|
ВЛАДЫКО Такая поздняя в тот год была Пасха, что почти вплотную подходила ко Дню Победы. Всего несколько дней разъединяло эти два больших праздника. 9-го мая столичная морская пехота, как обычно, выезжала возложить венки к памятнику 64-ой морской стрелковой бригаде на Лудиной горе. Это – недалеко от Москвы – километров, наверное, двадцать по Волоколамскому шоссе в сторону области. Выезжали генералы, ветераны-фронтовики и мы – офицеры, те, кому по тем или иным причинам довелось в ту пору оказаться в стольном граде. Все было привычно и понятно – праздник есть праздник. Духовой оркестр сиял золотом начищенных труб, высокий, под два метра ростом, дирижер играючи взбрасывал тамбур-мажорный жезл. Светился небесной голубизной и первой трепетной зеленью солнечный месяц май. «Победа! Победа!» – звенело в воздухе. Тем временем недалеко от самого места торжества разбивался небольшой палаточный городок, точнее пара палаток ОСБУ; в них накрывались столы с нехитрой закуской: водкой, хлебом, зеленью. В общем, как обычно – помянуть, поднять чарку. Оказался в тот год на празднике памяти и я – недавний выпускник Военно-политической академии. Год был тяжелый. Рушился Советский Союз. Приходилось, по-сути, на духовном пепелище обретать новую жизнь. В ту пору я охранял автостоянку ночного бара. Денег-то не платили по три-четыре месяца – а надо было как-то кормить семью. А тогда, в тот день – мы собрались на большой праздник. Мы возложили венки у Вечного огня. Мы с ликованием и радостью, мол, знай наших, посмотрели морпеховскую показуху с рукопашным боем, пулеметно-автоматной стрельбой, с разламыванием кирпичей и разбиванием о голову пустых бутылок, и только уж потом, далее, собрались у столов с тем, чтобы как положено… В той поездке с нами был Владыко – митрополит. Он отслужил по всем погибшим заупокойную литию и вместе с нами приехал на место празднования. – Христос, воскресе! – воскликнул он, когда победные тосты отзвучали, и ему предоставили слово. – Воистину, воскресе! – дружно ответили мы. Затем Владыко пригласил нас в монастырь. Возникло еще одно застолье. А поскольку минувшую ночь я не спал, то водка сыграла свою роль. И когда подали кофе, то я нечаянно зацепил чашку рукавом, и чуть было не облил митрополита, который сидел за столом напротив меня. Он даже привстал, чтобы одежды его не пострадали. Все это было воспринято тогда как мелочь и пустяк, и памятный вечер, само-собой, прошел в победных тостах и заздравных пожеланиях. На следующий день я позвонил своему товарищу из штаба ВМФ, который тоже был на том празднике. – Слушай, – отчего-то похихикивая сказал он, – тебя вообще-то нельзя приглашать на такие мероприятия. Ты чуть было самого митрополита чаем не облил. – Ну, во-первых не чаем, а кофе, – возразил я, – а во-вторых, «чуть-чуть» – не считается. На том разговор и завершился. С одной стороны я отнесся к этим словам не более как к офицерской шутке, а с другой решил, что если представится случай, то непременно извинюсь перед его святейшеством. Случай представился через три месяца. И не где-нибудь, а в Греции. Туда на учебном корабле «Гангут» на остров Корфу мне довелось прибыть с курсантами-стажерами. Духовно окормлял тот морской поход – наш Владыко. На борту прошло крещение курсантов и экипажа. В столице острова Корфу – Керкире – состоялся крестный ход к храму Святого Спиридона. Много было экскурсий и встреч. Только вечером мне представился случай поговорить с глазу на глаз с митрополитом. – Владыко, – в завершении сказал я, – этой весной, в монастыре я нечаянно чуть-было не облил вас кофе. Простите. Он посмотрел на меня ласково и нежно. – Да что вы? Ведь я этого совсем и не помню. А затем прошло еще несколько лет. И вновь мне довелось встретиться с владыкой в Кремле на торжествах, посвященных 2000-летию Рождества Христова. Когда я подходил к нему под благословение, то невольно думал – вспомнит ли он меня – столько людей постоянно вокруг него, столько лиц. – А вы совсем не изменились, – сказал Владыко, – все такой же, как и на Корфу.
ШАМИУЗА Нет-нет да и вспомнится, ни с того, ни с сего, это странное русскому уху название, мелькнёт в глубине памяти, словно огонёк за окном быстро летящего в ночи поезда и исчезнет вновь и надолго. Шамиуза, Шамиуза. Когда-то я был там в командировке. Морскую пехоту, где довелось мне какое-то время послужить, вечно бросали на разного рода «стратегические, важные и очень важные» объекты флота: то морпехи, как бесплатная и надёжная рабочая сила, строили какие-нибудь пирсы и причалы, то мчались по пятнадцать – двадцать суток эшелонами в среднюю полосу России на так называемую «целину» – для оказания помощи в уборке урожая, где-нибудь в Саратовской области, Казахстане или Татарии, то просто разгружали «для нужд» цемент или уголь, лук или картошку, да мало ли где и чего приходилось. Всё это – лишь к тому, чтобы было понятно. Вот и в тот раз нашу роту, собранную из разных морпеховских подразделений и в которую назначили меня замполитом, десантировали почти на самую китайскую границу в глушь-глухомань под названием Шамиуза. Что это такое? Сразу-то и не назовёшь. Поскольку – это не поселок, не гарнизонный городок, каковых немало по границам нашей необъятной Родины, ни застава и ни деревня, ни какой-либо иной административный пункт. Шамиуза – это просто-на-просто склады, похожие на огромные перевёрнутые корыта, с разного рода взрывчатыми веществами, снарядами ракетами для кораблей и подводных лодок, на обваловку которых все мы и были направлены. Работа оказалась очень даже нехитрой. И нашему брату морпеху вполне под силу. Склады, те самые, стратегические, к которым вела одна разъединственная змеевидная дорога, были разбросаны между сопок каким-то особым квадратно-гнездовым способом. Да и шут с ним, с этим способом. Об этом нам думать было не надо. Наша задача состояла в другом – с целью пожаро-взрывобезопасности надо было вырубить все деревья и подлесок вокруг хранилищ, а также перевернуть и аккуратно уложить дёрн на расстоянии двадцать метров по периметру от кромки каждого склада. Топор да лопата для бойца – инструмент привычный. Руби да рой себе. Бери больше, кидай дальше. Чего тут хитрого? Потом в строго отведённых местах и под особым присмотром отцов-командиров, сожги весь кустарник. Тоже всё понятно. Курить разве что нельзя во время работы. Но и это поправимо. Через каждый час звучала команда: «Рота, отставить работу! Пять минут покурить и оправиться!» И всё бы ничего, если бы это было в каком-либо другом месте... Шамиуза – по-китайски долина змей. Очень точное название. Такого количества ползучих и шипящих я никогда и нигде более не видел. Змеи были везде: в траве, кото-рая поднималась зелёной щеткой до пояса, в ручьях, на деревьях – свисали этакой жёлтой или зеленовато-голубенькой плёточкой. – Ничего страшного, – говорил мне замполит этой базы – крупный, лысина вечно в мелких капельках пота, краснолицый майор по фамилии Перец, – я, вот видишь, уже пятый годок як здеся. К змеюке же той попривыкнуть надо. Во-первых – никогда не торопися. Это же очень хорошо, шо тута гады ползучие. Народ с непривычки бояться будет. А это же - хорошо! А бежать тута некуда. Ни магазинов, ни кино, ни иных яких соблазнов для матросив нема. А чагожа в сопках-то бойцу делать? Нечева. А значит – дисциплина будет. А без неё – никуды. Потом, змиюка, она же шума и дыма боится. Тварюга умная. От чиловиков она сама уползает. Но это – когда как. Расслабляться категорически нельзя, – майор Перец при этом строго окинул меня взглядом. Мол шутки шутками, а бдительность прежде всего. – Никогда не беги от гадюки ни в верх, ни пид гору – тильки в бок, – продолжал он свой инструктаж. – Змиюка, она так, собака, устроена, шо теряет усякую скорость когда ползёт поперёк сопки. О чём-то ещё и ещё рассказывал за рюмкой чая мне коллега – местный замполит. Сейчас уже и не вспомнишь. Разве что одно его наблюдение запомнилось мне. – Вот там в Москве или в Киеве для примера (на Украине у него была семья, которую он видел раз в год в отпуске) считают, шо здеся прям такая екзотика. Да, – вздохнул он, – эта екзотика, когда её на фотографиях или по телику бачить. Со стороны дюже гарно. Кум тут, железнодорожник, раз был на денёк. Сопки, говорит, это же так прекрасно. Они похожи на женские груди. Тьфу... Через месяц наша рота выполнила боевую задачу и, получив благодарность от командования и с десяток почётных грамот «за успехи в повышении и укреплении», покинула Шамиузу. Как ни странно, но ни одного бойца моей роты за весь период командировки ни одна из змей не ужалила. Матросы и сержанты довольно быстро освоились. Несмотря на все запреты – лихо ловили их. Понаделали из змей десятки всякого рода дембельских плёточек, ремешков и иных без-делушек-пугалок. Один раз, из укромного места, я даже наблюдал игру в хоккей со змеей. Точнее, змея была у матросов вместо шайбы, а клюшками служили обычные швабры. На кусок асфальта перед казармой вылили несколько вёдер воды, бойцы встали по кругу, а в центр вбросили пойманную накануне змею. Её под общее ликование: «На кого ты, стерва, хвост поднимаешь?!» – довольно долго перешвыривали с одного края на другой до тех пор, пока она не прекратила вначале шипеть и извиваться, а затем и шевелиться. Что тут скажешь? Наш боец везде найдет себе забаву. А в Шамиузе я никогда с тех пор не был. Да и чего там более делать-то? Не поедешь же туда специально. Да и не пустят. Спецобъект. Зона.
КНИГА ЖИВЕТ ДОЛГО В ту, невероятно теперь уже далекую пору, ходил я по школе с веселым пионерским галстуком. Какой же это был класс? Третий, четвертый, пятый? Да так ли это важно. Именно в тот день на урок истории или обществоведения пришел к нам самый обыкновенный, как тогда казалось, дедушка. Строгий костюм, небольшая бородка, галстук в горошек, виски седые. В общем, типичный интеллигент провинциального городка. Пришел, понятно, не случайно. Целый час рассказывал он об истории нашего родного края, о его природе, названиях рек, гор, самого города, о промышленности и еще о многом другом. Дедушка тот входил в совет ветеранов, был активным сотрудником местного музея. Все как обычно. Не раз на занятия к нам приходили и другие подобного вида фронтовики, почетные гости – бабушки и дедушки. Однако тот старичок-краевед принес с собой небольшую книжечку об истории нашего города. Отпечатана она была на серой бумаге, в местной типографии, небольшим тиражом, под скрепку. Тонкая такая брошюрка. Именно за ней на перемене я и подошел к нашему гостю: «Где можно ее почитать»? – А я вам подарю, – сказал дедок. – У меня есть еще один экземпляр. Пожалуйста, давайте я вам подпишу. Как вас зовут? – Вадик, – представился я. – А отчество? – спросил старичок. – Зачем отчество? – удивился я. – Ну, как, зачем, – развел руками дедок. – Это сейчас вы Вадик, а пройдут годы, будут у вас дети, внуки… Книга-то живет долго.
СВЕРХЗАДАЧА Наверное, и помнить-то бы об этом уже и не надо. Давным-давно отшумели Лёхины сокрушения. Как бы в другой жизни. Да и Лёхи-то самого нет. Умер Лёха. Но вот какой-то странной болью, отзвуком что ли, о давно минувшем, почему-то всплывает в памяти та нехитрая история. – Выпуск был у нас, – рассказывал друг мой Лёха, – только-только закончили мы военное училище. Солнце светит, значки и погоны эмалью и золотом горят. Лето в разгаре. И жизнь впереди такая долгая, счастливая… Васька Колышкин накануне все говорил: «Маршалом буду! Важно цель иметь большую, – говорил он. – Стремиться важно! Понимаешь?! Вот если хочешь стать летчиком, то – космонавтом стремись стать. А если поставишь себе цель стать только летчиком, то будешь в лучшем случае слесарем каким-нибудь. Сверхзадача нужна. Обязательно! Для каждого человека. Понимаешь?! Девиз есть такой: «Надо ясно видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий»! Вот и я буду пытаться маршалом стать, тогда уж, точно, полковником-то, как минимум, стану. Так или примерно так вспоминал Леха о сослуживце своем, о незнакомом мне Ваське Колышкине. – А вечером, когда мы все собрались обмыть свои лейтенантские звезды в ресторане, – продолжал Леха, – пришла жуткая весть – убило Ваську электротоком! По-глупому убило-то. Набрал в ванну воды – решил полежать, отмякнуть перед гулянкой. А чтобы было веселей, принес магнитофон. И на край ванны его поставил. Ну, и видать задел нечаянно. Он и упал вместе со шнуром в ванну. Двести двадцать вольт плюс вода. И не стало Васьки. Так мы в ресторане на выпуске «весело» и погуляли.
БАБУШКА В МЕТРО В вагоне метро на скрипке играла старушка. Седая, маленькая, она сидела на последней скамейке и, несмотря на шум-гам, старательно выводила мелодию: «Во поле берёзонька стояла…». Рядом с ней лежал футляр от скрипки. В него пассажиры бросали деньги, в основном мелочь. Однако старушка почти не обращала внимания на свою «кассу». Она играла вдохновенно и отрешённо. Лишь раз она оторвалась, чтобы поблагодарить девочку, которая принесла ей десятирублёвую купюру. – Спасибо! – сказала старушка. – Вы знаете, я ведь не только музыкант, но ещё и художник-портретист. У меня была выставка в Ленинграде. |
|
