|
* * *
А.А.
Друже! Твоё постоянство, упорство пчелы,
Чьи полосатые мускульца как ни малы –
Не затемняют лучистую силу желанья.
Тот же томительный, тот же мучительный дар –
Каплю за каплей вытягивать сладкий нектар
Из тишины – золотого цветка мирозданья…
Жадный моторчик к версте подверстает версту –
Кланяясь в землю – цветку, в пояс – древу, кусту,
К нежной пыльце ароматов летучих и крепких.
Не сортирует разборчивый твой хоботок,
Тянет измученный зноем насыщенный сок
Пряного змееголовника, блёклой сурепки…
Нет, дальновидней – шмели, и басы их густы –
Гонят из улья их дымных химтрейлов хвосты,
Ужас ненастных погод и отравленных пашен.
Горе! В родных луговинах – разор и позор!
Но продолжается вечной любви медосбор
Ангелом жатвы в Отцову бесценную чашу…
* * *
Кой там город! – вспомни, древле,
Эта самая деревня
Проходила здесь и там.
Средь колдобин-буераков
Провожала как собака
И бежала по пятам…
Избы с трубами – печами,
Калачами-куличами,
Птицами над головой.
И с большими лопухами,
Курами да петухами
Двор – не с будкой силовой.
И не то, что нынче – вяло –
И темнело, и светало
По-другому, о другом
В летний день природа пела –
В чистом поле рожь шумела,
Дождь хлестал, буянил гром.
Жизнь промчалась – как приснилась,
Лишь одно не изменилось,
Не исчезло с той поры:
Те же бедные лачуги,
В зиму – серые пичуги,
Летом – мухи, комары.
Нувориш своё смастырит,
А спроси – глаза расширит –
Что там делалось допрежь, –
Ноль вниманья, фунт презренья,
Ведь нужда и разоренье
Не вползут в его коттедж.
* * *
Газетчикам Междуречья
Нету истин на все времена –
Даже в гипербореях.
В двух шагах от развала страна
А мы всё – об «идеях»…
Эх, витийский славянский простор,
Синева без предела!
Чем не тема? И есть разговор, -
Но малина поспела,
И грибы проросли вдоль канав,
Дом от рук оторвался,
Сельдерей, третий Спас миновав,
В рост, родимый, подался.
Всё! – и сено гребёшь из лощин,
И дрова запасаешь.
А что много хороших мужчин –
Ты об этом не знаешь,
Сквозь желаний заоблачных взвесь,
Марев яблочных завязь,
Хоть товарка заверила днесь:
«Помогу-расстараюсь».
Там не спелось, и тут не срослось,
Разведя в либо-либо,
Но сынок не тихоня, небось,
И на этом спасибо.
Катера, пароходы, ладьи…
Где ж писательский, зряшный,
Тот ковчег, под предлогом любви
От тоски нас спасавший?
Резал воду ночной метеор,
Вкупе чайка кричала.
Что воды утекло с этих пор,
Сколько душ измельчало,
Иль нирваны достигло, как знать…
Триколор возвратился,
К вере двинулась беглая рать,
Вспомянув византийство…
На село поглядишь, на реку –
Где там до идеала!
И – не всякое лыко в строку,
Да начнешь, брат, сначала!
* * *
И, уверена, что всё ей с рук сойдёт и прокатит,
За окном лютует мачеха-неулыба.
А вот-вот, с дня на день жди, новый год прикатит –
Мы еще за тот не успели сказать спасибо.
И – опять гусь свинье товарищ, по шапке сенька,
Единенье полное – елки, пимы да сани.
А что жизни нашей осталось шиш да маленько,
На один понюх – в этом мы виноваты сами.
Но когда на ходиках скрытой от глаз кукушкой
Вертикально сомкнутся стрелки и – обнулится,
Что и тут мешает, выпив на всю катушку,
Нам, как люди, раз в год от боли освободиться?
РУСОФОБИЯ
Мы проживём без ваших наставлений,
А также нудных, давящих под дых,
Сентенций, правил, умонастроений -
Да-да, мы обойдёмся и без них!
Кто пальцем нам грозил и хмурил брови,
Что как же так, мы взяли и смогли,
Храня упёртость дикую воловью,
Без прочих – оторваться от Земли?
Мы не просили вашего совета,
Как сеять-жать и зачинать-рожать.
На то у нас аж целых два Завета:
Имеем всё, чем мысли заряжать.
Чумазы мы – на вас же всё лоснится.
Нам можно всё, что вам запрещено.
Что мы видали – вам и не приснится.
Что помним мы – забыли вы давно.
Так вот – не выдвигайте нам условий,
Куда нам плыть, зачем и с кем, и как.
Мы проживем без ваших пустословий,
Цена которым – ломаный пятак!
1
Рвануло не в Кабуле не в Каире –
А прямо у России за плечом.
Бомбят, но обещают перемирье –
Договорись, мол, жертва с палачом
И получи щадящие условья,
Порадуйся с семьею на паях:
Тебя зачистят и умоют кровью,
Отбелят – отфильтруют в лагерях!
Ещё бы! Почитай семь миллионов
Их, местных террористов, бандюков,
Среди российских засланных шпионов –
Реальных, но невидимых врагов!
А думать нам, героям, не годится –
Вельможный гетман думает за нас:
Отож, вин як прибудэ, надывится
На минами растерзанный Донбасс!
И раструбят за тысячу парсеков
(о том услышат, кто и не мечтал)
О подвигах железных правосеков
В обмен за вашингтонский капитал.
От братьев с Марса (хоть с Кассиопеи!)
Пусть капают проценты за труды –
Вот в этом, незалэжный укропеец,
Смысл революций и её плоды.
…А «ватники» - одни, на самом деле,
Не ведая зарока от сумы,
Ни разу шовинизмом не болели –
Но гинули: спасали от чумы.
2
…И отворилось окно Овертона!
И комильфо поучал моветона, –
Не отзывается, вата, на зов,
Племя плебеев, рабская кровь!
И срамословьем в стенах мельпомены
Искариотской флейтой измены
Медленно брали его на манок –
Нет, реагирует хамством, совок:
«Тля, солитёр белоленточный, язва,
Ох, и достала твоя скотобаза,
Хохма и вечный снобистский скабрёз,
Мерзость в законе – публичный понос.»
С кем мы ещё не плясали – не пели?
Что в этой жизни уже не терпели?
Немца повыбили, взяли рейхстаг,
Нам, всё одно, поминают – ГУЛаг.
Терпит природа, и терпит бумага,
Терпит деревня без средств у продмага,
Терпит, ограблен, народ-нищеброд.
Бог долготерпит. Но до смерти бьёт!
3
Был брат – а стал статуй, модель…
И вот сам черт не рад соседу.
Терпи, совковая шинель,
И, рваный ватник, не посетуй!
Одёжки наши – решето,
Зато твой куш – богам на зависть.
Но белой ниткой шито то,
Кто у тебя заимодавец.
Мы – без протекций-синекур,
Нам никогда не быть в хороших,
И сколько б впредь ни сняли шкур,
Здесь – рубикон, и жребий брошен!
Мы притачали свой лоскут,
Который был у нас украден.
А ты, беспамятный манкурт,
Не сожалей о русской пяди,
Став вечно голым королем,
Хлыщом, пижоном, интуристом.
Суровым крымским ковылем
Твой путь предательский освистан, –
Где лоск твой – латекс, и парфюм
Личин и переодеваний –
Сплошь погребален, как фаюм,
И к делу приобщён заране.
А доморощенный гламур –
Хоть апатридом, хоть холопом –
Ждёт: то «безвиз», то бизнес-тур,
Просясь в предбанники к европам…
* * *
И какой же ты молодец, милок!
А какой же барин-то твой везучий!
По Тверской-Ямской прокатился б Бог –
Да, поди ж ты, как-то не сводит случай.
А пока на озере, на реке
Мы сидим и молимся на погоду –
Только тина ржавая на крючке,
Четверговый дождичек мутит воду.
На их вертелах жарится жирный мень,
А в кошёлке нашей – лишь мелкий частик.
Бог нам пишет палочкой трудодень,
Но к зачётному крестику – нолик чаще.
Закуси хокусай, выпей лао цзы –
Отдыхает сельпо – пастухи-подпаски.
А когда-то любили сверять часы
Все, безбашенно, помнишь? по башне Спасской!
Но Ерёма – ёра, немтырь – Федот –
За разрядку полную грозовую:
Ведь как дважды два Государь придёт,
И они увидят Его вживую!
Все проснутся снова в своей стране!
Он придёт – для избранных и изгоев –
С белым голубем, с соколом на броне,
Отделить отступников от героев. |
* * *
Среди книжных собраний царит монастырская тишь,
А келейницу нашу, безумную старую мышь,
Не прельщает былое роскошество трапезы славных.
Чем живёт подбиравшая крохи чужого стола?
Может быть, как и те, она тоже давно умерла?
Может – в Царстве Небесном обедает с ними на равных?
Но изменчивый нрав тишины достохвальной лукав,
И под тонкой мембраной вибрирует спящий вулкан,
Превратив в коммунальный бедлам одинокую келью.
За вознёю мышиной кошачий грядёт тарарам,
Скачут помыслы дикие – что твой козёл по горам –
Восходя к возлиянию и богомерзкому зелью…
Вот такая простая она – эта гладь, эта тишь…
Оставляют в покое – и вроде покорная мышь…
Но толкнут под ребро – и сейчас потекла эта лава…
И не учит никак искусителя древний приём –
В кошки-мышки игра, драка с тенью и шутки с огнём.
И идёшь без пути. Забирая то влево, то вправо.
* * *
Живёшь, как приходится:
Подругою, мамкой, сестрой…
Вот так и возводится –
Фактически – твой самострой.
Всё печки да лавочки –
И яблоку негде упасть…
Куда ж подевалась ты,
Благую избравшая часть?
Ведь кесарь – на денежке.
А Богово – только внутри.
Россия-Рассеюшка,
Рассеянных нас собери!
В ночи возгораются
Сигнальные наши костры.
И с места срываются
Цыганские эти шатры.
Крылатое плечико
Смеясь, зачерпнёт с высоты
Из хрупкого глечика
Пригоршню полынной сыты…
Лишь так и готовится,
Превыше ромашек и трав,
Небесная горница
К матчасти прикованных Марф…
* * *
На площадке темнота,
И квартира заперта,
В скважину не попадает
Ключ – такая маята.
В доме нашем столько лет
Не фурычит толком свет,
А снаружи – ну и стужа,
Жмёт Никола – спасу нет.
Вглядываемся во тьму
И идём по одному,
Подымаясь по ступенькам,
Дышим в снега бахрому.
Кто бы лампочку купил
Да в патрон ее вкрутил.
Нету денег у народа,
Да и думать нету сил.
Стыдно до корней волос.
Кроме шуток всё всерьез.
Эх – перегорают души
Точно лампочки в мороз.
Скидавай свой малахай,
Помогай – тяни-толкай,
Поддержи ты нас несчастных,
Чудотворец Николай!
СЧАСТЛИВЕЦ
Александру
1.
Не помня месяц и число,
Забот имел он – в изобилии,
Ему по-своему везло:
Несчастия его – любили,
Ловил он все их на лету
И виртуозно – как монету.
А жизнь, платя за доброту,
Подкидывала то и это.
Засим, приняв дежурный дар,
Был ласков, как за чашкой чая:
И, как атлет, держал удар –
Внимания не обращая.
Вот потому к нему влеклись
Все лишние созданья мира,
Всем беглецам – режим без виз,
А велика ль его квартира!
«Одень нагого»… нагишом
Подчас и сам ты, друг прелестный,
А брату дашь, чего лишён,
Хотя и брат тот – бессловесный.
Где нет войны – там нет беды,
А счастья нету – и не надо.
И слишком долго он судьбы
Не стал разгадывать шараду,
Утешен, что, платя за вход,
Как в детстве, проживает кучно,
Что призовой житейский фонд
Его минул благополучно, –
И, хоть не привилась ему
Телесная мужская крепость, –
Он бросился, как барс во тьму,
В любовный и семейный эпос!
Нет в промысле случайных клейм,
И, если ты мудрец и книжник,
Отнюдь не спрашивай: зачем,
Ведь эрос – нусу не сподвижник…
2.
Будь ты профессор в кислых щах,
Коль в жизни перепали крохи,
Не то, что будешь сухощав,
А, извините, и дистрофик.
Так, в целом будучи здоров,
Наш милый друг утратил силу…
Как объяснить без лишних слов?
Жена – была, жена – варила,
Но, жаль, не в кухне – в котелке,
Внутри природного сосуда,
Как есть – козленка в молоке,
Что ни часок – готово блюдо.
Должно быть, в ней кипел замес
Таких сгущённых концентраций,
В сравненье с чем – безвинен бес,
И дьявол – не к чему придраться…
На свой взирая антипод,
Приятель наш искал упорно
Неуловимый тайный код
Её натуры непокорной,
Заводик, чудный механизм,
И сокровенную пружину
Неисчерпаемых харизм,
Что вон выносят душу живу!
И реял, побеждая ад,
Его творений дух крылатый,
Гремела молвь: стократ Сократ!
И тексты – рвали на цитаты…
3.
Меж тем, во дни своей весны
Был друг наш – зодчий-реставратор,
И руку приложил когда-то
Он к возрожденью старины:
Геральдик-барельефов, люстр,
И камельков, и бельведеров,
Витиеватых интерьеров,
Что помнят корифеев муз.
Иной изысканный декор
Особняков московской знати
Восторг в нём будит до сих пор…
Поздней он подвизался, кстати,
Дизайнером, не измарал
Рук от изрядных гонораров,
Оклад спускал на матерьял,
Служа безмездно – то бишь даром.
И всё ж, достойный всех похвал
За альтруизм свой, в учрежденьи
Особых чувств не вызывал,
Скорее – был на подозреньи.
4.
Что б ни было, а жить изволь,
Покуда песенка не спета.
Кругом – свой внутренний контроль,
Свой прокурор у турникета!
А значит, и не уличён,
Всегда готов будь, без протеста,
К усекновению мечом,
Идя в присутственное место!
Сто раз обнюхать, увещать –
У стража миссия такая.
В своём тащить и не пущать
Секьюрити – неиссякаем.
Труд выеденного яйца
Не стоил бы, да строг привратник.
Мужайся же, чернильный ратник!
Тебя взбодрит он слегонца:
Мол, хлипенький интеллигент,
И ты туда же? Божья Мати!
Как пить, подделан документ –
Размыты подписи, печати…
Бородку отпустил, шахид,
(Пророков, что ль, мы не видали?)
А нет бы – освежил прикид,
Сменил мохнатые сандали…
Что держим под полой, боец?
Выкладывай – абракадабру…
По делу, как же! Во дворец?
А может – свистнуть канделябру…
Жаль-жаль, моральный диверсант…
Христосик, не сказать похуже…
Чур, навсегда – не зависать,
Искатель и ловец жемчужин!
А захотишь пытать судьбу, –
Просеет камера слеженья
Твою сквозную худобу,–
Пять лет! – бесплатным приложеньем.
Ступай, досмотренный... бывай…
Простукать – так не шкаф одёжный…
Да! И продли свой пропуск в рай:
А то – просрочен безнадёжно…
Ах! – подбирает наш дружок
Слова признательности личной…
…Я знаю, некий филолог,
Про опус мой косноязычный,
Зевнув разок, зевнув другой
На пятой строчке, выдал прямо:
– Ну, стиль! – утиль… (Само собой!)
О, ужас! – моветон… (Он самый!)
Хлам… запредельно… неформат…
А ля улю литература…
И сверх того герой – фанат,
Лох, уходящая натура…
О, судия, ты слишком юн
Узреть достоинства аскета,
Я не пишу с него парсун,
И все ж скажу тебе на это:
Пускай мой слог – бревно бревном,
Нет светоча, а путь – извилист,
Бог весть, куда и забредём…
А он себя нашёл, счастливец!
Да-да, из нашей тьмы на свет
Так повезло ему родиться
Душой, в которой смерти нет,
А лишь любовь живёт и длится! |