ДВА ПРАДЕДА
История - тёмное дело.
По воле судьбы у меня
Два прадеда - красный и белый,
Два сердца, два грозных огня.
Один - голоштаный Петруха -
Мечтатель, подвешен язык.
Плевались по Тойме старухи
Вослед: "Сотона, большевик!"
Смотрел он сурово и жёстко,
Но совесть, как видно, была:
Ушёл, не стерпев продразвёрстки,
На фронт из родного села
И сгинул в кипящем пространстве,
Оставив детей и жену,
"От голода и от тиранства"
У белополяков в плену.
Второй не рассказывал байки.
С холодным азартом в глазах
Лупил комиссаров нагайкой
Упрямый уральский казак
И также безвременно сгинул
В степи, посреди ковыля -
Прадедушка Фёдор Щербинин -
За веру, за Русь, за царя.
Не знаю я, кто из них прав был.
Теперь до скончания дней
Два прадеда - белый и красный
Отчаянно спорят во мне.
Свинцом да железом калёным
История нам воздаёт.
Свеча у разбитой иконы.
Россия. Семнадцатый год...
ПО ДОРОГЕ В ТОЙМУ
Кусочек лакомый - земля
лежит на блюде.
Не плачь о брошенных полях,
поплачь о людях.
Не одолела их война,
жизнь не сломила.
Остались только имена:
Иван, Людмила.
В траве осевшие кресты
без всякой веры,
ушедший в землю монастырь,
высокий берег.
А мне все блазнится: форсист,
душа наружу,
в деревне русской гармонист
поет "Катюшу".
БЕРЕГ
...Смотрю на горячие травы и глаз не могу отвести,
мой берег заброшенный, правый, высокий, до неба почти,
как песня старинная, длинный (Россия - судьба набекрень!),
лишь бревна, да ржавая глина, да тени родных деревень.
От светлого хочется плакать, кого ж тут спасет красота,
но красный ободранный бакен плывет, не покинув поста.
Стою на последнем пароме, смотрю на далекий угор,
где мамин зелененький домик, и ласточки режут простор.
Я знаю: мгновенье, и снова огромный потянет магнит,
песчаною низкой подковой обхватит, сожмет, полонит -
тот, левый - большая дорога, зудящая масса людей,
там тоже живется убого, но чуточку все ж веселей.
На палубе ветер противный, коричнево волны кипят,
смотрю и смотрю неотрывно пока еще можно - назад.
Штыками оставшихся елей небес охраняя гранит,
мой правый, несдавшийся берег –
как Брестская крепость стоит.
ДЯДЯ САША
Там, за темной лесною гривой -
Позабытый "банный проспект",
И лихачит, грохочет "Нива"
На дороге, которой нет.
На совхозных лугах усердно
Дядя Саша ставит стога,
Деревенский последний фермер,
Сын солдата, фронтовика.
Лето - с каждым июлем жарче!
Дядя Саша к жаре привык.
Старый конь по имени Мальчик,
В стаде восемь коров, да бык -
Больше нечем вроде бы хвастать.
А в округе дома пусты.
Незабудковой свежей краской
Скромно выкрашены кресты.
Над крестами шумят деревья,
И совсем не пугает смерть.
Чисто выкошена деревня -
Любо-дорого посмотреть!
Постояло бы только сухо,
Только б дождики не пошли...
Раскрасавица-дочь Надюха
Укатила в Северодвинск.
Одинокий моргает бакен,
А моторки не тарахтят.
Здесь нельзя завести собаку -
Непременно волки съедят.
Здесь зимою тоскливо, скверно...
В непроглядную смотрит тьму
Дядя Саша - последний фермер.
Дай-то Бог здоровья ему.
ЧЁРНЫЙ МЫС
Отражается в реке тишина.
Воды светлые, и светлая высь.
И впадает прямо в небо Двина
Там, где врезан в горизонт чёрный мыс.
Нелюдимый берег лесом порос.
Черный мыс, как оконечность креста,
Что, невидимый, встает в полный рост,
Осеняя все глухие места,
Безоглядную, великую ширь -
Захолустье Всея Руси.
Здесь когда-то раньше был монастырь.
Только некого об этом спросить.
Небо сонное склоняется вниз,
Обнимая задремавший поток.
И виднеется вдали чёрный мыс,
Как надежда - неизвестно на что.
ВРЕМЯ ПЕСКА
Это время песка, изумрудных больших стрекоз,
время нежного ветра и лютиков золотых.
С вечернего неба белый капает воск -
или просто бабочки у воды?
Голос кукушки - четко, издалека,
спокойный, сладкий, словно небытиё.
Слишком быстро мелеет эта река,
а с нею - сердце твоё.
Все громче стрекочут в полдень цветы,
вышивают ромашки скромный узор.
Здесь страдали предки, но хочешь ты
быть счастливой - наперекор.
И, пока заката горит стрела,
идешь по песку в купальнике, чуть сыром.
Зеленоглазый овод вьется вокруг бедра,
опьянённый твоим теплом... |
ДИКИЕ ДЕВЯНОСТЫЕ
Память крючьями острыми
Тащит в обьятия тьмы.
В дикие девяностые
Лиха хлебнули мы.
Речи лились заманчиво,
Крылья росли - дерзки.
Но уходили мальчики
После Чечни - в братки.
Ваши "морали" - мелочи.
Бизнес доступен всем!
Стройные интердевочки -
Члены ВЛКСМ.
Мельницы били крыльями
В наглой своей красе.
Разом деревни вымерли.
Встали заводы все.
Ваучеры песочные,
Громкие имена.
Сумочки-то челночные,
Помнишь, моя страна?
Верить совсем не главное,
Главное - видеть суть.
Водку нальют халявную,
Только проголосуй!
Выдюжили? Нет, выжили.
Видно, крепка кишка.
Эх, олигарху рыжему
Черти намнут бока.
Что ж тут творилось, Господи?
Боль, беспредел, беда.
Дикие девяностые,
Огненная вода.
МАЛЬЧИКИ
Сидят они, прижавшись скромно к стене,
планшетики, джинсы, китайские свитерки,
по-щенячьи тычутся в кабинет,
спрашивают: "надо снимать носки?"
А в перекур гогочут дружной толпой,
трясется деревянный военкомат...
Год рождения - 97-ой,
эти цифры что-нибудь говорят?
Статистика - куда уж там веселей,
из черепков не сложишь новой страны,
единственные дети из неполных семей,
мама с папой давно уж разведены.
"Отношение к спиртному?" - "нормально!" (такая жизнь),
"куришь?...хватает на день...как наркота?"
Но на вопрос: "хотите ли вы служить?"
большинство отвечает "да".
Старый психиатр, служака, исподтишка
в седые усы усмехается всякий раз,
когда на вопрос: "в какие хочешь войска?"
какой-нибудь тощий очкарик твердит "в спецназ";
мол, лопату - в зубы, на шкуре своей сполна
прочувствуешь армейское бытиё...
Гопники, отчаянная шпана,
надежда России, будущее её,
слава и гордость... так что же не по себе,
смотрю им в глаза - а в горле стоит комок?
едва темнеет пух на верхней губе,
мальчики, дорогие...
...храни вас Бог!
НАД КОЛЫБЕЛЬЮ
Колючий, игольчатый звон
На космах насупленной ели.
Я знаю: зима - это сон,
Мерцающий над колыбелью.
В нем все/ничего уже есть,
Сверкает, струится без страха.
Колышется в воздухе взвесь,
Суспензия света и праха.
В нем вечности белый волчок
Гудит над равниной покоя,
И кто-то стоит за плечом
И движет неловкой рукою.
Висят на ветвях облака,
Ресницы смыкает младенец.
Зима - это вкус молока,
Знакомый еще до рождения.
Еще кровоточит пупок,
И тайны как будто забыты.
Все ниточки звездных дорог
В ладошках пока нераскрытых
ПРИКОСНОВЕНИЕ
Прикосновенье снега к волосам.
Прикосновенье вечности к «сегодня».
Ты можешь для себя устроить сам
Аналог рая или преисподней.
Свои ты можешь цепи разорвать
Иль их сомкнуть на вечное мученье.
Реальны только русские слова
В забытом ослепительном значении.
Ты можешь все, пока ты – человек,
Пока ты жив, пока дыханье слитно…
Какое чудо – настоящий снег!
Чистейший снег – как первая молитва.
КОЛОКОЛЬЧИК
Еле бабушку уговорила
Заповедный открыть сундучок.
Колокольчик прадеда Гаврилы
Дочка в школу на праздник несёт,
Колокольчик литой, тяжеленный,
Непростой - только им потряси,
Мчатся сани по снежной Вселенной,
Девятнадцатый век на Руси.
Поправляя лохматую шапку
На студеном, январском ветру,
Ободряет гнедую лошадку
Дедко - сказочник и говорун.
У него богатырские плечи,
Нрав, что морюшко Белое, крут.
А в деревне всё топятся печи
В каждом доме, да шаньги пекут.
Волны радости тихие льются,
Продолжая придуманный сон.
Нет, не сгинул в котле революций
Родниковый, рождественский звон.
И не тёмных времен отголоски -
Из грядущего добрая весть,
Пусть звучит колокольчик поморский,
Заглушая английскую песнь. |
|