Кто не знает имен Эдуарда Стрельцова, Игоря Нетто, Льва Яшина? «Слава советского спорта», – говорили совсем недавно. Олимпийские чемпионы. Вместе с ними ковали то «золото» 1956 года такие талантливые игроки, как спартаковец Николай Тищенко. Да, тот самый, который с перебитой ключицей в нужную минуту на поле вышел, с его подачи был забит победный гол…

Этот самый Тищенко, оказывается, выходец из воронежских «недр», уроженец Ольховатки.

– Вернее, саловский – из райцентровского пригорода, – уточняет краевед Караичев. Георгий Алексеевич вспомнил: где-то в шестидесятых годах гостил он в Сибири. Родич позвал его на футбол «поболеть» за именитого земляка. «Людей на стадионе – как на демонстрации. Свободного места на трибунах нет. Здесь я увидел игру Николая. Нога, будто намагниченная, просто прилипает к ней мяч. И бьёт снайперски. Вряд ли он слышал наш клич «Земеля, давай!» Не удалось после матча подступиться к нему. Стеной болельщики, не прорваться. Чуть ли не на руках несли футболистов с поля. Вот это – народная любовь!»

– Николай родился в двадцать седьмом, – рассказывает его двоюродная сестра Тамара Афанасьевна Тищенко, – а в начале тридцатых родители по вербовке уехали на стройки в Москву.

Сельский хлопчик стал столичным жителем. Но связи с малой родиной не терял. В годы Великой Отечественной войны Николай жил здесь у бабушки. После гостить выпадало редко, зато земляки из Ольховатки были желанными в московской квартире. Родных, близких, просто знакомых Тищенки привечали радушно, и они без стеснения пользовались их добротой.

– Я не придавала особого значения спортивным увлечениям брата, – говорит Тамара Афанасьевна. – Футболист – ну и что… А однажды меня поразила известность Николая. Провожал он меня на поезд. Занёс вещи в вагон. Бросилось в глаза: пассажиры с каким-то любопытством на него глядят. Когда попрощался, ушёл, меня вдруг спрашивают: «Это Тищенко? Наша знаменитость?..» Услышь разговор Николай – точно, отшутился бы, отказался. Скромный ведь, стеснительный – таким его знала. Зато я стала гордиться им. Уже серьёзнее смотрела на футбол.

Когда Николай за рубежом выступал в составе сборной команды страны, понимала: футболисты работают на авторитет Советского Союза.

Сестра хранит книгу-справочник «Игры сборной команды СССР по футболу». На её страницах начертано, каким спортсменом был брат.

«1956 год, далекий Мельбурн. Второй «виток» олимпийской сборной СССР на летних Играх. Полуфинал. Советская команда играет с болгарской. Борьба, как и на предыдущей Олимпиаде в Финляндии, оказалась сверхупорной. Как и в Котке, судья назначил при счете 0:0 добавочные полчаса. Но у советской команды возникла проблема: она фактически осталась вдесятером.

Дело в том, что наш защитник Николай Тищенко во время одного из столкновений во втором тайме сломал ключицу. Он почти терял сознание от нестерпимой боли. Рука повисла, как плеть. А замены тогда не разрешались. Лев Яшин и Анатолий Башашкин бережно отнесли пострадавшего за ворота.

Врач Олег Белаковский туго прибинтовал руку к корпусу, сделал новокаиновую блокаду. И Николай… перешёл на левый край нападения.

А матч с болгарами между тем складывался тяжело: наши проигрывали – 0:1. Затем Стрельцов сквитал этот мяч. Игра шла к концу, 116-я минута. И вот в один из эпизодов мяч попал к Тищенко. Он «срезал» угол штрафной площади, точно сделал пас в центр, и Татушин поставил победную точку – 2:1. Наши в финале, в котором Тищенко уже не играл. А сборная СССР, как известно, стала олимпийским чемпионом, победив со счетом 1:0 югославов. Причём, решающий мяч вновь провёл спартаковец Анатолий Ильин. Тогда по регламенту МОК медали получали только участники финального матча. Вот почему олимпийский чемпион Тищенко, трижды заслужив золотую награду, так её и не получил. Но героем советского футбола остался в благодарной памяти навсегда!»

* * *

О Николае Тищенко можно ещё сказать: остался навечно на футбольном поле.

– Играл за ветеранов Николай, где-то в Подмосковье, – вспоминал Никита Симонян. – Против него вышел какой-то молодой и затерзал его. Тищенко уступать не хотел, прямо на поле и упал. Сердце у него было уже как вата…

Молодых понять можно, хочется у знаменитостей выиграть. Но так всё же нельзя…

…На его родине в Ольховатке футбол всеми любим. Игра на селе – всегда событие. Событием стал бы и турнир на приз Николая Тищенко. Должен стать!

Кнопочки баянные

Кто попадал на смотры-отчёты художественной самодеятельности Ольховатского района, тому памятны выставки баянов и гармоней. Хозяин – восьмидесятилетний житель села Назаровка Пётр Павлович Кобыльник брал в руки инструмент, растягивал мехи, бросал пальцы сверху вниз по кнопочкам баянным. И – лилась мелодия, брала за душу, созывала народ…

А в доме у Петра Павловича присесть негде. На столе и стульях, в креслах прикрытые цветастыми матерчатыми тряпицами стоят гармошки, баяны, аккордеоны. Невольно допытываешься:

– Сколько их у вас?

– Здесь ещё не все, – отвечает хозяйка бабушка Нюра, Анна Филипповна, и приоткрывает шторку в спаленку, в которой музыкальные инструменты утеснились на полках.

– Откуда это богатство?

– Люди сами несут, – говорит дед Пётр. Освобождает стул, поудобнее устраивает на коленях баян, расправляет заплечные ремни.

Беседуем под наигрыши.

– Это самый старый. Ещё в 1885 году сделал кустарь. Послушаем голос. Сохранился.

Баян поет звонко, без скидки на возраст. Из числа первых в России, которые сотворил в то время тульский мастер Николай Белобородов. Такой хроматической гармоники уникальной конструкции не было во всём мире. Инструмент назвали баяном в честь легендарного древнерусского певца дружинника Бояна.

– Где же вы его раздобыли, Петр Павлович?

– Он вам правду сказал: принесли. Из белгородской Алексеевки, кажись, привезли, – подтверждает Филипповна.

Оказывается, её дедушка не просто гармонист, а музыкальных дел мастер. Причём, «училищ и академий не кончал», до всего «дошёл своей головой».

– Пианино недавно починил, – подсказывает бабушка Нюра.

– Было, – объясняет Павлович. – Внучке купили. В сарае у кого-то хранилось – в сырости, на морозе. Я к пианино в первый раз подступился. Занехаянное донельзя. Просушили, отчистили с зятем каждую струнку. Настраивал долго. Получилось. Играют.

– Он с баяном ночи сидит. Проснусь, а дед мой губами бренчит и голос баяна подлаживает.

– Ночью никто не отвлекает, – замечает Пётр Павлович.

Вдруг встряхивает головой и «на всю хату» выдает песню про дивчину Марусю, «що в садочку, дэ калына, ягоды брала». Анна Филипповна беззвучно шевелит губами. Она «в колхозе коров доила, сахарные буряки полола, а ещё в хоре клубном любила петь – дома и в районе выступали».

Жизнь пролетела, «як молния сийнула». Овдовели разом, настигло одиночество, «диты устроены, а мы с дидом сошлись, пид баян коротаем вместе старость, вдвоём легче». Филипповна и Павлович говорят, как и все здешние коренные жители, пересыпая свою речь украинскими и русскими словами. Тут стародавнее славянское пограничье, Слободская Украина.

За сельской околицей Назаровки сейчас пролегла областная межа. Петр Павлович из соседнего белгородского Запольного. «Кузнец с детства. Хлопчиком у горна стоял на подхвате. Потом сам ковал железо. Брат сманил, отлучался в Донбасс года на три. На шахту угольную в забой отправился парень молодой. А дома колхоз-то назывался именем отца Павла Ефимовича, его кулаки убили. В мастерскую привезли токарный станок из Москвы, с завода Лихачева. Попросили запустить его. Дело для меня новое. Как встал у резца, да – двадцать один год оттокарил. Точил детали в колхозе на две области – Воронежскую и Белгородскую».

«Три сына и дочь - с женой вырастили».

Отчитался «за биографию» и снова заиграл – «степь да степь кругом». Баян сменил на сверкающую перламутровую тульскую гармонь.

Кузнечная наковальня, токарный стан – звон металла. Как он не заглушил страсть к музыке?

Одно другому не помешало.

«Дядя Саша заявился в гости с баяном. Он в театре играл. Музыкант и мастер. До войны ещё было. Я не отходил от него. Смотрел, как играет, как гармони ремонтирует. Сказал себе, что научусь всему, что я не хуже дяди. А тут он не очень охотно подпускал к баяну, распалил мою охоту к музыке. Беднота, где взять деньги на гармошку? Помог случай. Увидел: фашисты, когда отступали, с моста кинули в речку охотничье ружьё. Я его вытащил, а после обменял на гармонь.

Пиликал дома. Потом осмелился на улицу выйти. На свадьбы стали приглашать. Узнали, что свою гармошку сам ремонтирую. Приносят баян, а к нему ещё один, старенький. Мол, может, из двух один сложишь. А я второй тоже восстанавливаю, в награду за труды он мне достаётся».

О мастере, самоучке и самородке, земля слухом полнилась.

«Какие мне инструменты только не везли. Гармони тульские, саратовские, сибирские. Баяны русские и итальянские. Аккордеоны немецкие».

– И не боялись подступаться к незнакомой «музыке»?

– Тут интерес верх берет. Руки ни разу не подвели. Хотя и дрожали. Раз взялся за итальянский баян. Инструмент дорогущий и того стоит. Рублей тысяч за двести. Штучная работа. Только заготовки из дерева для него выдерживают лет десять. Оживил инструмент. Какой же звук певучий. До сих пор в памяти.

– А баяны стареют?

– В какие руки попадают. Вот этот, – Пётр Павлович достаёт новёхонький, будто с фабрики только доставленный, – поверите: восемь лет был в руках у Володи Рогозина, руководителя Ольховатского народного хора. Каким баян брал, таким и вернул. А себе выбрал у меня другой.

Есть и горе-музыканты. Подвыпил и полез с аккордеоном в речку. Приезжает в слезах. А я ведь тоже не чудодей. Такой инструмент умудрился угробить.

– И много их через ваши руки прошло?

– Помечаю. Больше шестидесяти.

Прошу сыграть что-нибудь – «самое-самое заветное».

Дедушка Пётр думал недолго. Зазвучала плясовая мелодия. Весёлая, задорная. Не барыня, не гопак, не краковяк, но что-то из «той оперы».

– Карапет, – подсказала Филипповна. – В молодости под эту музыку на вечорницах танцевали.

Тут только вдруг увидел, что басовые кнопки трудно повелеваются баянисту – срезаны пальцы у него на левой руке.

– В сорок третьем сразу после фашистской оккупации молодёжь допризывного возраста зачислили в истребительный батальон. Конвоировали пленных. Несли охрану. Кинутое оружие собирали. Разминированием занимались. Вот меня и задело осколком…

Склёпанный мерседес

Трудно поверить в услышанное, если бы сам не увидел это диво. В небольшом гараже, прислонившемся к глухой, безоконной стене сельского дома, стоял легковой автомобиль. Именитый красавец «Мерседес-Бенц 500 К». Вишнёво-алый, с откидным мягким верхом кабриолет. Гордость не только германского, всего автомобильного мира. На заре его туманной юности выпускался поштучно. Было то в середине тридцатых годов XX века. А владели таким кабриолетом властелины мира того.

Тут же - если не край света, то окраина Заболотовки, воронежского села. Тут же новёхонькая машина, как вроде только что съехавшая со стапеля-конвейера гиганта автомобилестроения "Даймлер-Бенца" в немецком городе Штутгарте. Сказочная карета-колесница сверкает блеском никеля и свежей краской.

- Из гаража у Гитлера угнанная, - без улыбки говорит хозяин Константин Дикарев.

- Военный трофей,- схоже замечает мастер Владимир Сорокин.

Спокойно приняв восторги, мужики приглашают сесть за руль и убедиться, что "мерседес" настоящий. Объясняют: в этой кузнице кован. Показывают инструменты - молотки, резак по металлу "болгарка", дрель со свёрлами да гаечные ключи.

- На коленях склепана машина по её образу и подобию,- утверждает Сорокин и показывает детскую игрушечку, модель из пластмассы. - Точная копия. Константин в Москве разыскал.

Мои собеседники - односельчане. Сорокин приезжий, родом Владимир Николаевич из тоже воронежской - репьёвской Новосолдатки. Потомственный учитель. Физика, выпускника Воронежского педагогического института, завела в свои родимые края - в Ольховатский район - жена сокурсница. Из сельской школы перешёл работать на электроаппаратный завод в ближнюю Россошь. Оборонная промышленность, участие в космическом ракетостроении. "Что там мерседесы, изделия покруче выпускали". Подлое перестроечное время на глазах порушило завод, лишило любимого дела. Нелепо и трагически погиб сын. Скончалась жена. "Спас меня Константин Борисович своим предложением - восстановить старинный автомобиль редкостной марки".

Если Сорокину уже за пятьдесят, то Дикареву ещё за сорок. Местный. Занимается предпринимательством. По образованию мукомол, но с детских лет заворожен автомобилем, его историей. "С завязанными глазами могу угадать марку, на ощупь переберу мотор. Без шуток".

Дикарев-то и загорелся обзавестись кабриолетом. Останки "мерседеса" Константин Борисович уже узрел на задворках хуторского подворья. Как немецкий автомобиль туда попал - узнать не удалось. Владелец неверяще слушал свалившегося с неба покупателя и без сожаления расстался с "черметом".

Из навоза Дикарев вытащил копну железного хлама, перевёз к себе. Уговорил Сорокина: "вернём машине былой вид".

- С нашей стороны то была авантюра. Не умея плавать, прыгнули с корабля в океан, - рассуждает Владимир Николаевич.

Сорокин зря так говорит. Глаза, действительно, страшились, а ум работал, и руки творили. Дело мастера боялось. Реставрацию ведь начали с конца - с изготовления самой сложной детали кузова. "Готового образца рядом не было. Константин хорошо рисует. Вымеряем, увеличиваем крыло с модели в натуральную величину - не получается. Теряется облик машины. Изучаем все найденные фотографии, сопоставляем. Изобретаем велосипед. Когда удалось сделать точное заднее крыло, поверили в свои силы, "Мерседес" будет".

Дикарев вдохновлял, добывал материалы и детали. Ему удалось восстановить кровные узлы машины - моторное сердце, коробку передач, задний мост. Сорокин воссоздал раму и колдовал с кузовом. "Не сделаешь его один в один, грош цена всей затее".

На осуществление этой затеи ушло три года.

В день Победы мастера вывели своё дитё в люди. Показали кабриолет на параде старинных автомобилей в Воронеже.

- Сразили мы зрителей, кажется, наповал,- рассказывает Владимир Николаевич. - А сколько знатоков в толпе объявилось. Не успел капот поднять, слышу - "два "жигуля" в этом движке, мотор что зверь. Там я узнал: своей жене Еве Браун подарил Гитлер такую машину. И Борман ездил на "мерседес-бенце". И арабские короли-шейхи выкладывали за кабриолет бешеные деньги. Верь, не верь.

Сначала боялись, что любопытствующие по винтику растащат наше изделие. Желающие сфотографироваться с машиной выстраивались в очередь. Пришлось махнуть рукой и - отойти в сторонку".

- Людям радость подарили. Приятно ведь? Вы-то хоть довольны своей работой?

- Немножко. Сейчас уже живем другими планами: довоенный "лимузин" восстановим. А на кабриолете придётся Москву покорять. Зовут на выставку.