Николай СОМИН к.ф.-м.н., в.н.с. Института Проблем Информатики РАН, бакалавр теологии, ст. преподаватель факультета социальных наук Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета

О ХРИСТИАНСКОМ ПОВЕДЕНИИ ОБЩЕСТВА

 

I. Для чего христианину необходимо совершенствовать общество?

 

«Худые сообщества развращают добрые нравы»

Влияет ли общество на человека? И если влияет, то как? Но для христианина  главное – вопрос спасения. Поэтому уточним проблему: влияет ли общество на спасение человека в вечности? Но прежде чем разбираться, вдумаемся в очевидный, всем известный факт.

Не секрет, что ныне все православные родители поголовно заняты одной проблемой: как уберечь детей от пагубного влияния среды, общества. И проблема эта вовсе не надуманная. Оказывается, что  и детский сад и школа и ВУЗы являются прямо-таки рассадниками жуткого, аморального, совершенно несовместимого с христианством поведения. Общество воздействует на еще неокрепшие души и путем непосредственного общения, и через СМИ, и через интернет и телевидение. И раньше эта проблема имела место. Но сейчас происходит нечто запредельное, шоковое. Что делать? забрать из детсада? не пускать в школу? не давать высшее образование? Или отгородиться от мира, создавая свои, православные детские сады и школы? Но все равно полностью оградиться от воздействия общественной среды невозможно.  А дети – они ведь тоже существа, поврежденные первородным грехом. Грех притягателен, и   как губка они впитывают  всю мерзость, разлитую в обществе. Попробуй-ка их защити, вытряси весь мусор. Как же быть?

Так на воспитании своих детей православные не теоретически-богословски, а воочию, в текущей жизни познают, что состояние общества далеко не безразлично для спасения души.

Впрочем, то же самое происходит не только с детьми, но и с взрослыми. Если общество, например,  ставит во главу угла богатство, если существование становится полностью зависимым от количества денег, то неудивительно, вокруг только и разговоров о том, как заработать. И в результате все – и неверующие и верующие – бегут за богатством,  и всячески приплясывают вокруг мамоны. 

Достаточно просто взглянуть на мир, чтобы убедиться в простой истине: общество влияет на спасение человека в вечности, влияет сильно и многообразно. Об этом говорит ап. Павел: «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы» (1Кор.15,:33)

Разумеется, сказать, насколько сильно это влияние мы не можем – тайна спасения души от нас сокрыта, и потому никакая социология  количественно оценить это влияние не в состоянии. Но можно высказать некоторые соображения. Во-первых, ясно, что влияние общества не  стопроцентное. То, что человек есть совокупность общественных отношений – грубо неверный посыл материалистичной марксистской идеологии. Господом человеку дана личность (человеческая ипостась), дана свободная воля, данытело и душа, которыми личность может распоряжаться. Так что человек далеко не полностью зависим от общественной среды. И в то же время мы наблюдаем, что зависим, и очень даже существенно. Во-вторых, приближенно это влияние можно оценить по уровню нравственности общества – ибо спасение зависит от исполнения заповедей Господних, которые имеют в основном нравственный характер. Вот тут уже социология со своими методами может помочь (хотя подобных исследований фактически не проводится).

В этой главе мы не будем пытаться давать каких-либо количественных оценок, а  ограничимся качественным анализом – попытаемся рассмотреть, что и как, относящееся к социуму, влияет на спасение человека.

 

 Общество аккумулирует грех

Смысл совершенствования общества вовсе не в том, чтобы сделать жизнь людей более благополучной, безбедной и легкой. С точки зрения христианства смысл совершенно в другом:  приблизить человека к Богу, помочь ему достичь Царства небесного. Поэтому главная задача общества – борьба с грехами и возгревание добродетелей. Хорошее общество ставит преграду грехам и способствует воспитанию в людях хороших качеств.

Однако возможно такое возражение: «Нравственным совершенствованием человека занимается Церковь – собственно все это и является ее делом. И Церковь за две тысячи лет своего существования накопила огромный опыт борьбы с греховными  влечениями. Зачем нужно еще что-то? Жизнь показывает, что общество скорее является помехой деятельности Церкви».

На первый взгляд это соображение не лишено основания. Однако более внимательный анализ показывает, что без помощи общества усилия Церкви зачастую оказываются неэффективными. Дело в том, что грех гнездится не только в душах человеческих. Часто он выплескивается и в общество, строит там свою «инфраструктуру», то есть внедряется в социальные институты, как бы фиксируется, огустевает в них, и после уже во всеоружии встречает новые поколения вступающих в общество молодых людей, уродуя их души.

Конечно, не каждая страсть такова. Например, зависть, по-видимому, коренится только в душах человеческих, и поэтому может быть искоренена только Церковью без вмешательства государства. Но другие страсти, такие как сребролюбие, гнездятся не  только в душах, но в большой степени и в социальных институтах. И потому Церковь не в силах справиться с таким грехами одна, ибо необходимо исправить искаженные общественные структуры, очистить их от греха, заменить на более приемлемые. А здесь Церковь практически бессильна – это может сделать только само общество. Кроме того, Церковь окормляет лишь своих членов, тех кто доверяет ей и находится под ее руководством. А остальные? Ведь их, как правило,  большинство. Как воздействовать на них? Опять-таки это может сделать только общество. В этом смысле общество должно явиться полноценным помощником Церкви, дополняющим ее усилия.

Заметим, что деления страстей на  гнездящихся только в душах, и на поражающих не только души, но и социальные институты, в аскетической литературе нет. Хотя сам факт выплескивания греха в общество и укореняющегося там давно замечен – в качестве примера можно привести работу русского социолога Николая Смирнова («Из современных проблем. Христианство и со­циализм». М., 1908. – с.222). Причем страсти второго рода, как показывает жизнь, оказываются наиболее губительными и наиболее трудно искореняемыми. Примеров множество.

Действительно, Если православные мамы боятся отправлять своих детей  в социальные учреждения, то это значит, что эти учреждения заражены некой неподобающей общественной моралью, которую поддерживают различного рода молодежные культуры, ювенальная юстиция, интернет, СМИ. То есть, созданы и кем-то воспроизводятся  общественные структуры, уродующих детей и молодежь.

Еще более явно принцип использования темными силами социума виден в распространении таких грехов как сребролюбие, алчность, вещизм. Эти грехи выстроили мощнейшую социальную инфраструктуру в лице современной рыночной экономики. Она обширна, могуча и фактически неуязвима, поскольку поддерживается всеми темными силами. И вся она является прекрасным питательным раствором для размножения бацилл этих самых распространенных грехов человечества. А поскольку рынок захватывает всех, то в результате он наносит тотальный, ни с чем несравнимый,  нравственный вред всему обществу.

Еще пример – гонения на веру. О гонениях как социальном факторе упоминает евангельская притча о сеятеле – человек, «когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется» (Мф.13,21). Но всегда гонения организуются либо самими властями, либо при их попустительстве. Иначе говоря, гонения – не частная инициатива, а результат состояния общества.

Но следует указать, что имеет место и противоположный эффект – если социальные институты строятся  на добродетели, то они могут оказывать на людей постоянное  положительное влияние, охватывающее все общество. Собственно, это банальность, но о ней часто забывают. Именно этот механизм использовался при построении социальных  институтов в СССР.  Советское общество последовательно старалось воспитать своих членов в духе добра, внедряло в общественную мораль добродетели и всегда стремилось поддержать это не только идеологией, но и соответствующей организацией общественных институтов. Однако, надо заметить, в силу ограниченности марксистско-материалистического мировоззрения, не всегда эти усилия были эффективными.

 

Общество – дом Церкви

Этот механизм – встраивание «инфраструктуры греха» в общественные институты, которые в результате порождают негативные действия со стороны общества – является наиболее важным. Именно он с очевидностью выявляет важность совершенствования общества  для спасения души. Но есть еще соображения, по которым совершенствование общества полезно для спасения.

Это прежде всего универсальность социального воздействия. Человек, как известно, состоит из трех сфер: материальной, душевной и духовной.  Универсальность заключается в том, что общество реально воздействует на все три сферы; Церковь же в основном на духовную сферу. Конечно, духовная сфера – самая важная для спасения. Но и остальные сферы тоже должны быть развиты – человек должен быть гармоничным. И тут воздействие общества несомненно. Особенно многообразно влияние общества на душевный уровень человека: практически вся культура работает в этом направлении. А поскольку душевное и духовное тесно связаны, то культурными феноменами захватывается и духовный мир человека.

Другой очень важной функцией общества является сохранение Церкви. Церковь живет в социуме как в скорлупе. Дело в том, что Церковь в его земной ипостаси не является полноценным обществом. У Церкви нет армии, нет милиции, нет полноценной экономики – большинство мирян работает вне Церкви – «в миру». Потому Церковь нуждается в некой социальной среде, защищающей ее от недружественных воздействий и восполняющей отсутствующие у Церкви институты. Такой средой и является общество, оформленное в виде государства. Общество – так сказать, дом Церкви. Конечно, эта среда может быть и недружественной, как было большую часть советского времени. Но может, наоборот, и сохранять Церковь, как например в Византии. Это еще раз убеждает нас, что характер социума крайне существенен для спасения.

 

Уранополитизм

Этот  термин был введен о. Даниилом Сысоевым. Вот как он объяснял его значение: «Уранополитизм утверждает, что главным родством является родство не по крови или стране происхождения, а родство во Христе. Уранополитизм утверждает, что христиане не имеют здесь вечного гражданства, но ищут будущего Царства Бога, и потому не могут ничему на Земле отдавать своего сердца. Уранополитизм утверждает, что в смертном мире христиане – странники и пришельцы, а их родина на небе». Собственно, что  христиане в этом мире странники, подлинный их дом  – в Царстве, утверждают многие святые отцы, например, св. Иоанн Златоуст. Но интересно, что  большинство проповедей Златоуста как раз посвящено тому, как должно жить на земле. Это означает, что в определенном  смысле христиане должны очень даже ревновать о земном устроении. В каком же? Разумеется, речь идет не о  том, чтобы привязываться к удовольствиям и прелестям земного мира, а о том, чтобы житие здесь было бы спасительным. И действительно, в этом смысле период земной жизни важнее всех остальных периодов его бытия. Ибо от того как он проживет этот небольшой отрезок времени решается вопрос, попадет он в Царство Небесное, или нет. И качество среды проживания, то есть общества, как мы стараемся показать, отнюдь небезразлично: общество может помочь спастись, а может толкать в погибель. Поэтому полное игнорирование этой среды, игнорирование ее устроения, как думают уранополиты, является очень тяжелой ошибкой и может стать губительным и для себя и для других.

Уранополитизм – отнюдь не только отрицание земного отечества (патриотизма), но и асоциальность, отрицание необходимости совершенствования общества. Причем он зачастую выдается за истинное православие. Уранополиты утверждают, что какое общество – неважно: капитализм, социализм, рабовладение и пр., ибо человек спасается только работой над своей душой. «Спастись можно при любом строе» – вот лозунг, который можно часто услышать. Правильно, при любом социальном строе будут идущие за Христом христиане. Но все дело в процентном соотношении – Господу небезразлично, сколько спасется, а сколько погибнет.

Это как  медицина. В обществе, где она хорошо развита, продолжительность жизни больше, а в обществах с отсталой медициной она ниже, причем существенно. И это неумолимо подтверждается статистикой. Хотя для христианина глупо было бы отрицать, что каждого человека ведет Бог, по воле Которого он и забирается на тот свет. Значит, Господь учитывает медицинский фактор – и не удивительно, ибо традиционная медицина основана на законах телесной жизни, установленных Господом при сотворении человека.

Примерно так же работает и фактор социологический: есть «хорошие» общества, живя в которых большее число людей спасается, а в «плохих» в смысле спасения обществах количество спасающихся меньше. Статистику мы привести по очевидным причинам не можем, но достаточно читателю серьезно об этом задуматься, и все станет ясно. Таков установленный Господом закон общежития. Например, современный вор-бизнесмен, сколотивший богатство обманом (скажем, брокерством), пусть даже и в соответствии с государственными законами, в Царство попасть не может.  Точнее может при условии полного искреннего покаяния, но откуда оно возьмется, если все общество поступает аналогично, и если  даже сами государственные законы (например, капиталистического общества) его оправдывают,  легализуют его бизнес и таким образом толкают на воровство.

И, заметим, это вовсе не противоречит тому, что общество само по себе не спасает. Спасает ведомая Господом Церковь. Общество только способствует (или мешает) спасению,  решающая же роль в деле спасения принадлежит Церкви. Конечно при условии, если она не прогибается под реалии века сего и верно определяет, где зло и где добро.

В истории позиция Церкви в рассматриваемом вопросе всегда была противоположной уранополитизму – она поддерживала «симфонию» церковной и светской власти, то есть принимала помощь государства в своей деятельности по борьбе с грехом. При этом государству отводилась очень существенная роль устроения негреховных социальных институтов – того, что сама Церковь сделать не в силах. Идея симфонии соблюдалась практически на протяжении всей жизни Православной Церкви как Византии, так и Российской империи.

 

II. Два критерия оценки общества

 

В предыдущей главе «Для чего христианину необходимо совершенствовать общество?» говорилось о том, что состояние общества далеко небезразлично к спасению его граждан в вечности. Отрицание этого – «уранополитизм» –  является совершенно неверной, дезинформирующей христиан концепцией. Теперь же мы пойдем дальше и рассмотрим крайне важный вопрос: «какое общество следует, с христианской точки зрения, считать хорошим?» Иначе говоря, речь пойдет о критериях оценки общества. Таких критериев по нашему мнению – два: основной и вспомогательный. Разумеется, это утверждение требует обсуждения.

 

Основной критерий

Думается, что для читателя-христианина не будет неожиданностью утверждение, что целью общества является отнюдь не достижение комфорта и благополучной земной жизни. Цель иная – Помочь своим членам спастись, приблизиться к Богу, способствовать обретению Царства Небесного. Что для этого требуется от общества? По крайней мере, вот что:

– поддерживать, пусть в ограниченной мере, христианские  нравственные ценности;

– поставить заслон в свободном распространении грехов человеческих

– в частности, организовать экономическую сферу в соответствии с христианской моралью;

– дать свободу деятельности Православной Церкви.

Таким образом, основной критерий можно сформулировать так:

Общество тем лучше, чем больше оно помогает спасению его членов в вечности, т.е. чем более эффективно оно противостоит распространению грехов и чем лучше оно воспитывает добродетели.

Назовем свойство общества содействовать спасению высотой общества. Разумеется, высота – отнюдь не константа, ибо все это в разных обществах достигается в различной степени. На самом деле существует учрежденная Господом духовно-нравственная ось, которая пронизывает все мироздание и на которой  может быть указан духовно-нравственный уровень любого явления, в том числе – социального. И общества – существующие, бывшие, будущие и мыслимые теоретически – находят на этой оси свое место в соответствии со своей высотой.

Основной критерий можно назвать сотериологическим, то есть критерием, определяющим главное назначение общества – способствовать спасению душ в вечности.

 

Вспомогательный критерий

Однако, чтобы сказать, что это общество «хорошее», одного основного критерия недостаточно. Дело в том, что конечно же спасение – главное дело, для которого Господом предназначен социум, но   спасение не виртуальное, не в теории, а спасение теперешних грешных людей, реально живущих в этом падшем мире. Ведь можно предложить сколь угодно много красивых социальных схем и моделей, которые, однако, не реализуемы в силу недостаточно высоко духовно-нравственного уровня народа. Например, модель монастыря, безусловно, очень способствует спасению. Но ясно, что ее люди в своей массе не потянут. Да и обет целомудрия быстро приведет к демографической катастрофе, если оно вознамерится реализовать эту схему в больших масштабах. Но главное, подавляющее большинство населения не захочет жить по монастырским правилам, сколько его не убеждай в благотворности такого образа жизни. Большинство хочет иметь семью, работу, т.е. жить по светским канонам.

Поэтому необходим дополнительный критерий, который требует реализуемости общественной модели в условиях падшего человечества. Его можно сформулировать следующим образом.

Общество должно быть «выживаемым», т.е. существовать и сохранять свою стабильность в сегодняшних реальных условиях падшего мира.

Этот критерий мы будем называть «критерием выживаемости». Он предполагает, что общество может противостоять как внешней агрессии, так и внутренним неурядицам.

Проблемы взаимодействия с внешними государствами особенно важны – ведь в современном мире между большими обществами идет тяжелая геополитическая борьба не на жизнь, а на смерть. Поэтому большому обществу нужны союзники – военные, экономические, политические, идеологические. Но каким бы миролюбивым не было общество, ему необходима сильная армия, оснащенная самым современным оружием.

Внутренние проблемы еще сложнее. Огромное число людей очень смутно представляет себе перспективу вечности, и не задумывается над ней. Им хочется здесь и сейчас жить хорошо, безбедно и благополучно. Тем более, что стабильность общества – жизненно важное его свойство.

Необходимость учета вспомогательного критерия в полный рост ставит проблему научно-технического прогресса.  Дело в том, что когда многие христиане высказываются против прогресса, то где-то они правы. Точнее, правы с точки зрения основного критерия. действительно, для спасения прогресс не нужен. Наоборот, он  отвлекает человека от  этой цели, расслабляет его,  прельщает его достижением благополучия и комфорта, пленяет его своими достижениями, обедняет своей бездуховностью.  Но с позиций критерия выживания прогресс совершенно необходим. 

Выясняется, что для выживания государства нужна сильная армия. А ее создание влечет неизбежное развитие науки, техники, производства, в общем – научно-технический прогресс. Но сегодняшняя война имеет гибридный характер, и может быть главное оружие в ней мощная экономика. А развитие экономики немыслимо без научно-технического прогресса. Прогресс необходим и для стабильности общества.  Большинство людей вовсе не хотят жить в нищете. Стало быть, общество должно поддерживать и повышать материальный уровень населения. А для этого опять-таки необходим научно-технический прогресс. 

Таким образом, хотя с точки зрения вечности прогресс – вещь суетная, но в смысле критерия выживания он – суровая необходимость . Без него общество быстро проиграет геополитическую гонку и фактически будет разрушено противниками. Нужно не сдерживать его, а преображать, нивелировать его негативные стороны.

 

Соотношение между критериями

Сотериологический критерий не случайно поставлен на первое место  именуется основным. Он определяет смысл существования общества как Божиего творения. Общество существует ради спасения человека в вечности. Спасения через воспитание в человеке  Христовой заповеди «люби ближнего своего» в среде подобных ему. Критерий выживания рассматривается как вспомогательный – он не определяет цель бытия общества. Но он  указывает на условия реализуемости этой цели в нашем падшем мире.

Однако надо ясно представлять, что оба критерия необходимы. Если один из них игнорируется, то общество не будет существовать как высокое.

Иногда можно слышать, особенно из среды православных, что основного критерия достаточно: «Ищите прежде всего Царства Божиего и правды его, и все остальное приложится вам». Да, «приложится», но вряд ли чудесным образом, без усилий со стороны человека. Это высказывание говорит о том, что первый критерий оценки общества является основным, но не единственным. Оно подразумевает, что  при наличии веры во Христа и стремления к Его Царству остальное «приложится» без сугубой целеустремленности к земным благам, что в Нагорной проповеди выражено  словом  «забота». Конечно, Господь силен сотворить любое чудо, в том числе – дать в качестве награды земные блага даром. Но надеяться на это обществу падших людей, обществу разнородному по духовному уровню своих членов, было бы опрометчиво. Падшему человечеству Господом указан другой путь: «в поте лица будешь есть  хлеб свой», то есть путь труда, который, разумеется, должен совершаться в соответствии с заповедями Христовыми и с целью достижения Царства. Вот тогда «все остальное приложится вам». Поэтому, наряду с исполнением основного критерия, необходимо и исполнение критерия выживания,  т.е социального устроения общества. Но устроения должного, не  только не  противоречащего основному критерию, но и помогающего его осуществлению.

С другой стороны, упование на исполнения только вспомогательного критерия как раз и есть «забота», которая заслоняет собой главную цель. Пока Россия как при капитализме, так и при социализме занималась и занимается именно «заботой», по сути дела отрицая сотериологический критерий. Впрочем, не только она – весь мир, все человечество идет путем «заботы», в том числе и мир постхристианский, давно уже отбросивший основной критерий.

 

О нехристианском поведении общества

Соотношение между критериями наводит на размышления относительно одной давней загадки, которую пытались осмыслить русские философы. Почему государство, в котором живет большинство христиан и имеется христианскоегосударство, выступая как целое, ведет себя не по-христиански? Так наш богослов Василий Ильич Экземплярский в своей статье «К вопросу об отношении нравственности к политике» (1905 г.) утверждает, что жизнь не только индивидов, но и целых народов и государств должна управляться не эгоистической выгодой, а Христовыми заповедями. Увы, в жизни этого нет и в помине – во взаимоотношениях между государствами, даже номинально христианскими, как правило, господствует грубая сила.  Еще раньше,  ту же позицию высказывал В.С. Соловьев. Он даже предложил конкретный христианский поступок в общественной жизни: в статье «Русская идея» (1888 г.) он предлагает России «смириться», отказаться от Православия и подчиниться власти папы Римского. Естественно, предложение Соловьева вызвало в России уничтожающую критику.

Как бы там ни было, сам факт того, что христианское государство во внешней политике поступает совершенно языческимобразом, требует осмысления. Вопрос непростой. Думается, что тут играет роль несколько факторов.

Во-первых, до сих пор должным образом не разработано социальное измерение православия. По-прежнему Православие рассматривается сугубо как способ личного спасения, а христианским мотивам поведения государства не уделяется внимание. По-прежнему  парадигма уранополитизма господствует. И поэтому действия государства как целого (как внешние, так и внутренние)  рассматриваются как совершающиеся вне христианства и потому не  осмысливаются как измена ему. Поэтому теоретически возможна ситуация, когда все граждане  государства – христиане, а само государство функционирует в  откровенно в языческом духе. Именно об этом состоялся спор между Ф.М. Достоевским и А.Д. Градовским на страницах «Дневника писателя» (август 1880 г.), причем Достоевский  тогда встал на  точку зрения асоциального христианства. Кроме того, неразработанность христианской социологии ведет к потере ориентиров добра и зла в социальных вопросах. Отсюда и появление таких крайне сомнительных теорий типа «всемирной теократии» В. Соловьева.

Во-вторых, необходим учет специфики такого объекта как общество. Безусловно, заповеди Христовы применимы как к индивиду, так и к обществу. Но если индивид обладает личными сознанием и волей, позволяющим ему достичь  целостного христианского поведения, то с обществом все гораздо сложнее. Общество неоднородно – как по духовно-нравственному уровню, так и по целевым установкам его членов. Поэтому достичь вполне целостного христианского поведения общество не может – всегда такое поведение будет относительным. Иначе говоря, если индивид, благодаря цельному сознанию может стать святым (хотя такого уровня достигают лишь единицы). Для общества в целом ситуация иная – там имеет место определенный «уровень падшести». Он может быть  ниже или выше, но всегда он будет ощутим – все святыми (или даже большинство) в большом обществе стать не могут. Поэтому и заповеди Христа  будут соблюдаться его членами выборочно. Отсюда  и общая политика государства не может быть последовательно христианской, ибо она должна учитывать разнобой во мнениях его членов.

Впрочем, не следует забывать о таком свойстве общества как органичность. Органичность – это умение подчинять свои интересы общим. Малая органичность означает засилье  индивидуализма в обществе. Высокая органичность, наоборот, означает сплоченность общества. Надо заметить, что Россия максимальной органичности достигла в Великой Отечественной войне. Органичность существенно влияет на поведение общества как целого – чем она меньше, тем проблематичнее исполнение им (как целым) христианских заповедей. С органичностью связана и проблема жертвенности. Ведь христианская любовь – прежде всего жертва своим личным ради другого. И чем общество менее органично, тем менее оно может требовать жертвы. В результате любовь становится сугубо индивидуальной (или семейной) формой и не  проявляется на социальном уровне.

Наконец, в-третьих, не исключено и  более простое объяснение: элита, принимающая решение на государственном уровне, в большинстве случаев нехристианская (или христианская чисто формально). Причина – обладание собственностью, маммонизм.

Но в любом случае надо признать, что удовлетворительное объяснение феномена языческого поведения христианского государства является одной из важных проблем христианской социологии.

 

III. Богатые благотворят, бедные благодарят?

Зачастую в православной литературе высказывается тезис, что основой христианской социальной жизни служит солидарность между бедными и богатыми. Таков социальный строй, основанный на частной собственности, но с осуществлением милостыни. Другими словами, идеалом считается, когда имеются богатые, т.е. владеющие значительной собственностью и по своему усмотрению распоряжающиеся ею, в том числе и в делах благотворительности, и  бедные, которые получают милостыню от богатых.

Причем предполагается, что богатые остаются богатыми, а бедные, несмотря на милостыню,  остаются бедными – именно такой и должна быть социальная структура общества. Так установлено Богом, ибо сказано «бедность и богатство – от Господа» (Сир.11,14).. И если обе социальные группы будут эту ситуацию смиренно принимать – богатые отдавать часть своего богатства, а бедные благодарить за это, – то наступит мир и благоденствие. Такая вот социальная идиллия. Иначе говоря, формула такова: «богатые благотворят, бедные благодарят. Этим спасаются и те, и другие». У католиков даже бытует выражение:  «богатые созданы для спасения бедных, а бедные для спасения богатых».

Однако можно выдвинуть целый ряд возражений против столь благополучной пасторали.

 

I.

Прежде всего, такой концепции мы в Новом Завете не найдем. Ничего подобного там не утверждается. Скорее библейские аналогии следует искать в Ветхом Завете. Только вот спасаются ли христиане исполнением ветхозаветных концепций? Далеко не всегда. Ибо апостолом сказано: «закон ничего не довел до совершенства» (Евр.7,19), т.е. идеалом, тем более христианским, ветхозаветное положение может и не быть. Что же касается процитированного выше  (Сир.11,14), то св. Иоанн Златоуст по его поводу замечает: «это было сказано в Ветхом завете, когда богатство считалось весьма важным, а бедность была презираема, одно было проклятием, а другое - благословением. А теперь не так» /XII:160/. То есть новозаветные оценки иные, чем ветхозаветные. В «Основах социальной концепции РПЦ» тоже нет этой схемы. Там вопрос социального устройства почти не рассматривается – подробно обсуждается лишь форма правления.

Новозаветная социальная концепция  совершенно иная. Самый яркий эпизод, проливающий свет на новозаветный социальный идеал, – описание жизни Иерусалимской общины: "Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого" (Деян.2,44-45). Иначе говоря, в Деяниях апостольских утверждается, что христианский социальный идеал –  христианский коммунизм. Не должно быть ни бедных, ни богатых, а должна быть общая собственность – именно она укрепляет любовь, которая должна соединять христиан в общине. Вот такое устроение действительно спасает. И поэтому его с энтузиазмом поддерживали и святые апостолы, и практически все древние святые отцы. И, как видим, оно в духовно-нравственном отношении несравненно выше обсуждаемого тезиса о трогательной любви богатых и бедных.

Таким образом, именно коммунистический, уклад, связанный с общностью имущества, а вовсе не солидарность богатых и бедных, является настоящим евангельским идеалом.

 

II.

Апологеты «идиллии» твердят о ее спасительности, причем как для богатых, так и для бедных. И опять-таки надо хорошенько разобраться – спасительна ли?

Сомневаться в этом дает основание евангельский эпизод с богатым юношей. Там ситуация где-то аналогична: бедная община Христа с Его последователями и богач. Казалось бы, согласно нашей идиллии, Христос должен был попросить у богатого юноши спонсировать Его общину, обещая ему в итоге Царство Небесное. Но нет, Христос предлагает юноше совершенно другое: «поди продай имение твое и, раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19,21). Не отдавать часть, оставаясь богатым, предложил юноше Господь, а раздать все и вступить в общину Христа. Вот путь спасения, указанный Самим Спасителем. Ибо оставаясь богатым, т.е. удерживая у себя средства, которые богатый юноша мог раздать бедным, он на самом деле отрекался  от заповеди любви к ближнему. А без исполнения этой заповеди спастись невозможно. А ведь юноша думал, что он все заповеди исполнил, достиг совершенства – «чего еще недостает мне?» самодовольно он вопрошал Христа. И в ответе Спасителя проглядывает горькая ирония: «уж если ты мнишь себя таким совершенным, то давай, подтверди это делами, раздай все имение твое».

Нельзя, оставаясь богатым и лишь немного отстегивая бедным, по-настоящему любить ближнего – вот что  нам надо уяснить из  эпизода с богатым юношей. Не спасаются богатые, которые только благотворят. Ибо это слишком просто – 5-10% на благотворительность бизнесу богатого в общем-то не повредят. А вот раздать  все, переменить образ жизни и последовать за Христом – это действительно трудно, это подвиг, за который Господь и дает Свое Царство.

Если же уяснить, откуда у богатых богатство, то  ситуация предстает просто в мрачном свете. Златоуст на то же (Сир.11,14) дает такой комментарий:  "Откуда же, скажешь, богатые? Ведь сказанобогатство и нищета от Господа(Сир.11,14). Но спросим возражающих нам: всякое ли богатство и всякая ли бедность от Господа? Кто может сказать это? Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением, гробокопательством, чародейством и другими подобными способами, и, владея им, даже недостойны жизни. Что же, отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха" /X:350/.  Великому сердцеведу ясно, что  богатство сплошь и рядом неправедное. А вот еще определеннее: "В отношении имущества невозможно быть одному богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным" /X:419/. И это про Византию начала V века.  А уж что говорить про современных российских богачей-нуворишей? У них все богатство нажито неправедно. Святитель Феофилакт Болгарский, комментируя притчу о неверном управителе, сформулировал два условия, когда богатство допустимо. А именно:

1)   если богатство получено честным путем (как результат добросовестного труда) и

2)   если оно находится в процессе раздачи.

Если и встречаются (хотя и очень редко) бизнесмены, щедро расходующие средства на благотворительность, то честно заработавших свое богатство нет ни одного – хотя бы потому, что сама прокрутка частной собственности несправедлива – она обворовывает наемных рабочих. Поэтому предлагаемая нам схема «идиллии» выглядит в моральном отношении просто неприлично: богатые благотворят из наворованного, а бедные их благодарят за то, что они их обворовали. Вот какова поднаготная «идиллии»! Она и предназначена для того, чтобы оправдывать неправду. Сейчас она особенно пригодилась для религиозного оправдания капитализма.

 

III.

Давайте попробуем сравнить «идиллию» с социальным строем, во главу угла которого положена трудовая справедливость. И, если мы хотим оставаться в рамках христианства, то мерой сравнения должна быть степень любви. А любовь – это вовсе не только улыбки и благие пожелания. Любовь, как и вера, без дел мертва. И тут как раз впору вспомнить утверждение св. Василия Великого: «Кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним». Иначе говоря,  мера любви в имущественных  отношениях – в том, насколько человек делится с другими людьми.

И что же получается? В нашей «идиллии» богатые делятся с бедными, но при этом богатые остаются богатыми, а бедные – бедными. Хотя каждый прекрасно знает, что богатые работают отнюдь не больше бедных, а в подавляющем большинстве случаев – гораздо меньше. Значит, в справедливости больше любви, чем в «идиллии». Хоть в справедливости нет показных благотворительности и благодарности. Любовь тут заключена в самих социальных отношениях.

Но в принципе можно себе представить еще один социальный уклад – когда больше получает более нуждающийся. Что это? высшая справедливость? Ибо для многих не очерствевших душ такая норма представляется подлинно справедливой. Мы все же склонны рассматривать такой уклад как любовь. Но любовь особую – социальную любовь. Такое возможно, если любовь является доблестью не отдельных душ, а охватывает большую часть населения. Тогда общество сообща соглашается на эту высокую норму – «больше получает нуждающийся». Именно так было в первохристианской Иерусалимской общине. Разумеется, степень любви при этом укладе намного превосходит и «идиллию»  и трудовую справедливость.

Таким образом, обсуждаемый вариант общественного устройства «богатые благотворят, бедные благодарят» в смысле любви проигрывает и трудовой справедливости и социальной любви.

 

IV.

До сих пор мы смотрели на социальные уклады с точки зрения основного критерия, ставящего во главу угла содействие людям в их шествию в Царство.  Если же мы посмотрим с позиций вспомогательного критерия, «критерия выживания», учитывающего реальную падшесть человечества, то  сравнение будет выглядеть несколько  иначе, но тоже весьма поучительно.

Прежде всего, предлагаемая нам «идиллия» не подразумевает никакого нового общественного строя. Богатые остаются богатыми,  бедные – бедными. Неравенство и несправедливость по-прежнему нераздельно царит там.  «Идиллия» и не пытается установить справедливость, наивно полагая, что это вовсе не нужно. Но в этом-то и заключается ее главная неправда.  Неправда под маской любви. Ведь  любовь – вещь факультативная – никого насильно любить не  заставишь. И, как показывает жизнь, богатые далеко не стремятся благотворить. Статистика неумолима – богатые на благотворение тратят меньшую часть своего дохода, чем бедные. Так что норма «богатые благотворят, бедные благодарят»  является не принципом, на котором может стоять общество, а нравственной заповедью; она лишь призывает богатых поступать так, но не может утвердить себя законодательно.

Иное дело – справедливость.  Ибо  справедливость – Божий закон. Бог есть Любовь, но он также есть и Справедливость. Закон справедливости (материальной) предназначен для больших обществ –  по более высокому закону такое общество, находясь  в падшем состоянии, жить не может. А вот справедливость большинство населения признает  основным принципом совместного существования. Справедливое общество – здоровое общество, оно может успешно развиваться. Особенность справедливости в том, что она может быть записана в закон и тем послужить крепкой основой общественного устройства. И в тоже время справедливость  нисколько не противоречит любви. И потому на базе справедливости могут расцветать любые формы солидарности, в том числе и «идиллия». Правда последняя в условиях справедливости преображается, преобразуется в соответствии с новой  формулой «работящие и способные к работе помогают неспособным». Кстати именно трудовая справедливость в советское время была дополнена социальной помощью престарелым и немощным. И такая социальная справедливость была реализована и составляла основу жизни такого большого общества как СССР.

Что же касается  принципа «больше получает нуждающийся», то его полноценная реализация в большом обществе представляется утопичной. Безусловно, высшим законом человеческого общежития является закон любви. Собственно любовь – суть христианства, вне которой  оно превращается в мертвую букву. И первые христиане это прекрасно чувствовали, живя небольшими общинами, в которых дух любви объединял людей вплоть до общей собственности. Воистину «любовь… не ищет своего» (1 Кор.13,4-5). Однако уже в Иерусалимской общине, несмотря на данную Господом благодать и огромный энтузиазм ее членов, все же начались нестроения. Их честно и объективно описывают Деяния апостольские:  печальная история с Ананией и Сапфирой,  эпизод с притеснением вдов эллинистов. Это говорит о том, что если в малых  обществах принцип «сострадания к нуждающимся» может быть успешно реализован, то в больших обществах его реализовать не удается. Численность Иерусалимской общины (порядка 5000 чел.) видимо, была предельной – история не доносит нам осуществления этого принципа в более многочисленных обществах. И поэтому предлагать такой вариант социальной любви в больших обществах нереально. Это и понятно – если в малых обществах еще может подобраться контингент людей с высоким духовно нравственным уровнем, то в больших обществах неизбежно живут люди разного уровня – и пшеница и плевела. Как говорил еще блаженный Иероним «Ибо в одном доме, в одном городе, в одной общине жители Вавилона и жители Иерусалима перемешаны между собой».  Падшесть  людская велика, и объединить большинство членов такого общества может только принцип справедливости.

 

V.

Однако могут возразить: как же так? В «идиллии» и богатые и бедные проявляют высокие христианские добродетели: богатые – милостыню, бедные – смирение и благодарение. Не могут столь замечательные достоинства не дать соответствующего плода!

Да, несомненно, эти добродетели прекрасные, но, увы, зачастую они используются в качестве ширмы, скрывающей несправедливость. Посмотрим на ситуацию повнимательнее.

Сначала о добродетелях бедных. Говорят, что бедные спасутся своим смирением. Но смирение действительно представляет собой высочайшую добродетель, если она добровольна. То есть настоящее смирение проявляется тогда, когда человек имеет возможность поступить иначе, но  смиряется перед складывающимися обстоятельствами, понимая, что их предлагает Бог. Вот такого человека можно назвать смиренным. А у наших бедных никакого  иного выбора, кроме как оставаться бедными, нет. Тут скорее не «человек смиряется», а «Господь смиряет», когда Он своей тяжелой дланью ложится на плечи, и поневоле приходится подчиниться. И потому такое смирение невысоко ценится – ведь буквально нас всех смиряет Господь,  но далеко не все  истинно смиренные.

Теперь о милостыни. Не секрет, что многие святые отцы превозносили милостыню. И может быть более всех восторгался милостыней св. Иоанн Златоуст. Он утверждал:

"Милостыня есть царица добродетелей, весьма скоро возводящая людей на самое небо и лучшая защитница" /II:326/.

«Нет ничего хуже нечестия, нет ничего несчастнее беззакония против Бога, нет ничего нечестивее хулы на Бога. Но и такое беззаконие может загладить милостыня, если грешник не продолжает своей хулы, но исправляет грех покаянием» /V:711/.

Но о какой милостыне говорил Златоуст? Наше обычное бросание монеток в пластмассовые стаканчики нищих он и за милостыню-то не считал. Настоящая милостыня, с точки зрения Златоуста, должна обладать тремя достоинствами: во-первых, ее должны творить все – и богатые и бедные; во-вторых, надо давать всем, даже если вам кажется, что нищий недостоин или обманывает; и в-третьих, милостыня обязательно должна быть щедрой, дать надо не мелочь, а нечто для вас существенное, в пределе – отдать всё. Вот такая милостыня действительно спасает. Вот такая милостыня, когда «все отдают всем всё» может привести к социальному преображению. Именно это, как считал Златоуст, и произошло при образовании Иерусалимской общины.

По этим «златоустовским» критериям милостыня наших богачей до настоящей милостыни явно не дотягивает: она дается не всем, а избранным, и главное,  не есть для них что-то значимое. Такая милостыня  социальный строй не лечит – он остается тем же самым, со всеми наличными несправедливостями. Такая милостыня  не может бедных вытащить из бедности. Скорее это или пиар, или излишнее доверие к батюшкам, которые им нашептывают, что  за это, мол, ты получишь Царство Небесное. Ох вряд ли, за Царство нужно отдать все, да еще последовать за Христом.

Вот и получается, что совершаемые и богатыми и бедными добродетели – отнюдь не высшего достоинства. Их сильно обесценивает то, что они прикрывают собой явную неправду. Но эти добродетели могут воссиять, если в основе их будет лежать справедливость.

 

VI.

Отсюда напрашивается вывод, что если у дарителя имеется возможность вместо милостыни поступить иначе, т.е. изменить характер социальных отношений и организовать  настоящее христианское братство, желательно трудовое, пусть и в малых масштабах, то надо идти по этому пути. Об этом не раз говорил замечательный русский православный человек и социальный деятель Николай Николаевич Неплюев. Он обычную милостыню, которую, как считают православные, надо обязательно творить, называл «бессистемной благотворительностью» и утверждал, что на нее идут огромные средства, а результат практически нулевой – деньги уходят в песок, а эффект  подобен, как он говорил, эффекту «вычерпывания ковшиком моря зла и страданий». По Неплюеву имеющиеся средства надо использовать на создание христианских братств. Сам он основал в конце XIX в. знаменитое Трудовое Крестовоздвиженское братство, где любовь между братчиками привела и к равенству в распределении, и к великолепным хозяйственным успехам, и к твердой православной вере. Неплюевское братство (просуществовавшее, кстати, около 40 лет и пережившее три революции и три войны) можно рассматривать как успешный случай осуществления принципа «социальной любви» в малых масштабах (братство насчитывало около 500 чел.).

Но если милостыня сводится к «бессистемной благотворительности», то почему же Иоанн Златоуст так превозносил ее?  Дело в том, что создать самоокупаемую общину с истинно христианскими отношениями трудно, в особенности, когда ни государство, ни Церковь (как социальный институт) никакой помощи не оказывают, а скорее мешают. Неплюев, благодаря исключительному дару христианской любви, благодаря организационному таланту, а также значительным материальным средствам, сумел эти трудности преодолеть. Но у других (а попыток было множество) дело разваливалось. И тогда, в таких условиях, для христианина и остается милостыня – как единственное  средство хоть чем-то помочь страждущим. Поэтому-то расцвет  милостыни как правило означает, увы, не возрастание любви, а  умаление справедливости. Милостыня – паллиатив, действенный лишь в условиях земных тягот и беспросветной неправды (состоянии, к сожалению, постоянном в этом мире). Златоуст утверждает, что в Царстве Небесном милостыни не будет:  "Сделаем душе золотое ожерелье, то есть милостыню, доколе мы здесь. Ибо когда пройдет сей век, тогда уже не будем творить ее. Почему? Потому что там нет бедных, там нет денег, там нет нищеты " /XI:222/.  Логика Златоуста такова: если нет болезни,  то не нужно и лекарство.  К тому же милостыня – прекрасное средство заглушить голос совести при виде моря страданий и безысходности. Недаром Златоуст замечает, что милостыня прежде всего нужна  дающему – она умягчает его сердце. Впрочем, он же указывает и на опасности милостыни – она частенько подогревает наше тщеславие и себялюбие – мол, вот я какой добрый!

Поэтому совершенно ложной представляется мысль, часто повторяемая православными ортодоксами, что ради сохранения столь высокой добродетели как милостыня следует законсервировать частнособственнический строй ( мол, «милостыня дается только из своего») и даже специально поддерживать имущественное неравенство. Нет, милостыня – лишь земная добродетель, годная в условиях социальной безысходности. Она радикально не лечит, но лишь временно уменьшает боль. Она только елей, который пролил самарянин на раны впавшего в разбойники.

Здоровье общества достигается не милостыней, а установлением справедливости.

 

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную