Учёного-историка Анатолия Захаровича Винникова первый раз повстречала в чистом поле. Школьницей попала на археологические раскопки, о которых имела самое смутное представление.

Близ села Новохарьковка Ольховатского района, там, где трактористы только скосили кукурузу, во всю кипела работа. Ребята-девчата постарше меня с энтузиазмом рыли прямоугольные ямы с идеально ровными стенками, бережно зачищали дно материка, просеивали и протирали землю. Когда присмотрелась – ахнула-ойкнула вслух! На ровном полу лежали… человеческие скелеты. А студенты совсем спокойно «перебирали» им косточки, осторожно орудуя ножом, кисточкой смахивая пыль.

Руководил всеми плечистый, крепкий мужчина средних лет. По-хозяйски неспешно прохаживался он вдоль ям, приглядывал неотрывно и зычным голосом с хрипотцой давал какие-то указания работничкам. Меня заранее предупредили – это профессор Воронежского госуниверситета. Правда, ничего специфически профессорского, к разочарованию, в нём я так и не обнаружила, сколько ни приглядывалась. Ни дать, ни взять – дачник, который дозором обходит не совсем обычные «владенья свои». Вот только лишь голос, разве, слегка настораживал…

Признаться, скелеты заинтересовали меня куда больше. Чуть не пропустила мимо ушей рассказ профессора, начавшийся описанием бытовых трудностей – обещали подвезти свежую родниковую водичку, и не везут, а солнце припекает! Беседа дальше плавно перетекла в ту предальнюю эпоху, свидетели которой пустыми глазницами безмолвно смотрели на нас из ям.

Узнала, что студенты живут в сельской школе, а преподаватели их ночуют в палатках, сторожат раскоп от незваных кладоискателей.

«Вот вечерами сидим у костра и представляем, как здесь жили наши предки лет семьсот назад, а то – и все три тысячелетия. Луна всходит. Россыпь звезд небо разукрашивает. И – тишина вокруг. Не захочешь – почувствуешь древнюю эпоху. Ведь в округе ничего практически не изменилось. Текла в речке вода. Лоза купала в ней листья. Как и мы – схоже беседовали у огонька люди. Говорили о насущных своих заботах.

Кажется, всё бы отдал, чтобы услышать их! Даже сам начинаешь говорить вполголоса. Безотчётно надеешься: вдруг да в шелесте ветра донесутся-услышатся хоть обрывки далекой той беседы».

Заметив, что слушаю его чуть ли не с открытым ртом, забыв обо всём на свете, профессор учинил допрос – в каком классе учусь, какими предметами школьными больше интересуюсь. Хитровато прищурившись, так что морщинки солнечными лучиками разбежались вокруг глаз, вроде в шутку предложил: «Приходи учиться на исторический факультет. Не пожалеешь!»

Сейчас я уже студентка. Честно, за все годы учебы пока ни разу не пожалела о том, что прислушалась к совету Анатолия Захаровича и моих близких.

А после той памятной встречи запойно читала все книжки по археологии, какие смогла найти. И первой была – «По дорогам минувших столетий», написанная уже знакомым мне Винниковым и его соавтором Арсеном Тиграновичем Синюком. Книга увлекла так, что не заметила, как и прочла её, будто проглотила.

Следующая, хоть и потоньше, но далась труднее. Из «Славян на Дону» Анны Николаевны Москаленко даже выписывала показавшиеся мне наиболее интересные моменты. В предисловии, написанном известным историком Светланой Александровной Плетневой, опять встретила фамилию Винникова. Тяжелая болезнь помешала Москаленко подготовить собранные в научных экспедициях материалы, свести их в единый труд. Анатолий Захарович, её ученик, сделал всё, чтобы рукопись стала книгой, которую успела увидеть Анна Николаевна. Её книга позже станет этапной в изучении истории славян.

Увлеченно читала «Археологию… Наследие» известного воронежского историка Анатолия Дмитриевича Пряхина. Продолжала открывать для себя «донских славян».

Дальше понять и оценить значение других, попавших мне в руки научных трудов, не смогла по причине приземлённости своей школьной колокольни. «Затормозила», решила подождать – пока поумнею…

Став студенткой-историком, в курсе наук столкнулась с новыми интересными предметами. Попала на археологическую практику.

* * *

– Шо копаемо, хлопцы?

– Золотую Орду, дедушка.

– Та чий вправду – золоту?! Скилькы ж вона висом?

…Этот разговор – не выдумка. Схожие «собеседования» случались довольно часто между студентами исторического факультета Воронежского университета, проходившими археологическую практику близ села Лосева Павловского района, и местными жителями. Наивные практиканты считали, что словами «археология» или, скажем, «Золотая Орда» не удивишь нынче никого. Но мнение это оказалось ошибочным. Лично я убедилась в том сразу же по приезде в село. Отстав от основной группы, обратилась к первым встречным с вопросом, не знают ли они, где разбили лагерь студенты-археологи, в ответ услышала, что занимающиеся ремонтом дороги археологи погнали свою технику в Павловск…

Правда, надо отдать должное сельским жителям. Быстро разобрались, что к чему, и очень заинтересовались нашими раскопками. Порой в их глазах читалось сочувствие к явно ненормальной молодежи, которая, себя не жалея, под палящим июльским солнцем вручную рыла котлованы, «як пид хундамент», и радовалась, «як мали диты», всякой найденной косточке или глиняному черепку.

Палаточный лагерь студенты-археологи разбили в очень живописном уголке километрах в трех от Лосева на опушке леса у Битюга. Чистой водой река славится не только в Воронежской области, но и, говорят, в Европе. Здесь многие из нас впервые увидели кувшинки, не нарисованные на картинке в книжке, а настоящие – живые! Впервые с близкого расстояния следили за важной поступью аиста, за бреющим полетом большекрылой хищной птицы, впервые увидели водяную крысу – ондатру. Хорошего настроения от общения с природой не испортило даже местное название нашего рая – Чёртов куток.

С первого дня жизни в лагере мы поняли, что «служба» наша не только приманчиво романтична, но и опасна, и трудна. Трудности, прежде всего, были связаны с отсутствием привычных благ цивилизации и тучами комаров, а опасность – с ядовитыми пауками и гадюками. Здешние жители жизнерадостно осчастливили нас информацией о том, что коров в Чёртовом кутке они не пасут – змей много. Регулярно мы получали сведения о числе укушенных гадюками лосевцев. Не знаю, достоверны они были или нет, но в напряжении нас держали крепко.

В начале палаточной жизни руководители экспедиции доходчиво объяснили, что главная задача студента в полевых условиях – остаться живым. Нам втолковывали технику безопасности: проверяйте спальные мешки и палатки перед сном; не оставляйте крошек в палатке, потому как за ними придут мыши, а за мышами змеи… Дали ценные советы о том, как вести себя, если опасного соседства избежать не удалось. Мне наиболее запомнился один: если ночью вы проснулись оттого, что что-то холодное и скользкое расположилось у вас на груди, ни в коем случае не шевелитесь и не кричите. Змея глухая, но она почувствует вибрацию вашей кожи и, следовательно, не замедлит вас укусить. Поэтому если вам дорога жизнь – проявите выдержку и дождитесь, пока змея сама уползет.

Не знаю, как остальные, но сама я после такой доверительной беседы первые две-три ночи спать спокойно не могла. Просыпалась от любого шороха и испуганно светила фонариком вокруг, ожидая увидеть клубок злобно шипящих гадюк. Да что там гадюки! Если бы тогда мне на глаза попался даже безобиднейший ужик, – мой вопль услыхали бы и в Лосеве. Слава Богу, он избавил меня от подобного ночного знакомства, щадя мои нервы и нервы моих соседей.

Втайне я надеялась, что рассказы о гадюках останутся лишь пугающими «ужастиками», и дальше школьных картинок мое знакомство с этими ядовитыми пресмыкающимися не пойдет. Но надеждам моим не суждено было сбыться. Первая встреча с гадюкой произошла в воде. Примерно с десяток студентов (и я в том числе) смывали трудовой пот на мелководье. Вдруг между купающимися вынырнула маленькая черная (без жёлтых пятен) головка. Она была чуть сплющена и заострена. В лишённых век, открытых ледяных и узких глазах нам померещилась совершенно невиданная злоба. О какой-то выдержке вспомнить в таких условиях нам оказалось не под силу. Раздались истошные вопли, и в считанные секунды все оказались на берегу. «Я от испуга плыл до тех пор, пока носом в берег не воткнулся», – описал позже свое состояние один из студентов.

Если бы змея могла говорить, она бы, наверное, рассказала примерно то же. Её потрясение от встречи с нами выразилось в том, что гадюка быстро спряталась под корень дерева, росшего у самой воды. Как ни старались руководители экспедиции выманить её оттуда – не смогли. Пришлось свыкнуться с мыслью об опасной соседке. Купаться старались ходить по нескольку человек, внимательно оглядывали водную гладь и прибрежные заросли. После «нашу» змеюшку мы видели не раз: на солнечном мелководье, на листе кувшинки…

Может, я бы и не смогла заставить себя принимать омовения рядом с гадюкой (или гадюками?!), но когда пыльный и потный возвращаешься с раскопа, – выбирать не приходится. Вот и убеждала себя в том, что в воде «змеи не кусаются, да и вообще у них своих дел по горло, нападение на ни в чём не повинных археологов в их планы не входит». Так на собственном опыте поняла справедливость народной мудрости о том, что ко всему привыкает человек. Признаюсь: чувствую себя героем. Сумела все-таки преодолеть свой патологический, заложенный, наверное, на генном уровне страх перед пресмыкающимися. Стала спокойно, не дергаясь, смотреть на тварей, переползающих мне дорогу в лесу, когда шла (извините) в туалет. А реакцией на ужа в своей палатке, угревшегося под одеялом, я вправе гордиться. Обошлось без лишних воплей и паники. Хотя, если честно, несколько часов после этого душу терзала мысль о том, один ли ужик был. И не лежит ли его тётушка-гадючка где-нибудь под моей подушкой…

Конечно, змеи были мелочью, незначительной деталью, малым событием, которое разнообразило нашу жизнь, делая её заманчиво опасной и насыщая настоящими приключениями. Человек с более крепкими нервами не стал бы упоминать о каких-то гадюках, считая, что без них выпадало достаточно интересных моментов (связанных непосредственно с археологией), на которых можно заострить внимание.

Любопытен, например, наш распорядок дня. Все расписано по минутам. В семь утра – подъём, умываемся, завтракаем. В семь тридцать звучит команда «На раскоп!» И все студенты, кроме дежурных по кухне, вооружившись лопатами, топают к месту проведения раскопок. До двенадцати дня приходилось ударно трудиться. А с двенадцати до половины пятого пополудни – заслуженный отдых: купание, обед, послеобеденный сон. Вымотавшись на раскопе и устав от жары (солнце пекло по-африкански, как на родине нашей сокурсницы Флоры из далекого Чада), спали практически все. Лагерь погружался в тишину и обломовское спокойствие. Какой-нибудь страдающий бессонницей студент не мог пройти молча сквозь это сонное царство, обязательно цедил сквозь зубы язвительное ругательство: «курортнички». Или испуганно вопрошал нечто вроде: «Это что? Массовое отравление! Да?»

В шестнадцать тридцать опять строгая команда «Подъём!» Отправляемся вновь на раскоп. Опять лопаты в руки, пыль, редкие находки. Так – до 19.30-ти. После – купание, ужин и в 23.00 отбой. Суровая дисциплина. Запрещалось шуметь и даже громко разговаривать в лагере после отбоя. Правда, желающие уходили в близлежащую лесополосу и там жгли костры, пели песни под гитару, рассказывали байки, чаще – археологические… Таким образом, дневная программа у нас, обитателей лагеря, была плотно насыщена, и на скуку ни у кого времени не оставалось.

Все первокурсники достаточно быстро втянулись в работу и поняли, что только в полевых условиях можно прочувствовать трудности и в то же время притягательность науки археологии. Прослушав в университете курс лекций и успешно сдав экзамен, только у раскопа я осознала, что с настоящей археологией ещё не сталкивалась. И одно дело, скажем, знать о бескурганных могильниках эпохи бронзы, и совсем другое – суметь их обнаружить. С каким захватывающим интересом следила я за действиями профессионала в этой области – руководителя экспедиции Юрия Петровича Матвеева! Ещё в университете я слышала легенды о его феноменальном чутье на археологические памятники, но не слишком-то им верила. И вот теперь я смотрела, как Петрович прогулочным шагом важно и чинно шествует по полю. Кажется, просто отдыхает человек на природе. Дышит свежим воздухом, наслаждается пением птиц и красотой полевых цветочков. Задумчиво поглядывает себе под ноги, неспешно окидывает ясным взором голубую даль… Вдруг резкая остановка. Быстрым движением Петрович срывает с головы панаму и бросает на землю. «На этом месте будет новый раскоп», – объясняют старшекурсники. Чуть помедлив, добавляют: «Петрович никогда не ошибается».

Чутье не подвело Юрия Петровича и в этот раз. Неоднократно бросал он головной убор, и всякий раз в облюбованном им месте обнаруживались археологические находки.

В научном плане наша полевая экспедиция оказалась достаточно удачной. Конечно, до кандидата или тем более доктора исторических наук мне ещё расти и расти, но научную ценность ряда находок даже со своими очень скромными познаниями понять я сумела.

Мы раскапывали погребения эпохи бронзы. Они датируются примерно третьим тысячелетием до нашей эры, и, разумеется, не могли содержать ничего, кроме камня и костей. Интересными оказались три бусины из стеклянной пасты, найденные в детском погребении, кости и зубы жертвенных животных, осколки глиняных сосудов.

Уникальной для науки стала находка целехонького глиняного сосуда – курильницы в погребении катакомбной культуры (не путайте её с табакеркой или пепельницей). Своеобразный кувшин служил человеку не в быту, он предназначался для «окуривания» усопшего. Изготавливался особо тщательно и своеобразно. Стенки курильницы снаружи украшал искусный орнамент. Стояла она на трёх изящных ножках. В древние времена благоухала священными запахами, провожая человека в запредельный мир.

Теперь-то я понимаю, что видеть такой хрупкий редкостный сосуд целёхоньким и сохранным – для археолога очень счастливая удача. Но в тот «исторический» момент я не могла взять в толк, почему у наших спокойных и выдержанных наставников вдруг затряслись руки, почему нас, первокурсников, отогнали подальше от раскопа. Мысленно я даже настроилась на неприятности: обнаружена мина военных лет, снаряд, бомба, и героическими действиями преподаватели спасают нас от неминуемой гибели. С каким облегчением и растерянностью встретила известие о курильнице, которая, оказывается, своей научной значимостью оправдала затраты на весь наш раскопочный сезон. Труд наш был не напрасным.

Не без интереса встретили находку – горсть человеческих зубов. Самого скелета, какому они должны принадлежать, вблизи не нашли. Что тут стряслось? Догадывайся. Кто-то сразу же высказал оригинальную идею о стоматологическом кабинете у древних людей. А большая часть ребят сошлась на мысли, что разборки с зубодробительными ударами кулака не есть достояние только нашего цивилизованного общества. Зародились они еще в дальнем далеке. (Наше начальство отнеслось к ярким и образным предположениям абсолютно равнодушно).

Приятной неожиданностью для всех стали три хозяйственные ямы уже нашего тысячелетия – эпохи Золотой Орды, татаро-монгольского нашествия. Воистину – древняя помойка есть рай археологу. Здесь обнаружили кости животных, обломки керамики – ордынской и славянской, и даже каменный мукомольный жернов, в одиночку поднять который многим оказалось не под силу.

Находка этих «помоек» – тоже, не улыбайтесь, важное научное открытие. Ведь, как известно, монголо-татары – кочевники. Подолгу на одном месте они, как считают учёные, не задерживались. Их стоянки археологам практически не встречались. Ценой наших мозолей и удачливостью нашей научный мир обрел богатый материал к размышлению, какой вдруг – с чем Чёртов куток не шутит! – прольёт свет на тёмные стороны жизни далеких предков. А именно к этому и стремится настоящий археолог – открыть неизвестную страницу прошлого.

Замечу, что в лабораторию найденные нами предметы древности попадают относительно чистыми. Основную «пыль тысячелетий» с них смываем в полевых условиях. К этому важному и ответственному делу допустили и меня. Старательно чищу старой зубной щёткой кусочки-обломки древних глиняных сосудов. Черепки попадаются разные. Толстые и тонкие; лёгкие и тяжёлые; красные, обожённые до синевы, серые и чёрные; гладкие и шершавые; с рваными острыми краями и, наоборот, гладкими и стёртыми водой. Они похожи на осколки каких-то неведомых материков, на обломки людских судеб. Почти физически ощущаю, что керамика хранит следы пальцев людей, их касавшихся; людей, которые их творили, вкладывая в изделие частицы своего тепла и души. На многих кусочках, освобождённых от земли, становятся заметны орнаменты. Пытаясь прочесть-разгадать их, полностью забываю об окружающем, ухожу в мыслях в тот далёкий мир. Голос подружки возвращает меня в текущие будни схожими размышлениями: «Думала ли овца в четырёхтысячелетней давности, что я ей буду перемывать косточки?»

Мыть-отмывать находки просто, а вот найти их… Вроде об археологах сказал Маяковский: «…в грамм добыча, в год труды. Изводим единого слова ради тысячи тонн словесной руды».

Только руды, конечно, не словесной. В нашей экспедиции лопатами орудовали все: и парни, и девчата, и преподаватели-наставники. Я сама её научилась крепко держать (да и не только держать). Поняла, чем штыковая лопата отличается, скажем, от совковой или сапёрной. Прочувствовала, что труднее всего снимать дёрн и копать третий штык.

Старшекурсники по секрету сообщили, что мы уже не дети, а звери. Копаем не по-детски, а как тракторы-экскаваторы. Нас же, первачков, работа увлекла настолько, что хотелось горы своротить, дабы осчастливить науку новейшими открытиями.

Уезжать домой никто не хотел. С такой ситуацией руководители экспедиции, по их признанию, столкнулись впервые. Прокомментировали её в своём стиле: «Ненормальные пошли студенты!» Что ж, возможно, они и правы. Но про себя я спросила: «А каковы вы? Как назвать людей, которые сполна отдают жизнь археологии?» Вслух свой вопрос не произнесла. Вдруг – да не так истолкуют, обидчиво поймут. А мне ведь ещё учиться и учиться…

* * *

Этот своеобразный «отчёт» о практике я писала, что называется, по горячим следам, рукой восторженной первокурсницы. Уделила больше внимания не науке «археологии», а собственным приключениям. Хотелось поделиться с окружающими, как интересна и увлекательна жизнь в «поле».

Повзрослев и, хочется верить, поумнев, вижу, что задачу перед собой надо было ставить иную. Стоило хотя бы попытаться объяснить, что счастье археолога не в романтике вечеров с гитарой у костра (что, в общем-то, тоже неплохо), а в земле и тысячелетней пыли раскопа.

Сейчас увлечение археологией стало просто массовым. Летом уже не только подготовленные студенческие десанты выезжают на практику. Немало школьников (и с каждым годом их все больше) отправляются с палатками и лопатами на природу «что-нибудь покопать». Слеты юных археологов собирают десятки, даже сотни детей. Для научных экспедиций их слишком много. Учащиеся имеют слабое представление об археологии. Они мечтают найти сокровища, а оказываются у разбитых горшков, у костей. Понять научную значимость этих неприглядных на сторонний взгляд находок даже взрослому подготовленному человеку порой трудно. А каково детям? Первоначальный энтузиазм быстро угасает. У раскопа они лишь отрабатывают, как крестьяне в старину, принудительную трудовую повинность. Даже если ребят возглавляют опытные археологи, это не спасает. Ведь наставники обязаны следить, прежде всего, за порядком в лагере, за тем, чтобы все его обитатели были живы-здоровы, по погоде одеты-обуты, сыты и в хорошем настроении. А это не так-то просто…

Массовым увлечением археологией мы не столько открываем неведомое, сколько губим его. Во многих странах ученые уже обожглись на этом, специалисты знают.

Каждый археологический памятник по-своему уникален. Второй раз раскопать и изучить его нельзя. И то, что сегодня по незнанию, по невнимательности попадает в отвал, завтра окажется бесценным для науки. Учёные не прекращают совершенствовать методику раскопок. Привлекают физико-технические науки для прочтения загадочных следов прошлого. Сейчас не хватает средств на внедрение нового в практику, а завтра ситуация может измениться в лучшую сторону.

Уже потому стоит прислушаться к голосу авторитетных учёных, призывающих изучать в первую очередь лишь те памятники древности, каким грозит неизбежное уничтожение. Пока же нередко раскапываем курганы, возле которых удобнее разбить палаточный лагерь отдыха. А ведь археология не забава. Как и любая другая наука.