неизбежная нежность» мне посчастливилось прочесть в рукописи, накануне её издания, и я могу признаться, что испытанное мною однажды очарование его поэзией не пропало. Оно появилось сразу же, стоило мне начать читать новую книгу избранных стихотворений поэта. Признаюсь, что лично с Виктором Кирюшиным я не знаком. Почти ничего не знаю я и о его биографии. Иногда, читая его стихотворения, я догадывался о каких-то крутых поворотах в его жизни, ибо ни одному истинному поэту ещё не удавалось отделить своё бытие от поэзии. Скорее, одно вытекает из другого, то есть судьба, её событийные вехи, опыт души на путях преодоления разных трудностей и искушений и есть почва, на которой произрастает поэзия. Но нельзя забывать при этом и признание А.С. Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь». Далеко не всегда можно на все сто процентов отождествить героя поэтического произведения и явленные в нём события, ощущения и переживания, мечты и сны, с автором, с реальными движениями его души и событиями его жизни. Опыт души поэта — субстанция сложная и может состоять из каких-то отдалённых отголосков прежней жизни, складываемых в картинки, подобные картинкам детского калейдоскопа. А поэт по каким-то, лишь ему известным предощущениям, крутит калейдоскоп своих чувсвтвований, переживаний, всполохов памяти, неожиданных озарений и ещё много чего, и облекает всё это в слова. Да мне и ни к чему знать в точности биографию поэта. С ней разберутся когда-нибудь литературоведы. Для меня важнее опыт души поэта. А он богат и мне близок, ибо без всяких натяжек нас можно назвать поэтами одного поколения. Наши детство и юность прошли примерно в одинаковых условиях, и многие факторы, так или иначе повлиявшие на формирование нашего поколения и оставившие неизгладимый след в поэзии, совпали.

В книге избранных стихотворений Виктора Кирюшина «Неизбежная нежность» много философской лирики, которая рождалась при погружении, так или иначе, в гармонию природы затем, чтобы, переплавив в своей душе переживания, образы, мысли, чувства, да просто предощущения, настроить свой организм на приём диктуемых небесами строк, с виду незамысловатых, но всегда с философским подтекстом:

Остановлюсь и лягу у куста,
Пока легки печали и пожитки,
На оборотной стороне листа
Разглядывать лучистые прожилки...

...Вселенная без края и конца
Вселяла б ужас до последней клетки,
Когда б не трепыхался у лица
Листок зелёный с муравьём на ветке.

И уже в другом стихотворении, восхищаясь многоголосьем природы и понимая, видимо, недостижимость такой же гармонии в стихах, поэт обращается напрямую к природе:

...Беззащитен и разумом смутен,
Смуглый пасынок ночи и дня,
Я такой же по крови и сути —
Муравью и пичуге родня.

Но природа, закрывшая двери,
Немотой продолжает корить.
О, свободные птицы и звери,
Научите меня говорить!

Удивительная взыскательность поэта к своему творчеству. Прочитав две его книги, могу искренне заявить, что более гармоничной поэзии, чем у Виктора Кирюшина, мне встретить пока что не приходилось. Я имею в виду современную поэзию. Другие читатели, наверняка, назовут другие имена, но это нисколько не умаляет великолепия творений поэта. Поэтический талант в том и проявляется, что истинному поэту дано озвучить то, о чём думали многие, но по каким-то причинам не могли сказать так, как это дано творцу. Вот, казалось бы, совсем простенькое стихотворение «Точка»:

Точка — это не конец.
Ну, куда от пауз деться?
Не петля и не свинец,
Просто повод оглядеться.

Жизнь, казалась, видит Бог,
Бесконечною, как поле...
Время подвести итог,
Промежуточный, не боле.

Бросить пить, сменить режим,
Предпочесть горбушке мякоть
И над замыслом чужим
От отчаянья заплакать.

Такое стихотворение вряд ли напишешь в двадцать или в тридцать лет. Надо кое-что испытать, пройти, потерять, чтобы однажды встать в растерянности, не видя ни пути дальнейшего, ни смысла идти куда-то. Встать, чтобы оглядеться, перевести дыхание, оценить обстановку, говоря военным языком, чтобы понять, что пора уже итог жизни подводить, хотя и промежуточный, а заодно и поиронизировать над собой («Предпочесть горбушке мякоть»).

Да «и над замыслом чужим// От отчаянья заплакать». Вот эта особенность Виктора Кирюшина — умение закончить стихотворение строками, за которыми бездна, многовариантность восприятия — для меня, пожалуй, всего дороже. И образы в стихотворениях поэта обладают удивительным свойством — вызывать такие ассоциации, о которых, видимо, и сам автор не подозревал. Оговорюсь, что так воспринимается поэзия Виктора Кирюшина мною.

Мне уже доводилось отмечать, что одной из особенностей поэзии Виктора Кирюшина является почти немыслимая , по нынешним временам, интеллигентность, природная внутренняя культура. И это касается любых тем. Но ярче всего это свойство проявляется в любовной лирике поэта. Она тактична, сдержанна внешне, хотя под внешней сдержанностью чувствуется полыханье чувств. Это ощущается даже в тех стихотворениях, которые являются лишь отголоском памяти давно минувших дней:

...Сошедшие с ума,
Повергнутые ниц.
Два маленьких холма,
Две тени от ресниц.

Жизнь, как предсмертный крик, -
Не набело, вчерне.
Ей холодно, старик,
В твоём худом челне!

Таится по углам
Кладбищенская мгла,
Но мы остались там,
Где музыка была.

Нас времени река
Несёт — рука в руке.
И впереди — века,
И — жилка на виске.

А насколько точно психологически написано стихотворение о первом любовном опыте мальчика с женщиной, явно старше его по возрасту, а главное — опытнее. А с каким восхищением автор относится к этой женщине, немножко коварной по отношению к юноше, поскольку она знала, куда завлекает юное создание, сознание которого воспламенено первой влюблённостью. И «это» с ним впервые в жизни случилось, и он чувствует себя героем, но у поэта на этот счёт свой взгляд: «О женщина! Автор и зритель// Спектакля, что создан шутя.// Пусть думает: он — победитель!// Охотник наивный. Дитя».

И не всегда можно сказать, что вот это стихотворение о любви, а другое — нет. Ибо любовь, в той или иной ипостаси, присутствует почти во всех творениях поэта. В них пульсирует жизнь, а как же человеку в жизни без любви обойтись: к женщине ли, к землякам ли, к старухам ли, встреченным возле железнодорожной станции и вызвавшим сочувствие, к пастуху ли, убитому молнией, ко всему, что окружает поэта? И куда отнести стихотворение «Ноша»:

И мне казалось — время лечит
Всё то, что душу нашу жжёт.
Возьмёт, как женщина, за плечи
И, безмятежное, солжёт.

Но память — трепетная птица,
Вспорхнула,
Встала на крыло,
И всё, успевшее забыться,
Двойную горечь обрело.

Я и не ведал, без печали
Вдогонку крикнув ей: «Лети!» —
Как ноша разнится
В начале
И в продолжении пути.

И о чём это стихотворение: о любви, о памяти, благодаря которой «всё, успевшее забыться, двойную горечь обрело» или о житейском опыте, который позволил-таки понять поэту «как ноша разнится в начале и в продолжении пути»? Думаю, что стихотворение это о жизни, запутанной и милой, немилосердной, порою, и поучительной. Но о настоящей жизни. Как, впрочем, и другое стихотворение поэта «Здесь только вороньё витийствует картаво», о многоплановости которого, о его кинематографичности, о том, что на основе одного этого стихотворения можно написать сценарий и снять хороший фильм, я ранее уже писал.

Тема взаимоотношений мужчины и женщины в книге представлена очень широко и раскрыта так, что ни разу строки его на эту тему не вызвали какого-либо оторжения, возмущения, брезгливости, что зачастую бывает при чтении стихотворений племени молодого, для которого слово и понятие «Любовь» заменено раз и навсегда словом «секс ” . Даже в стихотворении «Всё это длилось только миг», где описывается нечаянный сон, где всё не столько реальность, сколько наваждение, отношение мужчины к женщине поднято на такую высоту, что поневоле вспомнились хрестоматийные строки А.С. Пушкина: «Я Вас любил так искренне, так нежно, как дай Вам Бог любимой быть другим!» Не зря ведь говорится: «Жизнь прожить — не поле перейти». В жизни любого человека, а уж тем более — поэта, случается всякое. И чувства разные посещают, и оценки, наверняка, в адрес своей «половины» созревают, порой, не всегда лестные. Но ни одной строкой, ни одним намёком поэт не оскорбил женщину. Ему легче взять всю вину на себя: «А если что-то не случилось,// Так это сам я виноват», хотя поэт в другом стихотворении признался: «Как всё-таки жизнь прихотлива: //То зной нестерпимый, то лёд!» И, понимая, что грешен и не всегда прав, отважно признаётся: «Целую, пока не погиб, //Жнивья золотой треугольник, //Бедра молодого изгиб». Не зря ведь сказано: «Не согрешишь — не покаешься». Кому-то стихи Виктора Кирюшина, а в большей степени — их исполнение, могут показаться несколько несовременными, слишком классическими, но лишь потому, что в них нет пошлости, хотя есть безоглядность, нет грязной физиологичности, хотя есть запредельная откровенность.

Душа поэта — всегда загадка. Иногда она загадочна и для самого носителя её. Вот и душа Виктора Кирюшина однажды вдруг приняла обычную рощу за Храм пресветлый и даровала откровение поэту:

Ослепит высокое сияние
Подожжённых холодом дерев -
И душа попросит покаяния,
Запоздалой мудростью прозрев.

То стыдом,
То горечью охвачена,
Заболит, замечется она...
Видно, рано думать, что заплачено
За ошибки прошлые сполна.
(«Роща»)

Не боюсь повториться: почти все творения Виктора Кирюшина пронизаны философией. Одним из главных героев в его стихотворениях выступает время. Приводить цитаты, подтверждающие правдивость этого, нет никакого смысла. Читатель сам найдёт строки, чтобы убедиться в правдивости суждения, а, если читает эти строки, то, наверняка, уже нашёл. Хочу лишь сказать, что встреть я лет пять назад в стихах кого-либо из современников такие вот строки:

Непередаваемая страсть -
Маятником вечности качаться!
Мне всегда хотелось время красть.
Наконец-то стало получаться.

посчитал бы их обыкновенным выпендрёжем. Прочитав же книгу Виктора Кирюшина «Неизбежная нежность», я поверил в искренность и правдивость этих строк. Случилось это потому, что, читая стихи его, я сопереживал, иногда проживал вместе с ним какие-то эпизоды его жизни. А может и вовсе мне удалось приостановить время и повернуть вспять, чтобы, как в замедленной кино-хронике, прокатились передо мною события и эпизоды бытия поэта, дав возможность стать мне сопечальником его. Это редкое, глубокое по смыслу слово «сопечальник», то ли забытое, то ли слишком редко употребляемое, но такое русское и точное, я выудил в одной из строк книги. Наверное, душа моя так легко и доверчиво открылась восприятию стихотворений Виктора Кирюшина ещё и потому, что стихи его дышат сопереживанием и жалостью, сочувствием и печалью. И ты уже не замечаешь, как становишься сопечальником, ибо и сам в разные годы думал об этом же и писал, и задавался вопросом: «Разве слово о малости,// Если стала тоской// Ностальгия по жалости// Бескорыстной людской?..//...На Руси и при голоде// Не пропасть на миру,// Отчего ж это в городе// Пусто, как на юру?..»
Заканчивая затянувшееся послесловие к удивительной по наполненности книге, в которой нет ни эпатажа, ни велеречивости, ни выспренности, но есть доверительность и запредельная откровенность, есть переживание за судьбу народа и простых его представителей, будь то пастух или старушка, боль за гибнущую русскую деревню и за надругательства над природой, не могу отказать себе в удовольствии процитировать небольшое стихотворение Виктора Кирюшина:

Прекрасна неопределённость,
Когда возможны «да» и «нет».
Не страсть,
А тихая влюблённость.
Не вспышка -
Сумеречный свет.
Какое б ни было решенье,
Как жизнь ни сложится твоя,
Не результат, а предвкушенье -
Простая прелесть бытия.

Чтобы дорасти до понимания такого простого, с виду, вывода, надо много прожить, прочувствовать, не раз потерять и обрести, и снова потерять, начать задавать себе не всегда удобные вопросы и придти к покаянию, а главное — любить. Тогда и нежность станет неизбежной.