Александр СУВОРОВ
(1965-2016)
* * *
Пусть ветры лижут руки мне,
Как псы голодные без дома, —
Что ж, на войне как на войне,
И нет сражения без грома.
Ведь ливень в воздухе повис,
Иль это слезы исподлобья,
На небе тучи собрались
В одно небесное гнездовье.
Пусть древопахнущий простор
Мне душу гулко отверзает,
Коль я давно ее простер
Туда, где музыка играет,
Где нет ни холода, ни тьмы,
Ни затяжного снегопада, —
В тот край, куда умчимся мы
Во избежание распада.
* * *
Наш дом — молитва обреченных,
Как бы росток сквозь толщу плит,
Она в душе разгоряченной
Прохладой чувства освежит.
И вдаль, соцветия роняя,
Весенним дождиком дыша,
Плывет земля сквозь воздух мая —
Ей даль не стоит ни гроша.
Лишь мы, печалясь спозаранку
Над будущим томящим днем,
С душой, надетой наизнанку,
В нелегком будущем живем.
И кажется, во тьме вокзальной,
В теснинах рабских городов
Сокрыт порок первоначальный
Под крики беженцев и вдов.
Но ты расти, стремнина, ширься,
Чтоб до заветного лужка
Тропою стала монастырской
Следов чуть видная строка.
* * *
Еще душа не охладела,
Но иссякает дар любви
И сердце вторит неумело
Напевы давние свои.
Еще вино течет рекою,
Но берег виден сквозь туман
И страшно горбится порою
Волнами хаос-океан.
Еще душа не оскудела,
Но взор понур и грустен вид.
Пусть до известного предела
Душа голубкой долетит.
А там средь пасмурного неба
В зените тающего дня
С косою вьется злая небыль
И с неба целится в меня.
Так пусть визжат людские страсти,
Которым тесно взаперти,
А в дверь колотятся напасти:
Им тоже суждено войти.
Любовь иссякла. Мир мрачнеет —
Огромный разноцветный шар
Плывет к закату, пламенея,
Как гаснущий впотьмах пожар,
И пассажиры дальних странствий,
Объяты заживо огнем,
Летят в зияющем пространстве
В ночи все дальше день за днем.
* * *
Лютует толчея людская —
Без слов, без музыки, без сна.
Поэт мятется, неприкаян,
Как одинокая струна.
Она всегда звучит от боли,
По прихоти железных рук,
Но только, сердце измозолив,
Из тишины родится звук.
Там, где источник вдохновенья
Послушен пенью тишины,
Скрипят без устали ступени
И бродят трепетные сны—
Пусть все останется, как было,
Пусть мысли бьются взаперти,
По прихоти волшебной силы
Оставь мне музыку в пути.
* * *
Весна пришла, улыбку не тая,
Как незаметно все переменилось.
Озябший голос талого ручья
Звенит о том, что время повторилось.
Часы с кукушкой вновь подали весть,
Что лес очнулся, протянув ладони,
Вернулись птицы с утренних небес,
И мир воскрес, и колокол трезвонит.
Что в сумерках жизнь шорохов слышна,
Шагов неразличимы очертанья,
С предметов облетает седина,
И лед дробится в судоржных рыданьях.
Так с возвращеньем, юная весна,
Ты навсегда останешься подругой,
Цветением и резвостью полна,
Волнуешь горизонт, хрустальный и упругий.
Там нерв дрожит, там новый край земли —
Земли, обетованной человеку,
Где мысли и фантомы расцвели
И истекли благоуханным млеком.
Молчание. Слышна лишь сердца весть —
То жаворонка песнь, как в день творенья,
Пылает в высоте и словно здесь
Блуждает невод на реке забвенья.
Проходит все. Пройдешь и ты, весна,
И духота опустится на села,
Земля забудет наши имена,
И вновь нахлынут стаи новоселов.
Ты в лик красавицы сегодня облачись
И торжествуй над миром первозданным,
Сожги лохмотья в солнечной печи —
Пусть тучи вдаль бредут привычным караваном.
* * *
Среди обледенелых глыб
В космических полях
Смешным цыпленком среди мглы
Нахохлилась Земля.
Ей горе, впрочем, не беда:
Она внутри чиста –
На ней и воздух, и вода,
И – след стопы Христа.
Вот человеку черт не брат,
А может быть и брат.
Придет вечерняя пора –
Я выйду на Арбат.
Ведь там кучней всего земля,
Тучней всего толпа.
Орда расхристанных гуляк
Пьет водку от пупа.
И я остался бы в толпе,
Но мне милей покой.
Несется поезд по трубе
От станции Тверской.
Там пахнет тленом и землей –
Нахохлилась Земля,
Я – пассажир в ночи земной
В космических полях.
* * *
Земля была безвидна и пуста...
И не узреть распятого Христа.
Еще до времени, ступая год за годом,
Он проходил как будто мимоходом
По пыльным переулкам Иудеи
Меж змеевидных чванных фарисеев.
Земля была безвидна и пуста —
Но кедр ливанский вызрел для креста.
Он силу набирал и, зеленея,
Впитал земные соки Иудеи.
Вот в центр земли корнями жадно впился
И не отпрянул от ее ядра.
Померкло солнце, Бог изрек: «Пора!
Спаситель здесь. Он к вечери явился».
И потекли евангельские строки
Одной тяжелой огненной струей
Последних дней. Но в горнице высокой
Зажглось окно над сумрачной землей.
* * *
Они считали деньги –
До ночи. И опять
Вползали по ступеням
К высокому распятью.
Они Христа пытали:
Зачем пришел с небес?
Мы жить с Тобой устали,
Нам ненавистен Крест.
Мы слабые, мы злые,
Мы подлые порой,
Зачем в края иные
Зовешь нас за Собой?
Был лик Христа невесел,
Он тихо отвечал:
Я знаю ваших песен
Нездешнюю печаль.
И где слеза прольется –
Я тихо подниму,
И где дитя споткнется –
Я руку дам ему.
И молча отползали
Мятежные рабы,
И ноги лобызали,
И преклоняли лбы..
* * *
Холодные пальцы власти,
Как сон о загробной страсти –
На шее сомкнутся вдруг.
Прощай, и тепло, и счастье,
Когда тебя в одночасье
Запрут, как кота в сундук.
И будешь ты шагом, шагом
Стучать по бетонным плитам.
Подошвы твои сотрутся,
Глаза потеряют цвет.
И тень твоя ляжет рядом
Безмолвно, как пес побитый.
И, мысленно содрогнувшись,
Ты скажешь, что Бога – нет.
СТАРАЯ МОСКВА
Вся в заплатанных обносках,
А в глазах – тоска, тоска…
Зябко в тень у перекрестка
Жмется Старая Москва.
Заблудилась, заплутала,
А в глазах голодный блеск –
“Ах, беспамятная стала,
Позабыла свой подъезд”.
По арбатскому Бродвею,
С иноземцами вольна,
С “могендоидом” на шее
Ходит блудная жена.
Жадный глаз с витрин сметает
Все, что жжется и блестит,
Лишь змеиный хвост мелькает
Меж раздвоенных копыт.
А вокруг пылит пустыня,
Мерно плещется волной
Говорящий на латыни
Город власти над страной.
* * *
Много пьяных людей на Москве,
Чаша смерти полна до краев.
Люди-люди, я тоже в тоске,
Мы из чаши забвения пьем.
Не излечишь себя без любви.
Под гортанные крики татар
Льются деньги, молчат соловьи -
Не театр этот мир, а базар.
Много пьяных людей на Москве
Мне встречается этой весной...
О туманный, властительный век,
О тупик человечий, чумной!
|
ДУША УМЕРЛА
В городе люди быстро стареют,
В городе время мчится стремглав,
В спину прикладом: быстрее! быстрее!
Смотришь, душа догорела дотла.
Что остается - иль просто напиться,
С другом печальную новость деля:
Вот мол, пропала душа, застрелиться
Или уехать – большая земля.
Иди цинично смотреть на прохожих,
Видя сквозь лоск подноготную их?
Знаю, я чище был. Знаю, моложе.
Жизнь! Канитель! Эй, ожги вороных!
В городе люди быстро стареют,
Ночь скоротаешь – полжизни долой.
Зеркало - вдребезги! Прочь! Поскорее!
Голову - пеплом, душевной золой!
Нет, все непросто. Бесстыжие тени
Ночью настигнут, покажут - старик.
Иль среди дня подползет омерзение-
Дурно! - и ты оборвешься на крик.
Что утешает. Серьезные дети
Смотрят подолгу, будто врачи.
Я улыбаюсь, не в силах ответить,
Сердце легчает, лепечет, стучит.
ДЕРЕВНЯ
Пью жидкий изумруд
Из травянистых вен.
И жизнь – бессмертный труд,
И смерть – бессрочный плен.
Понятный всем напев –
Кузнечик струны жжет.
Я выйду по тропе
На солнечный лужок.
Клубится солнцепек
Дыханием ста трав.
Душа – как мотылек –
Одуматься пора…
Мне жаль прощаться. Пусть
Над тихою рекой
Проляжет Млечный путь
До пристани людской.
Уеду. Поклонюсь.
Навеки. Насовсем.
Я прирасти боюсь
И отцвести, как все.
Прощай и будь мудра,
Живи, цвети тайком,
Земля, не мать – сестра,
С которой незнаком.
ОСЕНЬ
(песня)
Долго ли, быстро – лето пройдет,
Осень лазейку в город найдет,
И потекут золотые дожди
По тротуаров мокрой груди.
Серое рваное солнце из туч
Больше не выпустит солнечный луч.
Будет скакать зайчик впотьмах, -
Солнечный зайчик в мохнатых клубах.
И по бульварам пойдут сквозняки,
А в сквозняках побредут старики,
Дамы с собачками, мамы с детьми,
Дяди с портфелями, люди с людьми.
Плачет ли осень, смеется ли грусть,
Я в этот город однажды вернусь.
Буду бродить по бульварам пустым,
Осень, оставь мне хоть тень красоты.
Осень, как женщина, манит и жжет,
Осень последний свой вздох бережет –
Вот почему та пора мне мила,
Женщина-осень, оставь мне тепла.
Долго ли, быстро ли – лето пройдет…
* * *
Остановите время, я сойду.
Мне осенью так хочется забыться,
Среди аллей растаять на ходу
И никогда назад не воротиться.
Остановите время – я устал
От мельтешенья и жужжанья речи.
Я сам себя навеки испытал –
Мне птичья песнь дороже человечьей.
Так смутно и привольно на душе.
Идя осенней липовой аллеей
Я понимаю: нам не цвесть уже –
Под снегом утро серое белеет.
А посему – остановите дни,
Которые, наверно, не напрасно
В раздумьях сердце вещее хранит.
“Остановись, мгновенье, ты прекрасно!”
* * *
Арабески на плоском небе —
Все созвездия взаперти.
Не заботься о бренном хлебе,
Было б только вино в горсти.
Только б ноги влачить по свету,
Только б злую не клясть судьбу,
А судьба твоя — быть поэтом,
Даже если лежишь в гробу.
Мне приснилось прикосновенье
И шагов торопливый шелк.
Было, было в моих мгновеньях
Незабвенно и хорошо.
* * *
Взвесь, поэт полночный,
Строки на весах -
Голубь непорочный
Замер на часах.
Оттого так чисто,
Так свежо вокруг,
Что нечистой мысли
Не помыслишь, друг.
* * *
Как трудно жить, как просто умереть.
Уйти в безвестность ничего не стоит.
Ни ветер веять и ни солнце греть
Уже не смогут под травой густою.
И будет плыть безмолвный мой ковчег -
Куда? 3ачем? - Навеки, без возврата.
И станет надо мной журчать ручей -
Весной, - а осень понасыплет злата.
Был я иль не был Божий человек,
А может, окаянный и пропащий...
Я больше не пекусь о голове,
Я в вечность стал заглядываться чаще...
Коль есть она, к чему на мир смотреть:
Ведь можно даже вовсе не родиться.
Как трудно жить, как страшно умереть,
А потому – не надо торопиться.
* * *
Я знался с горними людьми,
И в тонком полусне
Александрия снилась мне
На вороном коне.
И Клеопатры тонкий стан
Свивался, как змея.
Цвели лилейные уста,
Томленье затая.
Остыли ныне зеркала,
Века покрыла тьма.
Судьба дала мне два крыла
Да толику ума.
* * *
Я живу, ни за что не плачу́,
Только плата моя не в деньга́х:
То на крыльях полночных лечу,
То плетусь, как солдат, в сапогах.
Я за жизнью, невольник, бегу,
Я споткнулся, упал, я продрог,
И ночую в дому, как в стогу –
Дождь стучит за окном в водосток.
Дорога моя плата, отнюдь
Я не даром по жизни иду,
И горька моя вещая суть:
Я одною ногою в аду.
ЛУННЫЙ ПЕС
Спит Земля, обвитая цепями
Непонятных, страшных, дальних звезд,
И под их колючими лучами
Все, что есть, навеки и всерьез.
Спит Земля и, подогнув колени,
Спят младенцы в чревах матерей,
В лунном свете города белеют,
Сном укрыт и нищий, и злодей.
Спит и Фауст, и Гобсек, и Ницше,
Спит и Маркс, обнявши "Капитал",
Лишь бездомный пес по свету рыщет,
Обратив к Луне зубов оскал.
И летают лунные стрекозы
Меж уснувших призраков земных.
Чует пес, как пряный лунный воздух
С той, запретной, веет стороны.
И, фосфорецирующим оком
Озирая цепи дальних звезд,
Рвет когтями Землю одинокий,
Воющий, голодный Лунный пес.
* * *
Соловья ослепили, чтоб пел -
Так Гомера судьба ослепила,
Чтоб лепил он свой вещий удел,
Чтобы песни, не видя, лепил он.
И на кончиках пальцев Гомер
Создавал неземные созвучья,
И глядел на него Люцифер
Из Аида, от зависти мучась.
Соловья ослепили, чтоб пел,
Чтобы вечная ночь продолжалась
И неведом был жизни предел.
Чтоб душа наших лиц не пугалась.
СПАСИБО
Спасибо за кровь и за кров,
За кротость, за краткость, за ясность
Осенних сырых вечеров,
За вешнюю ярость ненастья.
Прости мой варяжий набег:
Сама же меня выбирала.
Россия, твой сумрачный брег
Изведал я. Легче мне стало.
Спасибо, родная, прости.
Словами твоими горжусь я
Измучился я на Руси,
Но как надышаться мне Русью!
Спасибо, родная, тебе
За то, что – поэт и не боле,
За то, что в бессильной мольбе
Ломаю железную волю.
Спасибо, родная, прости
Мои суетливые мысли,
Сама им предел очерти,
Сама их согни коромыслом.
* * *
Есть сила свыше и слова в тиши,
Единственною музой огласимы.
Не оборвать сей век, сей мир не сокрушить,
И жалкие слова не сделать золотыми.
И, одинокие в немом пространстве лет,
Как бабочки, летим в огонь, сгорая век от веку,
Рожденные – гореть. И наш печальный свет -
Свет невечерний льется над планетой.
И ты гори, но знай: так истина черна,
Когда один во тьме блистаешь искрой рока!
Визжат лишь голоса, сереют времена,
Да имя не в чести, да впереди дорога.
* * *
В храме Бог меж людьми обитает.
Гулко бьется мирская капель,
И взволнованный ангел слетает
На младенца в святую купель.
Ради этого все начиналось,
И невеста свой плод зачала —
Ведь Пречистая Матерь все знала
Наперед — и дитя сберегла.
А на улицу выйти — так дико,
Так безумно сверкают глаза,
Что родными мне кажутся лики
И близки так, что ближе нельзя.
В храме Бог посылает мне слезы —
Плачет сердце над жизнью моей.
Все мне кажется: каяться поздно —
С каждым годом поздней и поздней.
Пусть дитя, что ликует в купели,
Наперед углядит свой удел
И запомнит, как ангелы пели,
Чтобы жить, как Господь повелел. |
|
Ночью 13 июля 2016 года в сторожке храма Трех святителей скончался лауреат поэтических премий журнала «Москва» и «Золотое перо России», бездомный поэт, публицист, художник Александр Суворов.
