| Ирина Сурнина | 26.06.16 00:08 |
| Недостатки…
Не знаю, мне показались некоторые предложения чересчур длинными, например, самое первое, а ведь от него зависит – пойдёт ли дальше читатель за автором: «В предвечерний час на заснеженной деревенской улице, которая, достигнув высокого обрывистого берега реки Емвы, поворачивает и превращается в охотничью лыжню, объявилась таёжного вида девушка, одетая в тяжёлый, грубого тканья лузан, в чунях, с луком за спиной, с широкими, подбитыми камусом лыжами-лямпами на плече». Короткие, образные предложения лучше держат, да и перегружать текст незнакомыми читателям диалектизмами тоже, наверное, не стоит. Может, несколько для колорита. Или уж корректней дать сноски, хотя вряд ли захочется их читать. А так эти слова для читателя малопредставимы, а значит пусты. К примеру, как вариант: «Холодно в предвечерье на зимней деревенской улице. Река Емва с высокого обрыва уходит в лыжню. Нет никого. Только какая-то незнакомая девушка-таёжница в грубой одежде, с луком за спиной и широкими, подбитыми камусом лыжами-лямпами на плече». Или определение «ирреальными вспышками жуткого света» видится мне выбивающимся из той древности, общего лексического строя, в котором автору удалось выдержать всё произведение. Может, «неземными вспышками»? Ну, или как по-другому. Всё таки «ирреальными» – из нашей реальности)). Потом, показалось, что хотя все почти герои или бегают по тайге, или что-то делают – повествование иногда будто стоит на месте. Может, мешает повторяемость событий: девушка приезжает за одним и тем же, и у других героев много повторяемых однотипных действий: Кассян всегда подглядывает, Марпида – злится, мать героя – уходит от ответа. Порой слишком в рамках отведённой роли. Понимаю, что там каждый раз какие-то нюансы, оттенки, но читатель слаб)). Приятней всё же говорить о прекрасных местах! Невесома, прозрачно-акварельна сцена встречи девушки с призраком. Тонко, зыбко, щемяще-грустно… Одна из самых сильных. В ней есть что-то от наития, того что даётся пишущему в минуту редкого озарения. Это произведение, скорее, не повесть, а поэма. По строю, эпичности, духу. Предложения так плотны, насыщены смыслом, так уместно тянутся, будто строки, друг за другом, как может быть в стихах. Столько поэзии! И это удача! Мне почему-то кажется, главные герои не Йиркап и Ёма, а Парма со всеми её обитателями: колдунами, людьми, зверем и птицей, деревьями и рекой. Может, и назвала бы поэму «Парма». «Велика тайга-парма. За всю жизнь не обойти все сосновые боры её. За две жизни не одолеть все морошковые и клюквенные болота её. Шумят ели и сосны, топорщатся голыми заснеженными кронами берёзы и осины, пригнулись ивняки и малинники, борются с сугробной ношей можжевельники и смородина. Волки и лисы рыщут по крепям, рыси караулят добычу на звериных тропах, куницы гонятся за белками, скачут в ночах зайцы, кормятся на зорях огромные тетеревиные стаи, прячутся в глухоманях глухари... И всем есть место и назначение, все живут для того, чтобы не кончалась вечная таёжная жизнь». |
| Ирина Сурнина | 26.06.16 00:04 |
| Читала-перечитывала. Завораживающе…
Так, как и было бы в Парме. Мал человек. Велика тайга. И человеку трудно, и тайге, и нечистой силе. Велика жизнь и велика печаль – на всю могучую и вечную Парму. И никто никого не одолеет: ни нечистая человека, ни он её, а будут только снова и снова встречаться. И будет человек жертвой нечистой, а тайга жертвой человека. Но будут снова и снова жить… Не знакома основательно с коми-фольклором, но верю Александру! Редкий современный автор может столь ярко, не натужно, тонко вписаться в миф! Автор не ниже, не выше – именно в той точке наблюдения, чтоб не мешать любоваться происходящим. Его вроде бы и вовсе нет, что лучшая заслуга. Девушка кружит на лыжах по тайге, но кого бы и где ни искала – приходит к своей судьбе. Храбрый охотник, как бы ни был храбр и хитёр, всё равно станет бессильным призраком. То же и со злом, сильным, вечным, которое, однако, не минует своей судьбы – убраться до поры в Парму. А каково зло! Сколько в нём животной красоты, силы, ума, даже некоего сострадания (содержит же Марпида незадачливого сына и по-своему жалеет умершего охотника)! Люди простодушны и слабы. Почему же зло не может одолеть смертных, почему нет ему счастья? Да, зло страдает! Кассян – тот персонаж, который оживляет, вносит в трагический эпос юмор. «– А я-то теперь кто? Сирота? Да я же – сирота! – закричал он на всю тайгу. – Си-ро-та! Счастье-то какое!» Вечно он подсматривает да подслушивает, но худого никому не делает. Незадачливый простой паренёк. Наверное, он задумывался, чтоб оттенить Йиркапа-героя, но оказался в чём-то интересней и живей. Да, у Йиркапа есть и красивые важные диалоги (кто я и кто народ), но… плосковат он что ли, ровен, не хватило ему, может, ярой силы, чего-то необычного. Чтоб он взвился вверх, а уж потом, тяжёлый, ушёл на дно. Может, это просто из славянского прасознания, когда богатырь взвивается на коне, сражаясь с кем-то огромным, а здесь действие на плоскости. Йиркап, владелец, волшебных лыж бежит по тайге или хитро уменьшает Яг-морта, что отсылает к европейскому фольклору с его «Котом в сапогах». Его орудие – хитрость, а не сила. Две пары мать-сын, возможно, нужны, чтоб оттенить друг друга: добро и зло, но, как и в жизни, всё переплелось. И мать героя кажется суховатой да неприветной, и Кассян не тянет на злодея, а злая Ёма не всегда зла – погубив героя, она по-своему бережёт тайгу от охотника. Да, интересно что обе женщины сами воспитывают детей, а мужья – злодеи, что Яг-Морт, что Кэрт-айка, и сами они неизвестно где. Наверное, отражается уклад жизни, когда уже мужчина был во главе, и, видимо, пропадал в тайге, охотясь. Но Ульяния-таёжница, похоже, из того времени, когда женщины занимали равное с мужчинами положение, охотились. Такая, по-моему, эклектика времён. А Кэрт-айка, в переводе «железный свёкор» наверное, в нём угадывается отголосок тяжёлой для женщины семейной жизни? В коми-фольклоре говорится о нём как о железном человеке, рудознатце. А здесь, видимо, символ мужчины-деспота: и травятся-то от него женщины ягодками, и бросаются в реку, а ему хоть бы что. Чем не Синяя борода?)) Вроде загинул, а может и есть где… |
| Александр Чашев | 19.06.16 12:33 |
| Сказка породила литературу. Неблагодарными бывают дети. Ныне жанр сказки воспринимается многими литераторами как нечто легковесное, слишком простое. Но ведь за этой кажущейся «простотой» многие тысячи лет жизней наших земных предшественников. Они вложили в передаваемые из уст в уста, из поколения в поколение легенды и сказки частицы своих душ. В них читаются их думы, чаяния, судьбы и живёт душа народа.
О добре и зле говорится в написанной по мотивам коми фольклора сказочной повести. Ёма воюет за своё, Йиркап добивается мира. Добро всегда с миром. Мудрая сказка, красив и напевен её язык, живая душа народа коми живёт в повести. |