Марина Шамсутдинова: «С ремесленниками мне не по пути»

Поэт и литературный критик Марина Сагитовна Шамсутдинова родилась в 1975 г. в г. Иркутске. В 2003 г. окончила Литературный институт им. А. М. Горького (руководитель творческого семинара Станислав Куняев). Автор четырёх книг стихов: «Солнце веры» (2003), «Нарисованный голос» (2007), «Дань за 12 лет» (2010), «Стихи» (2011). Печаталась в журналах «Сибирь», «Созвездие дружбы», «Первоцвет», «Огни Кузбасса», «Московский вестник», «Викинг», «Литературная Вена» и в др. Лауреат поэтической премии им. Юрия Кузнецова за 2010 (журнал «Наш современник»). Победитель фестиваля «Славянские традиции–2011» в номинации «Юмористическая поэзия». Статья «Сорная поэзия» вошла в шорт-лист фестиваля «Литературная вена–2011», статья «Типа, скрещение» – в шорт-лист премии критики им. Василия Розанова «Летающие собаки–2011». Победитель конкурса СП России им. Н. А. Некрасова. Член Союза писателей России.

С Мариной Шамсутдиновой воочию мы впервые встретились в 2012 году в Крыму на фестивале литературы и культуры «Славянские традиции». До этого её заметное имя и не менее заметные стихи я встречал и читал на многих интернетовских литсайтах. Но на том фестивале из-за большой загруженности и из-за пресловутой нехватки времени поговорить нам так и не удалось. А в следующем году там же, на солнечном крымском берегу, где мы с Мариной познакомились много ближе не только как финалисты-соперники в поэтических номинациях, но и подружились вне официальных рабочих часов мероприятия, записать интервью тоже не получилось по досадной причине: у меня закончились записывающие диски старенького мини-магнитофона. И только теперь, накануне «Славянских традиций-2014», мы вышли с ней на это интервью в частной электронной переписке.

С.Т. Марина, начнём с твоего имени и фамилии. Откуда они? Расскажи о своей родословной, о своей бабушке, о которой ты так тепло пишешь в стихах, о родителях, о твоей малой родине – кто они, где они?..

М.Ш. Да, лауреатом фестиваля я стала в 2011 году - первое место в номинации «Юмористическая поэзия», и в 2013 - второе место в номинации «Стихи о любви». А в 2012 году получила первое место в призе зрительских симпатий...

Теперь о родословной. Она самая простая, рабоче-крестьянская и это не для красного словца. Я у себя дворянские корни не ищу, мне и своих родных, природных хватает.

Моя прабабушка Суставова Матрена Андреевна - по маминой линии, из расказаченных донских казаков. Сумела выжить и со своей семьей осела в Вятской губернии, деревня Девятово Фаленского района. Сейчас деревни нет, вымерла в послевоенные годы. Прадед Суставов Петр Андреевич уроженец Вятской губернии погиб, пропал без вести в сентябре 1941 г. под Ленинградом, оставив мою бабушку 30-летней вдовой с четырьмя детьми, среди которых и мою бабушку Вагину Екатерину Петровну.

Вторая моя бабушка - башкирка Шамсутдинова Мусаппиха Селимовна. Во время войны осталась круглой сиротой, воспитывалась в деревенском детском доме, где и выучила русский язык. Знание русского языка в дальнейшем и определило ее судьбу. Она смогла получить паспорт и переселиться в Сибирь. Таким образом, обе мои бабушки военные сироты, крестьянки, для обоих доброй матерью стала Иркутская область, Сибирь.

В 15 лет приехали они в Иркутск и устроились бетонщицами на строительство Иркутской ГЭС. Об этом я писала в своих стихотворениях о бабушках.

У моих дедушек судьба была более легкая. Они родом из Сибири. Дед Вагин Борис Алексеевич происходит из рода сибирских казаков Грудининых, а другой мой дед -Шамсутдинов Шарафутдин Залялиевич из семьи сибирских татарских переселенцев 20-х годов. Во время войны они были подростками.

Моя малая родина - это моя огромная, гигантская Сибирь, тайга, которая всегда в окне, Ангара в двух шагах от дома. Памятник на плотине героям Иркутской ГЭС, где навечно высечено и имя моей русской бабушки. С младенчества я как личную трагедию воспринимала гибель своего прадеда - Петра Андреевича. Такое впечатление, что я родилась с войной в сердце, с этой болью от потерь и трагедий. Мне маленькой всегда казалось, что война только что окончилась, хотя я родилась в 1975 году, спустя 30 лет после ее окончания.

С родителями мне, как писателю, я считаю, повезло. Они у меня филологи. Окончили вместе филологический факультет иркутского университета. Поэтому литературы в моей жизни было много. Я росла, окруженная книгами, и меня воспитывали мама, Шамсутдинова Татьяна Борисовна, учитель литературы и папа, Шамсутдинов Сагит Шарафеевич, учитель истории. Мои бабушки сделали все, чтобы дать моим родителях хорошее образование.

С. Т. Здесь, когда ты говоришь о бабушках, мне вспоминается вступление к твоей маленькой поэме «Каменщик»:

Каменщик не мужик.
Русская баба во ржи…
Ка-мен-щи-ца!
На войне убило отца –
Бесприданница.
Только фраза «Пропал без вест…»
Неподъёмный сиротский крест.
Крошки слизывали со стола,
Четверо детей – мать ждала.
Прабабка Матрёна в тридцать лет вдова.
Вятская волость, деревня Девятово.
Пётр Суставов – прадед.
Уходя заклинал – хватит!
Трёх дочерей, чем можешь, корми,
Сына-поскрёбыша подними!

Но о поэзии мы ещё будем говорить много, поскольку оба не можем жить без неё. А пока продолжим разговор о твоей биографии. Расскажи кратко о детстве, о школьных временах, об увлечении чтением книг, о любимых авторах и, разумеется, о своих первых стихах.

М. Ш. Я никогда не мечтала быть писателем, печататься... Может причина в том, что читала очень много классики, поэтому маленькой думала, что все настоящие писатели и поэты уже умерли. Вернее они бессмертны, потому что существуют в каком-то другом измерении. Я любила читать стихи, заучивала их наизусть, с первого класса участвовала в конкурсах чтецов. Я рано поняла и каким-то внутренним чутьем отличала стихи и то, что по меткому выражению моего отца «написано от голода»... Сама написала первое стихотворение в 15 лет. После приезда из «Артека», где влюбилась так сильно, что написала:

Желтых огней пелена,
цвета разлуки небо,
мертвая тишина
смотрит на землю немо.

Черный прогал окна,
бессонницы серые тени,
даже себе не видна,
падаю на колени.
В общем, с удивлением обнаружила, что слова складываются в строки... И все. Ни в какие литобъединения не ходила, в газеты стихи не носила. Потому что не считала эти опыты, чем то достойным публичности. Поступила в пединститут, и там все было очень прозаично. Хотела быть учителем литературы, в 18 лет вышла замуж. Рядом опять-таки были девушки, пишущие стихи и прозу, как-никак факультет русского языка и литературы иркутского госуниверситета, но это все как-то проходило мимо меня. В универе учиться было неинтересно, хотелось настоящей науки, настоящего погружения в любимый предмет, а не лекций заученых и таких же заученых экзаменационных ответов. Профессор С.А.Захарян на одном экзамене по зарубежной литературе однажды сказал про меня: «Я уверен, что эта девочка еще скажет свое слово в литературе». А девочка бросила институт, похоронила первого мужа и вторично вышла замуж за мужчину старше себя на 23 года. Он стал отцом моих двоих детей. Ему я и обязана тем, что избрала судьбу поэта... Я научилась четко ставить перед собой цели, прямо выражать свои мысли и отстаивать их, пусть и в полном одиночестве...

После рождения первого ребенка в 1998 году я прошла творческий конкурс в Литинститут. Я тогда уже знала, о чём буду писать... На втором курсе родила дочку. Это уже был сверхвзлёт... Девочка родилась с патологией, Чернобыль ударил по моей семье с неожиданной стороны. Сейчас я могу спокойно об этом писать. Потому что выстояла, потому что ребенок сейчас абсолютно здоров, и вместе с ним я стала ещё сильнее.

С. Т. Женщина и поэзия … Для меня, мужчины, это всегда удивительно. Ведь женщина – это еще и творец жизни! А если женщине, помимо дара материнства, дан ещё и дар поэтический – чудо вдвойне. А ещё Литературный институт – то, что всегда было моей мечтой, мечтой, увы, несбывшейся. Я знаю, что столичный Литинститут им. Горького – не просто учебное заведение, славное великими именами в русской литературе, но и целый мир, особый мир, и всегда - судьба для тех, кто ходил по его коридорам и слушал преподавателей – настоящих мастеров слова.

Что для тебя литинститут? В чьём семинаре ты была, твои учителя, твои друзья? Можно пообширней, потому что это очень большой и весомый пласт в твоей биографии – творческой и жизненной.

М. Ш. Литинститут - это мое чудо... С первых своих шагов в поэзии я цепляла на себя недоброжелателей, менялся уровень признания, менялся и уровень неприятелей. А Литинститут - это своеобразная охранная грамота, броня. Помнишь, как в комедии «Королева Бензоколонки»: справка, дана Е. Добробабе, что у нее есть талант. Это я сейчас понимаю, какое это безжалостное действо - текущая литература... Меня никогда не волновали премии, звания, важно мне единственное право автора - на имя и публикацию. Потому что у меня всегда было что сказать и о чем написать. И, раз стихи приходят, значит, люди должны их услышать и решить, нужны им мои стихи или нет.

Литинститут это целый мир, мир литературы. Это дверь, которая открывается тебе, а дальше сам решаешь, куда пойдешь, останешься на общем маршруте или на свой страх и риск заглянешь в пространства тайные, неведомые.
Моим мастером, руководителем семинара, который сам захотел видеть в своем семинаре, был Станислав Юрьевич Куняев. Кроме стихотворения «Добро должно быть с кулаками», которое многими тогда цитировалось, я мало что о нем знала. А потому, как все молодые и ретивые, считала его традиционалистом и жаждала каких-то других семинаров и встреч. Куняев тогда набрал нас в свой - самый первый в жизни - семинар.

С. Т. Так сложились твоя судьба и биография, что ты оказалась едва ли не в центре событий на Украине – с преддверия февраля и вплоть до сегодняшнего дня. Потому, зная твою ярко выраженную гражданскую позицию, я с большим интересом ждал твои стихи об Украине 2014 года, зная, что ты не сможешь не написать их…

М. Ш. Судьба действительно интересная... Мне иногда кажется, что так не может случиться, а со мной происходит... Украина прочно вошла мне в душу еще с детства, с первого класса. Моя школьная подруга - Инна Турнаева была родом из Краматорска, и каждое лето привозила оттуда огромные южные яблоки, тыквы и вишневое варенье. Потом, в 1989 году, в Артеке, я подружилась с украинскими пионерами из Днепропетровска и девочками из Львовской делегации. Тогда уже чувствовалось, как западенцы рулят Украиной, как требуют незалежности , как забывают русский язык. Это всё отразилось в моем стихотворении «Баллада об Артеке», написанном в 2010 году. Страшно, как все эти слова выглядят сейчас:

Грузины припоминали
Сапёрных лопаток скрежет
И осетин между делом
Звали грязным ворьём.
Делёж шёл равнин и посёлков…

Львовяне сбегали на сходку,
Днепропетровск созывали
С собой в самостийный союз…

Спокойные, как удавы,
И преданные казахи
С русскими объединялись,
Мальчики из Иркутска,
Мальчики из Астаны…

Таджики не выносили
За москвичами мусор,
Узбеки для нас не строили
Походным днём шалаши…

Мы были нелепым слепком
Всех болей и всех конфликтов,
Которые, как нарывы,
Взрывались на теле страны…

Мой друг из Тбилиси - Леван,
И Мака из Еревана,
Гоча из Соликамска,
Вася из Алма-Аты –
Жизнь нас растасовала
И по Земле разнесла…

Мне больно представить даже
Левана руководящим
Отрядом, который ночью
Бомбил оглохший Цхинвал!

Мне страшно даже представить
Евген, чтобы бил ногами
На жёлто-блакитном майдане
С братками Уна-Унсо
Лёшку из Днепропетровска!..

Мой второй муж привез меня в 1995 году в Киев, там я родила двоих детей, оттуда я ездила на сессии в Литинститут. Поэтому все сегодняшние события бьют по мне прямой наводкой. Потому что с краю поэт остаться не может и не должен... У меня дача в Крыму, квартира в Киеве и Москве, поэтому меня и носит сейчас между этими центрами энергетически-геополитеских зон. Больно за Украинцев. Хата с краю на этот раз им не прокатила. Одним задом на двух базарах усидеть не удалось. Если долго и упорно винить кого-то в великодержавном шовинизме, уверять себя, что рядом богатый пьяный брат, да и не брат вовсе, ибо украинец - славянин, а русский – азиат, можно поверить и в великих укров и в героя Бандеру. В поезде «Москва – Киев» 12 марта я написала стихотворение про то, что Россия может поменяться с Украиной названием, чтобы ей было не обидно, ибо делить нам нечего:

Хочешь я стану твоей Украиной, а ты Россией.
Не удивляйся, маленький, не плачь.
Ты вырастешь быстро и станешь таким сильным,
Что удивится дяденька палач.
Твой русский выучу, ты вспомнишь мой украинский.
Матуся, мама, хлеб на хлиб похож.
Смотри, волна морской волны касается.
Мы ближе, нас водой не разольешь.
Дома у нас стоят в одной станице,
Незыблемой, чтоб ворог не забыл.
Одной летят над нами к дому птицы
Окраиной… от Польши и до Курил.
После обстрела администрации в Луганске, где бомбы сбросили на мирных прохожих, я написала стихотворение про Авакова и палачей нынешней Украины:
***
Мы за Господом, вы под госдепом.
Украина кровит от маков.
Украшает венок черным крепом
Генерал-косметолог - Аваков.

Можно руки пришить в фотошопе,
Город лихо отстроить в программе…
Вы до Нюрнберга доживёте –
Приговор, перерыв на рекламе.

Вам бы в морг простым санитаром,
Вам бессмертие сотни раз,
От асфальта немощным, старым
Отдирать разорванных нас.

Пусть живёт в веках Украина –
Мясо, сало, гречиха, кровянка.
Человека там нет, только глина
Перемолота траками танка.

Славься в песнях страна согласных,
Дезертиров и армий частных,
СМС приравнявших к штыку.
Прыгай выше. Три раза –КУ.
2 июня 2014 г.

Вот и все, что я могу пока сказать об этом. Остальное в моих ранних стихах «Островитяне», «Русский язык» и других:

РУССКИЙ ЯЗЫК
Говори со мной на английском –
Его я не понимаю.
Голоском хоть высоким, хоть низким,
Что подобен брехливому лаю.
Интонация – не семантика,
Лишь вербальная энергетика.
Зелень в лапах дешевле фантика.
Растолкует потом герменевтика...

Говори со мной на английском,
Жёлто-гнойном, кроваво склизком.
Лишь на русском не говори,
Понимаю его изнутри.
Каждой клеточкой того тела,
Что досталось чудом от деда.
Довоенный ещё замес.
Он на фронт, партизанка – в лес...

Генетически преданный русский,
Мой язык для любой нагрузки.
Он заточен острее бритвы...
На английском лопочут бритты.
Извиваются с робким «битте».
А потом кровавые биты,
И живые жалеют убитых.

И меня матерят на русском
Эмиссары любых кровей,
Что вместили в свой лобик узкий
Ширь лесов моих и полей.
Словарь Эллочки-людоедки.
Словеса, словоблудки, объедки.

Русский – зона свободного мата –
Отрабатывает зарплату.
Так на нём говорит наёмник –
Эхо зла, радиоприёмник.
Поднатасканный кем-то темник.
Папироска да вшивый тельник.

Слово русское слаще мёда,
Срежет чище, чем пулемётом.

Мой язык – он корнями врос
В мою душу, достал до звёзд
С древним пращуром солнечный мост.
Я прошла по нему босиком,
С берестяным тугим туеском.
Собрала все слова-рубины,
Книгой ведая Голубиной.
Все отметины и находки...

Драя палубу атомной лодки,
Говори со мной на английском
С непонятным акцентом арийским.
Только русский язык забывай.
Русский мой – это пропуск в рай.

Он молитва, что дошла до Бога.
Господа воздушная тревога...

ОСТРОВИТЯНЕ
Как суша окружённая водой,
Есть оппонент и вечный недруг мой:
Еврей? Американец? Англичанин?
Есть нация одна – Островитянин…
До острова плыви, не доплывёшь,
Любой в бинокле человечек – вошь,
Змеёй в руках удавочка-петля,
Там в мареве ничейная Земля.

Ничья земля? – Моя, Островитянин!
Ты на моей лишь инопланетянин.
Твой остров – межпланетная тарелка,
Тебе послышалось, мы не кричали «вэлком!»…
Здесь на краю России, в Тёплом стане,
Где и москвич давно островитянин,
Тебя встречали с дыркою в кармане.
– «А где же мани?»
Достал скорее почерней фломастер,
Аборигену сочинил блокбастер,
Чтобы поверил русский папуас,
Что ты опять нас от вторженья спас.
Арендодатель покупной земли,
На срок аренды дни свои продлил.

Что может нация, когда она без крови?
Бензином насосаться, как «лэнд ровер»,
Вампир киношный в кетчупе томатном
Пьёт нашу кровь из ящиков квадратных,
А зомби и живые мертвецы –
То в стельку пьяные и братья, и отцы.
Мысль иностранца очень материальна:
По четверо орально и анально
Имеют в порно наших матерей,
А заодно сынов и дочерей.
Солдат российских превратив в зверей,
Кликухи вешают: Толстой, Тургенев, Пушкин,
Макаренко-убийца, гей-Слепушкин,
А Гоголь – злой маньяк боевика.
Не больше туалетного листка –
Литература, что читать века…
А папуас забыл и рад стараться,
Инопланетным дивом нахлебаться…

Моя земля, песчинка в море лжи,
Стихами, книгами над бездною кружи,
Дай разглядеть народу моему
Среди тумана – лагерную тьму:
Островитяне суррогаты наций
Готовят папуасам резервации.
Арабы, африканцы и индейцы
Для них всего лишь недоевропейцы;
Какой вокруг межзвёздный перекос,
Их истребление совсем не холокост?..

Мы русские, в нас совесть через край,
Мы сделали победным месяц май,
В своей стране живём, как в оккупации,
Пора нам выходить из резервации.
Долой инопланетное вторжение!
Я первой выхожу из окружения.

СКАЗ О РОЖАНИЦЕ *
Профессору, доктору медицинских наук
Харькову Леониду Викторовичу.

Встаёт над Кием гоголевский месяц.
Тысячелетье кончат через месяц.
Сегодня поутру должна родить,
Кого из предков в ляльке воплотить?
Чернобыль. Радиация. Крещатик.
Мне б не забыть взять тапки и халатик.

Что знала я про сказку ЧернобЫль?
В моей Сибири не цветёт ковыль,
Там кедры дорастают до звезды,
Там реки тонут в полчищах воды,
Там воздух от цветов багула пьян,
Сибирь впадает в Синий океан…

…Каштаны с крыш - креманки бланманже,
Родись, малыш, не улизнёшь уже,
Не затаишься в лоне материнском,
Проснёшься слабым с окриком сестринским!
А облака, как пена в детской ванной,
Родись, мой киевлянин долгожданный…

Малыш родился с тяжкой патологией,
Диагноз есть в шумерской мифологии,
Вот так меня догнал чужой Чернобыль,
Страшнее сказки не придумал Гоголь.
Рассеял споры ядерные гриб
И сибирячку в Киеве настиг,
Впитался в кожу, в воздух, в Днепр, в Дон,
В отцово семя, в материнский стон…

Планета шар, здесь нет чужой беды,
Мы созданы из глины и воды,
По кругу настигают нас проклятья,
Здесь не спасут бронежилет и платье:
Добра и Зла мы знания несём.
Малыш профессором от гибели спасён.
Но для меня взошла звезда Полынь,
Завёл нас навигатор в ЧернобЫль.
Маршрут проложен к новой точке Джи.
Над Марсом спорят, а была ль там жизнь?..
17 апреля 2010 г.
_________
* Рожаницы — женские божества плодородия в славянской мифологии, покровительницы рода, семьи, домашнего очага. Обычные женщины, через которых, по поверью, на брачную Купальскую ночь, возвращались из Нави в мир Яви души умерших предков.

С. Т. Спасибо, Марина за стихи. К сожалению, в настоящее время в русскоязычном мире гражданская лирика воспринимается неоднозначно – как читателями, так и нашими собратьями по перу. Мир снова расколот на своих и чужих, на наших и ваших, на красных и белых. Здесь я хочу сказать о России, где в ходе известных событий на Украине некоторые писатели и известные деятели культуры - актёры, музыканты - показали своё истинное лицо. Не все они, мягко говоря, лояльно приняли возвращение Крыма в состав России. Уже не говорю о Пятой колонне, в рядах которой можно без труда различить и писак-псевдопатриотов - всяких крикунов и радетелей за «демократию». Неприятие гражданских стихов я ощутил и на себе: часть литераторов-соотечественников - теперь из моих бывших друзей - встретила такие мои стихи не столько с раздражением, сколько в штыки, причём штыки ударили не в грудь, а и исподтишка, в неподозревающую спину. А ещё многие наши собратья ушли в тихую, на первый взгляд, безобидную лирику, пережидая взрывоопасные времена. И если бы это была только их защитная реакция от кровавой действительности! Так ведь норовят под пледом в мягком кресле размышлять о назначении поэта-миротворца и о сеянии разумного, доброго, вечного, забывая «Пророка» Пушкина с прямым обращением к поэтам всех времён и народов:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей»

Что ты думаешь о таких «пледовых» стихотворцах, и испытывала ли их давление на свои гражданские стихи? А ещё, честно говоря, я переживал за тебя, курсирующую между двумя странами: а вдруг и тебя «вычислят» украинские службы на одной из таможен за публикации гражданских хотя бы и интернете? И говорил тебе об этом по скайпу и в переписке. Обошлось, слава Богу. Пока, видимо, из пишущих людей в число врагов хунтовских приспешников попадают только журналисты…


М. Ш. Колонна она на то и пятая, чтобы ходит вечно в шестерках... Несамостоятельные они люди, живут с оглядкой, пишут с оглядкой, стремясь вечно попасть в струю... Все пытаются алгеброй вычислить гармонию. Жалко мне их. Вроде много, держатся всегда стаей... Только стая то какая-то мелкая... Мне они большого вреда не делали и не сделают, так как плевала я на их поползновения меня вычеркнуть из литературного процесса, не допустить до конкурсов и премий... Зачем мне это? Мне главное чтобы стихи приходили. И всё. Не мой это дар. Мое дело услышать, понять и передать. На самом острие правды... Жечь глаголом... Кто-то из критиков как-то заметил, что в моих стихах практически нет прилагательных, нет ненужных рюшечек и красивостей, много существительных и глаголов. Вот и пишу, иногда про них тоже:

* * *
Поэзия - это порно?
А я - содержание,
Вроде содержания под стражей.
Некто в стихах любит форму,
Обнажится до миндалин,
Потом за премией в Таллин,
Или в Берн.
Без всяких модерн и винтажей
Не люблю стихи в двадцать этажей.
Ищу смысл:
Он как мыс
В бешенном море воды,
Которое солят жиды
Всеми своими слезами,
Каста "неприкасаемых".
Содержание для меня -
хороший улов,
Воздержанье от слов.

***
Они не могут простить: Блоку его «Двенадцать»,
Маяковскому горлопанский вопрос,
Мандельштаму «гремучую доблесть» остаться,
Есенину руны пшеничных волос.

Можно вспомнить «Февраль» и податься плакать,
Можно в Чистополь квасить капусту в запас,
Можно гимн написать и донос накапать,
Нобель вымутить – как аванс.

Уцелевшие, переболевши проказой,
Отсиделись, очистились, прощены.
И пылятся в музее ночною вазой,
Никому, кроме школьников, не нужны.
Поэтому пишу и все, а время всех рассудит. Поэзия безжалостна. Полуправда, неискренность, трусость её убивают. Желание скруглить острые углы, всем угодить, создают не художника, а ремесленника. С ремесленниками мне не по пути.

С. Т. Достойный ответ. Но я смотрю, что вместе со стихами у нас уже набралось немало текстового объёма для того, чтобы перейти к завершению этой встречи в формате интервью.

Что сегодня на писательском столе Марины Шамсутдиновой - в книгах любимых и интересных авторов, в личных рукописях? И как скоро читатель увидит твою новую авторскую книгу?

М. Ш. Я никогда не знаю, о чем буду писать завтра... Но, как показывает моя творческая мастерская, замыслы зреют и в нужный момент воплощаются в неожиданные строки. Я могу писать серьезное гражданское программное стихотворение и тут же детское стихотворение или юмористический стишок. Ничего не чураюсь и не одним литературным жанром не брезгую. Единственный критерий - это соразмерность... Каждому содержанию своя форма, за исключением технически надуманной, поэтому не пишу рондо, триолеты, венки сонетов...

Сейчас я в своём маленьком раю.

"Сюда сбежала из высотки,
Мой рай земной - четыре сотки».

В Крыму, на берегу Азовского моря, на Казантипе муж подарил мне дачу, на которой вот уже три года я стараюсь проводить максимально возможное количество тёплых и солнечных дней. Мне, сибирячке всю жизнь не хватало южного солнца и моря. Я собрала здесь небольшую, но очень ёмкую библиотеку. Перечитываю стихи из библиотечки «Великие поэты». Недавно привезла из редакции журнала «Наш современник» новую редакцию книги любимого мною Станислава Куняева. «Жрецы и жертвы холокоста», а также изданную с его предисловием книгу русского советского поэта Ярослава Смелякова, и книгу критики «Любовь, исполненная зла»- о поэзии серебряного века, его порочных и извращённых музах.

В книге Ярослава Смелякова «Терновый венец» меня потрясла статья поэта о смерти Владимира Маяковского «Я обвиняю», в которой поэт, посвятивший расследованию всю жизнь, приходит к выводу, что погубила Маяковского либеральная, как бы мы сейчас сказали, критика и Лиля Брик со товарищи. Приведу цитату: «Но если в прошлом веке «иные», как говорил Пушкин, не хотели признавать в написанном именно русское, - то, что «Русью пахнет», - то в Маяковском его критики отрицали его самое поэтическое начало и особенно настойчиво, рьяно отрицали то, что составляло наиважнейшую суть Маяковского как поэта нового времени - его коммунистическую революционность».

Но как бы я сейчас добавила, где сейчас эти «коганы» по меткому изречению Маяковского? Поэзия Маяковского, Есенина, Рубцова, Передреева и Кузнецова находит путь к своему читателю, и плевать хотела на всех этих «коганов и бриков», а смерть физическая для поэта не более чем мизерная несущественная частность. Вот как пишет мой любимый современный поэт Николая Зиновьев о Лермонтове:

ЛЕРМОНТОВ
Огоньки Пятигорска.
Годы как облака.
Сколько в жизни их? Горстка?
Или всё же века?
Ах, как все надоели!
Он подтянут и строг.
До последней дуэли
Ещё несколько строк.
Он коварен, как Демон,
И печален, как Бог,
Меж землёю и небом
Не вмещается вздох.
Ветку ветер колышет,
Пусто, гулко в груди.
Он садится и пишет.
Смерть уже позади.

С. Т. Да, Николай Зиновьев – замечательный поэт и мой земляк. А Лермонтов – это, конечно, поэтический космос, где Михаил Юрьевич - первопроходец, как и Юрий Алексеевич Гагарин! Впрочем, мы же всего две недели назад были с тобой в домике Лермонтова при твоём переезде в Крым – не через Киев, куда, тебя не пустили на границе, а через Керченский пролив, куда я на правах друга-кубанца проводил тебя, встретив в Краснодаре. И сфотографировались мы у памятника поэту. И казачью «Атамань» посмотрели… Расскажи в двух словах, почему тебя не пропустили на Украину в твою законную киевскую квартиру да к тому же к малолетней дочери? И расскажи о своих впечатлениях от встречи с легендарной Тмутараканью и такой же легендарной лермонтовской Таманью?

М. Ш. Спасибо огромное, Сергей, тебе за гостеприимную встречу и концентрированную программу встречи. Мы успели посмотреть Атамань с казачьими двориками и поесть южного борща; на раскопках древнего княжества Тмутаракани полюбовались древними руинами; искупались в теплом, как молоко, Таманском заливе и прикоснулись к стенам, которые помнят еще Михаила Юрьевича. Крохотная саманная хижина, к которой, как волшебной палочкой, прикоснулся гений и подарил ей бессмертие, прославил и самое имя Тамань, нарушил покой мирных контрабандистов...

В Киев мы ехали на автобусе, а через границу нас не пропустили несмотря на то, что у моей дочери есть украинское гражданство и квартира в Киеве. Украина сейчас просто больна, замучена, поэтому и не в силах понять, кто ей друг, а кто враг... Осенью, если Киев не будут бомбить, попробую туда снова поехать. А пока всех русских огульно записали в террористы и нам там не рады. Сегодня друг позвонил из Киева, рассказал, как водил гостей по Киеву и зашел на майдан, а там клоака, вонь, запах гари и смерти... Но свое дерьмо не пахнет. Я всегда думала, что свобода не пахнет... если бы со времен всех революций Париж сохранил свои баррикады и клозеты - это была бы не европейская столица, а мусорный притон и ночлежка. Мой любимый Киев сейчас строит заборы, а не мосты к своему счастью и процветанию. Чем решение проще принять, тем старательнее политологи и продажные историки пытаются убедить народ в том, что белое это черное. Такая кривда хорошо оплачивается. Но у башни лжи песчаный фундамент, народные слезы подмоют его и снесут до основания.

С. Т. Да, Украина – это наша всеславянская боль. Я знаю, что у нашей Беларуси не меньше нашего болит сердце – сразу и за Украину, и за Россию. Будем надеяться на наступление скорого мира, может быть, после условного перемирия в текущие дни. …

А в завершение нашего разговора хочется услышать несколько слов о «Российском писателе», автором которого ты являешься. В свою очередь «РП» наряду с писательскими союзами, объединениями и изданиями курирует наш с тобой любимый международный фестиваль литературы и культуры «Славянские традиции», где мы встретимся совсем скоро и снова будем «соперниками» в стихотворных конкурсах и номинациях. В связи с этим твои пожелания и «Российскому писателю» и предстоящим «Славянским традициям-2014».

М. Ш. «Российский писатель» и его бессменный редактор Николай Иванович Дорошенко вошли в мою жизнь в 2011 году. Рупор нашего патриотического родного Союза писателей России, где публикуются самые яркие авторы и современники. Он дает довольно широкий срез современного литературного процесса, знакомит с новыми именами, публикует положения о лит.конкурсах и премиях. Дает обширные публицистические материалы и дневники писателей. Поэтому предложение от Николая Ивановича публиковаться на его страницах и разместить мои подборки в литературном избранном я восприняла с радостью. Для меня это еще одна возможность пообщаться со своими читателями и коллегами.

Фестиваль «Славянские традиции» для меня дань памяти моим украинским литературным учителям - Юрию Каплану и Леониду Вышеславскому - с коими я была лично знакома в начале двухтысячных годов. После моего прочтения вступления к поэме «Судьба божественного ветра – Таёжники» - Леонид Викторович пожал мне руку и, в гроб сходя, благословил. Так и сказал. Было это в Киеве, в украинской Спилке письменников, где нас познакомил Каплан.

ТАЁЖНИКИ
1.
Плещет затоками Дон,
Дрожит от раскатов грома
Белый станичный дом.
Плес, мешкотня парома.
Яблочный тихий рай,
Полуденная истома.
Живи, да не помирай —
Каждая тень знакома.
Капли литого меда,
Жирная колбаса.
Раки с косого брода,
Жиденькие леса
Сквозисты, привычны.
Пришлого много народа.
Сюда бежали обычно
За тихой свободой,
Волей наполовину:
За хаткой, землицей, овином,
Жизнью без крепости,
Гладких коров пасти.

2.
Оставим в покое Дон.
Иной сибиряк чалдон —
Дитя неподкупной тайги.
Чувствуешь силы в душе? — беги.
На берегах кипучих рек
Искал свободы человек,
Быстрина сбивала с ног,
Но если подняться смог,
Усталый, голодный, дерзкий,
Пусть даже очень промок,
Пусть даже климат мерзкий.
В него бежали, как в омут
С головой непокорною кануть,
Начать судьбу по-иному,
На новом месте воспрянуть,
Заработать свои права.
Отслоится душевная муть,
Как сорная, свянет трава,
Все прошлое, все ненужное,
Беспамятное, недужное,
Суровый сибирский уют —
Ленивого тут не ждут.
Проверка на вшивость,
На крепость, на живость —
На перекатах студеной реки
Кроили породу сибиряки.
Смешался кандальный звон
С тунгусской гортанною песнью.
Бурятско-ордынский закон,
С поверьями русских полесий,
Московский говор,
Татарский смех,
Французский повар
И чей-то грех,
Кабацкий вор, —
Бездомный сор
Из года в год,
Из века в век.
Смесь дикости,
Сплав стойкости.
Себя соблюсти,
Семью спасти,
Долгой зимой прокормить,
Кедровничать, зверя бить,
От нужды — не от злости...
Крепчали сибирские кости.
Косая сажень в плечах,
А непотребный зачах —
Отсеял жестокий отбор.
Здесь даже каторжный вор
Природным блистал благородством.
Холеная барская кость
Могла обернуться скотством.
Добро проявляло злость,
Если добро показушное
Таежники — люди ушлые,
На мякине не проведешь.
Ты человек или вошь?
Проявишься, хошь-не-хошь.
А еще крымский фестиваль - это море и море стихов, песен, литературных мастер-классов и дискуссий. Это Ирина Силецкая - талантливый и добрый человек, организатор всего этого действа, пытающийся примирить левых и правых, либералов и патриотов, найдя общее у всех нас - творчество и русский язык, который скрепляет нас пока еще... Хотя и со скрипом: ведь на русском языке можно писать так, что не поймешь - с какого это языка перевели...
А еще я жду встречи с тобой, с Олей Лебединской, с Владимиром Шемшученко, и еще с многими другими друзьями, а может уже и не друзьями…

С. Т. Спасибо, Марина, за разговор. И опять же будем надеяться, что всё-таки наши друзья останутся нашими друзьями. Мир вернётся на Украину. Нынешняя киевская власть не вечна. Вечны Божье русское слово и его вечно молодое, удивительное, миротворческое дитя – Поэзия!

Беседу вёл Сергей ТИМШИН

Июнь 2014 г.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную