Дмитрий ТЕРЕНТЬЕВ (Нижний Новгород)

Рассказы

 
 
 

ОКНО В ПАЛАТУ

Свет от уличного фонаря, проникавший через окно палаты травматологического отделения тридцатой больницы, делился старой деревянной рамой на четыре части, отчего на вспухшем на полу линолеуме лежала крестообразная тень. Создавалось впечатление, что больничные койки расставлены в приходе католического храма.

Уже за полночь ввезли на каталке нового пациента. Разглядеть его было трудно, так как свет медсёстры предусмотрительно не включали, чтобы не разбудить остальных. Можно было увидеть только, что голова мужчины перемотана медицинским бинтом. Однако пять «старожилов» палаты тут же проснулись, так как вновь прибывший издавал пронзительные стоны и крики. Очевидно он испытывал сильную боль, и введённое болеутоляющее не помогало. Столь позднему поступлению в отделении никто не удивлялся. Часто пациентов привозили именно ночью: кого после аварии, кого после избиения перепившими отморозками, кого после дружеских пьянок, а кого после семейных ссор. Время такое. Но все в палате понимали, - сегодняшней ночью точно не выспаться.

Утром после завтрака в ожидании обхода врача в палате собрались все её вынужденные постояльцы, компания достаточно разношерстная. Мужчина пожилого возраста у окна, в прошлом инженер, а сейчас на пенсии. Его сосед, тоже пенсионер, страдающий болями в позвоночнике. Вдоль стены от окна к двери лежали: студент с переломом костей предплечья, молодой человек с двухлодыжечным переломом ноги и мужчина среднего возраста - рабочий завода с мениском коленного сустава.

- Не могу я больше жрать эту кашу, - заговорил студент, - не каша, а клейстер. Мы недавно с матушкой на такую кашу обои в квартире клеили. – Парень, полулежа на койке, опирался спиной на стену, выкрашенную зелёной масляной краской. Из-под надвинутой на лоб чёлки торчали прямоугольники очков, в которых голубыми отблесками прыгал дисплей смартфона.

- Ты ещё баланды не пробовал студент, - отозвался из-за спины пенсионер.

- Чего?

- Похлёбка такая. Чего, чего! – пенсионер повернулся на другой бок лицом к студенту. - В блокадном Ленинграде, например, натурально питались столярным клеем, а ещё кожаными ремнями и лопухами. Я сам, когда в тайге заблудился, суп из хвои сосны варил по блокадному рецепту. Дать бы тебе тарелочку этого супца, посмотрел бы я на твою реакцию.

- А чего я? Щас же не война, – опешил студент.

- Да ладно вам, - вступил в разговор рабочий завода, - нашли из-чего спорить: из-за овсяной каши. Я вот тоже больше рисовую люблю. А как вы в тайге оказались? - спросил он пенсионера.

- Я вахтовым методом на разработки ездил. Семью надо было поднимать. Хороший заработок был, но и доставался нелегко.

- Вон что. А я полжизни на заводе слесарем проработал. Как после армии пришёл в судоверфь «Красного Сормова», так и остался там. Полазай-ка несколько лет по балластным цистернам на коленках. Вот и получил я «профессиональную болезнь» - кисту мениска, - мужчина сморщился, поглаживая больное колено, - теперь выкачивать будут.

- Ничего, операцию сделают, ещё побегаешь, - успокоил пенсионер, - вот у меня позвоночник уже не держит. Как бы на коляску не пересесть.

- А у меня-то, мужики, - перебил их молодой человек с переломом ноги, - ломать ведь ногу по новой будут. Глядишь ещё и калекой оставят.

- Ой, опять ты за своё, - осадил его заводской слесарь, - ноешь и ноешь. Всё у тебя нормально будет, такие переломы молодой организм сам штопает.

- Чувствовал я, зря еду в эту Чувашию, - молодой человек сделал вид, что не заметил упрека, - деньгами дружище заманил. Чего там, говорит, делов-то, дома каркасные да бани ставить, а деньги хорошие.

Слесарь махнул рукой и отвернулся, взяв с тумбочки газету. Бывший инженер в продолжении всего утра читал книгу. Студент не отрывал глаз от своего смартфона, а пенсионер дремал. Молодой человек будто не замечал всеобщей отрешенности и рассказывал для себя:

- Сто раз просил его лестницу исправную достать, мол стремянка шатается, рано или поздно полетим с неё. Нет, говорит, будь аккуратнее, и она ещё послужит. А как тут будешь аккуратен на высоте, когда ещё и руками работать надо. Так и случилось, полетел я с лестницы. Прямо на пятку угодил, и нога в другую сторону вывернулась, - молодой человек посмотрел на загипсованную ногу, лицо его исказила гримаса боли, - теперь вот врачи издеваются. Если надо ногу по новой ломать, так пусть сразу бы и ломали, а не ждали пока опухоль спадёт. Им-то всё равно, а мне каково. Нога зарастёт, болеть перестанет, а её снова ломать. Нет… Точно инвалидом сделают! А может, и вообще, убьют!

- Ну что ты за дурак такой, - не выдержал заводской слесарь, - чего ты буровишь-то. Ну кто от перелома ноги умирал-то? Уж врачи поболе тебя знают, разберутся ломать или не ломать.

- Молодой человек, Вы бы лучше о скорейшем выздоровлении и выписке думали, - оторвался от чтения инженер, - мысли, говорят материальны. Да и хватит вам пререкаться, - обратился он к обоим, - лучше б книгу хорошую почитали.

- Вам-то, конечно, всё про всё известно, - парировал слесарь, - это мы люди не учёные, тёмные. Он вон по крышам скачет. Я полжизни на заводе трубы двухсотые на горбу таскаю. А вы, товарищ, инженер, наверно, тяжелее карандаша ничего в руках не держали. Вы в травматологию-то почему попали, заднее место отсидели?

- Зря вы так думаете, - спокойно ответил инженер, - я ведь…

Спор их прервал скрип открывающейся двери. В палату с двумя увесистыми пакетами из «Спара» вошла молодая женщина. Несмотря на тяжёлые сумки походка её была легка и элегантна. Почти отсутствующая косметика на лице лишь подчёркивала её естественную красоту. Под накинутым белым халатом выделялся дорогой деловой костюм, удачно сидевший по фигуре. Взгляды всех больных мгновенно устремились на неё. «Здравствуйте», - негромко сказала она, окинув взглядом палату, и подошла к кровати поступившего ночью пациента. Мужчина застонал, перевернулся на бок и схватился за перебинтованную голову. Выглядел он лет на тридцать пять – сорок. Повязка скрывала его лоб и брови, отчего походила на лыжную шапочку.

- Ну как ты, Коля, - женщина наклонилась над мужчиной и осторожно погладила его по голове.

- Наденька, солнышко моё, я так тебя ждал, - мужчина попытался привстать с кровати, но женщина остановила его:

- Как ты себя чувствуешь?

- Нормально, не беспокойся. Как ты? Я так за тебя переживал. Прости меня, дорогая моя! – У мужчины заблестели от слёз глаза. Он стал целовать женщине руки.

- Тебе поправляться надо. Я твои любимые салатики принесла и ещё кое-чего, - женщина потянулась за пакетом.

- Не надо ничего, солнышко, - мужчина обнял руки женщины, - ты только сама приходи. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Больше жизни!

- Да уж, больше жизни… - женщина отвела взгляд в сторону.

- Когда выпишусь, я всё для тебя сделаю, - мужчина говорил очень быстро, перейдя от шёпота к громкой речи, отчего соседи по палате невольно слушали их разговор, - на руках тебя носить буду, и куплю что хочешь, и в отпуск поедем только туда, куда ты захочешь. Только посиди со мной ещё.

- Выздоравливай, Коля, - женщина высвободила руки, поцеловала мужчину в лоб и встала с кровати, - мне пора. Я завтра приду.

Она поспешно вышла из палаты, на прощание неопределенно бросив: «До свидания». Мужчина отвернулся к стенке и молчал. Взгляды всех больных, находившихся в палате, сверлили его спину.

- Ты бы построже с ней! - наконец не выдержал пенсионер. Другие больные поддержали его, и палата загудела.

- Если б моя так себя повела, сразу бы её на место поставил. Бабам только дай волю, - сразу запрягут и поедут! - вторил молодой человек с переломом ноги. Слесарь только хмыкнул и бросил: «Подкаблучник»! Студент тихо смеялся в руку, и только бывший инженер не выразил никакого участия к этой ситуации и продолжал читать книгу. На упреки и оскорбление мужчина, которого, как выяснилось, звали Николай, не отреагировал. Не получив ответа, его оппоненты потеряли интерес к продолжению спора и увлеклись каждый своим делом. Пенсионер моментально задремал. От его кровати слышалось мерное посапывание. Слесарь вновь взялся за газету. Студент с головой утонул в смартфоне. А молодой человек ощупывал гипс на своей ноге, отрывисто всхлипывая.

Прошло примерно с получаса, прежде чем Николай повернулся на спину и произнёс в потолок: «Ой, братцы, больно-то как»! На эту его фразу никто не отреагировал. Мужчина повернулся на бок спиной к стене, чтобы видеть остальных, и попросил: «Вы извините, если, что не так!» Пенсионер, страдающий болями в позвоночнике, ответил:

- А что стряслось с тобой… братец?

- С женой поссорился, - тихо ответил Николай.

- С той, что приходила?

- С ней.

- Видать, сильно поссорился, раз голову перемотали, - пенсионер посмеялся, остальные тоже заулыбались.

- Сильно, - Николай закрыл глаза рукой. Разговорчивый пенсионер не унимался:

- А это она тебе чем приложила, сковородкой что ли?

- Нет, - не сразу ответил мужчина, - не она... Я сам пальнул… Из травматики.

После такой реплики всё внимание больных было вновь приковано к Николаю, который было вновь хотел отвернулся к стене, но отмолчаться ему не дали. В палате началось эмоциональное обсуждение совершенного им поступка. Никто не остался в стороне. Заводской слесарь поднялся на кровати и, жестикулируя, назидательно говорил:

- Как же так, Коля? Нельзя так из-за баб! Мало ли чего в жизни бывает, но стреляться глупо!

- Да это совершенно неразумно, надо ценить каждые мгновения жизни, - поддержал его инженер у окна.

- Я вон сколько раз со своей Любкой ругался, - продолжил слесарь, - и в запои уходил, и она к матери уезжала, но, чтобы до такого доходить, никогда! Да и лет-то тебе сколько. Вон студент и то, наверно, так о бабах не страдает.

- Мне ни к чему, - поддакнул студент, - сколько их еще будет!

- Меня, помню, в армии деды как собаку гоняли, - в разговор включился молодой человек с переломом ноги, - и били, и сортиры чистить заставляли и много чего еще. Обидно было до слез! Сбежать хотелось. Морду сержанту, а не сортир, начистить хотелось. Но чтобы стреляться… Такой мысли даже не допускал!

- Да, Коля, жизнь тебе Богом дана. Зря ты это, - уже не так настойчиво произнес пенсионер. Все ждали рассказа Николая. Было видно, что ему больно воспоминать о происшедшим.

- Женился я на Наденьке, - начал Николай, - так зовут мою жену, двенадцать лет назад, сразу как окончили институт. Мы с ней вместе учились в одной группе. Любил я её сильно… И сейчас люблю, - у Николая перехватило дыхание. - детей у нас нет. Много раз мы пытались завести ребёнка, но все никак не получалось, к каким врачам только не обращались. И вот в последнее время то ли на этой почве, то ли ещё почему, стали мы с женой часто ругаться. Мне порой даже видеть её не хотелось. Ну… в итоге положил я глаз на девчонку с работы. Так, фифа: формы есть, мозгов нет. Она тоже взаимностью ответила. Ну… переспали, в общем.

- Нормальный мужской инстинкт! – довольно хрюкнул слесарь. Николай не обратил внимание на то, что его перебили и продолжил:

- Стыдно мне стало, плохо на душе сделалось, будто огонь внутри. Пить начал. Однажды домой поздно вернулся, жена встречает меня на пороге и, как назло, не скандалит, а обнимает. Не выдержал я, оттолкнул её, и в лоб говорю: «Надя, я тебе изменил!» Она ничего не сказала, только долго смотрела мне в глаза. Потом были слёзы, транквилизаторы, обида, гнев, отчуждение. Я себе места не мог найти. Часто просил у неё прощения. Однажды Надя сама подошла и сказала: «Ничего, Коленька. Не получается у нас с ребенком, ну и что. Усыновим ребёнка из детского дома. Погулял ты, ну и пусть. Мы же любим друг друга!» Я опешил, на радостях от прощения что-то несвязное нёс, слёзы из глаз, как из крана водопроводного текли.  А Надя в этот момент такая несчастная сделалась, такая маленькая, беззащитная, видно трудно ей простить меня было. Она расплакалась тоже и в ванной заперлась. Я упрашивал её выйти, под дверью, как пёс, сидел. А в ответ только всхлипы. И понял я: сотворил ужасное, лишил её доверия и опоры. Опротивел сам себе. Безумно, как в бреду… Взял пистолет из сейфа, вышел на балкон и выстрелил…

На следующий день после обхода в палате клетчатым шерстяным одеялом лежало безмятежное спокойствие. Инженер, как обычно, читал. Пенсионер спал с открытым ртом. Слесарь дремал, накрыв лицо газетой. Студент играл на смартфоне. Молодого человека с переломом ноги увезли на операцию. Солнце с инертным любопытством заглядывало в палату. Николай лежал на боку, подложив под голову кисти рук, негромко вздыхал и смотрел на пол, где тенью от окна вычерчивался крест. Со скрипом открылась входная дверь. В палату, шурша пакетами с передачами, вошла Надя.

Апрель 2018

 

 

ВЫБОР

Третий день стояла испепеляющая жара. На солнце находится было невозможно, и днём улицы села напоминали проулки какого-нибудь заброшенного в пустынных прериях Калифорнии города-призрака. Только у водоразборных колонок то и дело сновал народ с вёдрами, флягами на тележках и резиновыми шлангами. Временами в раскалённом безветренном воздухе слышалась ругань, когда кто-нибудь не мог договориться об очерёдности налива воды.

На крышке колодца сидел молодой человек лет тридцати с сильно опухшим лицом, выдававшим в нём запойного пьяницу. Он, причмокивая, пил горстями из жестяного ведра и смачивал водой голову и шею.

- Коля! - закричала полноватая женщина, за которой только что захлопнулась калитка одного из домов, стоящего недалеко от колонки, - хоть бы воды матери натаскать помог, изверг. Огород постоянно поливать нужно, иначе посохнет всё! А он сидит, голубок, водичку цедит. Всю душу мне измотал! – женщина шла к колонке, неся в руках четыре пустых ведра.

- Плохо мне, не могу я – молодой человек с усилием поднялся, и опёрся на колонку.

- А я могу кормить такого охламона! Ты ж мне копейку не приносишь, всё пропиваешь с дружками своими – мать Николая тихо заплакала.

- Ладно, - Коля взял ведра из её рук, - натаскаю я тебе воды, не реви.

Казалось, вода еле бежит. Николай надавливал рукой на рычаг колонки, а на предплечье клал отяжелевшую от похмелья голову и дремал, пока наполнялось ведро. Тяжелее всего было нести полные ведра до двора, он задевал ногами края ведер, и ледяная вода плескалась на его штаны и стекала в галоши.

Натаскав воды и пообедав холодной окрошкой, Николай присел на крыльцо и раскурил сигаретку. С похмелья вкус табака ему казался горьким. Жара немного спала и стало полегче. С улицы послышался звенящий рёв «юпитеров», мотоциклы остановились у ограды. В калику вбежали трое ребят.

- Здорово, Колюня, - крикнул один из них, конопатый водитель красного «Юпитер 5» с смешно постриженной чёлкой, - как здоровье? Ну ты вчера учудил!

- А! – Николай отмахнулся, - не впервой, Шура. Чё приехали?

Айда на пруд, - ответил Шура, - искупаемся. Ты на мой «юпак» прыгнешь, Серёга с Ленькой поедут.

Николай задумался. Похмелье его еще не отпустило, и ехать никуда не хотелось. С другой стороны, искупаться тоже было бы неплохо. Сомнения его вмиг разрешил тот же Шурка:

- Поехали, у Леньки мамин «рубль» есть, у бабы Мани «сэма» прикупим, поправимся.

- Так бы сразу и сказал, - Николай оживился, - сейчас соберусь только.

Хлопнула дверь в сени. Николай забежал в дом, откуда послышалась ругань его матери. Через несколько минут он выскочил на крыльцо, следом за ним спешила мать.

- Купаться поедет он, - женщина вновь готова была заплакать, - опять пить! Ты помнишь ли, вчера, пьяный, трактор колхозный перевернул? Его теперь монтировать надо!

- Да помню я! Ничего, вечером подшаманю – Николай махнул рукой, - будет как новенький. К вечеру вернусь!

Шура дёрнул кигкстартер, его мотоцикл заревел. Николай сел назад, и Шура, развернувшись с пробуксовкой, выехал на асфальтовую дорогу. Сергей никак не мог завести свой «юпитер». «Пересосал, - сплюнул он и кивнул Лене, - давай с толкача. Сергей включил вторую скорость и выжал сцепление. Друзья разогнали мотоцикл по асфальту, и Сергей отпустил сцепление. Мотоцикл тут же подхватил, завёлся и дернул с такой силой, что ребята ели успели забраться на него. Сергей открутил ручку газа и под не менее мощный рёв местных жителей стал догонять Шуру и Николая.

Зеленоватое блюдо пруда лежало в низине под склоном холма, с одной стороны его окружал забор хвойного леса. Ребята расположились у берега под сенью американского клёна. На брошенных на траву футболках лежала самогонка в пластиковых бутылках, свежие огурцы, зелёные яблоки, ржаной хлеб и зелёный лук.

- Ну что, за приезд! – Шура откупорил бутылку, стал разливать по стаканам. Первому протянул стакан сгоравшему от нетерпения Николаю, потом Серёге, затем себе.

- А Лёне-то чё не плеснул? – спросил Сергей.

- Да ты что, он же у нас трезвенник – ехидно ответил Сергей, - или махнёшь, а, Ленька?

- Нет, ребята, я же не пью, - сказал Леня.

- А чего, мамка запрещает? – парировал Сергей, - она ж у тебя в городе.

- Вечно эти городские выпендриваются, - выпивший и уже захмелевший Николай встрял в разговор, - а сами из себя – тьфу! Мало вас колотим.

Я вообще не пью, - отвернувшись, ответил Леня. Он приезжал в село на каникулы каждое лето с первого класса. Родители оставляли его до осени одного с бабушкой и дедушкой, а сами работали в городе. Их дом находился на одной улице с домом Николая, и Леня, выходя гулять, вынужденно встречался с ним. Николай был крепче и сильнее Лени, и в детстве всегда норовил поддеть и обидеть городского мальчишку. Иногда Леня приходил домой в ссадинах и даже синяках и, не отвечая на расспросы бабушки, запирался в комнате и плакал.

Ребята уже искупались и сидели вокруг импровизированного стола из футболок. Вода в пруду была не холоднее, чем в садовой бочке, и освежала ненадолго. Кроме них на пляже никого не было, и в тишине слышалась только очередь дятла. Шура вытащил колоду карт и предложил сыграть в буру на желание. Поддержали все, кроме Лёни, но и он под гнетом большинства согласился. Шура быстро перетасовал колоду, подснял у сидевшего слева Лени и раздал по три карты.

- На большее, или на меньшее? – спросил Шура. Это означало вытащить из оставшейся колоды карту, которая по номиналу должна быть больше или меньше карт оппонентов для определения начинающего ход.

- На большее, - отозвался Николай, - моло́дки вне очереди только при крестях.

- А что это, моло́дки? – спросил Леня, - я забыл.

- Когда три карты одной масти, - ответил Шура и вытащил из колоды девятку.

Леня вытащил десятку, Николай, чертыхнувшись, вытащил валета, а Сергей шестерку. Ход начал Леня, но по невезению, он же и проиграл в первом кону. Его оппоненты выпили самогонки и стали придумывать желание, которое должен был исполнить проигравший, иными словами наказание.

- Может по колобахе ему, а пацаны? – предложил Шура. Так называли щелбан по лбу средним оттянутым пальцем.

- Не, хило, - пробасил Николай.

- Ага, от тебя получишь, хило не покажется, - подхватил Сергей, - ладно, пусть прокукарекает.

- Ещё проще, лучше уж колобаху, - возмутился Николай.

- Нормально для первого раза, - возразил Сергей, - давай! – Он кивнул в сторону Лени.

Леня встал, присел в коленях, поднял руки к подмышкам и, изображая петуха, стал кукарекать. Остальные как гуси гоготали и покатывались со смеху. Выпили ещё по одной, продолжили игру. На этот раз проиграл Сергей, парень крепкого телосложения, приезжавший, как и Леня, в село на летние каникулы. Николай побаивался Сергея и, несмотря на крутой нрав и задиристость, в открытый конфликт с ним никогда не вступал. Сергею выпало стоять на одной ноге и рассказывать похабный анекдот. Лене показалось это наказание за проигрыш более лёгким, но своей обиды он не выказал. Масть Лёне не шла, в третьем кону он оказался вообще без козырей и вновь проиграл.

- Таак! – Николай с ухмылкой потирал руки, - теперь ты у нас просто не отделаешься, - Николай плеснул в стакан самогонки и протянул Лёне, - давай, пей!

- Я не буду, - Лёня отстранился.

- Хорош, он же не пьёт, поддержал Сергей.

- А я говорю, пей! Это моё желание, - повысил голос Николай, - чё он, левый, что ли! Всё равно когда-нибудь выпьет. Пей давай и радуйся, что немного налил.

Я не пью. Не буду, - Лёня вскочил и сжал кулаки.

- Ах так, - Николай угрожающе смотрел на Лёню, - ну ладно. Предлагаю тебе выбор: или ты пьёшь, или мы дерёмся. Но учти, если выберешь подраться, я тебя отделаю круче чем тогда, когда ты к Машке подкатывал. Помнишь? Как ты под кустом с носом разбитым ревел, а она, дура, кричала «не тронь его».

Глаза Лени блестели. Сжатые губы и кулаки говорили о том, что в нём происходит внутренняя борьба. Леня был готов расплакаться и убежать, или броситься на обидчика, схватить его за шею и душить, душить. Но с детства Лёню больше занимали интересные книги, чем игры во дворе или занятия в спортивных секциях, поэтому вырос он слабым, и драться совершенно не умел.

- Хорошо, я выпью, - Лёня схватил стакан из рук Николая, - но больше я с тобой ни в какие игры не играю!

Пьяное лицо Николая расплылось в довольной властолюбивой улыбке. Сергей покачал головой, Шура молча пересчитывал карты. Лёня выпил самогонку залпом, бросил стакан и закашлялся. Закусил подсунутым яблоком. Моментально опьянел и сел на траву, прислонившись к стволу клёна.

Продолжили играть без него. К этому времени ребят уже довольно разморило от духоты и выпитой самогонки. Вдруг Шура встрепенулся и бросив на стол три туза, довольно выкрикнул: «бура!» Николай недовольно посмотрел на Шуру и сброшенные им карты и пробурчал:

- Врешь! Мухлюешь, шулер.

- Сам ты шулер, - обиделся Шура, - карта пришла. Все же из колоды по очереди берём. Фартит мне сегодня.

Стали придумывать Николаю желание-наказание. Шура предлагал дать задание Николаю изобразить какого-нибудь смешного животного, но Сергею это наскучило, и он не подержал его. Лёня так и сидел под деревом и участия в обсуждении не принимал.

- А слабо́ в одежде в пруд окунуться! – Сергей испытывающе посмотрел на Николая.

- Мне-то не слабо́, да ты потом сам верещать будешь, что я на мотак сырой лезу, - парировал Николай, - а тебе слабо́ пруд переплыть?

- Не слабо́. Только не сегодня, - недовольно отвечал Сергей. Он уже был пьян.

- А мне и сейчас не слабо́, - с вызовом говорил Николай, - вот как проигравший и переплыву, только за пари ты мне потом ещё бутылку поставишь. Понял?

- Давай! Поставлю, если живым на тот берег вылезешь, - принял вызов Сергей.

Полотно пруда, на котором солнечный художник написал стройные зелёные сосны на фоне салатового неба, изогнувшись, превратилось в безобразную мазню, когда Николай на бомбочку прыгнул с самодельного трамплина, сделанного из куска доски и березового бревна, в воду. Испуганные волнами водомерки разбежались в разные стороны по поверхности пруда, в лесу бездонно ухнула птица. Николай вынырнул метрах в двух от места прыжка, глубоко вдохнул и, тяжело загребая, поплыл к середине пруда. Ребята, оставшиеся на берегу, подошли к кромке воды и внимательно наблюдали. Не проплыв и половину пути, Николай стал захлёбываться и беспорядочно бить руками по воде. «Пацаны..,Пацаны…Помогите…Помо…», - голос его срывался на хрип и шипеньем репродуктора разносился по округе. Шура стал метаться у берега пруда, не зная, что предпринять. Сергей схватился руками за голову. Вдруг сзади них послышался топот и спустя мгновение в воду нырнул Лёня, которого все считали спящим. Лёня быстро доплыл до Николая, уже начавшего тонуть, подхватил за подмышку левой рукой, повернулся на спину и начал выгребать к берегу. Николай хрипел, кашлял, судорожно цеплялся за Лёню и тянул его дно. Вдоль берега, что-то крича, бегали Сергей и Шура. Тихая окраина села наполнилась испуганными мальчишечьими криками…

 

Лёню искали всем селом. Мужики ныряли, бабы шестами простукивали дно. Маленькое, скрюченное, синюшное тело нашли уже на закате. Участковый увёз его на «уазике» в районный морг. Потом бабки судачили, что Николай весь день, до тех пор, пока его не оттащили полицейские, простоял на берегу пруда на коленях, рыдал, и выл: «Прости меня, Леня!»

Июль 2017
 

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную