ИЯ АЛЕКСЕЕВНА СОТНИКОВА

Ия Алексеевна Сотникова родилась в 1959 г. и сегодня живет в Невьянске (Свердловская обл.). Окончила Литературный институт им. Горького (1984). Работала журналистом, библиотекарем. Автор четырех книг стихов: «Кержацкая лодка» (с предисловием Сергея Наровчатова, «Молодая гвардия», 1979), «На воскресенье» (Москва, «Современник», 1983), «Весть» (Невьянск, 2005) и «На лоне чудного простора» (Екатеринбург, 2012). Публиковалась в журналах «Новый мир», «Урал», «Литературной газете», ряде антологий.

 

ПО-ДРУГОМУ, О ДРУГОМ…

 

*    *    *
                     А.А.
Друже! Твоё постоянство, упорство пчелы,
Чьи полосатые мускульца как ни малы –
Не затемняют лучистую силу желанья.
Тот же томительный, тот же мучительный дар –
Каплю за каплей вытягивать сладкий нектар
Из  тишины – золотого цветка мирозданья…

Жадный моторчик к версте подверстает версту –
Кланяясь в землю – цветку, в пояс – древу, кусту,
К  нежной пыльце ароматов летучих и  крепких.
Не сортирует разборчивый твой хоботок,
Тянет измученный зноем насыщенный сок
Пряного змееголовника, блёклой сурепки…

Нет, дальновидней –  шмели, и басы их густы –
Гонят из улья их дымных химтрейлов хвосты,
Ужас ненастных погод и отравленных пашен.
Горе! В родных луговинах – разор и позор!
Но продолжается вечной любви медосбор
Ангелом жатвы в Отцову бесценную чашу…

*    *    *
Кой там город!  вспомни, древле,
Эта самая деревня
Проходила здесь и там.
Средь колдобин-буераков
Провожала как собака
И бежала по пятам…

Избы с трубами – печами,
Калачами-куличами,
Птицами над головой.
И с большими лопухами,
Курами да петухами
Двор – не с будкой силовой.

И не то, что нынче  вяло
И темнело, и светало
По-другому, о другом
В летний день природа пела
В чистом поле рожь шумела,
Дождь хлестал, буянил гром.

Жизнь промчалась – как приснилась,
Лишь одно не изменилось,
Не исчезло с той поры:
Те же бедные лачуги,
В зиму – серые пичуги,
Летом – мухи, комары.

Нувориш своё смастырит,
А спроси  глаза расширит
Что там делалось допрежь, –
Ноль вниманья, фунт презренья,
Ведь нужда и разоренье
Не вползут в его коттедж.

*    *    *
           Газетчикам Междуречья
Нету истин на все времена –
Даже в гипербореях.
В двух шагах от развала страна
А мы всё – об «идеях»…

Эх, витийский славянский простор,
Синева без предела!
Чем не тема? И есть разговор, -
Но малина поспела,

И грибы проросли вдоль канав,
Дом от рук оторвался,
Сельдерей, третий Спас миновав,
В рост, родимый, подался.

Всё! – и сено гребёшь из лощин,
И дрова запасаешь.
А что много хороших мужчин –
Ты об этом не знаешь,

Сквозь желаний заоблачных взвесь,
Марев яблочных завязь,
Хоть товарка заверила днесь:
«Помогу-расстараюсь».

Там не спелось, и тут не срослось,
Разведя в либо-либо,
Но сынок не тихоня, небось,
И на этом спасибо.

Катера, пароходы, ладьи…
Где ж писательский, зряшный,
Тот ковчег, под предлогом любви
От тоски нас спасавший?

Резал воду ночной метеор,
Вкупе чайка кричала.
Что воды утекло с этих пор,
Сколько душ измельчало,

Иль нирваны достигло, как знать…
Триколор возвратился,
К вере двинулась беглая рать,
Вспомянув византийство…

На село поглядишь, на реку –
Где  там до идеала!
И – не всякое лыко в строку,
Да начнешь, брат, сначала!

*    *    *
И, уверена, что всё ей с рук сойдёт и прокатит,
За окном лютует мачеха-неулыба.
А вот-вот, с дня на день жди, новый год прикатит –
Мы еще за тот не успели сказать спасибо.

И – опять гусь свинье товарищ, по шапке сенька,
Единенье полное – елки, пимы да сани.
А что жизни нашей осталось шиш да маленько,
На один понюх – в этом мы виноваты сами.

Но когда на ходиках скрытой от глаз кукушкой
Вертикально сомкнутся стрелки и – обнулится,
Что и тут мешает, выпив на всю катушку,
Нам, как люди, раз в год от боли освободиться?

РУСОФОБИЯ
Мы проживём без ваших наставлений,
А также нудных, давящих под дых,
Сентенций, правил, умонастроений -
Да-да, мы обойдёмся  и без них!

Кто пальцем нам грозил и хмурил брови,
Что как же так, мы взяли и смогли,
Храня упёртость дикую воловью,
Без прочих – оторваться от Земли?

Мы не просили вашего совета,
Как сеять-жать и зачинать-рожать.
На то у нас аж целых два Завета:
Имеем всё, чем мысли заряжать.

Чумазы мы – на вас же всё лоснится.
Нам можно всё, что вам запрещено.
Что мы видали – вам и не приснится.
Что помним мы – забыли вы давно.

Так вот – не выдвигайте нам условий,
Куда нам плыть, зачем и с кем, и как.
Мы проживем без ваших пустословий,
Цена которым – ломаный пятак!

1
Рвануло не в Кабуле не в Каире –
А прямо у России за плечом.
Бомбят, но обещают перемирье –
Договорись, мол, жертва с палачом
И получи щадящие условья,
Порадуйся с семьею на паях:
Тебя  зачистят и умоют кровью,
Отбелят – отфильтруют в лагерях!

Ещё бы! Почитай семь миллионов
Их,  местных террористов, бандюков,
Среди российских засланных шпионов –
Реальных, но невидимых врагов!
А думать нам, героям, не годится –
Вельможный гетман думает за нас:
Отож, вин як прибудэ, надывится
На минами растерзанный Донбасс!

И раструбят за тысячу парсеков
(о том услышат, кто и не мечтал)
О подвигах железных правосеков
В обмен за вашингтонский капитал.
От братьев с Марса (хоть с Кассиопеи!)
Пусть капают проценты за труды –
Вот в этом, незалэжный укропеец,
Смысл революций и её плоды.

…А «ватники» - одни, на самом деле,
Не ведая зарока от сумы,
Ни разу шовинизмом не болели –
Но гинули: спасали от чумы.

2
…И отворилось окно Овертона!
И комильфо поучал моветона, –
Не отзывается, вата, на зов,
Племя плебеев, рабская кровь!

И срамословьем в стенах мельпомены
Искариотской флейтой измены
Медленно брали его на манок –
Нет, реагирует хамством, совок:

«Тля, солитёр белоленточный, язва,
Ох, и достала твоя скотобаза,
Хохма и вечный снобистский скабрёз,
Мерзость в законе – публичный понос.»

С кем мы ещё не плясали – не пели?
Что в этой жизни уже не терпели?
Немца повыбили, взяли рейхстаг,
Нам, всё одно, поминают – ГУЛаг.

Терпит природа, и терпит бумага,
Терпит деревня без средств у продмага,
Терпит, ограблен, народ-нищеброд.
Бог долготерпит. Но до смерти бьёт!

3
Был брат – а стал статуй, модель…
И вот сам черт не рад соседу.
Терпи, совковая шинель,
И, рваный ватник, не посетуй!

Одёжки наши – решето,
Зато твой куш – богам на зависть.
Но белой ниткой шито то,
Кто у тебя заимодавец.

Мы – без протекций-синекур,
Нам никогда не быть в хороших,
И сколько б впредь ни сняли шкур,
Здесь  – рубикон, и жребий брошен!

Мы притачали свой лоскут,
Который был у нас украден.
А ты, беспамятный манкурт,
Не сожалей о русской пяди,

Став вечно голым королем,
Хлыщом, пижоном, интуристом.
Суровым крымским ковылем
Твой путь предательский освистан, –

Где лоск твой –  латекс, и парфюм
Личин и переодеваний –
Сплошь погребален, как фаюм,
И к делу приобщён заране.

А доморощенный гламур –
Хоть апатридом, хоть  холопом –
Ждёт:  то «безвиз», то бизнес-тур,
Просясь в предбанники к европам…

*    *    *
И какой же ты молодец, милок!
А какой же барин-то твой  везучий!
По Тверской-Ямской  прокатился б Бог –
Да, поди ж ты, как-то не сводит случай.
 
А пока на озере, на реке
Мы сидим и молимся на погоду –
Только тина ржавая на крючке,
Четверговый дождичек мутит воду.

На их вертелах жарится жирный мень,
А в кошёлке нашей – лишь мелкий частик.
Бог нам пишет палочкой трудодень,
Но к зачётному крестику  – нолик чаще.
 
Закуси хокусай, выпей лао цзы –
Отдыхает сельпо – пастухи-подпаски.
А когда-то любили сверять часы
Все, безбашенно, помнишь? по башне Спасской!
 
Но Ерёма – ёра, немтырь – Федот –
За разрядку полную грозовую: 
Ведь как дважды два Государь  придёт,
И они увидят Его вживую!

Все проснутся снова в своей стране!
Он придёт – для избранных и изгоев –
С белым голубем, с соколом на броне,
Отделить отступников от героев.

*    *    *
Среди книжных собраний царит монастырская тишь,
А  келейницу нашу, безумную старую мышь,
Не прельщает былое роскошество трапезы славных.
Чем живёт подбиравшая крохи чужого стола?
Может быть, как и те, она тоже давно умерла?
Может – в Царстве Небесном обедает с ними на равных?

Но изменчивый нрав тишины достохвальной лукав,
И под тонкой мембраной вибрирует спящий вулкан,
Превратив в коммунальный бедлам одинокую келью.
За вознёю мышиной кошачий грядёт тарарам,
Скачут помыслы дикие – что твой козёл по горам –
Восходя к возлиянию и богомерзкому зелью…

Вот такая простая она –  эта гладь, эта тишь…
Оставляют в покое  – и вроде покорная мышь…
Но толкнут под ребро  –  и сейчас потекла эта лава…
И не учит никак искусителя древний приём –  
В кошки-мышки игра, драка с тенью и шутки с огнём.                                      
И идёшь без пути. Забирая то влево, то вправо.

*    *    *
Живёшь, как приходится:
Подругою, мамкой, сестрой…
Вот так и возводится –
Фактически – твой самострой.

Всё печки да лавочки –
И яблоку негде упасть…
Куда ж подевалась ты,
Благую избравшая часть?

Ведь кесарь – на денежке.
А Богово – только внутри.
Россия-Рассеюшка,
Рассеянных нас собери!

В ночи возгораются
Сигнальные наши костры.
И с места срываются
Цыганские эти шатры.

Крылатое плечико
Смеясь, зачерпнёт с высоты
Из хрупкого глечика
Пригоршню полынной сыты…

Лишь так и готовится,
Превыше ромашек и трав,
Небесная горница
К матчасти прикованных Марф…

*    *    *
На площадке темнота,
И квартира заперта,
В скважину не попадает
Ключ  – такая маята.

В доме нашем столько лет
Не фурычит толком свет,
А  снаружи  – ну и стужа,
Жмёт Никола – спасу нет.

Вглядываемся во тьму
И идём по одному,
Подымаясь по ступенькам,
Дышим в снега бахрому.

Кто бы лампочку купил
Да в патрон ее вкрутил.
Нету денег у народа,
Да и думать нету сил.

Стыдно до корней волос.
Кроме шуток всё всерьез.
Эх – перегорают души
Точно лампочки в мороз.

Скидавай свой малахай,
Помогай – тяни-толкай,
Поддержи ты нас несчастных,
Чудотворец Николай!

СЧАСТЛИВЕЦ
              Александру
1.
Не помня месяц и число,
Забот имел он – в изобилии,
Ему по-своему везло:
Несчастия его – любили,
Ловил он все их на лету
И виртуозно – как  монету.
А жизнь, платя за доброту,
Подкидывала то и это.
Засим, приняв дежурный дар, 
Был ласков, как за чашкой чая:
И, как атлет, держал удар –
Внимания не обращая.

Вот потому к нему влеклись
Все лишние созданья мира,
Всем беглецам – режим без виз,
А велика ль его квартира!
«Одень нагого»… нагишом
Подчас и сам ты,  друг прелестный,
А брату дашь, чего лишён,
Хотя и брат тот – бессловесный.

Где нет войны – там нет беды,
А счастья нету – и не надо.
И слишком долго он судьбы
Не стал разгадывать шараду,
Утешен, что, платя за вход,
Как в детстве, проживает кучно,
Что призовой житейский фонд
Его минул благополучно, –
И, хоть не привилась ему
Телесная мужская крепость, –
Он бросился, как барс во тьму,
В любовный и семейный эпос!

Нет в промысле случайных клейм,
И, если ты мудрец и  книжник,
Отнюдь не спрашивай: зачем,
Ведь эрос –  нусу не сподвижник…

2.
Будь ты профессор в кислых щах,
Коль в жизни перепали крохи,
Не то, что будешь сухощав,
А, извините, и дистрофик.
Так, в целом будучи здоров,
Наш милый друг утратил силу…
Как объяснить без лишних слов?
Жена – была, жена – варила,
Но, жаль, не в кухне – в котелке,
Внутри природного сосуда,
Как есть – козленка в молоке,
Что ни часок – готово блюдо.
Должно быть, в ней кипел замес
Таких сгущённых концентраций,
В сравненье с чем –  безвинен бес,
И дьявол – не к чему придраться…

На свой взирая антипод,
Приятель наш искал упорно
Неуловимый тайный код
Её натуры непокорной,
Заводик, чудный механизм,
И сокровенную пружину
Неисчерпаемых харизм,
Что вон выносят душу живу!
И реял, побеждая ад,
Его творений дух крылатый,
Гремела молвь: стократ Сократ!
И тексты – рвали на цитаты…

3.
Меж тем, во дни своей весны
Был друг наш –  зодчий-реставратор,
И руку приложил когда-то
Он к  возрожденью старины:
Геральдик-барельефов, люстр,
И камельков, и бельведеров,
Витиеватых интерьеров,
Что помнят корифеев муз.
Иной изысканный декор
Особняков московской знати
Восторг в нём будит до сих пор…

Поздней он подвизался, кстати,
Дизайнером, не измарал
Рук от изрядных гонораров,
Оклад спускал на матерьял,
Служа безмездно – то бишь даром.
И всё ж, достойный всех похвал
За альтруизм свой, в учрежденьи
Особых чувств не вызывал,
Скорее  –  был на подозреньи.

4.
Что б ни было, а жить изволь,
Покуда песенка не спета.
Кругом – свой внутренний контроль,
Свой прокурор у турникета!
А значит, и не уличён,
Всегда готов будь, без протеста,
К усекновению мечом,
Идя в присутственное место!

Сто раз обнюхать, увещать –
У стража миссия такая.
В своём тащить и не пущать
Секьюрити – неиссякаем.
Труд выеденного яйца
Не стоил бы, да строг привратник.
Мужайся же, чернильный ратник!
Тебя взбодрит он слегонца:

Мол, хлипенький интеллигент,
И ты туда же? Божья Мати!
Как пить, подделан документ –
Размыты подписи, печати…
Бородку отпустил, шахид,
(Пророков, что ль, мы не видали?)
А нет бы  – освежил прикид,  
Сменил  мохнатые сандали…

Что держим под полой, боец?
Выкладывай  – абракадабру… 
По делу, как же! Во дворец?
А может – свистнуть канделябру…
Жаль-жаль, моральный диверсант…
Христосик, не сказать похуже…
Чур, навсегда – не зависать,
Искатель и ловец жемчужин!

А захотишь пытать судьбу, –
Просеет камера слеженья
Твою сквозную худобу,–
Пять лет! – бесплатным приложеньем.
Ступай, досмотренный... бывай…
Простукать  –  так не шкаф одёжный…
Да! И продли свой пропуск в рай:
А то – просрочен безнадёжно…

Ах! – подбирает наш дружок
Слова признательности личной…

…Я знаю, некий филолог,
Про опус мой косноязычный,
Зевнув разок, зевнув другой
На пятой строчке, выдал прямо:
– Ну, стиль! – утиль… (Само собой!)
О, ужас!  –  моветон… (Он самый!)
 Хлам… запредельно… неформат…
А ля улю литература…
И сверх того герой – фанат,
Лох, уходящая натура…

О, судия, ты слишком юн
Узреть достоинства аскета,
Я не пишу с него парсун,
И все ж скажу тебе на это:
Пускай мой слог – бревно бревном,
Нет светоча, а путь – извилист,
Бог весть, куда и забредём…
А он себя нашёл, счастливец!
Да-да, из нашей тьмы на свет    
Так  повезло ему родиться
Душой, в которой смерти нет,
А лишь любовь живёт и длится!

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную