|
I В моём рабочем кабинете стоит один-единственный книжный шкаф, который очень дорог мне. Книг в доме много, они стоят в других комнатах на книжных полках. Но этот – особенный. Даже друзья-приятели, которые приезжают ко мне, прозвали его ласково «забайкальским». В нём стоят книги и журналы участников и руководителей семинара молодых писателей Сибири и Дальнего Востока, который прошёл в Чите с 6 по 16 сентября 1965 года. Открываю его. Вот книга Геннадия Машкина «от мала до велика», изданная в Иркутске. Автограф автора: «Эдуарду Константиновичу с авторским, тёплым, сибирским приветом. С пожеланием творческого фарта на сложных путях творчества и чудотворчества! Г.Машкин». Геннадий Николаевич прислал эту книгу мне в подарок ко дню рождения. В сборнике есть и повесть «Синее море, белый пароход», уже давно ставшая одной из любимых книг юных читателей не только в России, но и во многих зарубежных странах. Рядышком с книгами Машкина стоят книги Александра Вампилова. Его «Утиная охота» - бессмертная пьеса. Это классика. Вампилов написал всего пять пьес, но стал одним из лучших драматургом страны. Вот книги Евгения Куренного: «Белан», «Осенняя сухмень», «Поезд на рассвете». На семинаре я искал молодого прозаика из Читы, хотелось познакомиться с ним. Его Рассказ «Белан», опубликованный в читинской областной газете «Забайкальский рабочий», буквально покорил меня – начинающего разводить голубей. Нашёл я Куренного в группе прозаиков, где руководителями были Семён Шуртаков и Виктор Астафьев. Рядом стоят несколько книг Вячеслава Шугаева и «Роман-газета», где опубликован он. Я помню, как прошло «на ура!» обсуждение его повести «Бегу и возвращаюсь». Повесть была встречена очень тепло. Председатель правления Союза писателей РСФСР Леонид Сергеевич Соболев назвал Шугаева сложившимся писателем, а центральный образ повести – открытием в современной литературе. Достаю с книжной полки несколько тонких книг стихов молодых поэтов Забайкалья, которые помещены в одной кассете под названием «Бригада», выпуска 1964. Вот книжечка стихов корреспондента областной газеты «Забайкальский рабочий» Ростислава Филиппова. Это была запоминающаяся личность семинара: почти двухметрового роста и, кроме этого, руководитель первого семинара поэзии Дмитрий Ковалёв сказал о читинском гиганте следующее: «Нас очень порадовал Ростислав Филиппов. Это цельный поэт». Биография у всех на семинаре интересная, но у него не только биография, у него творческая биография». Но и ещё на этом семинаре Ростислав стал своеобразным символом. Таким я его и запомнил на Празднике книги, на центральной площади Читы им. В.И. Ленина. Задолго до выхода писателей к читателям начался книжный базар. И вот с группой писателей к центру площади прошёл Леонид Сергеевич Соболев. В ту же минуту на площадь въехали две машины: на одной – эмблема семинара – сине-белый транспарант с голубем на острие пера на фоне раскрытой книги с надписью «Сентябрь-1965». На другой машине – стилизованный Рыцарь Книги (Ростислав Филиппов) с огромным пером вместо копья и с хозяйкой книжного базара – Дульсинеей Читинской (Диной Стейскаль - преподавателем культпросветучилища). В дальнейшем Ростислав в полной мере оправдал сказанные в его адрес добрые слова –напутствия на семинаре. Был Ростислав Владимирович и председателем иркутского отделения Союза писателей России – крупнейшей организации Сибири. Особняком стоят книги моего земляка-прозаика Николая Тихоновича Ященко. Беру в руки дилогию «С отцами вместе», состоящую из двух повестей «Босоногая команда» и «Искры не гаснут». Эта книга о нашем родном с автором небольшом городке – станции Хилок. Дети рабочей окраины железнодорожного посёлка в годы гражданской войны, всеми своими силами борются с мятежными чехами, головорезами атамана Семёнова, японскими интервентами, американцами, своими местными буржуями. Они упорно ищут своё место в борьбе. И находят, когда их наставниками, руководителями становятся отцы, старые рабочие, большевики. Николай Тихонович сыграл в моей жизни большую роль. Однако, по порядку. Жил я в городе Хилок. На литературной карте Забайкалья надо чётко отметить Хилокский район, который дал плеяду замечательных поэтов и прозаиков, имена которых вошли достойно не только в российскую литературу, но и советскую. На стации Хилок в 1928 году окончил семилетнюю школу Дамдижанов Цырен-Доржи, и после этого начинается его трудовая жизнь, богатая и разнообразная. Работал редактором республиканской газеты, директором книжного издательства, министром культуры республики Бурятия, начальником управления Совета Министров Республики. Автор семи сборников рассказов и повестей. Был награждён орденом Монголии «Полярная звезда». Жимбиев Цыден-Жан родился в селе Кусота Хилокского района. Автор сорока книг поэзии и прозы, изданных на бурятском и русском языках. Он первый выпускник Литературного института из писателей Бурятии. Был президентом Ассоциации Детских творческих работников монголоязычных народов. Мунгонов Барадий также родился в селе Кусота. Окончил Высшие литературные курсы. Автор многочисленных сборников рассказов и очерков. Наиболее полно проявился талант писателя в многоплановом романе «Хилок наш бурливый», изданном в 1959 году и ставшим заметным явлением в бурятской литературе. Роман неоднократно издавался в Москве, вышел в «Роман-газете», лауреат Государственной премии Бурятии. А Виктор Брониславович Лавринайтис долгое время жил и работал лесообъездчиком на станции Магзон Хилокского района. Повесть «Падь золотая» неоднократно издавалась в Москве и была любима тысячами школьников нашей советской страны. С этим удивительным лириком в прозе связана целая эпоха забайкальской литературы. Николай Тихонович Ященко родился и вырос на станции Хилок, автор многих книг о комсомольцах и пионерах Забайкалья. Первый лауреат премии Читинского обкома ВЛКСМ. Награждён орденом «Знак почёта». Николай Александрович Юрконенко родился в Хилке, закончил здесь же среднюю школу, профессиональный лётчик, прозаик. Одно время, с 1998 по 2000 годы, возглавлял Читинскую писательскую организацию. Так вот и жил я в Хилке. Это недалеко от Читы. Работал на железнодорожной станции слесарем по ремонту вагонов да ждал призыва в армию. Ещё со школьной скамьи писал рассказы. Однажды взял домашний адрес известного писателя-земляка Ященко у его племянницы Веры, с которой я учился в одном классе, и послал Николаю Тихоновичу несколько своих рассказов. Он благосклонно отнёсся к моим опусам, доброжелательно разбирал их, рекомендовал мне литературу для чтения, поругивая за хулиганское юношеское поведение – в курсе дела держала его племянница – и, конечно же, советовал учиться. Перед семинаром я послал Николаю Тихоновичу свою новую небольшую повесть о работе железнодорожников, которую он разгромил, назвав её поверхностной, но вдруг, не успев впасть по этому поводу в уныние, получаю от Ященко приглашение приехать в Читу. При встрече Николай Тихонович сказал: «Не обижайся, но ты ещё творчески не дотягиваешь до участия в семинаре. Поэтому вот тебе гостевой билет. Настаиваю, чтобы ты поучаствовал в работе секции прозы. Их пять. Выбирай любую. Руководители опытные, известные прозаики. Будет тебе хорошая литературная школа, потом ещё будешь благодарить меня… Выше нос, Анашкин!..» Как же он оказался прав, дорогой мой Николай Тихонович, строгий и взыскательный, но при этом – такой доброжелательный наставник. Ященко на семинаре я видел часто. То вот он в Окружном Доме офицеров, то на площади, то в здании медицинского института, где занимались семинаристы, то в гостинице. Когда мне удается побывать в Москве, я первым делом направляюсь по Комсомольскому проспекту к Правлению Союза писателей России, поднимаюсь на второй этаж и останавливаюсь около бюста первого председателя Правления Союза писателей России, Леонида Сергеевича Соболева. Я благодарю его за всё добро, что он сделал для писателей России. Однако вернёмся в Читу. От имени организаторов семинара – ЦК ВЛКСМ и Правления Союза писателей РСФСР – участников форума приветствовал Леонид Сергеевич Соболев: «Пожалуй, только здесь я понял значение и масштаб встречи, которую мы с вами начинаем сегодня в гостеприимной столице Забайкалья Чите. Она как радушная хозяйка встретила нас лазоревым сибирским небом и улыбками горожан…». После столь лирического начала Леонид Сергеевич определил направление семинара: «Литературное произведение существует в неразрывности понятий мастерства идейности». Та сложная мозаика, которая предстала перед нами в произведениях участников семинара, выражает окружающую нас современную жизнь великой Сибирской страны, Приморья, Дальнего востока…». Речь Леонида Сергеевича была выдержана в духе того времени, когда отечественная литература была во многом связана с идеологией строительства великой страны. Пока писатели общались, читатели тоже времени не теряли – незабываемым событием для Читы стал праздник книги. Задолго до выхода писателей к читателям начался книжный базар. На стоящих тут же персональных именных столиках продавались авторские книги, а сам автор сидел тут же и, буквально не разгибая спины, давал автографы читателям. Тут же книги штамповались памятными экслибрисами, тут же заводились знакомства писателей с читателями. А читатели в Чите тогда (надеюсь, что и сегодня!) были особенные, с особым чувством художественной красоты и правдивости слова и отзывчивостью на него. Наверное, не случайно уже в самом названии города «Чита» звучит эта тяга к чтению. Кто-то из великих людей сказал, что воспоминания – это не пожелтевшие листы и реликвии, а живой трепещущий мир… Помнится, я подошёл к столику председателя Правления Читинской писательской организации детского поэта, купил его книгу «Говорящие каракули», куда автор вписал мне тёплый автограф. Обратив внимание, что под мышкой я держу не так уж много книг, Георгий Рудольфович посоветовал мне присоединиться к группе молодых парней: «Может, они тебе какие-то книги подарят…». Ребята, стоявшие тесным кружком, вели запальчивый спор. На моё приветствие почти не отреагировали, горячо обсуждая какой-то рассказ. Я пригляделся, прислушался к спору и понял, что речь идёт о рассказе вот этого кареглазого, с юношеским овалом лица и такой, на мой взгляд, неуместной на его лице бородой парня. Это был Геннадий Машкин. А рядом, горячо жестикулируя в пылу спора, стояли Дмитрий Сергеев, Вячеслав Шугаев, Александр Вампилов и молчаливый, как мне показалось – глядящий исподлобья своими чёрными пытливыми глазами Валентин Распутин. К нему я и обратился с просьбой подарить книгу. Распутин как-то по-детски улыбнулся: «Пока не могу. Вот выйдет книга – тогда и подарю с радостью…». Так состоялось моё знакомство с будущим классиком отечественной литературы. «Хорошими воспоминаниями надо дорожить, не так уж они многочисленны», - сказал как-то после семинара один из руководителей группы поэзии Марк Соболь. Дорожа ими и с помощью дневника, который я веду с детских лет, решил записать их спустя много лет… Вечером по Чите гуляло шутливое выражение директора издательства «Молодая гвардия» Юрия Верченко, что Чита вышла на первое место в стране по количеству писателей на душу населения. …Через месяц после «Забайкальской осени» меня призвали в ряды Советской армии. Служил там же, в Забайкалье, в учебном подразделении Читы, а затем в Борзе, Даурии. Чёртовски повезло со службой – в частях была добрая, обширная библиотека, в том числе современной литературы, и я имел возможность много читать и следить за выходящими книгами. У Валентина Распутина вышли книги в Красноярске и Иркутске, затем появились публикации в журналах «Сибирские огни» и тоненьком ещё тогда журнале, которому предстояло стать одним из ведущих русских журналов, «Нашем современнике». Я тем временем отслужил в армии, поработал секретарём комсомольской организации в вагонном депо у себя на родине – в городе Хилок, писал, начал публиковаться. А потом переехал на постоянное место жительства в Поволжье, где живу и по сей день. Но и расставшись волею судеб с родной Сибирью, продолжал пристально следить за творчеством Валентина Распутина, Вячеслава Шугаева, Александра Вампилова, Геннадия Машкина. По-землячески и по-читательски – как читатель и как читинец – радовался за них. Но вернусь всё же в ту «Забайкальскую осень-1965», чтобы рассказать про рабочие будни семинара. Проходил он в аудиториях медицинского института, двенадцать творческих групп работало на нём. Пять групп – прозаиков, пять – поэтов, и две группы драматургов. Мне посчастливилось принять участие в работе двух прозаических групп, где руководителями были Франц Николаевич Таурин и Борис Александрович Костюковский – первый ответственный секретарь Читинской Писательской организации, со дня её образования, и уроженец Кемеровской области, прозаик Владимир Алексеевич Чивилихин. Нас семнадцать человек присутствует в аудитории, где творческими руководителями были Франц Таурин и Борис Костюковский. Около часа слушаем рассказ двадцатилетнего геолога, приехавшего на семинар в Читу прямо с берегов Угрюм-реки – Бодайбинского прииска – Геннадия Машкина. Рассказ называется «Под парусом». В аудитории – и председатель правления Союза писателей РСФСР Леонид Соболев. Руководители и семинаристы работают больше трёх часов кряду без всяких перекуров. Точно подметил впоследствии Борис Костюковский: «У нас была исключительно дружеская обстановка. В эти несколько дней и ночей, когда приходилось работать весь день, а руководителям семинаров ещё и ночью, читая произведения семинаристов, - мы все очень подружились… Интересно было на всех семинарах, но меня почему-то особенно тянуло на первый этаж в 32-ю аудиторию. Там работала группа прозаиков под руководством Владимира Алексеевича Чивилихина. В группе были: П. Неделин (Абакан), Д. Сергеев (Иркутск), Д. Стахорский и В. Битюков из Читы, Ю.Дерфель (Якутск), В. Распутин (Красноярск), Г.Кузнецов (Якутск), а также приглашённым был читинец И.Палкин. Владимир Алексеевич Чивилихин оценивал своих подопечных по степени значимости и относил к трём группам. К первой он отнёс тех, чей уровень литературной подготовки был невысок и кого пригласили участвовать в семинаре как бы авансом. Однако и на них маститые писатели-руководители времени не жалели. Добрые советы ведь никогда не пропадают даром. Во вторую группу попали семинаристы, пишущие умело, даже профессионально, но, как говорили тогда, «не заставляющие читателя переживать, не допускающие под черепную коробку ежа». А третья группа – это открытые на семинаре таланты. К ним принадлежал, прежде всего, Распутин, чей рассказ «Ветер ищет тебя», Владимир Алексеевич прямо из Читы продиктовал в Москву по телефону в редакцию «Комсомольской правды».Потом я узнал, что 9-го сентября у книжного киоска около Окружного Дома офицеров ещё до открытия его выстроилась длинная очередь. «Комсомольская правда» шла нарасхват, многим даже не хватило. А 10 сентября в №37 «Литературная Россия» дала рассказ Валентина Распутина «Я забыл спросить у Лёшки». К этому приложил руку сам Леонид Соболев. Это были первые публикации Валентина Распутина в Москве. «Ещё очень молодой, весь в поисках, иногда удачных, иногда неудачных… Мы имеем дело с редким дарованием, он привлекает углублённой психологичностью, смелостью, с которой берётся за сложные вещи. В языке у него нет бесцветности, бесполости, фразы иногда сложные, но они сработаны из точного лексического материала. Мы верим, что из него получится хороший писатель…». Да и сам Валентин Григорьевич в дальнейшем так сказал о форуме: «Я был участником Читинского семинара, благодаря ему я стал писателем, потому что неизвестно, как сложилась бы моя судьба, не получи я одобрения первым своим рассказам в Чите в 1965 году. Для меня поэтому читинский семинар – одно из самых памятных и этапных событий в жизни». На заключительном заседании семинара Владимир Чивилихин точно предсказал: «Мне почему-то кажется, что великий художник, которого мы с нетерпением ждём, придёт из Сибири. В Сибири есть всё: язык нетронутый, есть правда особая, бодрящая, которая зовёт не к созерцанию, а к действию. В Сибири сосредоточены политические, экономические, моральные и другие проблемы. В Сибири характеры крепкие, крупные, которые отражают психический склад сибиряка. Наконец, Сибирь живёт на земле, дорогой для всех народов. И в Сибири сложнее, чем где бы то ни было. Мы уверены, что именно Сибирь даст художника, которым будет гордиться человечество…». Эти слова Владимира Алексеевича Чивилихина оказались поистине пророческими, потому что таким художникам, как показало время, оказался участник читинского писательского форума, ставший впоследствии Героем Социалистического труда, лауреатом государственных и многих других премий, писатель-сибиряк Валентин Григорьевич Распутин.
II Распутин выполнил своё обещание, данное мне на центральной площади Читы: подарил мне книгу... и не одну. В моём «забайкальском» книжном шкафу очень много книг Валентина Григорьевича с дарственными подписями. Книги, изданные в Москве и Иркутске, Калининграде и Китае, много журналов с его произведениями. Среди книг Распутина стоит и моя книга рассказов и повестей «Запрягу судьбу я в санки», предисловие под названием «На добро – добром» написал Валентин Григорьевич. Кроме этого сохранились письма Распутина ко мне, телеграммы. Мы часто встречались с Валентином Григорьевичем в Москве в Союзе писателей на Комсомольском проспекте, в Доме творчества в Переделкино. Эти встречи мне были не только радостны, но и поучительны. Распутин ко мне всегда относился по-братски внимательно и дружески-нежно. Вот его тоненькая книжка, изданная на простой бумаге без переплёта в Иркутске в 1981 году. Этот рассказ – «Уроки французского» – с такой дарственной надписью: «Эдуарду Анашкину с низким поклоном за своё давнее и былое. В Распутин». Рассказ посвящён Анастасии Прокопьевне Копыловой, матери друга Распутина Александра Вампилова, талантливому педагогу и замечательному человеку. Впервые рассказ был напечатан в трёх номерах иркутской областной газеты «Советская молодёжь» в августе месяце 1973 года, а в 1978 году на телеэкраны страны вышел фильм режиссёра Евгения Ташкова «Уроки французского», который на Восьмом Всесоюзном телевизионном фестивале в Баку в 1980 году получил Большой Приз фестиваля. В 1980 году московская фирма грамзаписи «Мелодия» записала на грампластинку рассказ Распутина «Уроки французского». Счастливая судьба у этого рассказа: он был издан отдельной книгой в Москве в издательстве «Советская литература», а затем в издательстве «Детская литература». Валентин Григорьевич так говорит о создании своего рассказа: «Я описал своё детство в рассказе «Уроки французского». Конечно, есть вымысел, учительница не играла со мной на деньги, но учительница на самом деле присылала мне посылки с макаронами. Я ими кормился. И потом, когда стал писать рассказ, одних макарон для сюжета явно не хватало, пришлось выдумывать. И вся деревня так жила, думаю, вся крестьянская Россия так жила...». В моей папке под названием «Уроки французского» Валентина Распутина» собран большой материал об этом рассказе. Здесь высказывания критиков, прозаиков, материалы с диспутов и вечеров по этому рассказу, но мне ближе всего высказывание иркутского критика Валентины Семёновой, написано коротко, ёмко, ярко: «Уроки французского», на самом деле – это уроки русской жизни, принявшей тягостное, неласковое русло. Конец сороковых, послевоенные годы, Сибирь... Одиннадцатилетний отрок получает первый опыт пути против течения. Путь этот удивителен тем, что не стал жёстким ответом на жестокость времени. Противостояние шло по другой линии: выдержка, терпение, преодоление себя. Что заставляло его так держаться? Детская душа – как зерно, из которого прорастают побеги будущего характера. И видно по всему, душа героя рассказа «Уроки французского» была изначально рождена вместе с совестью. Совесть повела от первых уроков к «заданию на жизнь» – именно так было осознано писательское призвание автором «Матёры» и «Моего манифеста». Заданием стала неколебимое стояние за тысячелетнюю Россию – с её Сибирью, Байкалом, Сергием Радонежским, с её литературой, уронить величие которой нельзя, как нельзя утратить доверие учителей. Уроки горькой правды о дне нынешнем превозмогаются уроками любви, веры в преодоление отчаяния, веры в то, что наступит подъём духовных сил народа, и он не поддастся натиску материалистического мирового порядка... Главный урок Распутина: зло побеждается не злом, а накоплением и единением сил добра, и победить можно...». Я очень долго искал прототипы рассказа - «учительницу французского языка» Усть-Удинской средней школы Лидию Михайловну Данилову. И помогла мне её следы найти собственный корреспондент центральной «Российской газеты в Поволжье» Валентина Зотикова. Она, оказывается, уже писала о Лилии Михайловне, встречалась с её младшей дочерью, живущей в Нижнем Новгороде, Татьяной Пономарёвой. Так у меня появилось много письменного материала и фотографий учительницы. А Валентина Васильевна разрешила даже воспользоваться её материалом о Лидии Михайловне. Родилась Лидия Михайловна Данилова в 1929 году в Москве, в Орликовом переулке. В 1937 году семье пришлось поменять адрес, когда отец – сотрудник наркомата лёгкой промышленности – чтобы избежать участи сослуживцев, попавших в жернова репрессий, отправился работать в далёкое Забайкалье, в город Сретенск, который расположен на красивой реке Шилке. Здесь же окончила среднюю школу и поступила на факультет французского языка Иркутского Государственного педагогического института. А после завершения учёбы получила направление на работу в таёжный райцентр Усть-Уда. Здесь ей предстояло учить ребятишек французскому языку в местной средней школе. И конечно, тогда вышагивая в туфлях на каблуках по тротуару, сделанному из сосновых досок, молодая учительница с чемоданом в руке, вовсе не догадывалась, что этот глухой сибирский посёлок станет особой вехой в её жизни. Не показывая в классе, что первое время, как писала она впоследствии в письме местному краеведческому музею (и честь ей и слава, что не скрывала этого), «плакала по ночам и проклинала день и час, когда сошла здесь с парохода». Поначалу ей самой пришлось многому учиться – носить воду из колодца, топить печь, колоть дрова. Но начинался день, и она, легка и молода – как подлинная француженка. И никто не видел ни слёз, ни проклятий, а только любовь и счастливое служение. Конечно, ей трудно было перебороть собственный страх и неуверенность. И было отчего: новенькую «француженку» назначили классным руководителем самого «хулиганского» в школе восьмого «б», в котором из двадцати шести учеников шестнадцать были «двоечниками». «Я поначалу боялась их, как чёрт ладана», – признавалась она спустя годы. К счастью, сами сорванцы-подростки в поношенных ватниках с холщовыми сумками, глядя на свою всегда спокойную и строгую «классную даму», не догадывались об этом. А вскоре жители Усть-Уды перестали жаловаться директору школы на их выходки – когда ребята после уроков не болтались по улицам. Лидия Михайловна организовала для них драматический кружок. Через год класс было не узнать: за это время ей удалось не только подтянуть успеваемость, но и подружиться со своими учениками – хотя иногда это считалось «непедагогичным». Как об этом здорово сказано в стихотворении «Уроки французского» поэтессы Надежды Мирошниченко из Сыктывкара: Уроки французского! Тёмный заснеженный вечер. Он так одинок, этот мальчик, и так простодушен. «Учителке» страшен далёкий раскат канонады, А юная девушка, странная, словно из книжки, Уроки французского – памяти сладкая дрёма, Одним из немногих, кто не доставлял Лидии Михайловне хлопот, был Валя Распутин – тихий скромный мальчик с последней парты. Хотя ему, оторванному от родного дома, в полуголодные послевоенные годы приходилось куда сложнее, чем одноклассникам. И молодая учительница хорошо это знала. – Мама всегда уверяла, что никакой особой роли в судьбе будущего писателя она не сыграла, – вспоминает младшая дочь Лидии Михайловны, живущая ныне в Нижнем Новгороде Татьяна Пономарёва. – Незадолго до её отъезда был такой случай: ребята решили сделать ей подарок празднику, но не знали, что выбрать. Тогда они просто собрали деньги. А мама была удивительный человек, когда ей дарили, к примеру, книгу, она тут же старалась подарить что-то взамен. Конечно, отказалась: «Ребята, я не возьму». Те обиделись: «Мы же от чистого сердца! Что же теперь – обратно раздавать?..»Тогда она сказала, что ей будет очень приятно, если они помогут однокласснику Вале Распутину – он лежал в больнице… «Да разве он возьмёт? Вы же знаете – он у нас гордый, хоть и тихоня». Но мама нашла выход: по её совету, дети сказали, что деньги – от родительского комитета.. «Будешь работать – вернёшь». Уж не знаю, кто рассказал потом ему всю правду. Знаю лишь, что долг тот он школе отдал. К тому времени в жизни молодой учительницы произошли важные перемены: там же, в Усть-Уде, она ознакомилась с парнем – горным инженером Николаем Молоковым, полюбила его и вышла замуж. А вскоре уехала с ним в шахтёрский город Черемхово Иркутской области, куда супруг получил назначение на работу. Семейное счастье Лидии Молоковой было недолгим: в 1961 году в дом пришла беда – погиб муж… В тридцать два года она осталась вдовой с двумя маленькими дочками на руках. Мать её уже перебралась из Забайкалья к родственникам в Мордовию. Лидия Михайловна с детьми отправилась к ней. В то время в Саранске, в университете открылась кафедра французского языка, и Лидию Михайловну взяли на работу. – Первым нашим домом стала комната в преподавательском общежитии, - рассказывает младшая дочь Татьяна Пономарёва. – Размещались мы там с трудом: старшая сестра Ирина спала на диванчике, а я – вместе с мамой. Но я не помню, чтобы мама когда-нибудь унывала и жаловалась. Уже на склоне лет она как-то сказала мне: «Вот, все говорят – «тяжёлое время». А мне никогда не жилось тяжело!..». Однажды на факультете французского языка университета имени Огарёва пришла разнарядка: искали преподавателей для работы в Камбодже, и Лидия Михайловна сразу решила: «Еду! Молокова была хорошим педагогом, потому что в институте кхмеро-советской дружбы уже через год её назначили заведующей кафедрой, хотя там работали преподаватели из лучших вузов СССР. Заслуги Лидии Михайловны отмечены правительством этой страны: она стала командором камбоджийского королевского ордена. По завершении командировки в Камбоджу Лидию Молокову послали в Алжир. Там она преподавала в школе кадетов революции – заведении полувоенного типа, где учились дети, чьи родители погибли во время революционных событий. Дочери в это время учились в Подмосковье, в интернате Министерства иностранных дел – там находились дети, родители которых работали за рубежом. И когда Лидия Михайловна вернулась из Алжира, она получила, наконец, квартиру на юго-западе Саранска. В маленькой «двушке» на проспекте 50-летия Октября жили три поколения семьи Молоковых. Лидия Михайловна забрала сюда свою старенькую маму и свекровь, оставшуюся в том самом сибирском посёлке Усть-Уда. Когда её спрашивали, зачем взваливать на себя такую ношу, она отвечала коротко и ясно: «На меня мои дети смотрят». А последняя командировка Лидии Молоковой была во Францию, в парижскую Сорбонну, где она начала вести практические занятия на кафедре славистики. Там ей довелось познакомиться с литературным творчеством своего бывшего ученика. О Распутине она услышала на лекции о современных советских писателях. Тут же всплыл в памяти мальчик из далёкого сибирского райцентра: неужели тот самый? В Париже Лидия Михайловна часто приходила в магазин русской книги «Глоб», что в латинском квартале города. Один из визитов в магазин запомнился ей на всю жизнь. Она познакомилась здесь с актёром Владимиром Ивашовым, который приехал во Францию представлять знаменитый фильм «Баллада о солдате». Во время беседы с Ивашовым к ней подошла продавщица: «Вы интересовались книгами Распутина? К нам поступил его сборник!» Открыв пахнущий типографской краской томик, она пробежала глазами биографию автора, в оглавлении наткнулась на рассказ «Уроки французского» и, быстро пролистав страницы, стала читать… «Что с Вами? – спросил Ивашов, увидев, как лицо собеседницы внезапно покрылось красными пятнами, а в уголках глаз заблестели слёзы. А Когда Молокова сбивчиво объяснила, в чём дело, почтительно поцеловал её руку и тоже купил книгу. Лидия Михайловна написала автору прямо из Парижа, на конверте вывела так: «СССР. Иркутск. Валентину Распутину». А через некоторое время получила ответ: «Я знал, что ВЫ отзовётесь…». – Валентин Григорьевич удивительный человек, – вспоминает дочь Татьяна. – Свои письма к маме он подписывал: «Ваш старательный и бестолковый ученик» или просто «Ваш Валя» и постоянно звал её в гости. Мама воспользовалась его приглашением. Вернувшись, рассказывала, с каким теплом встречали её хозяин и его супруга Светлана Ивановна, милые скромные люди, о настоящем сибирском угощении – пирогах с рыбой и особом «немещанском» уюте в их доме. Продолжал он писать маме и потом, когда она переехала из Саранска в Нижний Новгород – поближе ко мне, внучке Кате и правнуку Артёму. Затем мама тяжело заболела и уже не могла писать, и Валентин Григорьевич звонил, чтобы справиться о её здоровье. В семье Лидии Михайловны Молоковой бережно хранят её архив. В толстой стопке писем от писателя последней лежит телеграмма: «С болью в сердце узнал о кончине Лидии Михайловны, моей дорогой учительницы и мудрой наставницы. Не стало её, и тяжесть до конца моих дней легла на сердце и душу. Поклонитесь ей в последние минуты и от меня тоже…». К этому времени Валентин Григорьевич Распутин – выходец из далёкого иркутского села – стал писателем: русским, советским и мировым… Каждый год с весны до осени Распутины жили в Иркутске, а зимой – в Москве. В Иркутске они большую часть времени проводили на даче. Скучали без дочери Марии, ждали её. Ждал её и город. Как обычно, приезжая летом домой, давала она концерт в органном зале. Дочь у Распутиных – третий ребёнок у родителей – была их радостью. Первым в семье появился сын Сергей. Второй сын, Роман, принёс в семью Распутиных большое горе – умер от пневмонии в возрасте десяти месяцев. Дочь Мария появилась на свет в 1971 году. Девочка была крепкая, здоровая, но всегда, с самого раннего возраста, хотела быть самостоятельной и обладала сильным характером. Очень ярко отражено это в рассказе её отца «Что передать вороне?» Вот небольшой отрывок из него. «Я забежал на исходе дня в детский сад за дочерью Дочь очень мне обрадовалась. Она спускалась по лестнице и, увидев меня, вся встрепенулась, обмерла, вцепившись ручонкой в поручень, но то была моя дочь: она не рванулась ко мне, не заторопилась , а, быстро овладев собой, с нарочитой сдержанностью и неторопливостью подошла и нехотя дала себя обнять. В ней выказывался характер, но я-то видел сквозь этот врожденный, но не затвердевший ещё характер, каких усилий стоит ей сдерживаться и не кинуться мне на шею…». Будучи подростком, Мария не любила, чтобы на нее обращали внимание, фотографироваться или сниматься на видеокамеру отказывалась категорически, избегала попадать в кадр. Она многое успела сделать в этой жизни: с отличием окончила теоретическое отделение Иркутского музыкального училища, Московскую консерваторию и аспирантуру по двум специальностям – теория музыки и орган, прошла годовую стажировку по органу в Германии, в Любеке, защитила диссертацию, преподавала в Московской консерватории и руководила редакционно-издательским отделом, пела в народном хоре Сретенского монастыря… Она постоянно была в движении, в работе, в творческом поиске. Как хорошо сказал о ней профессор Московской консерватории, заведующий кафедрой теории музыки (на которой работала Мария) Александр Сергеевич Соколов: «За свою недолгую, трагически оборвавшуюся жизнь Мария Валентиновна Распутина успела сделать очень многое. Маша была по-настоящему талантлива, и это проявлялась во всём, за что она бралась – будь то исполнительство, наука или педагогика. До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что нет теперь рядом этого удивительно честного, доброго, чуткого человека». «Есть люди, – написала о ней одна из коллег, – которые приходят в этот мир для осуществления определённой миссии. Они словно посланы свыше, чтобы научить нас чему-то очень важному – сделаться добрее, чище, сильнее, мудрее. Исполнив свой долг, они уходят…А мы остаёмся, возвращаясь к своим будничным заботам. Но, бережно храня в памяти светлый образ с горькой печатью разлуки перед Вечностью, мы тоже становимся другими. Именно таким посланником Божиим была Маруся. Пройдёт немало времени, прежде чем притупится боль, затянется пустота, а милый родной облик Маруси преобразится в прекрасный, совершенный лик Марии». 9 мая 2006 года дочь Валентина Григорьевича и Светланы Ивановны летела самолётом, совершающим рейс по маршруту Москва-Иркутск. Уже по городу были расклеены афиши о её предстоящем концерте… Светлана Ивановна с сыном Серёжей приехали в аэропорт встречать Марию, а Валентин Григорьевич остался на даче. Самолёт А-310 совершил посадку, было объявлено, что он успешно приземлился, но – неожиданно стал набирать скорость, выехал за пределы взлётной полосы и врезался в гаражи, стоящие рядом с аэропортом… Возник пожар, спастись удалось немногим. 124 человека погибли, и среди них – Мария Распутина. А впереди для родителей было самое ужасное – опознание, опознание того, что осталось от любимой дочери, от Марусеньки: всё обгорело – ни лица, ни одежды… Опознать дочь удалось по крестику, он у неё был необычный. Телеграммы, письма соболезнования шли нескончаемым потоком. Вот одна из телеграмм. «Дорогие Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна! С чувством глубокой скорби узнал о трагической гибели вашей дочери Марии Валентиновны! Примите искренние соболезнования! Православная Москва знала Марию как усердную прихожанку, певчую народного хора Сретенского монастыря и сотрудницу его издательства. Москва музыкальная помнит её как талантливого органиста, вдохновенного исследователя, внимательного педагога. Кроткий и светлый облик Марии навсегда останется в памяти всех, кому посчастливилось с ней общаться. Благодарю Бога, что перед своим отъездом, в праздник Владимирской иконы Божией Матери, Мария исповедовалась и причащалась Святых Христовых Таин, а накануне вылета пела на Божественной Литургии. Всё это вселяет в нас твёрдую надежду на милость Божию. Господь, Своим неизреченным Промыслом призвавший Марию в вечные обители, да успокоит её в селениях праведных. Вам – силы пережить горе, постигшее Вашу семью. С уважением, – Алексий, Патриарх Московский и Всея Руси». Вот что писала мне в своём письме её тётя, Евгения Ивановна Молчанова, младшая сестра Распутиной Светланы Ивановны: «…Невозможно поверить, что нет нашей Маруси, нашей Шурки. Она так стремилась приехать в свой родной Иркутск, пожить на даче, где её так ждали родители, хотела погостить у нас, в порту Байкал, в домике, где прошло её детство. Светлана рассказывала, как они любили ходить на пляж, проводили там целый день. Серёжа с воодушевлением разводил костёр, варил с помощью мамы в котелке похлёбку, варили чай, сооружали из веток шалаш, где и укладывались после обеда спать младшая сестра, и отцу предоставлялась возможность спокойно в тишине работать. Здесь Валентину очень хорошо работалось. Именно здесь, на даче, в порту Байкал написаны его знаменитые произведения: рассказы «Что передать вороне?», «Наташа», «Век живи – век люби», повесть «Прощание с Матёрой». Через несколько лет Распутины купили дачу поближе к городу, на 28-м километре байкальского тракта. А домик в порту Байкал был подарен нам, чему мы были очень рады и благодарны, и живём в нём уже более тридцати пяти лет. Маруся, приехав на Байкал, сразу предлагала отправляться «в походы»: на маяк, где можно было полюбоваться прекрасным видом, а заодно и пособирать душицу; в лес за грибами, за старыми коричневыми листьями бадана, которыми можно заваривать очень вкусный и ароматный чай; на первый туннель, на который мы забирались и разглядывали диковинную заячью капусту…». Вместо концерта Марии Распутиной в органном зале Иркутской филармонии состоялся концерт посвященный её светлой памяти, потому что на 19 августа пришлись сороковины её трагической гибели. Вот как написал об этом замечательный сибирский поэт Владимир Скиф – человек, который знал Марию многие годы лично: Сырой Иркутск. Костёл старинный. И как-то странно, очень странно, А в небо рано, слишком рано О, как она к нему стремилась! Он помнил каждое мгновенье: И вот полёт – к органу или «Велико горе родителей, потерявших дочь, велико горе брата, потерявшего любимую и единственную сестру, велико горе родственников всех, погибших в Иркутске. Что же делать нам, как жить дальше? Я думаю, я уверена, что наша Маруся ответила бы так: «Живите и помните», – так закончила своё письмо-воспоминание её тётя Евгения Ивановна Молчанова. После смерти Марии жизнь в семье Распутиных разделилась на «до» и «после». Такое горе вынести было трудно даже такому сильному и волевому человеку, какой была Светлана Ивановна. Да, рядом был муж, был сын, была внучка Тонечка, появился внук Гриша, внучка Любочка, но Марии-то – не было! Валентин Григорьевич отказался от многих праздничных мероприятий на следующий год – год своего семидесятилетия. Гибель дочери очень сильно подкосило здоровье Светланы Ивановны. Но Распутины всё чаще и чаще вспоминали о грядущем в их жизни юбилее – 50-летии совместной жизни. В канун золотой свадьбы Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна венчались в церкви святого равноапостольного князя Владимира в городе Иркутске. Светлана Ивановна Распутина, жена Валентина Григорьевича, была незаурядной, многогранной личностью. После её смерти остались дневники, которые она вела до замужества: две общие тетради, в которых она записывала все свои сокровенные мысли, размышления о жизни, понравившиеся ей стихи, отрывки из прозаических произведений, впечатления о прочитанном. Я очень благодарен сыну Распутиных Сергею, который разрешил кое-что использовать мне в этой статье. Вот слова Светланы Ивановны и дневнике: «2012.1959. То, что пишу здесь, это какая-то очень малая частица моего «я». В жизни столько весёлого и грустного, просто милого, и радостного, и печального, и тревожащего, а я пишу как-то немного однобоко. И иногда становится страшно, что многое растеряю в памяти и, быть может, никогда не вспомню. Но ведь эти маленькие человеческие подробности и являются основой больших человеческих чувств». «Светлану (или Асланочку, как называли мы её в семье с лёгкой руки моей дочери Даши), – пишет мне в письме её младшая сестра Евгения Ивановна Молчанова, – волнует многое». «19 января 1958 года. Кем я буду? Я сама не знаю. Кем я хочу быть? Не знаю. Светлане, написавшей это – 19 лет. Удивительным образом слова её перекликаются со стихами её папы – известного поэта Сибири, основателя Иркутской писательской организации, Ивана Молчанова-Сибирского, написанные в двадцатилетнем возрасте в1923 году: Я жить хочу… Я страстно жажду жить, Дочь и отец были очень походи во всём: и по внешности – высокие, статные, с правильными тонкими чертами лица, синеглазые, и по характеру – честные, прямые, справедливые, отзывчивые. Их связывала большая дружба, они могли говорить на любые темы, делиться своими рассуждениями о жизни, обсуждать прочитанные книги. «Читала Светлана очень много, – пишет её младшая сестра Евгения Ивановна, - у нас была прекрасная библиотека. Когда папа приезжал из Москвы, а ездил он исключительно по делам писательской организации, – всегда привозил новые книги, и мы с нетерпением ждали, когда же он начнёт распаковывать чемоданы и вручать каждому долгожданные издания. Когда умер папа, всем нам, его детям (а нас было шестеро) очень его не хватало. Светлане же, старшей, особенно. Она лишилась верного друга, собеседника». Вот строки из дневника: «10.06.1959. Я знаю, вернее, знала, только одного красивого мужчину. Он красив всем, красив и внешне, и внутренне. Это папа. Таких больше нет. И его нет. Нет нигде. О, боже, как это страшно. Навеки…» Перелистываю страницы дневника. А вот и жизненное кредо Светланы Ивановны: «28 августа 1960 года.
Надо жить в полную силу. Дерзать. Творить. Этим принципам она следовала всю свою жизнь. Закончив университет, с маленьким сыном Серёжей (которому не было тогда ещё и годика) и мужем Валентином Распутиным, Светлана Ивановна уезжает по распределению в Красноярск, где работает преподавателем высшей математики в Технологическом институте. Жить пришлось в общежитии, что было непросто: общая кухня, туалет, душ… Вот уж, действительно, приходилось «подчинять повседневность». Выручали соседи. Светлана всегда была сильной, деятельной. Все хозяйственные заботы она брала на себя. Когда им в Иркутске предложили подыскать квартиру большей площади, Светлана Ивановна активно взялась за поиски, перебрала массу вариантов (а предлагали им и квартиру в новостройках), но остановилась на пятикомнатной «сталинке». В квартале от набережной Ангары. Это была «убитая», как нынче говорят, коммуналка, где требовался большой ремонт. Но зато в ней была большая комната необычной формы, пятиугольная, в которой разместился кабинет Валентина Григорьевича. Светлана Ивановна принялась обустраивать квартиру. Все вещи, всю мебель, и шторы, и люстры, - всё это она подбирала сама. Занятия по благоустройству новой квартиры ей приходилось сочетать с работой: после возвращения из Красноярска она преподавала высшую математику в Иркутском Институте народного хозяйства. В доме у Распутиных всегда было людно: приходили друзья-писатели Валентина Григорьевича, обращались за советом начинающие авторы, заходили подруги Светланы Ивановны, одноклассники Серёжи и Маруси. Все, кто попадал в их дом, были накормлены, Светлана Ивановна всё делала ловко и быстро. Она прекрасно готовила, могла запечь в духовке бараний бок или мясо, приготовить вкуснейшие пироги с черёмухой, с брусникой, покрытые сверху толстым слоем сметаны, умела стряпать изысканные торты, такие как «Каприз женщины», «Графские развалины», а в Пасху – духмяные куличи. Все эти годы, как и всю свою жизнь, Светлана Ивановна много читает. Она знает все новинки литературы, просматривает журналы, всегда в курсе политических событий, культурной жизни. Через два года после гибели Марии Светлана Ивановна тяжело заболела. Болезнь она переносила стойко. Всё старалась делать сама, ведь она всегда была независимой. Никогда не жаловалась, даже когда боль была непереносимой. Она оберегала мужа, она знала, что он талантлив, она любила его. Умерла Светлана Ивановна Распутина 1 мая 2012 года и похоронена на Смоленском кладбище города Иркутска, рядом с дочерью Марией. В последние годы мы с Валентином Григорьевичем чаще созванивались, чем переписывались. Когда в апреле месяце 2013 года мне позвонили из иркутского отделения Союза писателей России и сказали, что я включён в состав делегации по предложению Валентина Григорьевича Распутина на Всероссийский праздник русской духовности и культуры «Сияние России» в Иркутске, я поначалу даже дар речи потерял. Не сразу нашёлся, что ответить. Уже потом вспомнил, что месяц назад Валентин Григорьевич прислал мне подарочное издание своей книги «Прощание с Матёрой» с таким автографом: «Эдуарду Анашкину дружески, с надеждой на скорую встречу в Иркутске. В. Распутин». Вот они, наши русские классики! Ничего не обещают, но и сказанных слов на ветер не бросают. Когда приехал в Иркутск и увидел состав делегации, то ещё раз осознал юбилейную значимость праздника. Сильнейший состав писателей! Здесь собрался свет нашей литературы Поэт, прозаик, главный редактор ведущего литературного журнала «Наш современник» Станислав Куняев, политический и общественный деятель, писатель, главный редактор газеты «Завтра» Александр Проханов, писатель, преподаватель Московской духовной семинарии Владимир Крупин, поэт, прозаик и главный редактор журнала «Москва» Владислав Артёмов, главный а журнала «Родная Ладога» (Санкт-Петербург) поэт Андрей Ребров, народный писатель Республики Саха (Якутия) Николай Лугинов, выдающийся фотохудожник и кинооператор, член редколлегии журнала «Роман-газета» Анатолий Заболоцкий, и, конечно, сам Валентин Григорьевич, почтивший своим присутствием многие мероприятия праздника! Позже к группе писателей присоединился молодой талантливый поэт Василий Попов. Тон празднику задавали и были «движителями» всего действа замечательные поэты-иркутяне Владимир Скиф, Василий Забелло, Михаил Трофимов. Мы выступали в школах и учебных заведениях, в библиотеках и на предприятиях, в литературно-театральном салоне Вампиловского центра. Были мы и у Кругобайкальской железной дороги. Не забуду поездку на малую родину Валентина Распутина в посёлок Усть-Уда, где стоит красавец деревянный Богоявленский храм, построенный с помощью Валентина Григорьевича. Писатели побывали в этом храме и получили благословение настоятеля, протоиерея о. Владимира. В Усть-Уде прошло детство Валентина Григорьевича, здесь она окончил среднюю школу. Между прочим, местом одной из многих сталинских сибирских ссылок была Усть-Уда! Сталин не забыл об Усть-Уде, став генсеком. По его указанию многие юные усть-удинцы побывали в Москве… Дважды, в Иркутске у меня состоялась беседа с Распутиным. При последней беседе Валентин Григорьевич меня спросил, прищурив свои чёрные глаза: «Эдуард, за последние годы ты так интересуешься моим творчеством, моей личной жизнью. К чему бы это?» - «Да вот, Валентин Григорьевич, «дело» завёл на Распутина. Хочу книгу о нём написать из серии «Жизнь замечательных людей». Валентин Григорьевич тихо рассмеялся и молча пожал мне руку. Удалось мне побывать в святая святых для Распутина – на Смоленском кладбище, где похоронены его любимая жена и дочь. И побывал там благодаря Анатолию Заболоцкому. Услышал случайно, как Анатолий Дмитриевич попросил художественного руководителя Иркутского Театра русской драмы, заслуженного деятеля искусств России Михаила Корнева свозить его на кладбище, где похоронены Мария Валентиновна и Светлана Ивановна Распутины, я попросил взять меня с собой, мне давно уже хотелось поклониться могилам этих женщин. Когда мы уже тронулись в путь, выяснилось, что никто не знает, где находятся могилы. И я рискнул позвонить Валентину Григорьевичу. Он помолчал в трубку. Потом спросил: «А где вы сейчас находитесь?» Мы были ещё в пределах Иркутска. Валентин Григорьевич велел подъехать к нему. Вышел с пакетиком в руке. Как назло, у нас не получилось купить цветов: цветочный магазин, на который мы рассчитывали, оказался уже не цветочным!.. Так вот, без цветов, явились мы на кладбище. Когда стояли около могил Марии и Светланы, Валентин Григорьевич вынул из пакета бутылку марочного итальянского вина. И снова накладка: в машине не оказалось ни штопора, ни стаканчиков. Михаил Корнев как-то чудом проткнул пробку вглубь бутылки. И мы, что говорится, прямо «из горла» пригубили по глотку. Я себя в душе ругал, что не подготовился к поездке. Грустно стало, что судьба порой посылает нам возможность, а мы оказываемся не готовы… Я видел, что и у моих спутников как-то погрустнели и помрачнели лица. Только Распутин стоял, как всегда, отрешённо. Да ещё Анатолию Заболоцкому некогда было предаваться мрачным думам, он снимал на камеру для будущего фильма кладбище, лес… И вдруг – с дерева белочка! Прыг к нам. И вертится возле нас! И не боится нас, человеков!» Смотрю на белочку – и как-то полегчало на душе. А Валентин Григорьевич говорит: «А ведь это добрый знак, это душа усопших даёт нам о себе знать…». Анатолий Заболоцкий уже эту белочку как только не снимал, с каких ракурсов! А она и кинокамеры не боялась. А вечером, накануне отъезда, Распутин подарил мне красочный фотоальбом выпуска 2012 года «Валентин Распутин. Дорога домой» с тёплой дарственной надписью. Последний раз мы разговаривали по телефону с Валентином Григорьевичем 5 февраля. Он был в больнице. «Как Вы себя чувствуете?» – «Не очень, но обязательно встретимся с тобой. Есть о чём поговорить. Материал, который пишешь о читинском семинаре, пришли, посмотрю…». Не позвонит. Не посмотрит… Но я обещаю, что побываю на Вашей могиле, дорогой Валентин Григорьевич, и возложу букет цветов! Похоронили Валентина Григорьевича Распутина на территории Знаменского монастыря города Иркутска.
III Незабываемым событием для Читы стал праздник книги. На главной площади города имени Ленина было не протолкнуться. Сюда пришли и приехали десятки тысяч людей. Облкниготорг, облпотребсоюз, «Военная книга» вывезли всё лучшее, что было на книжных базах. Установили десятки прилавков, над площадью висели разрисованные шары-зонды. Из конца в конец площади, бесцеремонно расталкивая людей, ходили скоморохи с шутками - прибаутками. Зазывалы предлагали книги, а на закуску - пироги с черёмухой, грибами, черемшой. На многих столах стояли пузатые самовары. Играл духовой оркестр, повсюду было море цветов. Вот низко над городом пролетел самолёт, делая замысловатую коробочку и разбрасывая красочные листовки. Помнится, я подошёл к столику ответственного секретаря Читинской писательской организации, детского поэта Георгия Граубина, купил его книгу стихов для детей. «Говорящие каракули», куда автор вписал мне тёплый автограф: «Эдуарду Анашкину с пожеланиями самого большого счастья! Г. Граубин». Отошёл от стола. Внимательно прочёл книгу. Особенно понравились и сразу же запали в душу два стихотворения «Труд» и «Снежинки». Вернулся назад. - Георгий Рудольфович, а тут у вас есть ещё детские книги стихов? - спросил я. - Понравились «говорящие каракули». - Забавно. В вашем возрасте читают другие книги. Что в детском возрасте мало читали? - Нет. Читал много и всё подряд, что надо и не надо. Граубин внимательно на меня посмотрел, привстал из-за стола, открыл свою книгу «Говорящие каракули» на последней странице и произнёс: - Вот здесь весь список книг, выпущенных для детей. Они есть кое-где в магазинах, а уж в детских библиотеках точно. Желаю удачи! На последней странице книги было такое объявление: «Ребята! Для вас у поэта Георгия Грубина есть ещё и такие книжки: «Любознательный народ», «Весёлый дом», «Король лентяев», «Боря, открыватель моря». Две книги «Король лентяев» и «Любознательный народ» я приобрёл в Чите, а затем мою личную библиотеку пополнили и новые книги детского поэта: «Синяя молния», «Ленительный подёж», «Едет улица в Москву», «Косолапый музыкант», «Я б Гуливером быть хотел». Мой младший сын Сергей так смеялся «Над копилкой смеха» Георгия Граубина, что я не заметил, как и у меня выступили слёзы. Прошли годы и его дочка Татьяна залихватски смеялась, держась за животик. Вот это копилка! Утром на дороге Вот, что пишет в своей статье «В облаках и на земле» (журнал «Сибирь» № 2 за 2014 год) ответственный секретарь детского журнала «Сибирячок» Светлана Асламова о Георгии Рудольфовиче: «Душа его распахнута для всех. Кто послушал Георгия Рудольфовича, уже никогда с ним не расставался, не забывал. Кто прочитал его книжки, захотел и сам написать, ан нет, простота и лёгкость строк Граубина обманчива, за этим стоит и талант, и способ мышления, и большая школа мастерства, и полная событий биография». В 30 лет Георгия Рудольфовича Граубина приняли в Союз писателей СССР, в 35 лет он возглавил Читинскую областную писательскую организацию и был на втором съезде избран членом Правления Союза писателей России. Он «Заслуженный работник культуры РСФСР», награждён орденом «Знак почёта», медалями «За строительство БАМА», «За освоение целины и залежных земель». Кроме этого Граубин - член Совета по детской литературе Союзов СССР и РСФСР, обладатель Специального диплома Всесоюзного конкурса на лучшую детскую книгу, неизменный участник Торжественного открытия недели детской книги во всех странах СНГ и России. Детские стихи Георгия Рудольфовича переведены на 20 языков народов мира и многие напечатаны в 25 учебных пособиях для учителей и школьников. Общий тираж детских книг составляет 5 миллионов экземпляров! И ещё мне хочется привести слова Светланы Аслановой из её статьи о Георгии Граубине: «Родоначальники советской детской литературы Самуил Маршак, Агния Барто, Корней Чуковский, Сергей Михалков, Елена Благинина, Валентин Берестов, Яков Аким и другие создавали мажорную поэзию для детей. Они ушли от обязательных дидактических канонов, от назидания и поучительства. Это была превосходная школа детской литературы, воспитания талантливого читателя. Не случайно, что рядом с уже названными именами, стоит имя забайкальца Георгия Граубина...» Георгий Граубин родился 11 июня 1929 года в селе Усть-Дая Сретенского района. Его дед Михаил, уроженец Эстонии, с 1904 по 1917 год отбывал каторгу в Забайкалье за то, что принимал участие в крестьянском бунте. Получив долгожданную свободу, решил не возвращаться на родину. Сын Михаила Граубина, Рудольф, став взрослым, женился на эстонской девушке Элле Палло, которая в начале 20-х годов приехала в Забайкалье. Семья Граубиных в 1934 году переехала в село Жипковщина, а в 1938 году - на станцию Кука. Кроме Георгия в семье Граубиных были ещё две дочери, а в 1941 году родился сын Владислав. Георгий с ранних лет увлекался чтением. - В 1941 году отца взяли на фронт, вспоминает в своём письме ко мне от 17 ноября 1980 года, - Георгий Рудольфович, - перед фронтом он заехал ко мне в интернат, где я учился на станции Яблоневая. Ночью страшный стук во входную дверь, на ночь её закрывали. Открыли, а это мой отец заходит, высокий, могучего телосложения. Он ехал на фронт и забежал проститься со мной. Схватил, в шубу меня завернул и на станцию, где стоял железнодорожный состав, который должен был отправиться на фронт. Меня - в вагон, там топится железная печка. Окружили военные, начали давать кто хлеба, кто макароны, кто банку консервов, кто-то даже сунул мне пачку махорки. «Зачем она ему? - засмеялся отец. - На что-нибудь сменяет!» Пришёл я со станции довольный. Однажды мы получили от отца письмо, последнее. Он писал, что воюет на Курской дуге, в 50-метрах от немецких окопов. И всё, больше писем не было. А затем пришло извещение, что пропал без вести. Во время войны Георгий, как и другие подростки, научился стрелять, рыть окопы, получил большой знак ГТО. Вот что написал о своём детстве Граубин много лет спустя в стихотворении «Трофейные сапоги»:
Были трудными годы детские, И иду - сапожища звякают, Натерпелся же я стыдобушки, А когда потерялся без вести Я бродил в них кустами цепкими, После окончания школы Граубин работал на телефонной станции при военном аэродроме, наблюдателем за погрузкой древесины на станции Кука. В 15-летнем возрасте поступил в школу военных техников. После её окончания работал мастером на ПВРЗ (паровозо-вагонно-ремонтном заводе) на станции Чита-1. Там он сразу же показал себя серьёзным, грамотным специалистом. Писал стихи, которые печатались на страницах центральной газеты «Гудок». В 1955 году у него вышла первая книжка стихов «Утренний гудок» о своих друзьях-рабочих. А вскоре ему предложили должность заведующего отделом рабочей молодёжи в областной молодёжной газете «Комсомолец Забайкалья». Я дважды писал Георгию Рудольфовичу в Читу, уже отсюда из Поволжья, с одним единственным вопросом: как он стал детским поэтом? Ответа от него не получил. Однако получил его из статьи Светланы Асламовой «В облаках и на земле». Вот что она пишет: «Однажды шёл домой и только взялся за дверь, - рассказывал смешной случай Георгий Рудольфович, напротив вижу мальчишку такого несчастного, слёзки текут по грязному личику. - Дяденька, помогите, пожалуйста, нажмите на кнопку, а то я не достану. Я нажал, глазки него просветлели. Ну, думаю, помог человеку, а он как побежит. - А теперь, дядя, бежим скорее отсюда, а то нам по шее накостыляют! Может быть, впервые обратил внимание на детей, на их проказы и проделки. Конечно, такие случаи становятся сюжетами стихов. А как-то моя дочка Алла, - рассказывает Граубин, - положила руку на приёмник, а он был горячий, так как работал. Девчонка ойкнула. И опять родилось детское стихотворение: «Чудо-юдо совершилось, наше радио сварилось». А потом пошло и поехало! В своём первом письме Георгий Рудольфович ставит меня в известность — где выходят его детские книги. «Скоро выйдут в Иркутске (Восточно-Сибирское книжное издательство) «Удивительная дверь» - и в Москве «Приглашение в гости (Издательство детской литературы). В составе писательских делегаций, кроме всех республик СССР и социалистических стран посетил много других, в том числе - Бенин (Африка) Индию, Англию. Одной из ярких страниц жизни Георгия Рудольфовича был литературный семинар молодых писателей Восточной Сибири и Дальнего Востока в 1965 году. Это было его детище! Да, это было его детище - он был и инициатором и организатором проведения этого замечательного праздника для читинцев и всех жителей Забайкалья. И они должны помнить об этом. 1964 год. Второй съезд писателей Российской Федерации. Георгий Рудольфович Граубин избран членом Правления Союза писателей. После окончания съезда делегаты разъехались по домам. Секретарей писательских организаций - отделений оставили ещё на несколько дней, чтобы проанализировать выступления на съезде, прикинуть, что можно и нужно сделать. Семьдесят секретарей (столько было отделений в России) молча сидели в зале заседаний Союза писателей недалеко от Кремля, на Софийской набережной. Председатель Правления Леонид Сергеевич Соболев ходил перед секретарями отделений как заведённый и произносил монолог, о том, что литература - важное оружие партии (хотя сам он был беспартийный), его надо постоянно совершенствовать, поднимая литературное мастерство, поэтому нужны серьёзные предложения. В зале начались перешёптывания, но никто не просил слова. Соболев призывал подумать высказать хоть какие-то мысли. Секретари безмолствовали. Вот, что произошло дальше, вспоминает Георгий Рудольфович Граубин: «Мысленно перекрестившись и толкнув под локоть Марка Сергеева (ответственного секретаря иркутской писательской организации) - поддержи, если что, - я поднялся и подошёл к Соболеву. Тот с интересом посмотрел на меня, не без лукавства изрёк: - Вот сибиряк сейчас продолжит такое, что придётся нам всем вертеться! - Да, я хочу предложить вот что. Ломоносов предсказал, что могущество России будет прирастать Сибирью. И она уже сейчас даёт больше половины всего того, что добывается в России. Некоторых богатств в ней не счесть, их откроют геологи. А Союзу писателей надо открыть в ней литературные клады. В каждом писательском отделении за Уралом есть молодые таланты. Иногда их не замечают, иногда их рукописи задвигают в дальний угол стола. Надо провести всесибирский поиск талантов, в том числе и дальневосточный. Для этого организовать большой семинар в Чите. Она стоит как раз на водоразделе между Сибирью и Дальним Востоком, недаром в двадцатые годы там была столица Дальневосточной республики. Чита готова принять сто молодых писателей. Руководителей семинара может прислать любая область: в каждом отделении есть деньги на командировки. Это мог бы быть и смотр, и учёба. Молодые писатели могли бы влить свежую кровь в организм нашего Союза. - Леонид Сергеевич несколько минут молчал, словно переваривая сказанное, потом спросим озабоченно: - А где возьмём деньги на молодых? Руководить семинаром мы сможем прислать десяток писателей из Москвы и Ленинграда. Отделения смогут делегировать одного-двух. Но с молодыми нам не совладать - это нам не подъёмно. У нас не только нет денег, но и людей, чтобы провернуть эту махину организованно. Надо ведь перелопатить уйму рукописей, перепечатать, организовать пересылку в те города, откуда поедут руководители. Нет, не представляю, как это можно сделать. Вы утопист, Джордж (с тех пор он стал называть меня так). - Командировку молодых писателей и перепечатку рукописей могли бы взять на себя обкомы комсомола: забота о молодых литераторах - это кровное их дело. А пересылкой мы могли бы заняться сами. - Мы никогда не работали с комсомолом. Мысль хорошая, но поддержит ли комсомол? Это проблематично. - На этот вопрос можно ответить минут через пятнадцать-двадцать, мне необходимо позвонить по телефону. Недоверчивых ноток в голосе Соболева больше не было. - Перекур, господа хорошие, через двадцать минут продолжим. Я достал записную книжку, нашёл номер телефона Мелентьева. (Юрий Серафимович Мелентьев - с 1961 по 1965 год - заведующий сектором штата ЦК ВЛКСМ, был директором издательства «Молодая гвардия», хороший знакомый Граубина Э.А.). На счастье, он оказался у себя в кабинете. Я сказал, что его запланированный краевой, хабаровский семинар можно превратить в зональный, поскольку Соболев «за». Если он тоже «за», хорошо бы приехать и выступить. Можно ведь общими силами сделать нужное, полезное дело. Слово за комсомолом. Надо отдать должное Юрию Серафимовичу. Тут же, перезвонив секретарю ЦК ВЛКСМ Александру Камшалову, он коротко сказал: «Выезжаю». Приехал он минут через двадцать пять, все его терпеливо ждали (ещё бы - директор издательства, в котором каждый мечтал выпустить книгу). Сказал коротко, деловито: «ЦК комсомола целиком поддерживает эту идею. Мы подключим к подготовке все обкомы, местные молодёжные газеты, «Комсомольскую правду». Не только думаю, но уверен, что такой семинар будет полезен политически и практически». Тут же, в кабинете Соболева, решили - нужно подготовить совместный проект решения Правления Союза писателей и секретарей ЦК ВЛКСМ. Вскоре проект был подготовлен и выглядел он так: «В целях выявления молодых литературных сил и оказания им практической помощи, провести 5-10 сентября 1965 года семинар молодых писателей Восточной Сибири и Дальнего Востока в г. Чите. Обязать...» Далее шло, кто что должен делать: комсомол проводит работу вместе с отделениями Союза по отбору молодых писателей, командирует их в Читу. Правление - отправляет руководителей семинара. Мелентьев отвёл меня в сторону и сказал: - «Ну теперь держись, крутиться придётся много!» Первый секретарь обкома комсомола Дуфар Ахметов обрадовался совместному постановлению: в важной бумаге прозвучало имя читинского обкома ВКСМ. Дано особое поручение. Ему внимание и поддержка. Вот, что пишет Георгий Рудольфович: «Он тут же потащил меня ко второму секретарю обкома партии Тартышеву. Тот сказал мне, озабоченно потерев переносицу: - Задали вы задачу. Долгострою-гостинице не видно конца, теперь всем читинцам придётся отрабатывать на её строительстве. Иначе ваших писателей и разместить нигде. Ладно, эту работу возьмёт на себя город, вы организуете творческие дела. И продумайте до конца всю программу - от встречи гостей и до последней минуты отъезда». Имя Никифора Никифоровича Тартышева, которого звали для простоты Николаем Николаевичем, до сих пор старожилы Читы вспоминают с большим уважением. Он был лаконичным, конкретным, проблемы решал со знанием дела, сразу. - А когда мы с Дуфаром Ахметовым покидали его кабинет, - вспоминает Граубин, - Никифор Никифорович посоветовал: хорошо бы вам каким-нибудь образом тоже приглядывать за строительством гостиницы. Прорабы - большие мастера втирать очки. Придумайте нам какой-нибудь пост, чтобы иметь точную информацию». Это было выполнено сразу же. На строительстве гостиницы был утверждён писательско-журналистский пост из сотрудников областной газеты «Забайкальский рабочий» молодого поэта Ростислава Филиппова, а остряк Александр Алёшкин - стал его помощником. Они часто наведывались на стройку, разговаривали с рабочими. И не только сообщали в горисполком о возникающих вдруг проблемах, но и писали об этом в свою газету. В начале июня в отделение Союза писателей стали поступать бандероли. Рукописей было так много, что они лежали не только на столе и диване, но даже и на полу. Георгий Рудольфович составил схему и график их пересылки. Постепенно были поимённо расписаны все семьдесят рукописей, подошедших в разное время, - триста пятьдесят экземпляров. На стене Граубин повесил огромную схему контроля за прохождением. Маршруты передвижения рукописей он постоянно отмечал на схеме. И если где случалась заминка - слал туда телеграммы, звонил по междугороднему телефону. Наконец, все приготовления к семинару остались позади. На завершение строительства гостиницы выходили целые коллективы - после работы и в выходные. Прораб Борис Хаймовский ходил гордый и заказал символический ключ от гостиницы для торжественного открытия. Были подготовлены помещения для проведения творческих семинаров, неподалеку друг от друга: в помещении мединститута, пединститута, в здании облисполкома, в отделении Союза писателей. При гостинице был сформирован круглосуточный комсомольский штаб во главе с Виктором Поляковым и Владимиром Петровичевым. Ими был выделен отдельный номер. Ответственный секретарь писательской организации Георгий Граубин так же на время семинара переехал в гостиницу. Военторговская столовая на время семинара стала кормилицей руководителей и участников семинара. В аэропорту и на железнодорожном вокзале были постоянные дежурные для встречи гостей. И вот первый встреча в аэропорту. Всем гостям комсомольцы из штаба вручили букеты цветов. Особенно роскошные Леониду Соболеву и Антонине Коптяевой. Писательскую делегацию встречали второй секретарь обкома партии Тартышев - заместитель председателя облисполкома Борисов. Гостей увезли в новенькую гостиницу, в холле которой прошёл небольшой митинг. Борис Хаймовский собрал своих строителей - они были торжественны и нарядны. Сказав приветственное слово, он вручил символический ключ от гостиницы Леониду Сергеевичу Соболеву. Дежурная горничная чуть не под ручку отвела его в трёхкомнатный люкс. Остальных развели по номерам. На столах в каждом номере стояли цветы, минеральная вода из местных источников «Кука» и «Молоковка», кедровые орехи. С первых шагов начальник комсомольского штаба проявил небывалую проницательность. Он заметил, что когда Соболев заходил в номер, у него слегка шлёпала подмётка на левой туфле. Он понял, что она поотстала. Постучавшись в номер, он представился и спросил: - Есть ли у вас домашние туфли? - Есть, - удивлённо ответил Леонид Сергеевич. - Вам их дать поносить? - Вы пока побудете немного в них, - не принял шутки Виктор Поляков, - мы вам туфли свозим в сапожную мастерскую. Их надо немного подремонтировать. Соболев снял туфли, посмотрел на подошвы и даже ахнул: - В иных местах на ходу подмётки рвут, как говорит пословица, а тут пытаются их прибить. Как же вы смогли узнать о таком конфузе? - По звуку, Леонид Сергеевич. Через полчаса отремонтированные и вычищенные туфли были доставлены в номер. И много лет при всяком удобном случае Соболев вспоминал об этом. А потом пошли будни: началось обсуждение рукописей во всех двенадцати семинарах. Вот что вспоминает Георгий Рудольфович о семинаре: «Я переходил от одного семинара к другому, видел то радостные, то расстроенные лица участников. Хвалили далеко не всех, иные после этого семинара вообще перестали писать. И, наверное, хорошо сделали - литература не для слабых духом людей». Хочу ещё привести здесь, строки-воспоминания из письма ко мне, уже написанные в 2005 году Георгием Граубиным: «После книжного базара прямо с площади, поехали за город на Никишиху. Мне хотелось показать виды Забайкалья. Нам давно примелькались наши красоты, мы их не замечаем, а Юрий Рытхэу был восхищён: - Куда там Швейцарии! Ей такие пейзажи даже не снились. - Это место очень похоже на долину Билимбей у Иссык-Куля, - продолжил своё сравнение Иван Шестаков. - Интересно, кто придумал название речки? Яков Аким уверял, что точно в таком месте стоит в Болгарии гостиница для туристов. Да и сама София расположена точно в такой же долине, как и Чита. А Соболев, опёршись на трость и запрокинув голову, долго смотрел на небо: - Ниразу не видел такой чистой голубизны. Это же поразительно! - Это потому, что в сентябре воздух у нас сухой, не затуманенный парами, - попробовал я объяснить. - Не надо, Джордж, - протестующе поднял руку Леонид Сергеевич. - Красота в объяснениях не нуждается». Когда порядка восьмидесяти запланированных рукописей прошли обсуждение и закончилась собственно семинарская работа, участники и руководители семинаров собрались в обкоме КПСС на заключительное заседание, в котором принял участие первый секретарь Читинского обкома партии А.И. Смирнов. Председательствовал на собрании секретарь Правления Союза писателей РСФСР Франц Николаевич Таурин. Выступавшие руководители творческих семинаров, подводя итог проделанной работе, говорили о том, что в нашу литературу пришло надёжное перспективное пополнение. Тринадцать человек, в том числе Цыдыпа Жамбалова из Агинского национального округа, было решено рекомендовать для приёма в члены Союза. Некоторые рукописи передали в издательства. Собранием писателей в обкоме КПСС закончилась только первая часть читинского писательского форума. На следующий день одни молодые литераторы и их творческие руководители разъехались по районом Забайкалья для творческих встреч с трудящимися. А другой писательский десант направился на Дальний Восток для проведения «Недели молодёжной книги...» Когда пишу о Георгии Рудольфовиче Граубине вспоминаю о его весьма солидном цикле стихов, посвящённых любимой женщине — своей жене Галине Григорьевне. Её смерть стала для него катастрофой. Увы, как часто бывает, только после её смерти Граубин в полной мере осознал, как много она для него значила:
Если бы всю жизнь начать с нуля! Господи, за всё меня прости! По следам матери, окончили медицинский институт и стали врачами дочери Алла и Татьяна. Медицинский окончили и старшие сыновья обеих сестёр. Однако, старшая дочь Алла, спустя почти двадцать лет после окончания института, ушла из медицины в журналистику, к которой стремилась с детства. Начала писать, публиковаться, выпускать детективы для детей в Иркутске, Чите и Москве, она Член Союза писателей России, заместитель председателя правления Читинской писательской организации. В последние годы Георгий Рудольфович тяжело болел, перенёс инфаркт миокарда. Много лежал, жалуясь на то, что нет сил, но всегда клал с собой ручку и тетрадь. И радовался тому, что несмотря ни на что, может сочинять. Умер Граубин в мае 2011 года. На кладбище, где похоронен Георгий Рудольфович, на надгробной плите его стихотворение, которое он завещал выбить:
Простите меня, если что-то я делал не так. Не могу не сказать о дружбе, мужской дружбе, двух поэтов соседей: Георгия Рудольфовича Граубина и иркутянина Марка Давидовича Сергеева. Оба они были ответственными секретарями своих писательских организаций, один - читинский, другой - иркутский. Вот, что вспоминает Граубин: «Однажды нас пригласили в обком партии к секретарю по пропаганде и агитации Ревняку. Он с пафосом сказал, что ЦК проявило новую заботу о литературе. Вместо небольших областных издательств создаются зональные, на несколько областей. Они будут мощными, оснащёнными современным оборудованием, потому книг будет издаваться больше и с высоким качеством. В связи с этим наше издательство и альманах закрываются, мы прикрепляемся к Иркутску, где будет создана великая база. Но что свершилось - свершилось. Чита и Иркутск оказались привязанными друг к другу. С Марком Сергеевым мы до этого крепко дружили. А тут возникла, как любят говорить чиновники, производственная необходимость крепить наши узы». Надо признать, что Марк Давидович поддержал инициативу своего друга о проведении такого семинара в Чите. Он принимал участие во всех без исключения праздниках и был не только любимцем читающей публики, но и верным помощником Граубина. Сергеев с писателями побывал почти во всех районах Забайкалья, написал о «Забайкальской осени» и Чите много стихов. Я даже в название этой статьи взял его строку из стихотворения «Вступление в осень». Был Марк Сергеев и у меня на родине - в городе Хилок, где выступал в Доме культуры имени В.П. Чкалова перед железнодорожниками. Об этой встрече в стихотворении «Старинная песня» он пишет так: Как пели женщины в Хилке, В 1973 году Марк Давидович привёз в Читу, которые стали гостями литературного праздника, всех иркутян - участников того легендарного читинского семинара 1965 года — Валентина Распутина, Вячеслава Шугаева, Геннадия Машкина, Бориса Лапина... А сам Марк Сергеев посвятил стихотворение ставшему яркой страницей отечественной истории литературы читинскому семинару: ЧИТЕ Там ясное небо и ясные лица, Невнятное счастье в дорогах мы ищем, Невзгоды стряхнуть и душой обновиться, Горняцкий посёлок, степная станица, Последний раз я виделся с Георгием Рудольфовичем Граубиным десять лет назад. Тогда я получил задание от московского еженедельника «Литературная Россия - написать материал к 40-летию семинара молодых писателей Восточной Сибири и Дальнего Востока, который прошёл в Чите. Июнь месяц. Я в Чите. За основу материала взял свой дневник за тот год (дневник веду с детских лет до сего времени), но чего-то не хватало. Работаю в областной научной библиотеке имени А.С. Пушкина. Однажды, после обеда, я поинтересовался: где живёт Граубин, у одной из сотрудниц библиотеки. Она подвела меня к окну и показала: «Вот проходит улица Ленина, по которой вы шли в библиотеку, а вот и дом, где проживает Георгий Рудольфович». Я нашёл этот дом. Квартира 46 оказалась в 3-ем подъезде, на третьем этаже. Постучал. Мне открыли и сразу же предупредили, что сейчас Георгия Рудольфовича повезут в диагностический центр, а оттуда в реабилитационный, за город. Граубин лежал на диване, слабо пожал мне руку, протянул письмо и несколько отпечатанных листочков (это оказались краткие воспоминания о «Забайкальской осени»), сверху положил записку. Уже на улице я её раскрыл. «Самым активным пропагандистом не только этого праздника, но и вообще всего литературного процесса была работавшая на радио, а потом на читинской студии телевидения Ида Петровна Файерштейн, самая лучшая хранительница памяти о тех прекрасных годах. У неё не только вышла отличная книга воспоминаний, у неё и прекрасный фотоархив. Хорошо бы Вам непременно встретиться с ней. Живёт она рядом с телестудией, ул. Кочеткова, 2, первый подъезд, первый этаж, направо вторая дверь. Телефон 26-06-08». Воспользоваться этим адресом я не смог - билет на железнодорожный поезд «Владивосток - Харьков» был уже взят. Нужно было уезжать.
* Семинар молодых писателей Сибири и Дальнего Востока (5–12.9.1965, Чита), проведен ЦК ВЛКСМ и Правлением СП РСФСР. Большую инициативную работу проделали Чит. обл. писательская организация (ответственный секретарь Г.Р.Граубин), обком ВЛКСМ, райкомы КПСС и отделы культуры. Обсуждены рукописи молодых литераторов, проживающих на тер. от Красноярска до Камчатки. Руководителями секций (семинаров) стали приглашенные в Читу известные рос. прозаики, поэты, драматурги и критики: Л. Соболев, В. Астафьев, А. Коптяева, Ю. Рытхэу, С. Шуртаков, Б.А.Костюковский, М. Соболь, Л. Решетников, Н. Кладо, В. Чивилихин, С. Наровчатов, В.В.Липатов, а также заб. литераторы В.И.Балябин, Г. Р. Граубин, В.Г.Никонов, И. Калашников (Улан-Удэ) и др. В семинаре А. Коптяевой участвовали Г.М.Донец (Чита), В. Корнаков (Улан-Удэ), Ю. Васильев (Магадан). В семинаре прозы (рук. С. Шуртаков) занимались Е.Е.Куренной и И. Александрович (Чита). Семинар драматургии вел Н. Кладо (Москва), на нем были обсуждены рукописи А. Вампилова (Иркутск), Ю. Чертова (Якутск) и др. Всего состоялось пять семинаров поэзии. Стихи Р.В.Филиппова (Чита) обсуждались на семинаре Я. Смелякова. Особо было отмечено творчество В. Распутина (Иркутск). На заключительном заседании 11 молодых литераторов приняты в СП СССР. Среди них забайкальцы – Ц.-Ц.Ж.Жамбалов, Е. Е. Куренной, Р. В. Филиппов, иркутяне – А. Вампилов, В. Распутин, Д. Сергеев, В. Шугаев, хабаровчанин М. Асламов, красноярец Р. Солнцев и др. |
||
