|
Очерти настоящее во времени
Марк Аврелий, «Размышления».
Современный поэтический мир насыщен разнообразными жанрами, авторы не устают экспериментировать, и новизна свободных стихотворный форм уже не удивляет, а наоборот заставляет серьезно задуматься. Не уход ли это от действительности, от насущного бытия народа? Во имя чего творит художник? Не секрет, что многие стремятся, прежде всего, к самовыражению, и лишь для некоторых творчество – смысл созидания и преображения окружающей жизни, смысл личного существования. В основе русской классики всегда была заложена мессианская идея спасения души, идея возрождения родной земли. Хочется верить, что и произведения, написанные в подобном традиционном жанре, будут иметь успех и будут по-прежнему востребованы.
«Великая правда литературы», ее «великая печаль» стали жизнью и судьбой русского поэта Юрия Фатнева. Мы обращаемся к его поэзии, потому что она опирается на прочную национально-историческую почву. Именно этим, как творческая личность, Юрий Фатнев значителен и интересен. Юрий Сергеевич автор тринадцати поэтических сборников, цикла исторических романов и книг прозы. Возможно, что для писательской биографии это и не так много, но, видимо, на то были свои причины: имя его замалчивается в Беларуси, где он живет сегодня, да, и в России: вспоминают ли о нем?! «Знакомая история», – скажет кто-то из собратьев по перу. Увы, все так, только поэтическая фигура Юрия Фатнева по-своему уникальна, чтобы о нем ни говорили. Первый космонавт планеты Юрий Гагарин и известный поэт Самуил Маршак приветствовали его приход в литературу, разглядев «искорку дарования» начинающего автора, о чем он напишет в пронзительном повествовании «Убегающий лось», образно рассказывающем о жизни и творчестве, о литературе, которое назовет лирическим «паромом воспоминаний». Но все это произойдет гораздо позже. Достаточно ярко и в чем-то провидчески в своей оратории «Сны Земли» представит он собственное рождение:
«Когда я на свет появился в день памяти Пушкина
На прииске дальнем – так выпало через столетие, –
То все очевидцы, сибирской метелью завьюженные,
Над этим селеньем звезду мою и не заметили».
Родился Юрий Фатнев на Алтае 10 февраля 1938 года, в день, когда погиб великий русский гений. Александр Блок считал, что «писать дневник, или, по крайней мере, делать заметки о самом существенном, надо всем нам». В своих романах, автобиографических произведениях и стихах расскажет о непростых дорогах, пройденных им, включая Монголию, Казахстан, Беларусь, Россию, Украину, Кавказ, и Юрий Фатнев, расскажет, ничего не упустив, собирая каждую мельчайшую деталь. Ведь в поэзии важно все. О настоящей поэзии, как явлении «большой редкости», говорит и белорусский поэт Михась. Башлаков, подчеркивая «исключительную лирическую силу» таланта Юрия Фатнева. «Определяющим качеством истинной поэзии является сила, которая неотделима от мелодии», – подтверждает эту мысль и сам Юрий Фатнев в повествовании «Убегающий лось».
Творчество Юрия Фатнева многогранно. Нельзя не согласиться с авторитетным мнением поэта Михася Башлакова, лауреата Государственной премии Республики Беларусь, что лучшие книги Юрия Фатнева, – «Сны Земли» и «Птицы ночи». В них предстают исторические эпохи, путь которых сопряжен с поиском истины, оживает героическое былое, и настоящее становится грядущим. «Поэзия неба и земли…», «поэзия вечности», – так возвышенно охарактеризует Михась Башлаков творчество Юрия Фатнева.
Эхо древних традиций, замедленное эхо во времени слышится в его поэме-оратории «Сны Земли». Победить забвение, вернуть народу историю, память и правду – главное для Юрия Фатнева. Он обращается к нам, призывая вспомнить истоки:
«Правда осилит любую систему,
Если разбудит она человека.
Перепечатайте, люди. Поэму –
Библию, эпос двадцатого века!»
Дерзновенны замыслы автора, восходившего к выстраданной поэме «своею Голгофою…», когда волнует судьба планеты и всего человечества, когда трагичен конечный итог происходящего: войны, экологические бедствия, бездумность и равнодушие людей, диктатура властных структур. Оратория впечатляет историко-культурными, литературно-художественными, политическими и духовными измерениями. Впечатляет искренностью, правдой, что стала легендой:
«Не страница распахнута –
А Россия, Россия!
И не краской запахло так –
Кровью неугасимой.
Здесь не буквы рассыпаны –
Годы те, что далече.
От рожденья до гибели
Вся судьба человечья…»
Какая задача была у автора, из чего он исходил, создавая ораторию? Многие места ее написаны явно не в порыве вдохновения, многое он пропустил через свое сердце, поэтому и оправдан его острый публицистический взгляд на жизнь. Безусловно, Юрий Фатнев знал, что он делал и во что это ему обойдется.
«Эта книга, как жизнь. Все в ней так перепутано.
Только авторской в этом не вижу вины.
Ну, попробуйте в жизни на долю минутную
Отделить перестройку от темы войны…
Я, быть может, гонец из былого в грядущее.
Настоящее должен я преодолеть.
И поэма моя – только весть, душу жгущая,
Никакой не вопрос, никакой не ответ…» – откровенно признается он.
И мы читаем поэму по-своему, совсем не так, как подает ее Ю. Фатнев, на что у каждого есть право, соглашаясь в одном: нужно идти не только от частного к общему, но и от общего к национальному, чтобы достигнув взаимопроникновения, масштабно осмыслить те или иные общественные явления. К этой цели подводит нас и автор, открывая в оратории широкую панораму человеческой жизни.
В классических традициях русской литературы – пускаться герою в далекие странствия, обретая мудрость, находя истину, таков и вариант всей мировой литературы – вечный образ Одиссея, ищущего нечто единственное, неповторимое. Ю. Фатневу присуще планетарное мышление, что, собственно, и отличает большую поэзию от просто хороших стихов. В бесконечных поисках его герой обретает это загадочное нечто. Пути Господни неисповедимы, и путь человека начинался на земле, «по которой бродили пророки». Что есть история? Истина? Что мы знаем о них? Где наши истоки?
«Человечество, голой ступнею потрогай
Жар библейский. Вдохни те ветра.
Человечество, вспомни истоки.
Пора… – авторская строка дышит святым, сакральным словом непреложных ветхозаветных истин. –
Ты припадешь опять к своим истокам.
Ты не отыщешь ничего взамен
Тому, что и в скитаньях не рассеял.
Се Родина двенадцати колен,
Засеянная прахом Моисея!..»
Как все зарождалось? И входят в сердце первые строки Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (гл. 1, ст. 1-3). Поэт знает исключительную силу Слова, без которого не мыслит праведного бытия:
«Слово вечное ищет невечную плоть,
И, ее надевая, бессмертно живет,
И вещает о вечном моими устами…
Все мы связаны словом. Один в нас огонь.
И не кажется ль вам: мы живем не впервые?
Слово столько сроднило народов, времен», – во все века и тысячелетия оно бесценно для человечества, ведь благодаря слову, родному языку, любой народ сохраняет национальную уникальность.
Судьба России – ключевая тема оратории, неотступно следующая за поэтом, его второе «я», она, словно вечный сон, что так похож на явь: «И есть страна Россия
в грядущих временах…» Страна от рождения, данная Богом, ставшая радостью и болью.
«Сам крест донесу – волноваться кому-то нет повода…
Пусть кто-то упрямо себя называет мессиею.
Я – только фонарь, на мгновение поднятый Господом
Над сумрачной, тонущей в вязких туманах Россиею!» – звучат его проникновенно-исповедальные строки. Исторический взгляд сквозь века он переносит в наши дни, где у России должна быть особая роль:
«В ней столько курганов, обжитых полынью и пижмою…
Покуда живой ваш сегодня до мига я,
Придите ко мне все народы, печали вкусившие,
И сделаю вас я вот этой великою книгою…»
«Сны Земли» – это и автобиографичная поэма. Символичный гонг всех времен и народов зовет ее автора, гонг, что «сберег голоса всех эпох», зовет и гудит, возвращая памятью в детство, в далекий сорок первый год, там «Белоруссия/Простоволосая/На дорогу роняла платок…» «Гонг ударил над памятью вновь:/«Мы те,/У кого нет отцов!» – трагический знак двадцатого столетия, дети поколения войны.
Любой талантливый художник убежден, что видит дальше своих современников. Для Ю. Фатнева давно ясно, в чем заключается исторический код русского народа, – это славянские корни, это – исконная Русь.
«Знаю сам я – откуда.
От чуда.
От росы.
От Руси.
От горластого русского люда…
Пьян удачей – родился я в русском народе.
Не безроден.
Моя Родина – тысячи родин!» – с гордостью заявляет поэт.
«Историю надо сберечь для нового поколения, – напишет и в повествовании «Убегающий лось». – Должна вернуться забытая потомками Родина. Воля». «По пылинке приходится собирать рассыпавшуюся Русь», собирать Русь и беречь Слово.
«И мерещится впервые
Мне сквозь тьму столетий взгляд.
Холодею я от зова.
Кто зовет? Не дозовусь.
Различаю. Слышу. Слово
То, что знаю наизусть,
Кто же этот Златоуст?..»
Общеизвестно, что Иоанн Златоуст был блестящим проповедником, христианским святым, провозглашавшим свободу и равенство, дарованные всем Богом, был хранителем Слова, которое сквозь мрак и кровь затем «всходило… с поля Куликова». И не прерывается нить, связующая века, Юрий Фатнев не забывает о преемственности поколений, когда открыто заявляет: «Нет, в двадцатом столетии снова/Всходит это великое Слово!», «Кличет Слово меня: «Кто ты, кто ты,
Если ты – не былинная Русь?»
И стихи, посвященные Руси, пишутся таким же былинно-летописным слогом:
«Русь
В туманах.
Ночь без сна.
На груди кургана
Рана…»
Русь – ведущая мелодия в творчестве Юрия Фатнева, его лебединая песнь. Поэт чтит славянские «корни Истории, корни Природы», будучи самозабвенно предан ее Величеству – Природе, ее нетленным образам. «Природа явилась нам как родина и родина-мать обратилась в отечество», – писал Михаил Пришвин в повести «Дорога к другу». За такое полное проникновение в мир природы, за ее постижение имя Юрия Фатнева можно отнести к редким поэтам России.
«В Лельчицах где-то,
У Турова где-то
Должен скитаться я каждое лето,
Каждую осень.
Как ни огромна родная планета,
Чище нигде нет славянского света…» – возвышенно поведает автор о любимом белорусском Полесье. И он идет «дорогой заветной» к тем «минувшим столетьям», как когда-то шел и писатель Владимир Короткевич, называвший полесскую землю «Вечной поэмой» и посвятивший ей рассказ «Древо вечности», повествующий о могущественных дубах, переживших не одно столетие, видевших всю историю славянства, что переплелась с глубинными корнями архаичных великанов. И у Юрия Фатнева находим в оратории почти сказочные строки, навеянные мифами и легендами:
«Не сдержать сердечной дрожи:
На Полесье ждет царь-дуб…
Дуб
Величавый,
Не дерево – древо!
Разве стихи я несу ему? Дань…
Вижу я, вижу язычества рань,
Слышу я, слышу лесные напевы…»
Неслучайно поэтическое произведение «Сны Земли» автор называет ораторией. Оно все пронизано музыкой мироздания, музыкой высшего мира, соединяющей земное и небесное. Оратория носит эпический характер, включая в себя драматические, крупно-плановые сюжеты, событийно разветвленные, в которых сокрыт неоднозначный философский подтекст. Лирически напряжена авторская строка, находящая выход в рождении «нежданных созвучий»:
«Купаюсь я в музыке, к чуду зовущей.
Всего меня
Музыка обволокла.
Как будто попал в сад гигантский, цветущий,
И каждый цветок в нем, и каждый в нем лучик,
И красок, и запахов всех глубина –
Все музыка,
музыка это одна».
Но внезапно врывается новая мелодия, словно накатывает волна, поднимая тебя все выше и выше, и завораживает магия словесной вязи, когда обычные слова перетекают в волшебные звуки, являя миру неслыханную музыку – Поэзию! Крик любви и боли за всех нас слышится в этой музыке, крик истинно русского человека, страдающего не за себя лично, а за «весь род людской!
«И, кажется, криком кричу я: «Ау!»
Всем звукам родным, без которых умру!
Куда свою душу
От Родины денешь?» – вливается страстный голос автора в общее полифоническое звучание вселенской оратории.
Поэт верен исторической правде, доказывая ее каждым честно прожитым днем. Он продуманно вводит в поэму тему Руси многострадальной, истекающей кровью от нескончаемых войн и распрей, сопоставляя с нынешней ситуацией, когда опять исходит болью его душа:
«…Я к бессмертию,
смертный, не рвусь.
Сберегите себя
от забвенья,
Русь, Россия,
Советский Союз!» – напишет он пророческие строки. Автор четко очерчивает три периода во времени:
«Все, за что я всем сердцем держусь:
Русь,
Россия,
Советский Союз!» – явно испытывая неприятие к нашей современности. Он в очередной раз напоминает всем нам, «что Отечество все ж неделимо/и в пространствах и во временах!» И встает рядом другой образ, другая неизживаемая боль древнерусского патриота, легендарного автора «Слова о полку Игореве», с великой мольбой звавшего князей к единению «за землю Русскую… за раны Игоревы…Не лепо ли ны бяшетъ братие, начяти старыми словесы трудныхъ повестий о пълку Игореве…» Славянская история двенадцатого века летописно предстает в романе-гипотезе Ю. Фатнева «У эха нет лица», где ведущая повествовательная линия – роковой поход Новгород-Северского князя Игоря Святославовича в Степь. На фоне трагических судеб русских князей зримо проступает основная идея произведения – единение Руси. Поэтому и в оратории «Сны Земли» Ю. Фатнев, говоря об Игоре, восклицает: «Как понятен мне князь, как мне близок!»
Не изменить себе, стоять до конца за справедливое Слово, даже, если ты один в поле воин, обречен и Юрий Фатнев:
«Ну, пускай, закован и оплеван,
Стану я посмешищем толпы.
Все равно должно родиться Слово,
Слово вашей и моей судьбы!
Слово то, которого боитесь…
Но его вы ждете все равно.
Слово то, что властью всех правительств,
Волей всей Земли облачено».
Недаром малоросский Боян и мятежный пророк Тарас Шевченко сокрушался:
«Кто приветит, угадает праведное слово?
Все оглохли, все смирились…»
Не понятый до конца художник всегда склонен к горечи, душевной усталости. «Боль невысказанных истин» не отпускает поэта-гражданина Ю. Фатнева, который хочет «на многое сегодня
глазами многими глядеть». Чувство личной вины, повышенная совестливость не дают ему быть безразличным к человеческим бедам и горестям:
«…На весь белый свет
Я хочу опереться.
На весь белый свет –
Жить иначе нельзя».
И –
«есть боль невысказанных истин.
О, как слова в душе болят!
Они готовы хоть на выстрел
Полунамеков, полуправд…» – не прекращает ни на минуту он свой невидимый бой, свое святое сражение за истину.
Что происходит с народом? Стало «немодно русским быть в России». К чему мы пришли?! Не потеряли ли связь с Родиной? Кто скажет, что не актуальна правда? Ведь только, когда случился Чернобыль, окутавший нас своей радиационной пылью, только тогда «стал нам ясен язык Иоанна», словно открывает глаза людям поэт, убеждая признать очевидное. Чернобыль затрагивает все аспекты нашего земного существования, он обостряет злободневную проблему планетарного выживания, связанную с атомными катастрофами и войнами, либо с теми, которые уже произошли, либо, которые нам реально угрожают.
Жизненный путь каждого человека – постоянный выбор. Извечна и русская проблема выбора путей, о которой по-своему хлестко замечает автор:
«Опять Россия перед выбором.
А из чего ей выбирать?
Одних, как зубы в драке, выбили.
Другие… рвутся выбивать!»
Но «время-звонарь» не дает покоя мятущейся душе поэта.
«Сколько лет мы не били в набат!
А зачем? Чей-то щурится взгляд
Настороженно…
Сколько лет мы учились молчать.
На устах государства печать…
Расхорошая.
Что нам, кроме цитат,
Знать положено?»
Нам казалось мы оставили это в прошлой эпохе, хотя что по сути изменилось с тех пор? Разве не злободневны сейчас авторские строки: «Не великая эта страна, а немая,/Если впрямь покорилась чиновному игу»? И только ли «падучая звезда социализма» и прочие «измы» виновники наших бед? Рушатся вековые основы жизни. Мы теряем сокровенное, забываем родовые корни, гасим в себе национальное самосознание. Оратория писалась в период с 1983-1990 годы, неоспоримо одно – явное гражданское мужество поэта. «Держаться за родное до последнего», – призывал русский писатель Валентин Распутин, всем сердцем болеющий за Россию, за простой народ. Не молчит и Юрий Фатнев, «мятежный звонарь», неугодный никакой власти:
«Одна в душе есть вера
И вера та – народ.
Пусть я иль ты растерян,
А он свое возьмет!»
Должен быть у России собственный ярко выраженный путь, отвечающий народным чаяниям, а отнюдь не чужой, прозападный, какой нам пытаются навязать отдельные лидеры.
«Я знаю, знаю, где мой путь –
Великий путь рабочего народа!
Я перед ним не заносился сроду!
Не забывал кому-нибудь в угоду!..» – данные строки подводят к вполне определенным сопоставлениям и выводам: рабочий класс в эпоху высоких технологий становится лишним, ненужным, нет должного уважения к человеку труда, продолжается катастрофическое расслоение общества. Вот, неутешительные реалии перестройки. Значит, безусловно, прав был автор, предвидя всю пагубность подобного отношения к тем, кто всегда был созидателем на этой земле. О духовной трагедии белорусов, покинувших свои деревни и хаты, утрачивающих свою национальную самобытность, свой язык, также говорит во весь голос и народный поэт Беларуси Михась Башлаков в оратории «Шлях», само название которой заключает в себе символичное значение.
Художественно-философское постижение жизни, всестороннее осмысление происходящего, взаимосвязь поколений и цивилизаций – такие архиважные вопросы охватывает Юрий Фатнев в произведении «Сны Земли». «Тревожные думы» – глава-предупреждение человечеству, послание о мире, о том, что необходимо прекратить войны, разрушающие нашу планету, грозящие неминуемыми глобальными катастрофами.
«Все мы ходим под атомной тучей,
О безоблачной жизни мечтая.
И у каждой ступни мир грядущий
Обрывается, словно у края…» – бездумны столетия и люди, не прекращающие сплошные войны. Красива и очень печальна метафора, где автор сравнивает наш век с паромом, с тем паромом, что когда-то, еще в его молодости, отчаливал от Турова, чтобы приплыть к берегам третьего тысячелетия. Сохранить землю, наши страны мы можем, как считает поэт, если будем «жить не только сегодняшним днем», а если поймем главное, что «на всех нас один лишь паром». Сможем ли мы когда-нибудь прекратить войны? Ю. Фатнев знает о войне не понаслышке, она лишила его детства, наложив отпечаток на всю последующую жизнь, как и многих других из того поколения, что испытало военное лихолетье. Поэтому и не умолкают голоса войны, возвращающие в те трагические времена:
«Это просто звоны –
Стон Хатыни.
Это крик, превратившийся в дым!»
Кульминационный момент оратории – глава «Сны Земли». Неизменен мотив сна, проходящий через всю поэму. Вещие сны придают ей особый ореол грандиозности, и для самого поэта оратория – Книга жизни – необычная художественная летопись времен и народов. Наряду с болью, страданием в ней есть мудрая и спокойная вечность.
«Спит Земля/В сиянье голубом…» – спит и видит сны, она смотрит на нас, она живая!
Не пережить одной земной минуты
На всех мирах, таящихся во мгле.
И никогда не повторится чудо.
Земное все останется Земле.
Через духовный поиск мы вместе с автором обретаем единство человека и земли, обретаем понимание священных истин добра и мира, справедливости, на которых испокон веку все держится. Учимся постигать свой путь и идти к своей цели. В основе оратории прочитывается и великая русская идея, заключающаяся в особой миссии России, ее роли в мире, идея, присущая философам Николаю Бердяеву, Владимиру Соловьеву. Поэт Юрий Фатнев связывает с Россией всеобщие идеи человечества, о чем прозорливо пишет:
«Когда качнется матушка Россия,
То всколыхнет народов спящих вал.
В ее крушенье гибельная сила –
Дай бог, чтоб мир хваленный устоял».
Параллели ведут автора к древней Руси, к его любимому произведению «Слову о полку…»: «Если Русь за шеломянем, если…/ Видеть будущее суждено» – эти слова оратории подтверждают мысли древнегреческих просветителей, что история развивается и движется по спирали. Ю. Фатнев имеет собственную систему духовно-нравственных и эстетических ценностей. Надмирность, характерная для творчества русских классиков Толстого, Достоевского, есть и у Фатнева. Он не боится сказать правду, видит «обнажено эпоху», видит «грядущее Земли», что дано лишь единицам. Лирико-патриотичная оратория, как начиналась, так и завершается в ключе историко-философских поисков: куда идет мир, человечество, куда идет Россия?
Я – сын Земли, сгорающей планеты,
Тысячелетья песню пел свою,
Понять пытаясь: где же он, край света?
И вот он, край… На росстанях стою…
Ощущается некая недосказанность, но и надежда, что этот путь продолжат следующие поколения, которые будут охвачены великой идеей преображения мира.
Наряду с ораторией «Сны Земли» и книгой «Птицы ночи», исключительное место в творчестве Ю. Фатнева занимает цикл «Моя родословная Русь», включающий поэмы о древней Руси, отражающие исторический опыт народа, его духовные традиции. Они очаровывают далекой стариной, нетронутой, первозданной красотой природы, впечатляют сочетанием магических красок, взаимопроникновением эпох, безграничных в пространстве, невероятной эмоциональной силой ясных и звенящих образов. Убеждаешься, что так писать о Руси – дано лишь избранным. И не удивительно, ведь поэт, по его же словам, оттуда, из любимого им двенадцатого века.
«Хватало у историка заботы.
Он повитухой чувствовал себя.
На свет являлись новые народы,
О собственном рождении трубя», – во времена раннеславянских племен, к истокам язычества переносит нас поэма «Внуки Даждьбога». Автор находит счастье в прелести Руси, невесомо струится время, словно древний свиток, разворачивается действие поэмы:
«Брели туманы в свитках полотняных,
Паломники невидимых озер.
Под их ступнями таяли курганы,
И в бородище колыхался бор.
Клубился в них великий край Даждьбога.
Ни возгласа. Ни ржания коня.
Крик лебединый забывая, глохли
Дунай и Сож, Славутич и Десна».
Он проницательный певец природы, не просто ее воспевающий, а тонко чувствующий ее потаенную жизнь, дыхание каждого листка, падающего с ее древа. «Я всегда заполнен природой», – рассказывает в одном из своих повествований. Две неизменные темы в его творчестве: Русь и Природа. Собирались славянские племена, зачиналась Русь:
«Куда-то стаей уносились птицы,
И, на века отвергнув забытье,
Вода искала русла, чтоб струиться.
А племена – отечество свое».
Как будто великий круг вечности замыкается в этой поэме:
«Кружились дни… И чудилось Всегорду,
Что он вращает не гончарный круг,
А движет время. И на днях бессчетных
Есть вмятинки его горячих рук!» – таким рисует автор знаменитого анта, славянского полководца. Всегорд в поэме олицетворяет непостижимую языческую мощь, как непостижима и сама Русь:
«И чувствовал в себе он содроганье
Великих сил, сливавшихся со всем –
Кузнечиком, тропинкой, мирозданьем.
И знал Всегорд: он на земле зачем».
Остготы, гунны, анты, сарматы, скифы, воинствующие и кочевые племена – все смешалось:
«Земля гудела, набухая гневом.
А гунны шли кромешные во мгле,
не мыслью растекашеся по древу,
А кровью по обугленной земле!» – великое переселение охватило целые народы. И автор собирает поэтическую мозаику разрозненных исторических явлений, придавая этому колоссальному движению единое целое. И как тут не вспомнить блоковские мистические строки, гениально угадывающие тайну русского духа:
«Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,/ С раскосыми и жадными очами!/
Для вас – века, для нас – единый час…», или лирические рубцовские, сливающие свободную стихию природы с историей народа:
«Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племен!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времен...»
Уже тогда в мучительных битвах зрело и стремление к истине, к сути бытия.
«В любой стране, в столетии любом
Найдется тот, кто не пойдет с толпою,
Кто к истине идет своим путем», – убежден Юрий Фатнев.
Он афористичен, все-таки вера и надежда всегда побеждают, потому что побеждает и «опережает жизнь!»
Пускай еще нам подниматься долго,
Пускай безверье валит с ног порой.
Но всё же щит сияющий Даждьбога
Поднимем мы над меркнущей землей!
В поэме «Перевозчик» Юрий Фатнев создает яркие метафоричные образы, обращаясь к языческим сказаниям и древним легендам, образы, красочно представляющие Русь.
«Перевозчик седой дожидался кого-то,
Опершись на ушедшее в воду весло.
Повернулся – и сразу полгоризонта
Бородищей дремучею заволокло!..
Не дождался. Веслом оттолкнулся, и память
Прояснилась, как берег заманчивый, в нем.
Так и жил человек меж двумя берегами,
Между давним-предавним и нынешним днем», – в этом загадочном облике перевозчика угадывается и судьба самого автора поэмы, противоречивого, далеко не во всем принятого нынешней эпохой, рвущегося в ту свою стародавнюю Русь и тоже живущего словно в разных пространствах.
Поэт и есть перевозчик из вчерашнего дня в завтрашний, странник во времени, и все его произведения – удивительные путешествия в неведомое, в которых ничего не происходит без природы. Он придает своим пейзажам черты безусловной точности, а, как известно, без знания и точности нет поэзии. Его пейзажи зримы, в них заложена генетическая память народа, они будто пришли к ее автору из той забытой жизни, из вечных снов нашей земли:
«Рвал одежду Стрибог. Птицы граяли глухо.
Реял бор над рекой, просветленной насквозь.
И лучами ручонок вцепившись друг в друга,
Как слепые, брели в небе призраки звезд».
«…Наши сны – это паромы, заполненные чужими душами, а тот, кто спит, перевозит их…» – так поэтично высказался сербский писатель Милорад Павич. Возможно, подобные ассоциативные связи, сопоставления и пересечения становятся творческим импульсом к созданию произведений искусства и литературы.
Прекрасная легенда вплетается в канву поэмы: «Но явились однажды три князя, три брата.
А четвертая – Лыбедь – сестрой их была». И невозможно сквозь тысячелетия отличить легенду от были.
«Братья град на горах среди дебрей створиша/И в честь старшего – Киев – его нарекли…» – пишет вместе с Нестором-летописцем свою историю древней Руси и Юрий Фатнев, пишет «о народе могучем по имени рос…» Чувство сопричастности истории, чувство гордости и любви к родине, доставшейся нам в наследство, вызывают финальные строки поэмы:
«Не легенда, а явь – над великим пространством
Русь вставала венцом золотистым к венцу!
Невдомек и самой, сколько ей подниматься
И какие придутся ей звезды к лицу.
Перевозчик седой и не думал журиться.
Весла мерили Днепр. А в руках столько сил!
Разгоралась все жарче заря-заряница.
И гукали славянки весну на Руси…»
Поэма «Лебединая песня», если повторить слова автора, – еще одна «легендарная песня былинной Руси». Ее главный герой – князь Андрей Боголюбский – основатель города Боголюбов на реке Нерли, вошедший в историю как храмосоздатель, за что его и называют вторым царем Соломоном. Поэма изобилует историческими персонажами, бесспорно, Ю. Фатнев не только великолепно владеет темой, он талантливо перевоплощается в нее, становясь участником тех минувших событий. «А князья наводили поганых на Русь…» – сокрушается он, такова была русская действительность: нескончаемые распри, княжеские междоусобицы, каторы. «Я живу не дома, а за окоёмом», – откроет свою тайну поэт в повествовании «Убегающий лось». Это роднит автора с его героем, которому «снится мир, мир щемящий до боли!», мир, в который он входит «до последней кровинки», ему снится «Залесская Русь! Золотое Ополье!», наполняя «временем до окоёма» чашу «княжеского бытия». Мучителен и труден был переход от Руси языческой к христианской, не отпускали кумиры, карая за отречение. Но «князь постиг» величайшую мудрость – «не хватало земле этой храма,/Словно телу его не хватало души». Иносказателен язык поэмы, судьба князя близка автору, ведь и он там, в том веке, он рядом с ним творит Русь, творит ради будущих поколений, и поэтические слова вкладывает автор в княжеские уста, глаголящие истину, чтобы над всей Русью вознеслась мечта князя, прозревающего завтрашний день:
«И увидят они Золотые ворота,
Золотые ворота в грядущую Русь!»
«В грядущую Русь», в «грядущую Родину» собирает свою «минувшую Русь» автор в поэме «Звонари», где символично изображены главные вехи и сложные периоды российской истории.
«…Звонари умирают в России,
Не колышутся колокола.
Умирает без звука эпоха.
Умирает и смех, и печаль.
Кто мечтал дозвониться до Бога,
Кто набатом тоску заглушал», – пронзительны начальные строки поэмы. Больно, но это было, когда в мирное время не строились, а разрушались храмы, когда вместе с ними разрушалось и самое святое – Душа народа, когда «Россия лаптями скрипела –/не к иконам, а к Ленину шла!»
Но автор верит в промысел Божий, сравнивая Россию с челном, на котором по легенде «плыла Богородица к людям», – чудотворная икона Божьей Матери, многовековая спасительница земли русской.
«Ну, а если челн этот – Россия,
И плыла в нем История к нам?» – задумывается он, проводя эпохальные параллели.
Мы словно листаем великую Книгу бытия, которую нам открывает и старец Нестор, копивший книжную мудрость. И видим, как «уходила недавняя Русь», запечатленная Ю. Фатневым и в его романе «Крушение кумиров», где показан ее тернистый путь от язычества к христианским святыням. Летописен и многокрасочен язык поэмы, и здесь также для автора «не было иного счастья, кроме природы»: Дебрянск, Туров, Вщиж, Тмутаракань.
«Там у Припяти дремлющий Туров
Медом теплым за лето пропах.
Даже звезды в летки лезут сдуру,
Возле бортей роясь на дубах», – невиданное волшебство изначально заключала в себе Русь. Перед нами проходит целый пантеон славянский богов во главе с ведическим жрецом Будимиром, одним из героев поэмы. Единение Руси – вот, что особенное важно для автора, а пока он, всей душой болея за Русь, выносит и свой приговор:
«Все князья на Руси бестолковы/И сражаются лишь за себя», «И раздоры, раздоры, раздоры./Рвут на клочья огромную Русь!» Только зная историческое прошлое, можно понимать и изменять к лучшему настоящее. «В половодье доплыть невозможно/На одной половине челна!» – убежден поэт. Возродить, вернуть Русь, отстоять ее для новых поколений – велит ему «беспокойная жизнь звонаря».
Так издревле повелось на Руси, что самым горьким наказанием для народа, означавшим потерю воли, было лишение его колоколов. Мы тоже пережили это страшное наказание, но по воле свыше теперь восстанавливаем свои потерянные храмы, и, как говорится в Писании, начинаем «собирать камни». Божественные вестники – колокола и их звонари – крепко соединены с судьбой России, ее народа. И поэт, пройдя с Родиной весь ее нелегкий путь, смело, отнюдь не риторически, провозглашает:
«Свою Родину не провороню.
Я спасу ее правду от лжи.
Поднимаюсь я на колокольню
Духа русского, русской души.
Чтоб вселял в нас вселенские силы
То тревожный, то радостный гуд!
Звонари умирают в России!
Звонари никогда не умрут!»
Исключительно богатым и разнообразным выбором тем отличаются и стихи Юрия Фатнева. Поэтический сборник «Седые небеса» включает лучшие произведения из книг автора, написанных им за творческий период с 1962 по 2014 годы. Это книги: «День прозренья», «Костер на пристани», «Лунный час», «Птицы ночи», «Еще оглянусь на Отчизну…», «Русская печаль». В его стихах не перестает продолжаться Русь, Россия... В поэзии к отчей земле и сокрыта тайна большой любви к Родине. «Я не просто живу – присоединяю к своему сердцу земли, где мне посчастливилось жить», – искренне скажет он в повествовании «Убегающий лось».
Юрию Фатневу присуща широта мысли, душевный размах, сегодня это безвозвратно уходит из нашей литературы. Еще Константин Паустовский говорил о том, что «писатель должен видеть то, о чем пишет», тогда есть новизна в его произведениях, есть то живое и настоящее, ради чего нужно творить. К примеру, свой «секрет поющей земли» легко и трепетно Юрий Фатнев смог передать уже в первых стихах, посвящая их Беларуси.
«Дрожат сердечной дрожью
Над лугом облака.
Поет рожок у Сожа
За синью лозняка…
Трубит в рожок у Сожа
Родная Беларусь,
И я, став песней тоже,
То плачу, то смеюсь», – непроизвольно струится прозрачная мелодия, чистая и ясная в каждом новом аккорде, подчиняясь четкой интонации – богини поэзии.
Отдельная и значительная история жизни Юрия Фатнева – белорусское Полесье. «Неведомая миру поэзия Полесья» – подлинное открытие в его книгах. О Полесье писали многие белорусские авторы, среди них и плеяда выдающихся мастеров слова. Но и Юрию Фатневу удалось услышать по-особенному эту «исконную музыку полесского края», этот «белорусский сосновый гомон» его величественных деревьев, почувствовать «царственное течение времени», где правит «не время – времена» и услышать «голоса разных времен». Он погружается в Полесье, «в его туманы, дожди, озера». Где еще возможно встретить паром, если только не в давнем полесском крае?! Паром – своеобразный и зримый образ в его поэзии, контрастно противопоставляющий, но и связывающий разные эпохи, разные берега, как в стихах «Туровский паром».
«О, как медленно-медленно тянется
Этот туровский древний паром.
И судьба моя – вечная странница –
Зажурилась сегодня на нем, – тут и отгадка всего, тут свет незапамятного бытия. –
Пахнет воз подмороженным сеном.
Конь поводит блестящим зрачком.
И качается целой вселенной
Между звезд отраженных паром…»
Необъяснимая до конца метафора судьбы поэта – забытый паром, символизирующий прошедшие столетия: «Приближается медленно вечное,/Словно туровский древний паром». Эти стихи перекликаются с другими – «Кирилле Туровскому», касающимися личности белорусского духовного деятеля, поэта и крупнейшего религиозного философа двенадцатого века. Юрий Фатнев никогда не пишет стихи забавы ради, во всех текстах присутствует идея. Вот и данные стихи имеют свою почву: прискорбно, что мы не следуем тем истинам, которые когда-то проповедовал известный богослов. Что видит сейчас поэт в том краю, где жил Кирила Туровский? Вызывает жгучий интерес сама историческая фигура святителя, и кто уже конкретно подтвердит, о чем думали люди в его времена? Автор творит атмосферу того периода, ссылаясь на летописные факты. Сегодня ему «не с кем говорить», да и о его кумире уже мало, кто знает. Он мысленно обращается к нему:
«Вот полюбуйся: к новым алтарям
Несут иуды лицемерно свечи.
Швырял свой гнев когда-то ты князьям!
Так почему сегодня не перечишь? – как мало в человеческой природе изменилось с тех пор. –
Оставим спор. Немного поверни
Ты голову, чтоб взглядом дали выпить.
Не в Божий храм – в языческие сны
Бредет, в туманах спотыкаясь, Припять».
О таких ли плодах просвещения мечтал Кирила Туровский?
Юрий Фатнев в своем неудержимом стремлении к природе выражает себя, прежде всего, как поэт-художник, который видит собственные произведения, отраженными в мире природы. Таинственный великий круговорот сокрыт в природе, олицетворяющий и человеческую жизнь, повторяясь в бесконечном цикле умирания и возрождения, – Вечный круг – это и стихи поэта с аналогичным названием, некий метафизический знак.
«Вдруг Уборть, встретившись с дорогою,
Свернет в зеленой темноте!
Кувшинки девки длинноногие
Стоят по горлышко в воде…
Витают над Полесьем аисты,
Жизнь замыкая в вечный круг», – и для поэта-скитальца нет иной радости, нет выше счастья, чем быть неотъемлемой частью природы. Наверное, он один из последних язычников, который ищет свои полнокровные корни в полесских местах, составляя нескончаемую летопись природы. Стихи «Языческая ночь, меня ты полони!..» – прощание с той Русью, что исчезает безвозвратно, медленно, по капле, перетекая в наши сны. И живописная река Припять вызывает не только языческое восприятие, так как прелесть этих снов нарушена Чернобылем. А когда-то ее берега озарялись пылающими кострами волхования.
«Ожили боги все славянские. Вот рог
О стену стукнул вдруг. Бог скотий, Велес. Слышишь?
Не видно никого. Но шелестит Стрибог.
Он, кутаясь в снега, несет поземку с крыши».
Пусть стираются те приметы Руси, но всегда будет жить ее непобедимый дух, о чем свободно и говорит поэт:
«Всю жизнь разлив души теснили берега,
Никак я не укладывался в русло.
В столетии родном угадывал врага.
И воля снилась мне.
И волю звал я Русью».
Золотой россыпью мерцает Русь почти во всех стихах автора, и его поэтические строки так же щедро рассыпаются на цитаты: «Ощущаю себя человеком прояснившейся давней Руси», или похожие:
«Но вновь таинственная Русь
Очами селищ светит.
Я нужен там! Туда вернусь
Сквозь все тысячелетья!»
Его дорога к истокам пролегает туда:
«За глину красную, за Мглин,
за рыжие овраги», там надобно искать Русь, она еще там осталась. И есенинские мотивы, полные лиризма, есенинская Русь отзываются в его стихах:
Я застал еще Русь. Эти нивы и хаты,
Эту майскую цветь. Эти грозы навзрыд.
В неоглядных полях перед самым закатом
Жеребенок еще за телегой бежит…
Образ чародея русского слова – Сергея Есенина – будет всегда нерасторжим с образом Руси. Есенин – это навечно и светлая печаль, и боль, и великая народная радость:
«Но осталась в душе золотая заноза,
И щемит, и щемит она в лунную стынь.
Глянет баба, как будто меня она спросит:
«Возвратился Татьяны Есениной сын?» – Русь, ее «крестьянские лица» не стирает из памяти, воплощая в пронзительной строке, впитавшей извечную русскую тоску, и Юрий Фатнев.
В творчестве автора имеется целый пласт произведений, воссоздающих историю страны. Юрия Фатнева постоянно не оставляют, как он говорит, «подробности ушедшего времени, художественная сторона жизни». Ключ-предыстория к созданию многих его стихов – легендарное жизнеописание «Брянские волки». Словно вглядываясь в глубь веков, писал он стихи: «Святогор», «Стародубские сны», «Китеж», «Дорога на Вщиж», «Там Свенский монастырь», «Среди холмов дремучих за Карачевом», «Туров». «Глубинная русская память» хранит историю, оберегает ее древние города, овеянные седыми легендами. Так и одна из тайн земли Русской – невидимый град-Китеж – символ непокоренности Руси, град, который уже никогда не достать, потому что он «опущен» «в душу народа!» Но он продолжает жить, воплощаясь в нас ментально:
«Но в час потрясения в веке угрюмом
Становится зримо все то, что в нас скрыто.
Выходят на свет затаенные думы.
И, словно возмездье, является Китеж!»
Существует и другой не менее загадочный град – Брянск, «похожий на остров, имя которому Русь».
«Я еще приеду в град старинный,
Что в тумане над Десной погряз…
Но однажды взмоет лебедино
На былинном крутосклоне Брянск!
С трех сторон серебряной подковой
Три реки берут его в полон.
Соловьи-разбойники рисково
Бьют навылет тысячи времен!..» – широко льется стих поэта «Возвращение», будто сказочное сказание, написанный мастерски, на одном дыхании. Пророчески звучат стихи «Святогор», окутанные вечным сном, скрывающим неоднозначность смыслов и подтекстов, когда и автор и его лирический герой чувствуют, как в них дремлет История.
«Я в Тимоновке спал.
Брянск за туманом брезжил.
Десна вплетала в сны свет окон и светил…»
Всплывают здесь и чарующие блоковские строки:
«Дремлю – и за дремотой тайна,
И в тайне почивает Русь,
Она и в снах необычайна.
Ее одежды не коснусь».
Прекрасна Русь, и созидание прекрасного во благо ее народа – высшая цель литературы и искусства, однако Юрия Фатнева неотступно тревожит и то, сколько же будет длиться этот беспробудный российский сон? «Я в Тимоновке спал. И снилась мне Россия.
Но только где она – кто может подсказать?» – не прекращается и в новом веке философский поиск путей, ведущих к родине, к себе. Ответы внезапно приходят сами:
«Россия снилась мне, мне снился Святогор…
Шарахнулась Десна из тесных берегов!
А это он восстал в ржавеющей рубахе…
Не верили они, что Святогор бессмертен…
Но в памяти своей, очнувшийся от сна,
До мига мог прочесть он все тысячелетья.
Народам распахнуть. Россия? Вот она!» – Святогор, как и град-Китеж, – незыблемая духовная мощь России. И разве может не возродиться она, имея такую историческую почву и таких героев?! «Струится сокровенная Россия»: Вщиж, Трубчевск, Муром, Брянск, Тимоновка, Свенский монастырь, – автор черпает вдохновение отовсюду, будучи выразителем подлинного народного духа, испытывая тягу к самобытной, независимой жизни, к ее индивидуальному колориту.
«Бродил по лесам и собирал родину по строчке», – подобным классическим образом писались стихи о России.
«Седые крыши, седые крыши…
По всей России сегодня снег…
Калитка скрипнет на зорьке зимней,
И я обрадую вас всех,
Что есть в России чистейший иней
И незапятнанный есть снег», – падают строки, словно снег, обновляя все вокруг, обновляя наши души, вселяя в них благородную чистоту помыслов, устремленных ввысь. «Нет для меня ничего светлее радости скитанья», – открывается нам автор. «Чтобы Отчизну найти», он исходил множество дорог.
Интонации есенинской исповедальности слышатся в стихах:
«Если в разлуке не встречу удачи,
Старых не помня обид,
Похороните в кукушкином плаче,
В шуме озерных ракит…»
И здесь «растворились в земле, стали Россией мои предки», – откровенно поведает он в автобиографическом жизнеописании. «Русская печаль», неизбывная грусть пронизывают его поэзию. Заставляют задуматься о судьбе творца и горькие строки: «Я – тот, который не прочитан Россией».
С темой Родины по глубинной русской традиции неразрывно связана и тема природы, ведь именно в природе находит человек гармоничное соответствие своей душе. Современной поэзии этого органичного сочетания как раз и не хватает. У Ю. Фатнева соблюдены основные законы поэзии, не нарушена эта мировая гармония.
«Васильки России, васильки России,
У меня вы даже имя не спросили…
Только поклонились мне в российской дрожи.
Я для вас такой же, как и все, прохожий…
Вместе с васильками дни перебираю,
Дни своей печали по родному краю», – на первый взгляд, ничего сложного, просто и искренне, хотя доступно далеко не каждому пишущему. И в стихах «Вполголоса»: «Нарисую домик я с голубыми ставнями,
Домик под березами давними-предавними…» – тоже обычная, незамысловатая, близкая сердцу русского человека, картина, знакомая и по произведениям искусства. «Живопись учит смотреть и видеть», – отмечал Блок. Известные стихи Рубцова «Далекое» также возвращают к самому дорогому:
«В краю, где по дебрям, по рекам
Метелица свищет кругом,
Стоял запорошенный снегом
Бревенчатый низенький дом», – они по-своему созвучны стихам Юрия Фатнева.
Судьба России, страны – наиболее существенная нравственно-философская проблема в творчестве Ю. Фатнева. «И не выплакать, и не выкликать./Моя родина вся в дождях», она, как «ангел, блуждающий в русских полях,
Ангел с подбитым крылом…» – представляет нам автор ее сложную историческую палитру, ее незаживающие «опасные раны», сквозь которые проступает и видна вся Россия, и они по-прежнему кровоточат, исходят болью. Но нельзя ничего предавать забвению. К лучшим произведениям поэта, раскрывающим трагическую страницу нашей Державы, главное противоречие братоубийственной Гражданской войны, по сути высвечивающим саму идею всенародного романа-зпопеи Михаила Шолохова «Тихий Дон», можно отнести произведение «Белопогонник». Да, такова молниеносная и действенная сила настоящей поэзии, впечатляющая порой гораздо больше, чем проза. Приведем его в полном объеме, не сокращая и не умаляя его неповторимости в художественно-образном плане:
В заиндевелости тяжкой
Крыльями птица взмахнет.
Иней царапнет фуражку
И на погон упадет.
Белопогонник, куда ты?
Иней скорее смахни.
Скоро тебя ждет расплата –
Пуля Гражданской войны.
Мало вас немцы косили?
Выжил – спасибо судьбе.
Думаешь ты о России –
Думать пора о себе.
Чернь тебя ждет у овражка.
С ней ты еще не знаком.
Будет катиться фуражка,
Резать снежок козырьком.
И равнодушно заметит
К ней наклонившийся хам:
"Кровь, словно звездочка, светит,
Мог бы служить он и нам..."
Историю не переписать, не выбросить из нее ни одной страницы, как сегодня это пытаются сделать некоторые. И, несмотря ни на что, надо жить дальше. И Юрий Фатнев живет, вновь проходя свои «Дороги детства». Поэт, словно заново воспроизводит почти языческие картины полесской глубинки, волшебные и живописные, сохранив и не забыв то детское восприятие, самое точное и самое яркое. Потом с годами мы теряем это состояние безграничных возможностей и свободного полета детства. Куда все уходит? Неизвестно.
«Бывало, в детстве, я глаза открою,
Стоит телега в дебрях темноты,
И с губ коня свисает надо мною
Сквозь сон охапка Млечного Пути…
Идущий рядом обернется кто-то,
И озарит цигарки огонек:
На круп коня, влажнеющий от пота,
Прилип кленовый золотой листок…»
Пристальное внимание к мельчайшим подробностям, видимо, автор приобрел еще тогда, в детскую пору. «Кленовый лист, вдавленный в землю, – не я ли это – отпечаток убежавшего времени», – образно скажет он в прозе. И белорусский писатель Казимир Камейша в очерках «Между устами и кубком» тонко замечает: «Так, как падает лист может ощутить каждый, а вот как растет он, способен почувствовать лишь поэт». «Толчея ассоциаций» в стихах Юрия Фатнева оформляются в единый поэтичный организм, хотя все равно не отгадать единственного секрета творчества:
«И снова мрак нашептывает глухо,
Сырая хвоя тычется в плечо.
Давно цигарка возчика потухла,
А ехать, ехать далеко еще.
Куда мы едем?.. Кто сейчас ответит
И кто поможет отыскать на миг
Дороги детства, что на белом свете
Таинственней и краше всех других».
Причина погружения в мир детства у автора не только ностальгическая. «Счастье всегда ожидало за окоёмом», – встречаем строки в его повествовании «Убегающий лось». А истинное счастье возможно лишь в детстве, даже если на его долю выпали суровые годы войны, как у Ю. Фатнева, когда «гордилось сумрачное детство/пилоткой с красною звездой…», затем годы послевоенного восстановления. «Детства дальний зов» опять возвращает поэта в его любимые незабвенные «Старые Дятловичи»: сосны, хаты, колодезные журавли, песчаные дороги, Сож в белых берегах. «А для меня это было самое главное в жизни – глядеть! Я собирал краски глазами», – узнаем из его жизнеописания. Радостный праздник зимы, морозную колыбель детства рисует он в стихах «Снег»:
«В Старых Дятловичах снег.
И опять мне снится детство.
Выбегаю раньше всех
На снежинки наглядеться…
Снегом полон до краев
След лосиного копыта.
И найти приют готов
Снег на ставнях незакрытых…»
Неотъемлемая и составляющая черта поэзии – образность, художественная глубина образа – сердцевина всего, что мы можем наблюдать. И сила поэзии Ю.Фатнева именно в редчайшей образности, придающей его стихам утонченные эстетические достоинства. «Во всяком искусстве есть то, что лежит на поверхности, и символ», – утверждал Оскар Уайльд, исследуя природу творчества. Наличие и приоритет образа был всегда актуален в литературе. Юрий Фатнев соединяет, казалось бы, несоединимое: каждая изобразительная деталь его стиха взаимосвязана с общим замыслом. Метафоричны образы птиц, олицетворяющих родину, сотворение мира и земли. В стихах «Птицы ночи» они обретают различные лики-символы, оглашая мистическое пространство ночи, будто вселяясь в наши души, обретающие совершенно иные ипостаси:
Я забыл вас,
Птицы звонкие рассвета!
Сколько спето
Было с вами заодно…
Птицы дня!
Безрадостно, бесслезно
Вы молчали,
Словно петь вам было лень.
Птицы полдня!
Вы запели слишком поздно –
Разве можно огласить
Ушедший день?
Вот и вечер…
Птицы ночи
Не утешат вас мотивом
И забавных
Не придумают причуд.
Если сумрачно,
Загадочно,
Тоскливо,
Не ругайте!
Птицы ночи так поют.
Журавли – любимые птицы поэта. Этот образ, как и в поэзии Сергея Есенина, проходит через все творчество и Юрия Фатнева. Русь и журавли навсегда вошли в его произведения.
«Пусть стану песком или глиной,
Но все же из русских небес
Не вышибить клин журавлиный
Тоски, пролетающей здесь», – воистину, так может написать только поэт с русской душой. Большой, значительный, выдающийся, нынче не принято хвалить, тем более не пристало критикам раздавать регалии. Пусть скажет Россия, народ. «И может быть Россия вспомнит/Поэта через много лет», – автор надеется и ждет этого признания до сих пор. Понимаешь, что отнюдь неслучайны и ёмкие сравнения: «журавлиная доля», «журавлиное сердце», будто одинокая доля поэта, его трепетное сердце, отзывающееся на все боли мира.
И «Последние журавли» – стихи-итог, в которых сама человеческая жизнь и судьба, в чем-то сродни судьбе гордых и независимых птиц:
«Мне ничего не встретится дороже
Того, что птицы унесли.
Последние, последние, возможно,
В моей судьбе рыдают журавли!
И я бреду за журавлями следом,
И невесомы так шаги мои…»
Юрий Фатнев мастер создания искрометных образов, великолепный рассказчик историй, взятых из жизни, достаточно искусный художник-психолог. Цыганские мелодии врываются в поэтическое пространство его стиха, внося экзотическое буйство красок, контрастов, безудержных эмоций, делая его поэтическое слово выразительным и пластичным, словно повторяющим цыганский танец.
«Десна черемухой дышала.
Хмельную реку Брянск стерег.
Цыганский табор у вокзала
Костры вечерние зажег…
А утром розовым из Брянска
Они куда-то вдаль ушли.
Еще одна сгорела сказка,
Оставив тонкий слой золы», – разноцветным, пестрым полотном представляет поэт жизнь табора в стихах «Цыганы», жизнь, манящую и загадочную. А в лирико-философском произведении «Трубка», в котором –
«сладкую додумывая дрему,
Как будто мир весь этот на весу,
Передавал один цыган другому
Негаснущую трубку на возу…» – завораживает и магией, и мудростью бытия, где за яркими образами видится не внешний рисунок, а угадываются мысли, внутреннее состояние героев.
Помимо писательской интуиции здесь ощущается и вероятная близость общения самого автора с цыганами, почувствовавшего дух свободы этого вольного народа и испытывающего к ним особое обаяние. Берет в полон неистовая цыганская стихия: Костер – и Ночь, два символа кочевой жизни:
«Костер кружил, метался на поляне,
И рисовал мне чудо каждый взмах,
Как будто загорелые цыгане
Плясали на стрелявших угольках».
Покоряет страстная природа их натуры, задевает струны души музыкальной гармонией, горячей, пылкой, уносящей в сладкую страну грез:
«А искры рассыпались, как монисто,
И волосы змеились по спине.
И кажется, позвякивали листья
Монетами старинными в огне».
Поэзия Ю. Фатнева содержит целую гамму противоречивых чувств: приглушенный лейтмотив недолговечности счастья, нескончаемые сомнения, порывы и смятение души, усталость. «Вот уж полвека. Такая усталость…» и хочется «заново выдумать Русь и Россию», – не скрывает поэт нахлынувших ощущений горечи и разочарования. Наверное, чудо поэзии и заключается «в умении преодоления своего горя», ведь «снимая горе с другой, близкой по страданию души, возвращая ее к радости жизни», человек находит вновь потерянное счастье, – считал поэт Михаил Дудин. И Юрий Фатнев не теряет надежды, убеждая нас: «Это счастье – почувствовать жизнь…» Он остается романтиком среди череды будничных дней, среди суеты, и «в уличном гаме» вдруг расслышит, «что серебряные колокольчики/Плачут за голубыми холмами». Поэт дорожит жизнью, чтобы в ней не происходило, и стихов у него все-таки больше оптимистических, вселяющих свет и добро:
«Какая земля мне досталась!
Взамен ничего не проси.
Я крикну, не веря в усталость, –
Лишь эхо пойдет по Руси!
Я русский! Я радуюсь чуду!» – и это ни с чем несравнимое богатство ни в какие века и ни в каком столетии у него не отнять!
Ю. Фатнев творит, не подчиняясь законам умирания, любит жизнь, в которой нет мелочей, все осязаемо, которая сильнее смерти, ведь в ней столько непостижимого. Великолепны стихи «Архаика», где он в очередной раз доказывает, что наблюдение и воображение – золотоносная земля поэзии и прозы.
«Как я люблю все то, что зримо, живо
материальность, плоть существ земных,
И корни из сыпучего обрыва,
Прядь водорослей высохших из них», – автор будто перевоплощает природное естество вещей и предметов, врастая в эту жизнь корнями. И раскрывает сокровенную суть поэтического дара, способного возрождаться и звучать в любых временах:
«Вам – все равно. А мне необходимо,
Чтоб надо мной роскошествовал бор.
И если колокольчик взгляд поднимет,
То встретит мой неравнодушный взор…
Как я люблю все то, что архаично.
Я словно эхо давних всех эпох.
Лицо той плоти, что давно безлична.
Все голоса я в голосе сберег», – а ведь и наши предки были детьми природы, когда-то поклонявшимися солнцу.
Русская поэзия лучшими своими произведениями обязана провинции, которая всегда была душевно щедрее, честнее, ближе к народу, к родной земле, в ней таятся нравственные корни человечности и добра. Говорят, что провинция – это судьба и в чем-то неизгладимое клеймо. Ю. Фатнев ей тоже многим обязан, но в его жизни были и большие столичные города, хотя любимых лишь два: «Никого у меня нет в этом мире,
Только Брянск, только Гомель – родня», – подчеркнет он их своеобычную значимость. Поэт какое-то время и рос на окраине Гомеля, в Лещице, среди цыган, вот откуда и колоритные цыганские образы. Обратимся опять его к повествованию «Убегающий лось», где найдем авторские строки: «Самый дорогой для меня город на Земле – Гомель. Все остальные места – только станции, приближающие меня к этому городу». И там же он заметит: «Гомель за столетие не утратил родства с древним селищем». Ю. Фатнев прикипел душой к этим местам, его хранит уютный старый город, над которым «медленно тают» «розовые облака». А еще «есть чудо на Полесье – это Мозырь!», им владел отец Игоря, героя «Слова…», – расскажет он дальше. И даст волю художественному воображению в стихах «Мозырь», не переставая удивлять самобытной красотой белорусского края:
«Что такое Мозырь? Живопись мазками.
Кисти колонковые ты побереги.
Вспарывали темень кабаны клыками.
Выли волчьи стаи, когда ночь ни зги…
Тут ревели туры! Тут взлетали птицы,
Что могли полнеба зачерпнуть крылом!..»
Но не может поэт и без России, без ее древнейшего города, когда он слышит «Брянска тоскующий зов», вновь и вновь мысленно к нему возвращаясь. Пусть уже не поют для него «брянские соловьи», зато именно здесь берут истоки его исторические образы.
«В этот пасмурный день затуманились дали
Или морось опять дождевая висит.
Я уеду куда-нибудь к брянской печали,
Захлебнусь я рыданием брянских ракит», – сквозит извечная русская тоска, свойственная всей классике. Если Россия, – значит грусть, значит – есенинские задушевные ноты:
«Я люблю эту грязь, эти лужи в тумане,
Одуванчики, спутники вечных бродяг,
Жеребенка дрожащее жалобно ржанье,
Этих ласточек, виснувших на проводах…»
И обволакивают все вокруг «седые небеса над Брянскою землей». Серые и седые оттенки накладывают на его поэзию отпечаток старины, отпечаток времени и вечности: серые облака, тучи, дни, серые гуси, летящие над дождливым Полесьем, седые туманы и седая ладья, плывущая по бесконечной реке жизни. Неповторимая поэзия!
Природа цвета, палитра сочетания красок, игра света и тени всегда привлекали Юрия Фатнева как поэта-художника. Подлинное творчество невозможно без искусства. Юрий Фатнев великолепный знаток живописи, чему свидетельство – поэтический цикл о гениальных шедеврах искусства и литературы.
«Если что-нибудь получается –
Книга, музыка или звезда –
Это таинство, это таинство,
Это таинство, господа», – возвышенно напишет он о творчестве.
В любом произведении, будь то картина, музыкальная композиция, проза или стихи, важен не только вдохновенный посыл, но, прежде всего, важна художественная мера прекрасного. «Искусство творит жизнь», – утверждал Оскар Уайльд в знаменитом сборнике «Замыслы», прославляя категорию эстетического. Юрий Фатнев пытается слить в своей поэзии жизнь и искусство, не разъединяя эти понятия. Существуют ли границы человека и границы искусства? У самого свободного гения есть определенные границы и заданность времени. Для Ю. Фатнева суть искусства отнюдь не в новомодной новизне, его «неведомые пространства» он постигает душой, рисуя в своем воображении те или иные картины, переносясь в другие эпохи и страны. Как в стихах: «Читая Альбера Камю», «Тютчев», или «Лист смуглокожий с лицом Сальвадора Дали», «Скамья Модильяни», «Смерть Милле», «Листая альбом» о Джоне Констебле, «Я Клевера люблю…» Всего не перечесть. Сами названия говорят за себя. И данные стихи вовсе не нуждаются в комментариях и анализе, нужно любить и понимать искусство, чтобы почувствовать их непередаваемое состояние, их проникновение в совершенный мир живописи. Кстати, любимый художник поэта – нидерландец Питер Брейгель, многогранный и неразгаданный мастер средневековья, мистик жанра. Буквально несколько строк из стихотворения Юрия Фатнева «Лиловые от вереска холмы…», описывающего пейзаж французского живописца Камила Коро:
«Картина пахла листьями, корой.
А вместо рамы сердце человека,
Которого зовут Камил Коро.
Вдруг вспыхнул он из грозового века», – и кто не согласиться, что живопись – поэзия в красках?!
Определенные мысли об отношении к искусству и поиску красоты вызывают стихи «Куст жасмина возле Эрмитажа»:
«Как же мне не вспомнить: а когда же
Вот для этих, для незрячих орд
Куст жасмина возле Эрмитажа,
Словно холст Ван Гога, расцветет?
Куст жасмина вспыхнет, словно вызов
Тем, кто чуда разглядеть не смог!
Есть он, есть он, хоть никем не признан.
Ждет прозренья… Где же ты, Ван Гог?»
На этот счет любопытно размышлял Леонардо да Винчи – крупнейший мастер искусства Высокого Возрождения: «Живопись спорит и соревнуется с природой, которая неистощима в своем разнообразии. Живопись порождена природой» Юрий Фатнев создает свой рисунок, ставит также природу на первое место, соединяет слово и живопись, окрашивая все психологическими тонами. Его стиль – импрессионизм, такая же чувственность и изящество строки, такая же классическая недосказанность.
Эдгар Дега, изысканнейший представитель импрессионистского движения, написал когда-то незабываемую фразу: «Пишу не то, что вижу, а то, что хочу, чтобы увидели другие». Аналогично и в поэзии: нужно увидеть невидимое для остальных. Но необходимо еще и услышать, как это удается Юрию Фатневу: «Люблю я музыку совсем невнятную,/Чуть различимую за шумом дней…» («Музыка») Совершенно невероятная история творится и с его «Музыкантами», колдовская история, написанная по-гоголевки талантливо и красноречиво, с легким налетом иронии.
«Открывалась бездна за игрою,
Над которой полыхал закат.
И пропали музыканты двое.
А вернее – провалились в ад!» – необычен финал столь оригинального произведения, захватывающего властной, сверхъестественной силой.
Вечно искусство, но вечна и любовь, ведь она, как сказал поэт, – «тоже вдохновение», без чего не бывает жизни, а значит, не бывает и творчества. Любовь и поэзия идут рядом, об этом гениальные стихи Пушкина «Я помню чудное мгновенье...» Лирика любви в поэзии Ю. Фатнева окрашена грустью, одиночеством, она чиста и высока в своих чувствах, где-то порой драматична, являясь тем золотом, что определяет прочность и ценность поэзии. Интонация, ритм четко держат его поэтическую строку, утверждая неизменность и непреложность земных истин, когда мудро соглашаешься – так надо:
«Будет дождь, Елена.
Будет долгий дождь.
Будет дождь осенний.
Будет… Ну и что ж…»
Ностальгические голоса мировой поэзии, отзвуки светлых мелодий Роберта Бернса, слышны в его произведении «Ночь в далеком городке», которой суждено еще не раз повториться, минуя века все так же где-то «будет падать снег», и все так же будет чье-то «сердце обрываться». Природа – неизменный чувственный фон его лирики. Возвышенный гимн любви, берущий начало у истоков «могучего Ганга» и несущий в двадцатый век философию всех времен и народов, – стихи «Ты – Индия». Необычайная мощь и сила заключена в них:
«Так рушились религии и царства,
Надежду на бессмертие тая.
Нет ничего сильнее в мире – страсти.
Иду к тебе. Ты – Индия моя!..
Ты – Индия, невиданная сроду.
В таинственных туманах облик твой.
Рождались, гибли целые народы,
Чтоб мы сегодня встретились с тобой!» – от вселенского хаоса поэт идет к своей единственной любви.
Воспоминания о былой любви, не исчезающей бесследно, – лучшее лирическое стихотворение «Аннушка».
«Глубоко вонзилось в душу жало,
Словно счастье выпустил из рук.
В дальнем поле Аннушка бежала –
Через годы вспомнилось мне вдруг…» – необыкновенно свойство этих строк, ведь они не забудутся, как и сама картина Полесья, где уже навсегда: «В дальнем поле Аннушка бежит…»
У белорусского поэта Михася Башлакова есть произведение «Яніна», обладающее такой же магией вечного:
“За вокнамі гронкі рабіны.
Блукаю пад небам Айчыны.
Трапечацца крык жураўліны.
Я знаю, настане часіна…
Яніна…” – это подлинная поэзия, которая может достойно стоять рядом с поэзией признанных мастеров слова.
“Не вправе судить поэта тот, кто не читал каждой его строки”, – писала Марина Цветаева. Что читают наши современники? Хотя о поэтах судят все, так было всегда. И судьба поэта на Руси – сложная, трагическая тема. Юрий Фатнев в образных стихах «Бабочка Блока», что «пролетела сквозь гибельный рев и забвение», задумывается о противоречивости мира: «Странно: бабочку мы сберегли,/ А сберечь не сумели поэта?» Россия была всегда богата на таланты, но не слишком ли она разбрасывалась ими: Гумилев, Есенин, Клюев, Рубцов, Васильев, Корнилов, Прасолов… – список можно продолжить, ведь такие поэты «бывают так редко, как в засуху дождь», – точно замечает Ю. Фатнев. Его спасают воля к жизни и непоколебимый русский характер. Творческое «Я» автора и его лирический герой едины.
«Пускай один пройду над бездною –
Ни очага и ни семьи.
Пошли, Господь, строку небесную,
чтоб записать успел до тьмы», – космическое одиночество всех творцов открывается за этой бездною.
«В жизни каждого истинного поэта всегда есть либо Черная речка, либо черный человек», – проницательные слова напишет в книге «Под небом нераздельным» поэтесса Валентина Поликанина. Собственная метафора черной трагедии преследует и Юрия Фатнева.
«Черная ночь очернила овраги.
К черному я подошел рубежу», – неутешителен у него итог прожитого. Или «Черная рубаха», с которой узнал он «черных дней немало», и уже «не белые аисты –/Черный ворон кружит», и «черная береза на пути!», где угадывается и стиль народного фольклора. Да, поэзия – большая печаль, большая чаша, которую никогда и никому не испить до дна. «Я сделал свой выбор: я прожил свои стихи…» – говорил Уайльд в романтическом «Цветке любви», подразумевая всю парадоксальность земного бытия. Пронзительно-лирические строки посвятит своей главной всепоглощающей любви и Юрий Фатнев:
До свиданья, Поэзия!
Не оглянусь я.
Не вернет к тебе вновь
Ни успех и ни грусть.
И последние строки,
Как дикие гуси,
Улетают –
Откуда уже не вернусь…
Что это? Предчувствие скорого расставания с самым дорогим, составляющим главный смысл жизни? Видимо, да. Каждый художник должен стремиться внести во все как можно больше поэзии – иного не дано.
«Настоящая поэзия – это как озарение, как вспышка молнии, как первая и неповторимая любовь… Или она есть, или ее нет…» – скажет белорусский поэт Михась Башлаков в послесловии к книге «Сны Земли». Поэзия Юрия Фатнева живет, она есть и будет, как «сама Земля, сама природа». Автор верит в гуманизм заветного русского Слова, он явственно видит в грядущем свою «Книгу всех сюжетов и мыслей», когда пишет прорицательные стихи:
«До буковки заиндевела,
Травою книга поросла.
Теперь уж ни души, ни тела,
А просто – Русская земля».
И разве может быть поэзия без земли русской, без России, без ее народа?! Наступает эпоха поиска единения и справедливости. Юрий Фатнев, прямой и честный русский поэт, несет в эту эпоху национальную идею возрождения духовных истоков Великой Руси:
Вижу, вижу я Родину! Вижу и слышу я
Всю от первой ее до последней строки!
……………………….
Лишь столетия все, слившись в вечную истину,
Станут солнцем и правдою Русской земли!
Да будет так! |
|
