|
БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ ПОКЛОНИСЬ!
(Поэма)
ЗВОНОК ДРУГА
– В Брестскую крепость поедем?
В место по святости – храм,
К добрым друзьям и соседям,
К нашим коллегам – сябрам…
…Я этой крепостью бредил,
Видел во снах и в кино,
Мне бы ответить: – Поедем!
Вмиг согласиться бы, но…
– Что ты удумал на горе?
Даже не мысли, супруг,
Вспомни про возраст и хвори
Да и про те же «А вдруг!»
Нынче походкой сторожкой
Ходишь одной из дорог:
То ль на балкон за картошкой,
То ли за хлебом, в ларёк.
Грезишь о замке воздушном?
Можешь прикинуть в уме
Тряску в автобусе душном
Тысячу двести км.
Но, отвергая резоны,
Хвори свои и года,
Прочего ряда препоны,
Другу ответствую: – Да!
Сделав довольную мину,
Мимо врачей и жены,
Я через всю Украину
Еду к началу войны.
ПРЕДВХОДНАЯ ПЛОЩАДЬ
9 мая 2011 года Брестскую
крепость посетили брестские и
харьковские ветераны-чекисты.
Великаны и подростки
К нам бегут со всех сторон –
Это юные берёзки,
Древних сосен перезвон.
«Белоруссия родная!» –
В сердце слышу, как в бреду…
Вот и площадь Предвходная
Упирается в Звезду.
Дух высокого настроя…
На стене горят слова…
Зря ль присвоила Героя
Славной крепости Москва?
Кто-то знает, кто-то помнит,
Кто – в учебниках прочтёт:
Где трагедия, где подвиг,
Где успех, а где просчёт.
Но и всё на свете зная,
Смотрим с трепетом вперёд.
Только площадь Предвходная
Предлагает в правду вход.
Стоп, автобус! Вышел-вылез
Наш, весьма уставший люд,
И уходит в Звёздный вырез,
Где бойцы нашли приют.
Поклониться, помолиться
Мы приехали сюда.
Крепость – совести столица,
Свет её в душе всегда.
ЗВОНОК ДРУГА
Слышу: – Белгород на связи! –
Голос – чистый бубенец, –
Думал, ты подался в князи,
В олигархи, наконец.
А выходит, бродишь в Бресте
И об этом – ни гугу.
Мы махнуть мечтали вместе,
Как на Курскую дугу.
Значит, крепость… Уйма люда –
Брест у всех кровоточит.
Город Первого салюта
День Победы тоже чтит.
Демонстрации, гулянья,
Фейерверки вечерком,
По сто граммов возлиянья,
Как предписывал нарком.
Вот прошёл парад Победы,
Ветераны собрались.
А ведь мы с тобой полпреды
Всех, за жизнь отдавших жизнь.
Пол-Европы оросили
Кровью деды и отцы.
Поклонись от всей России,
Пусть спокойно спят бойцы.
– Поклонюсь героям Бреста,
Не стыдясь, смахну слезу,
В сердце, выше Эвереста,
Впечатлений привезу.
НЕОДОЛИМОСТЬ
Так вот она, Брестская крепость –
Седая легенда и явь!
Глядит, как огромнейший ребус,
Века и эпохи объяв.
Отсюда под стоны и крики,
Взорвавшие вмиг тишину,
Летели слова о блицкриге
Считавших прогулкой войну.
Отсюда фашистская трасса
Пустилась в кровавую тьму:
Учила арийская раса,
Как в собственном – жить нам – дому.
Отсюда, отсюда, отсюда
Беда роковая пошла.
Отчизна ж, не ждущая чуда,
Вздымала Победы крыла.
Фашизм под Москвой тормознула,
Принудила нюхать пургу,
В глубокую Волгу макнула,
Под Курском согнула в дугу.
Потом восвояси пропёрла,
Не зная ни дней, ни ночей,
И петли надела на горла
Потрясших весь мир палачей.
Так вот она сила какая,
Планету повергшая в шок!
И даже врага пропуская,
Догонит, сотрёт в порошок!
ЗВОНОК ДРУГА
В трубке голос из Тбилиси:
– Вай! Увидимся ли впредь?
Мы, как птицы на карнизе,
Где ни жить, ни умереть.
Вроде нынче мы – другие,
Дети дома своего,
В сердце ж, кроме ностальгии,
Не осталось ничего.
Рынок душит, рвёт на части,
Всё развалено давно.
Оппозиция и власти –
Жернова, а мы – зерно.
А заскоки с красным флагом?
Жжёт его любой бандит,
Но ведь знамя над рейхстагом
Поднимал и наш джигит.
Говоришь, ты нынче в Бресте,
С тыщу вёрст, небось, туда?
– По дорогам – тыщу двести,
Меж сердцами – ерунда.
– Поклонись живым и павшим,
Заслужили мужики!
Среди них, легендой ставших,
Есть и наши земляки.
– Ну, бывай! Добра, удачи
И счастливых долгих лет.
Приезжай! Нагоним чачи,
С ней не будет в жизни бед.
ОПЛОТ
Ты слабостью, крепость, не стала –
Былым и грядущим живёшь,
Не просто глядишь с пьедестала,
А к новым высотам зовёшь.
Но чем же встревожены деды?
– Союз мы не сдали в полон,
Не резали знамя Победы
На мелких пятнадцать знамён.
В аду восторгается фюрер:
– Задумка моя удалась,
Носился я по миру бурей,
И пала советская власть.
Разрушен Союз нерушимый,
Зерно не собрать в колосок.
Как я, пустомеля плешивый
Пустил ему пулю в висок.
Славянам подброшена слепость,
Не те уже Армия, Флот…
… Выходит, что Брестская крепость –
Победы последний оплот.
Иного спроси человека,
Поведает истины соль:
Мол, Брестская крепость – и Мекка,
Она – и вселенская боль.
И я становлюсь на колени:
– Великой державы сыны,
Не верьте, что мы околели,
Мы прежнею дружбой сильны.
ЗВОНОК ДРУГА
Добрый друг звонит из Львова,
Неожиданно ершист:
– Победителя седого
Бьёт поверженный фашист.
Знамя жжёт, что в сорок пятом
Возлетело на рейхстаг.
В мире, пламенем объятом,
Убивать он был мастак.
С ним вон целая компаха
Вновь под хмелем рвётся в бой,
Будто вставшие из праха
Прут эсесовцы гурьбой.
Горлопанят, как в зверинце,
В раже злобы и ругни.
Вряд ли это украинцы,
Да и люди ли они?
Может, инопланетяне,
По темнотам колеся,
Тут работают локтями,
Под эсесовцев кося.
А таких с корнями выжгли,
Искупав притом в дерьме.
Да ужель на волю вышли,
Кто повинны гнить в тюрьме!
Значит, чёрные их души
Не кипят уже в аду?
То-то радуются буши:
– Демократия – в ходу!
ГЛАВНЫЙ МОНУМЕНТ
Это символ страны и эпохи…
Ты его, мой потомок, почти.
Были люди в ту пору как боги,
Хоть не кланялись Богу почти.
Дело делали смело и гордо,
Закрывали Отчизну собой.
Было трудно – партийное горло
Поднимало на труд и на бой.
Приказало – фашизм сокрушили,
Повелело – построили БАМ,
Указало в науках вершины,
Мир небес ему стал по зубам.
Обещало простецкому люду
Рай построить в безвестном году.
А теперь говорят: – За валюту
Можно солнце зажечь и в аду.
Обхожу я и слева, и справа
Самый главный – в веках – монумент,
Кружит голову мыслей орава,
Я под ними молчу, как студент.
Сколько лет бы ни кануло в Лету,
Сколько б грёз ни пришлось претерпеть,
Этот памятник, ведомый свету,
Будет оды о мужестве петь.
Да и мы подпоём запевалам,
Поклонившись героям стократ…
Был сей подвиг большим или малым –
Он великой Победы собрат.
ЗВОНОК ДРУГА
Солнце тянется в зенит,
Не желая знать досуга.
Телефон опять звонит –
Беспокоится супруга.
Говорит мне впопыхах,
Будто числюсь в малолетках:
– Меньше думай о стихах
И побольше о таблетках.
Реже мысли о строке,
Будь в жару поближе к тени,
Не сиди на сквозняке…
Ну и далее – по теме.
Сей известен мне язык,
Он – приятная обуза,
Только больше я привык
Слушать, что глаголет муза.
Та зовёт меня не в тень,
А искать жару и вьюги
И забыть, как дребедень,
Наставления супруги.
Мчаться в мир, добро неся
Днями с тьмою, в ночь со светом,
А без этого нельзя
Настоящим быть поэтом…
Весь в трудах цветущий май
Дни ведёт в работу строем.
И супруга: – Ну, бывай…
От меня привет героям.
ШТЫК-ОБЕЛИСК
Он стоит на земле и летит в небеса.
Вот и первую взял стометровку.
Он Отчизну берёг. Он творил чудеса,
Перед боем воссев на винтовку.
Он не только сверкал и не только грозил –
Он задачу решал боевую,
Он удары держал, поражая верзил,
Целый полк уводил в штыковую.
Солнце множит на нём лучезарный костёр,
На него с восхищеньем глазею,
Он зовёт в небеса, он красив и остёр,
Научился служить и музею.
Сколько слышали мы: мол, готов я, как штык,
Восхваляли его на параде.
Лучше б он поржавел и колоться отвык,
О былом вспоминал скуки ради.
Лучше б он в штыковую уже не ходил,
А, рассказывать были готовый,
В Брестской крепости чтоб красовался один,
Словно символ боёв стометровый.
Пусть бы птицы порой отдыхали на нём,
Не пугаясь диковинной штуки,
И детишки глядели безоблачным днём.
Повзрослев, чтоб не брали и в руки.
И гляжу я в раздумье на штык-обелиск,
Подходя к нему ближе и ближе:
В нём высокое мужество, удаль и риск,
Но и подвиг героев не ниже.
ЗВОНОК ДРУГА
Этот мне звонил давненько
Трелью, пуще соловья:
– Цэ Полтава, люба нэнька,
Ридна матинка моя.
Серебром вокруг сверкая
От зари и до зари,
Здесь течёт река такая,
Что теряли скло цари.
А какие здесь девчата!
Вот засватаю одну,
Засмеётся ею хата,
Як галушку проковтну.
Говорю простецки, строго ль,
Я в сказаньях – дилетант,
Но Полтаву славил Гоголь,
Пушкин ей дарил талант.
И скажу тебе, дружище:
И при свете, и во мгле
Краше города не сыщешь,
Чем Полтава, на земле.
Знает-помнит враг лукавый:
Не уймёт нелепый бред,
Погорит, как под Полтавой
Погорел однажды швед.
А живым и павшим в Бресте
Передай без долгих слов,
Как жених своей невесте,
Всю полтавскую любовь.
ЖАЖДА
Эта правда похожа на сказку:
Измождённый безводьем боец,
Прижимая оружье и каску,
Уползает к реке Мухавец.
Гладь речная подсвечена зыбко,
К ней и метров каких-нибудь пять,
Но фашисты следят неусыпно,
Пристрелявшие каждую пядь.
Вот она – всех видений царица –
Плещет прямо на губы сама
Та, которой вовек не напиться,
Та, которая сводит с ума.
Боже, как же во рту пересохло!
В теле жажда – сплошной кипяток
И согласье, чтоб сердце заглохло
За единственный влаги глоток.
Упрекнёт человечья природа,
Что в минуту безводной беды
Он погиб не за счастье народа –
За банальную каплю воды…
Вот и силы вернулись по каплям,
Всюду плещет людская река.
Он давно уже сделался камнем,
И над ним проплывают века.
У него попросить бы прощенья
И к ногам все цветы положить,
Но во взгляде его не отмщенье –
Жажда в добром согласии жить.
ЗВОНОК ДРУГА
На небесно-лучезарном фоне
Расшепталась парочка берёз…
– Глянь-ка, мама, папа в телефоне! –
Мальчуган с восторгом произнёс. –
Видишь, папа? Я сижу на пушке.
Я её три раза обошёл,
Покрутил тяжёлые вертушки
И рукой залазил прямо в ствол.
Было непонятно мне сначала,
Как не больно прыгать на траву.
Эта пушка крепость защищала,
Не пускала немцев на Москву.
– Всё ты рассказал, сынок, толково,
Вижу, что понравилось тебе.
Тут один мальчишка просит слово,
Говорит: он – из второго «б».
– Всё-таки ты в Бресте? Во – прикола!
Зря кричал наш класс: – Не может быть!
А тебя сегодня просит школа
Монументу «Жажда» дать попить.
У него от жажды пламя в горле,
Отнеси ему хоть два глотка.
Да гляди, чтобы бомжи не спёрли.
Всё потом расскажешь… Ну, пока!
– Что ж, сынок, теперь ты главный самый,
Пушку уж, наверное, оставь,
И в ларьке воды купите с мамой.
Пей-не пей, а «Жажде»–то оставь.
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Стою у Вечного огня,
Что словно знамя боевое,
Уводит в молодость меня,
Цепляя память за живое.
Вокруг Бессмертный гарнизон
Ведёт отчаянную битву.
Стучат сердца. Им в унисон
И я шепчу свою молитву.
Бойцы готовы лечь костьми,
Иного просто не осталось,
Они уж стали сверхлюдьми,
Одолевая сверхусталость.
А что ещё на свете есть,
Чтобы в союзники годилось?
«Всё отдадим, и только честь
Нам уступать не приходилось!..»
Стою у Вечного огня,
И врут, что это только символ:
Горит он, подвигом пьяня
И призывая разум к силам.
Зажжённый пламенем сердец,
Подъемлет славу он всё выше.
Тут мой отец и твой отец,
И миллионы с ними иже.
И хоть Огонь векам открыт,
Без нашей памяти он – вдовый…
Солдат взывает из-под плит:
– Не зажигайте, люди, новый!
ЗВОНОК ДРУГА
Не пустила меня родня,
И врачи говорят: – Не близко!
Так что ты уж и за меня
Поклонись там героям низко.
И привет передай сябрам,
Белорусским коллегам нашим…
… Разогнали нас по дворам,
Землю общую порознь пашем.
Знамя красное ястребки
Рвут, раскаркавшись, как вороны.
То ли вспомнили Соловки,
То ль опять захотели в схроны.
Ну а в Харькове – торжества,
Братья встретились боевые,
И традиция их жива –
Выпить градусы фронтовые.
Только их уж не потяну,
«Березовскую» пью со смехом,
С вечной хворью веду войну,
С переменным – пока – успехом.
Нынче правнуку рассказал,
Кто виновен бывал, кто прав тут,
И увиделось по глазам:
Интересом зажёгся правнук.
Мне у Вечного бы огня
Поклониться душой и жестом…
Не пустили туда меня,
Хоть всем сердцем я нынче с Брестом.
ПЛОЩАДЬ ЦЕРЕМОНИАЛОВ
Бесцеремонно враг проник
В наш дом, построенный с любовью…
Что я могу сказать про них,
Не прибегая к сквернословью?
То, что о воре говорят,
Что повествуют о бандитах,
Кто разрушает всё подряд,
Тогда всерьёз ещё не битых…
… С рассветом реку перейдя
Самого дьявола послами,
Моря смертельного дождя
На крепость сонную послали.
Ревели бомб за шквалом шквал,
Как в Югославии невинной.
В огне горели стар и мал,
И рос погибших список длинный.
Невероятных слухов бег
Распространялся пуще шквалов,
Пробился в двадцать первый век
На площадь Церемониалов.
На ней герои тех времён,
Их сыновья и даже внуки
Сказали: – Ворог был силён,
Но нам далась Победа в руки.
За это уймищу утрат
Едва вместить сумела вечность.
Теперь проходит здесь Парад
От их бессмертья в бесконечность.
ЗВОНОК ДРУГА
Снова светится мобилка:
– Здравствуй, друг и брат мой джан! –
Говорит мне кто-то пылко.
– Боже! Это Ереван.
– Обсуждать не будем беды,
Пусть горят они огнём.
Поздравляю с днём Победы –
С незабвенно-светлым днём!
Дед опять достанет китель,
Пересмотрит ордена.
Скажешь деду: – Победитель!
Станет смирно, как струна.
Хочет быть везде полезным,
Хоть давненько бел, как снег,
Говорит своим болезням:
– Я – советский человек.
Да и мы с тобой оттуда,
Помним прежние года.
И желать друг другу худа
Мы не станем никогда.
Сын мой нынче в Бухаресте,
Там посол он пару лет.
Передай, коль ты уж в Бресте,
Славной крепости привет.
Внучек – «лётчик». Этой новью
С дедом делится тайком.
Приезжай, приму с любовью
И с армянским коньяком.
ЗА ОБЩИМ СТОЛОМ
Мы ехали тысячу вёрст,
Границам и хворям переча,
Под солнцем и россыпью звёзд
Нам виделась братская встреча.
Есть в мире слова, как огонь,
Что множатся чувством радушным,
Но тронет ладонью ладонь –
И кажется слово ненужным.
Но мы на одном языке
Беседы ведём – на чекистском,
И солнце плывёт по реке,
Как песня о счастье неблизком.
О чём говорим – не секрет,
Вопросы – ответы без риска:
Секретов своих у нас нет,
На прочие – в «Деле» подписка.
Наполнены хмелем сердца,
Надеждой заполнены чувства,
Но тостам не видно конца,
Что кажутся выше искусства.
В бокалах у нас не вино –
Пожар, обжигающий вьюгу,
И то, что хотелось давно
Сказать незабвенному другу.
Увы, собираться пора,
Родная сторонка – далече,
Но звёзд гороскопных игра
Пророчит нам новые встречи.
ЗВОНОК ДРУГА
Время вышло, пролетело,
Даже хлопнуло дверьми,
Но вернуться захотело
И звонит мне из Перми.
Молвит голосом знакомым
Грустноватые слова.
Только слышать нелегко нам,
Чем болела голова.
Ловишь слово, смотришь в оба –
Щекотливые дела!..
Тут была его зазноба,
В нашем городе жила.
И слыла любовью первой,
Незабвенно-дорогой.
Только вдруг уехал в Пермь он
И женился на другой.
Там и выбился в начальство,
Жил при детях и жене.
Мне звонит полвека часто,
Понимаю, что не мне.
На досуге нянчит внука,
Тот, как масло в молоке.
О зазнобушке – ни звука,
Хоть она на языке.
Ну а жизнь – то мягче теста,
То отхлещет, как плетьми…
– Передай героям Бреста
Наш поклон и от Перми.
ИЗ БРЕСТА БРЕСТУ
Это в сказках, только в сказках:
Не журись и спать ложись.
Утром встанешь – в ярких красках
Распрекраснейшая жизнь.
Мир увидишь, словно спьяну,
Одолеешь тьму и зной,
Сердцем тронешь Несмеяну
И предложишь стать женой.
И пойдут дела-заботы,
Море пресного труда.
В общем, други, от работы
Нам не деться никуда…
После солнечной загранки,
Встреч с хорошими людьми
Ждут нас дома Несмеянки
С беспокойными детьми.
Сразу встанет на повестке
Ожидаемый вопрос:
– Что ты, папа, из поездки
Нам хорошего привёз?
Посмотрев на эту тему,
Я не знаю, что сказать.
– Что привёз? Одну поэму.
Надо только написать…
Солнце село. Ветер слышен.
Задождился небосклон…
… Я старался, чтобы вышел
Брестской крепости поклон. |
БРАТЬЯМ-СЛАВЯНАМ
Могу ли хаять отчий дом
Да холодов желать соседям?
Ведь знаю я, с каким трудом
В далёкий путь наш конь оседлан.
Ведь знаю я, каких горбов
Нам стоил добрый кров совместный.
А наша братская любовь?..
Не зря её равняли с песней.
Неужто в душах столько зла
По воле беса накопилось?
Ужель с добром в сердца вползла
Друг к другу чёрная немилость?
А мы пред Господом равны,
Мы все земли единой чада.
Ходить друг к другу б на блины,
Беречь от сглаза и от чада.
Любить и стих, и ремесло
Учились вместе мы издревле…
О, сколько тратится на зло!
Добро обходится дешевле.
* * *|
Болел отец. Давно и тяжело.
Не помогали травы и внушенья.
А время шло, и всё на свете шло,
Одна болезнь стояла без движенья.
Отцу б – диету. Божеский уход.
Хотя бы примитивные лекарства.
Но долгим был военных бед уход,
Тяжелыми – житейские мытарства.
Нас нищета душила, хоть кричи:
В избе морозно, хлеба – ни корушки.
В те дни отец, измаясь, на печи
Всю боль вверял гармонике-старушке.
Свою гармонь он ставил на живот,
Играл, презрев и боли, и усталость.
Не потолок в избе уж – небосвод,
И ледяные стены расступались.
Казалось, двор то «Барыню» кричал,
То «Расцветали яблони и груши»,
Уж не вмещал гостей-односельчан,
У коих тут оттаивали души.
А люди шли, несли тепло в избу.
Мы, ребятня, с лежанки к ним слезали.
Никто не клял ни время, ни судьбу –
Все о своём молчали со слезами.
И каждый дивной музыке внимал,
Что заглушала долгие печали.
А расходились гости по домам
С надеждой светлой, с тёплыми очами.
ОТЦОВСКИЙ СУД
Пожелтел старик, согнулся,
Доживёт ли до зимы?
Старший сын с войны вернулся,
Младший позже – из тюрьмы.
Старший дрался в Сталинграде,
Дважды ранен был в Орле.
Младший жил в отцовой хате,
Полицействовал в селе.
Из-под палки, под нажимом,
Не глядел в глаза родне.
Пусть казнился, но служил он
Не на нашей стороне.
Нынче ходит как-то боком,
Стал похожим на овцу.
И живёт в селе упрёком
Удручённому отцу.
Сыновья не знают сладу –
Не чужие, не свои.
– Уезжать обоим надо! –
Повелел глава семьи.
Обнял старшего, горюя:
– Расставаться очень жаль!
Бросил младшему: – Помру я,
Хоронить не приезжай!
Моего на этом свете
Ты прощения не жди.
Отмывай грехи до смерти
И детей не заводи.
Так старик остался в горе,
Со двора не выходил.
Смерть его призвала вскоре –
Старший сын похоронил.
Поминальный справил ужин,
А когда пришёл рассвет,
За иконой обнаружил
Запечатанный конверт.
Вскрыл его. Рука отцова.
И бумага, словно жесть.
А на ней всего три слова:
«Завещаю: хату – сжечь».
ПУТЯПА
Серёже
Одно из немногих словечек
Лепечет, кричит и поёт
Мой самый родной человечек,
Которому от роду год.
Возьмёт он игрушку: «Путяпа!»
«Путяпа!» – нажмёт на звонок.
И знают и мама и папа,
Что хочет сказать их сынок.
Путяпа – и дом, и троллейбус,
И сквер, и огромный завод.
Бегущий трамвай, не колеблясь,
Ребёнок Путяпой зовёт.
Путяпа – его удивленье,
Всё рядом с Путяпой – пустяк.
И я с ним в такие мгновенья
Блуждаю страною Путяп.
Гляжу, как летит он в «секреты»
На страсти невидимых крыл
И пальчиком тычет в предметы:
– Путяпа! Что значит – открыл!
А я создаю свои строки,
Спеша сквозь веселье и грусть,
Беру у природы уроки,
Но крикнуть «Путяпа!» боюсь.
* * *
Полынь, полынь – латунная чеканка,
Резьба печали, живопись дорог.
Обшита поля скатерть-самобранка –
По всей земле – полынным зельем строк.
Степных дорог седая перебранка
Проймёт насквозь, лишь выйду за порог.
И я бреду со скоростью подранка,
А мне успеть повсюду нужно в срок.
За каждый грех не бегаю с повинной
И не молюсь до горечи полынной,
Хоть на висках полынная белынь.
Который раз мы жмём полынно руки,
Но не сбивают с ног меня разлуки,
Страшусь я встречи, горшей, чем полынь.
* * *
Уйду в страну берёзового духа,
Где каплют листья жёлтым градом слёз,
Где плачет осень, маясь от недуга,
Туман блуждает, вязок и белёс.
Ковры из трав, а может быть, из пуха
Лежат загадкой вымыслов и грёз.
И нет в душе ни мрака, ни испуга,
А как светло на сердце от берёз!
В берёзах есть языческое что-то,
Под ними сказы хлюпает болото,
От их стволов зима зажжёт снега.
В осенний дождь, в разлившуюся темень
Берёзы Белый Свет возводят в степень,
И красит ими волосы пурга.
* * *
Тебя, рассвет, встречал бы я веками:
Мила твоя недолгая пора.
С душой безгрешной, с чистыми руками
Приходишь ты на землю для добра.
Я слышу, как плывёшь ты большаками,
Как топчешься у сонного двора,
Дрожишь в ручье, играешь с облаками,
На травы сыплешь горсти серебра.
Густой туман по лугу разливаешь
И сажу липкой ночи размываешь,
Вселяешь в рощи звоны и галдёж.
Я жду тебя с надеждой и тревогой,
Со счастьем ходишь ты одной дорогой,
А счастье – верить: завтра ты придёшь.
РОДНИКОВЫЙ СОНЕТ
Какую глубь он струйкой пропилил,
Какую ночь пробил своим напором!
Теперь звенит серебряным убором,
Жизнетворящий щедрый исполин.
К нему с высот спускался птичий клин,
Над ним луна бессонно шла дозором,
А он глядит своим хрустальным взором,
А он пустыню жизнью оделил.
Текут по малой капельке века,
Живую воду пьют из родника
И наполняют время силой новой.
Я над ключом задумался и стих:
О, если б в зной и мой негромкий стих
Однажды стал струёю родниковой!
* * *
На заслеженной душной планете
Я хотел бы, тревожа крыла,
С лёгким сердцем вставать на рассвете,
С лёгким сердцем пускаться в дела.
А вернувшись усталым с работы,
Где шершавили душу ветра,
С лёгким сердцем взглянуть на просчёты,
С лёгким сердцем уснуть до утра.
Если сны мои пуганы-биты,
Если бури в моих берегах,
С лёгким сердцем отбросить обиды,
С лёгким сердцем забыть о врагах.
И, снимая извечные сети,
Что по жизни расставила мгла,
С лёгким сердцем вставать на рассвете,
С лёгким сердцем пускаться в дела.
И не думать, что бесовы стражи
Мне готовят осенний закат…
Этак жить начинаю сейчас же,
Только сердце возьму напрокат.
* * *
Через «не смею», «не могу»,
Под крики боли –
На зов неведомый бегу
Помимо воли.
Душа вопит: – На зов! На зов!
И тело радо.
Порою кажется – нашёл!
А сердце: – Рано!
Туман вблизи и даль в пыли,
В судьбе болото.
Но всё зовёт на край земли
Безвестный кто-то.
И ходит стрелами огня
Мороз по коже.
А может, кличут не меня,
Тогда – кого же?
А может, это и не зов
И не тревоги,
А лишь души усталой сон
В конце дороги?
Но пусть года мои в снегу,
Сомнений сети,
На зов неведомый бегу –
Живу на свете.
* * *
Перезабудем распри и обиды,
Махнём рукой на злато-серебро
И, заблужденья вытеснив с орбиты,
Уйдём в дела. Начнём творить добро.
Творить добро… А что это такое?
Быльём об этом сказка поросла.
Я жить согласен в буйном непокое,
Творя добро, но меньше ль станет зла?
А отольются вдовушкины слёзы,
А потеплеют очи у сирот?..
Уходят льды, надолго гаснут грозы –
Беда ж всегда дежурит у ворот.
А у добра особая природа,
Оно бездомно зябнет на ветру.
На доброту глядят, как на урода:
Творить добро – издревле не к добру.
И мы, благим намереньям не веря,
Не пропускаем свет в своё нутро
И думаем подавленно: – Не время –
Да век не тот! – чтобы творить добро.
Творить добро – Господняя награда
За высоту душевного труда…
А может быть, творить добра не надо,
А просто зла не делать никогда?..
МУЗЫКА КОСТРА
Ко мне осеняя пора
Явилась музыкой костра.
Впорхнула трепетно в меня
Дыханьем доброго огня.
Гляжу на дым калёных стрел:
Туман ли это порыжел,
Иль Бог направил в облака
Живые струи родника?
Хохочет музыка костра
Глазами вечного добра.
Кормлю душой её зарю –
Безмолвно с небом говорю.
А там вселенская игра
Клубится музыкой костра.
И полусонный Млечный Мост
В костёр ссыпает горсти звёзд.
Ты – вдохновения сестра
И свет мой, музыка костра…
Танцуй на каждом угольке,
Живи и в сердце, и в строке.
Я кровь твою в себя волью
И песню главную спою.
А не смогу держать пера –
Сам стану музыкой костра.
* * *
Полустанок… Полу… Полу…
Будто что-то не всерьёз.
Мимо мы ходили в школу,
Мимо мчался паровоз.
Тут с любовью повстречались
И с друзьями разошлись…
Полустанок… Полушалость…
Полудрёма. Полужизнь.
Слышу-слышу сквозь усталость
Полустанка полузвон.
Полуюность, полустарость
Он вселяет в полусон.
Тут, поди, созрели вишни,
Наливается ранет.
Полустанок, а хранишь ли
Полустёртый полуслед?
Маюсь в мыслях виновато,
Замолкаю, сир и мал.
Полустанок, ты когда-то
С полуслова понимал.
Здесь надежд моих останки
Да исканий полухлам.
Выхожу на полустанке –
Сердце рвётся пополам.
ГОЛУБИНАЯ ВЫСОТА
Прилетай ко мне, голубка,
На карниз,
Мы на мир с тобой посмотрим
Сверху вниз.
Полюбуемся, как плачет
Синева,
Как взлететь стремятся к солнцу
Дерева.
Прилетай ко мне, подруга,
Под крыло.
Будет вместе нам уютно
И светло.
Над высокими домами,
Над людьми
Мы с тобою поворкуем
О любви.
Будут петь нам дифирамбы
Ветерки,
Целоваться облака, как
Голубки.
И на нас посмотрит город
Снизу вверх.
Прилетай, хоть после дождика,
В четверг.
* * *
Ты говорила про свободу.
Я написал об этом оду…
Не понимаем я и ода:
Коль есть любовь, зачем свобода?
* * *
Куда ты торопишься, бронзовый ангел,
О чём говоришь или думаешь вслух?
Да сам Аполлон пред тобою бы ахнул,
А ты провожаешь бурёнку на луг.
И трётся котёнок о ноги босые,
Щенок шаловливый с игрою пристал.
И сколько вослед на тебя ни коси я,
Меня восхищает пружинистый стан.
А степь-то, а луг – широки по-кольцовски.
Иду по селу. Сочиняю стихи.
Ударив крылами, взглянув по-бойцовски,
Лужёные горла дерут петухи.
И ветер мне щёки слюнявит губами,
Взашей за околицу гонит грозу.
Сирени в цвету на заборы упали,
Плакучая ива роняет слезу.
А утро такое, что хочется плакать
О том, что дорога была нелегка,
О летах ушедших, о рухнувших планах,
А может быть, просто, что степь широка.
* * *
Всё в отчизне хорошо,
В душах чисто и свежо,
Много добрых новостей…
Но язык-то без костей.
Василий Романович Воргуль родился на Сумщине в 1936 г. Детство прошло в с. Зыбино Курской области. Окончил Харьковский институт инженеров железнодорожного транспорта. Сорок лет служил в структурах КГБ – СБУ.
Публикуется с 1957 года. Автор 19 поэтических сборников. Член Союза писателей России. Лауреат литературных премий Службы безопасности Украины, «Имперская культура имени профессора Эдуарда Володина», «Прохоровское поле». Живёт в г. Харькове (Украина). |