«НЕТ ВОЛШЕБСТВА СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ЛЮБОВЬ…»
(О премьере волшебной сказки «Аленький цветочек» в честь юбилея её создателя писателя-земляка С.Т. Аксакова в Оренбургском государственном областном театре кукол)

1.

В одной из последних музыкальных передач молодёжная вокальная группа по-своему интерпретировала патриотическую песню советских времён. Точнее сказать, представила её не по-своему, а в нынешней модной попсовой манере с явным шаржированием одежды и внешних атрибутов незабвенных лет.

Тут же присутствовала и автор песни замечательный композитор Александра Пахмутова. Когда спросили об её отношении к такому «переосмыслению» произведения, она сдержанно охарактеризовала произошедшее как пародию. И задалась недоумённым вопросом: «Зачем же так-то?!». И предложила юнцам: «Если хотите петь в такой манере, пожалуйста, сочиню для вас новое и в таком виде…».

Замечено: сегодня молодые творцы переделывают всё подряд на иной лад. В том числе, и классику. В том числе, сказки. В частности, сказку «Аленький цветочек».

Приведу лишь два примера из виденного мной ранее.

В одном из областных драматических театров, носящем звание академического (?!), спектакль "Аленький цветочек" поставили по пьесе Браусевича и Карнауховой. В представлении никак не угадывался смысловой стержень, заложенный в сказке, потому что никак не показывалась доброта Алёнушки (так назвали главную героиню драматурги, хотя, очевидно, не слу­чайно Аксаков вослед за народом не дал сёстрам имён – ясно, что важнее показать их возраст: две старших и младшая!).

Благородное желание Младшенькой пойти к лесному Чудищу показано скороговоркой и как её очередной каприз, чудачество, коих качеств у девушки по сказке Аксакова нет.

Непонятно также было, для чего в спектакль введены лешие. Их вмешательства в события на сцене всегда представлялись независимыми от основного сюжета и действий от истории с аленьким цветочком. Создавалось впечатление: зрителя развлекают и дурачат… В том числе, и песенками, потому что пели их эти нечистые в стиле современного рока под электроаккомпанимент.

Баба-яга слегка похожа на Аллу Борисовну Пугачёву, и даже песни пела на тот же ма­нер примадонны – с криком и хрипотцой.

Горько и стыдно видеть, как сегодня всеми видами искусств в России транслируются и лёгкость, и небрежность, и пошлость душевных человеческих свойств.

В нынешних фильмах-сериалах – в боевиках и детективах. Впрочем, и в киносказках. Как и в одном из фильмов по сказке «Аленький цветочек», если не изменяет память, в постановке И. Полоцкой по сценарию Н. Рязанцевой …

Уже в титрах начинается метаморфоза: в них нет упоминания об имени писателя и тем более о ключнице Пелагеи. Там сказано довольно расплывчато: "По мотивам русских сказок о красавицах и чудищах". Тогда спрашивается: почему этой мешанине дано название «Аленький цветочек»?! Спекуляция на признанном шедевре?!

Весьма эпизодич­ны в фильме роли старших дочерей Купца. А ведь они-то по сказке столько значат в судьбе младшенькой, что, пожалуй, не действуй они во зло, не было б счастья у младшенькой.

Зачем-то введён "старичок непростой" (насколько известно, ни в одной сказке такого типа нет). Говорю "зачем-то», потому что ему отводится непонятная и странная роль старичка-пустячка. Вот что он, к примеру, делает: ни за что, ни про что вру­чает купцу то венец золочённый, то зеркальце чудесное для стар­ших дочерей. По сказке же эти гостинцы стоят ой-ой как дорого! Спрятаны они " в терему каменном высоком и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажень, за семью дверьми железны­ми» – ог o -го, какие страхи пришлось преодолеть купцу!. «Да для моей казны супротивного нет", – с достоинством говорит купец.

Загадочность старичка мнительна. Никакой он не загадочный. Глупо­ватым кажется. Ну, вот скажите, что это за ответ на довольно прозаи­ческий вопрос при первой его встрече с купцом, когда подошёл он «у огня побыть».

– Как звать тебя? – зачем-то спрашивает купец. И тот невпопад отвечает:

– Назови, как хочешь…

Он спрашивает дочку: «Зачем ты хочешь ехать?». А она, «умничка», отвечает, что ничего не боится, что "умеет волков отваживать".

А он издевается над ней:

– А ты волка-то когда-нибудь видала?

Или такой примитив в беседе старичка с волшебницей:

– А я смотрю: откуда такой сквознячишко?

– А ты все ворчишь, старичишко?! – тем же сквозняком проносится мимо волшебница.

Что это за ответ? Ради сомнительной рифмы «сквознячишко-старичишко»?

Бр-р, и это фольклор?

Ещё одна серая бытовка:

– Клюёт? – спрашивает купец рыбака-старичка.

– Рыбу распугаешь! – ворчит тот по-семейному, как будто родственнику, хотя даже не знаком с человеком и не отвечает на вопрос ему, который никакой обиды ему не нанёс.

И еще странный диалог тех же персонажей. Купец, неизвестно для чего, спрашивает старичка про зеркальце:

– Где взял?

– Шёл-шёл да нашёл…

Экая несуразица! Ну, если нет никакой тайны, так зачем авторам сочинять этот пустой разговор?

И такие примеры можно приводить бесконечно…

Помню, как-то также по телевизору был показан фильм по любимой мной с детства сказке «Фенист – ясный сокол». В нём, правда, меньше бытовщины и примитивизма. Зато под крышей одной сказки (великолепной!) собрали не менее пяти сюжетов из других сказок, в том числе сю­жет из "Аленького цветочка". Причем, этот эпизод там выглядит убеди­тельнее, нежели в новой версии сказки с этим названием. Зато нет никакого Фениста – ясного сокола…

 

2.

Вот почему, собираясь посмотреть спектакль по «Аленькому цветочку» (автор инсценировки – Вадим МАКИН ) в Оренбургском кукольном театре, заранее напрягался: неужели и здесь не упротивились искушению «осовременить» классический вариант русской сказки, бережно записанной писателем Сергеем Тимофеевичем Аксаковым со слов ключницы Пелагеи?! Неужели покусились на святое даже в год юбилея нашего знаменитого земляка?!

И вот радость! Радость узнавания классического приступа (говорят, это словечко часто употреблял писатель, начиная новое произведение): «В некиим царстве, в некиим государстве жил-был…» - такими словами встречает зрителей эта сказочница (актриса Наталья АКИМОВА), выходя вживую перед кукольной декорацией. И хотя в современных изданиях старинное слово «некиим» поясняется, его значение не только легко понимается, но и ласкает слух и сердце протяжным родным говором.

Драматург из Нижнего Новгорода Влад Макин и молодой оренбургский режиссёр Вадим СМИРНОВ аккуратно следовали отечественным сказовым традициям, точно запечатлённым Аксаковым.

Здесь, как и в большинстве русских народных сказок, младшая дочь пользуется особой любовью родителей (в этом случае – отца), а старшие по ревности-зависти к ней недобры. Поэтому в спектакле старшие дочери часто попадают в неловкие обстоятельства. Как режиссёрскую находку считаю сцену перетягивания с больныи ударами о пол на концах упавшей и ставшей качелью лестницы, то одной, то другой старших купцовых дочерей. Причём, происходит это как бы в наказание за злобу, когда они переводят стрелки часов так, чтобы младшая не смогла точно определить время и упустить срок возвращения её из дома к Чудищу. И тем самым погубить Чудище лесное.

Особенность кукольного спектакля в том, что он не дожжен быть долгим (детям же предназначен!). И тогда для сокращения некоторых действий в «Аленьком цветочке» удачно вводятся пояснения рассказчицы Пелагеи. Причём, удача и в том, что для этого используется стихотворная форма с добрым использованием стилистики народного говора.

Явно, для того, чтоб эти пояснения не были длинными только от одной рассказчицы, авторами удачно введён новый персонаж: такой, знаете ли, шаловливый Котик, вступающий в шутливые разговоры, разряжающие тревогу и страх Купца, и его младшей дочери, оказавшихся в чужом, неуютном владении Чудища. Между тем, он как бы подготавливает и героев действа, да и юных зрителей к встрече с очень страшным на вид хозяином.

В музыкальном оформлении (композитор Дмитрий СМИРНОВ ) постановщики ушли от искушения осовременить старинную сказку громом модной ныне электромузыки. Почти все мелодии выполнены в старинном народном стиле. Правда, заключительная песня исполнена в манере современной эстрады. Но она спокойна и поэтична, с рефреном «Нет волшебства сильнее, чем любовь…» и подчёркивающая основной смысл сказки.

После первого спектакля на родной сцене (до этого с ним ездили в родовое поместье Аксаковых и в Бугуруслан) мне удалось по-доброму поговорить с режиссёром и исполнительницей роли ключницы Пелагеи.

Было приятно ощущать, что они самокритично относятся к своей работе. И мы общими усилиями выявили некоторые шероховатости в премьерном показе.

К примеру, возможно, не очень чётко была обозначена позиция старших дочерей во время решения, кому же отправится к Чудищу и надо ли вообще это делать. В сказке «стали уговаривать меньшую сестру старшие, чтобы не ворочалась она к зверю лесному чуду морскому. «Пусть-де околеет, туда и дорога ему… И прогневалась на сестёр старших дорогая гостья, меньшая сестра». А до этого только младшенькая, как говорится, не раздумывая, заявляет, что она возвращается туда вместо отца любимого. В этом, в уважении к родителям – традиционная национальная идея классического искусства.

Говорили мы и о том, что в некоторых репликах и поведении младшенькой проскальзывает некоторая капризность и даже грубоватость.

« А я хочу его видеть!» - показывает она Котику свой норов . «Я обиделась…» - выговаривает хозяину дворца. «Обманщик!» - обзывает. «А вот если… то не останусь…» , - невежливо ставит она условия. По сказке же всё-таки она скромная это девушка. «Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного!..» - обращается она к Чудищу в оригинале сказки.

Ведь и полюбил ей страшный зверь лесной, по сути, заколдованный принц, потому, что она была с ним ласкова с ним и заботлива к нему: «Начала его будить потихоньку – он не слышит, принялась будить покрепче, схватила его за лапу мохнатую», - говорится в сказке, давая понять, что она ещё и смела в желании помочь. «Ты одна полюбила меня чудище противное, безобразное», - отзывается он потом, проснувшись.

В этом видится отражённый в отечественной классике идеал любви женщины, в жалении несчастного, убогого…

В спектакле недостаточно упора на том, что и возвращается у Чудища облик Принца от такой настоящей любви. Почему-то подчёркнут только по-девчоночьи несдержанный восторг от предложенных ей богатых нарядов и вкуснейших яств во дворце Чудища.

Конечно, желая удержать полюбившую его «красавицу писаную», хозяин мог предлагать всё это ей. И заветный аленький цветочек тоже, кстати. Однако, почему-то по спектаклю ей предложено сразу несколько таких цветочков. Да, наверно, можно домыслить, что в волшебном обиталище таких цветов тоже растёт немало. Но ведь недаром же в оригинале сказки действует только один-единственный.. И только потому, несомненно, что именно этот экземпляр и есть знак истинной человеческой любви, проявляющийся в отношении к любимому несмотря ни на что - ни на внешнее уродство обожаемого по сердцу человека, ни старость родителя своего!

И всё же, несмотря на эти мелкие неточности трактовки оригинала сказки, главное свершилось, основа осталась и исполнена искренне, мастерски. Даже, можно сказать, героически при нынешнем потоке безобразного обращения с народным достоянием в сфере культуры.

 

Александр СТЕПАНОВ,
заслуженный работник культуры,
лауреат Международной премии Международного Фонда «Филантроп» за 2010 год
в номинации «за сохранение народных традиций в искусстве».


Комментариев:

Вернуться на главную