Анатолий АВРУТИН (Минск, Беларусь)

Две сущности бытия

(Из новых стихов)

 

***
Несовременно?.. Вот и пусть!
С собою в спорах,
Учу травинку наизусть,
Колосьев шорох.
Не по рассказам, не из книг,
Душою мучась,
Навзрыд учу лебяжий крик,
Листвы летучесть.
Который день, который год,
Почти построчно,
Учу, как зреет умолот
В колосьях сочных.
Учу росинку, василек,
Зарю над пожней.
И свет лучится между строк,
Мой свет тревожный…

***
        Валерию Хатюшину
Мы пришли в этот мир
Из холодных квартир,
Где под примус скворчала картошка,
Где за стенкою жил отставной конвоир,
Всё приученный слушать сторожко.
Где динамик хрипел от темна до темна
И нигде его не выключали –
Вдруг внезапно объявят, что снова война
И по радио выступит Сталин?..
Этот круглый динамик меня одарил
Знаньем опер, столиц и героев.
Душу «Валенки» грели,
«Орленок» парил,
И танкистов-друзей было трое…
А Утесов хрипел нам про шар голубой,
Но мы знали – объявят тревогу,
И пойдем «на последний, решительный бой»,
Так что, «смело, товарищи, в ногу…»
А теперь ни динамиков нет, ни святынь…
И давно нет в быту керосина.
Телевизор посмотришь: «Нечистая, сгинь…»
Где был дух, там одна Хиросима.
Слышу старых друзей голоса из-под плит –
Им так больно, что мир разворован!
И отрада одна – белый аист летит
Все же выше, чем каркает ворон…

***
Ни ветерка… Молчит кукушка…
Простор безмолвствует, крича:
«Отчизна – это Русь и Пушкин…
Да белый ангел у плеча».

И чудится, что ангел белый
Перо над крышей обронил.
Пушинки кружатся несмело…
Пу-шин-ки… Пушкин подарил…

Пушиночка скользнет по брови,
И дальше –тихо, не шурша.
И станет менее суровой
Давно остывшая душа.

И все, что сплыло без возврата,
Уже не страшно, не черно.
И нет сестры, и нету брата,
А есть дыхание одно.

***
Время метаний… Основа основ.
Пусто и голо.
Вроде Микола стоит Лупсяков…
Як ты, Мікола?*

Переступлю через снежный сумёт,
Прошлое – рядом.
Толя Гречаников руку пожмет:
«Што з перакладам?..”**

От недовольных супружниц тайком,
Ближе к вечерне,
С Мишей Стрельцовым пойдем с коньяком
К Хведару Черне.

Гришка Евсеев, Володя Марук:
“Вып”ем і годзе…”***
По корректуре размашисто: “Ў друк!–****
Павлов Володя.

Небо нахмурилось, тени струя.
Стежечка в жите.
Где вы?.. В какие уплыли края?
Хлопцы, гукніце!..*****

А с поднебесья: “ Ушедших – не тронь!..”–
Грозно и строго.
Толькі валошка казыча далонь…*****
Цёмна… Нікога…
___________________
*Как ты, Микола?
** Что с переводом?
*** Выпьем и хватит
**** В печать!
***** Хлопцы, отзовитесь!
****** Только василек щекочет ладонь…
Темно… Никого…

***
Что лучше – слава иль безвестность?..
Я к лишним спорам не привык,
Мне мама – русская словесность,
Отец мне – русский мой язык.
Так и живу в краю прозрений,
Где воинство – певучесть строк,
Где вся политика – Есенин,
А вся величественность – Блок.
Где словом жалуют на царство,
Где бессловесен пистолет,
Где слово – высшее бунтарство,
И жизнь, и музыка, и свет…

ПРОЩАНИЕ С АВГУСТОМ
Позднее светает… Уносят тепло
Смущенные аисты.
Пока что не осень, но время пришло
Прощания с августом.

Молоденькой прелью пропахший овраг
Грустит в одиночестве.
Приходит к нему только Ванька-дурак…
Растрёпа… Без отчества…

Чадит костерок.
– Подходи, посидим –
Вот здесь, под березою…
Но Ванька питается духом грибным
И дымкою розовой.

– Эй, Ванька, чего это в душах свербит,
Вот ёлки зеленые!
Он лишь отмахнется и что-то бубнит
Свое, забубённое.

О чем ни спроси, Ванька врать не мастак:
«Не знаю… Не ведаю…»
Прощается с августом Ванька-дурак,
А мы тут с беседою.

Тридцатое августа… Голос далёк.
Редеет дубравушка.
А истину знают лишь ванькин киёк
Да вдовый журавушка.

***
Не смогли, не вышли, не дотопали,
Не посмели лишнего посметь.
И стоят-скрипят два чахлых тополя
В том ряду, где Родина и смерть.

Им еще скрипеть под непогодиной,
На ветру лечить радикулит,
Снова безответно бредить Родиной –
Той, что под корою и болит.

Так болит, что кипень белопенную
Впору им совсем не замечать,
А привычной дрожью подколенною
Липкий страх советует молчать.

Не кивать на долю незавидную,
Не кивать ни ныне и ни впредь.
И скрипят стволы радикулитные
Да листва торопится слететь.

***
Чуть курчавится дым от воткнутой в салат папиросы,
Не идет разговор… И не пьется… И мысли не в лад.
Все ответы даны… Остаются все те же вопросы:
«Что же делать теперь?..» И, конечно же: «Кто виноват?»

Да, характер таков у смурного от жизни народа,
Всё: «Авось, перебьемся… Авось, доживем до поры…»
Будут мёд добывать, а себе не останется меда,
Воздвигают палаты, а хаты кривы и стары.

Угорая в чаду, что дарит позабытая вьюшка,
Всё боятся чего-то и вечен тот давящий страх.
Но наутро из хаты – чуть свет! – выбегает девчушка,
И сама, как росинка, и солнце несет в волосах.

И ее узнают и деревья, и рыбы, и птахи,
И листок золоченый всё тщится в ладошку слететь…
Крикнет: «Папа, гляди!..» И отцы забывают про страхи,
И шеломистый купол на Храме спешит золотеть.

Засочится смола вдоль недавно ошкуренных бревен,
Мужики пожалеют, что вечером слабо пилось…
– Кто виновен? – спроси. И ответят: «Никто не виновен…»
– А что делать-то нужно? – Так выживем, людцы… Авось…»

***
      «…что русский исход тяжелей, чем еврейский исход…»
                                           Надежда Мирошниченко
А время кричало в пустом и безветренном поле,
Что русский исход тяжелей, чем еврейский исход.
И аист кружил… Он в полете не думал о воле –
Не думает вовсе о воле свободный народ!..

И что-то мешало идти и не думать о бренном,
И что-то велело укрыться в свое забытьё.
А это Россия торопко струилась по венам,
В висках выбивая росистое имя свое.

И что-то гудело в далекой, не хоженой чаще,
Да так, что казалось – вот-вот и уже бурелом…
Но аист летящий, но аист о чем-то кричащий,
Взрезал беспросветность своим осторожным крылом.

И вроде светлело… Все больше являлось народу –
Следили за птицей, чубы к поднебесью задрав.
И вброд перешли они стылую черную воду,
Что в скользких обломках несла очертанья держав.

И даль содрогнулась… И что-то вдали заалело.
И плечи не гнулись под вечное: «Мать-перемать…»
А тело болело… Да в венах Россия гудела,
И в тромб собиралась, готовая сердце взорвать…

***
Ты все смотришь с какой-то немой укоризной
И тяжелые слезы струятся из глаз…
И какой здесь Есенин поможет, Отчизна,
Если век отрезвляющих слов не припас?
Если чахнут без влаги сухие побеги,
Если аист бредет по не выросшей ржи?
И какие здесь наших времен печенеги,
И какие хазары, Отчизна, скажи?
Отчего здесь все горше извечное лихо,
Отчего здесь историю лучше не трожь?..
Вслед за аистом скорбно бредет аистиха
По не выросшей ржи…И не колется рожь…
Здесь всегда на «авось», здесь все можно без правил,
Здесь районный начальник всегда бестолков…
Это кто в деревнях лишь старушек оставил,
В небеса отболевших забрав стариков?
Та старуха печально глядит из-под шторы,
И не молвит нигде о сыновней вине.
Это кто о несчастье ведет разговоры
И от этого весел и счастлив вполне?
Это где нынче в Храмах безлюдно и тихо
И все каркают вороны, будто к беде?
Но по черному полю бредет аистиха…
Но танцуют березки по пояс в воде…

***
Меня чуть что лекарством пичкая,
Мелькнуло детство. Чёт – не чёт…
Какой у мамы суп с лисичками,
Какие драники печет!

Соседские заботы дачные,
А я не дачник, мне смешно…
Вновь Первомай!.. Вожди невзрачные,
Зато душевное кино!

Мы всех сильней?.. Я лучше с книгою,
Я нынче Блоком поглощен.
Но как красиво Брумель прыгает,
Как Власов дьявольски силен!

Куда все это вскоре денется?..
Молчанье из-под черных плит…
Но как же хочется надеяться,
Но как же Родина болит!

Болит… И горлицей проворною
Мелькает в дымке заревой,
Где столько лет над речкой Черною
Не тает дым пороховой.

***
В струенье жизни быстротечном
Слышнее грома – только тишь.
Вовек не станет слово вечным,
Когда о вечном говоришь.
Но если, предваряя звуки,
Вдруг захлебнешься тишиной,
Немым предвестником разлуки
Простор увидится сквозной.
И так – от выдоха до вдоха,
От первых дней до серых плит…
И кем ты стал – решит эпоха,
А вечность – кем не стал решит…

***
Ты можешь верить или не верить –
В беду не верится никогда.
Но в черный берег, холодный берег,
Забытый берег стучит вода.

Вода уныло стучит – не плещет,
Стучит – от этой тоски до той.
А голос вещий, а голос вещий
Угрюмо мечется над водой.

И что там в голосе вещем этом,
Какая тайна сокрыта в нем?
По всем приметам, холодным летом,
С вечерним светом и мы уйдем.

Судьба осудит по высшей мере,
От солнца скроемся навсегда…
Но будет в берег, холодный берег,
Забытый берег стучать вода.

***
       Свеча горела…
       Борис Пастернак
Дрожат небесные лучи
Меж тонких веток.
Судьбу с реальностью сличи –
И так, и этак…

Мерцает тихо вновь и вновь
Средь снегопада
Свеча-судьба, свеча-любовь,
Свеча-отрада.

И невозможно оторвать
Свой взор усталый,
Следя – струится благодать
Над снегом талым.

Всё бренно… Ниточка слаба,
Но длят мгновенья
Свеча-печаль, свеча-судьба,
Свеча-прозренье.

Куда ни глянь, чего ни тронь –
В любовном стоне
Пусть тонет женская ладонь
В мужской ладони.

И пусть не меркнут в толще лет,
Средь лжи и смрада,
Свеча-закат, свеча-рассвет,
Свеча-отрада…

***
Такое вот имя – Ирина, Арина…
Слегка – журавлино, слегка – голубино,
Слегка снегопадно, слегка февралёво,
Но вечно – небесного чувства основа.

Ирина—Арина… Ирина—Арина.
Глаза обманувшие смотрят невинно.
А как вы хотели, чтоб очи глядели,
Когда в них горят золотые апрели?

Ирина – Арина, Ирина – Арина…
О, как бы скрипела под нами перина,
Когда б ты явилась, безбрежно нагая,
К себе – от себя – стороной убегая…

Ирина – Арина… Как шепчутся звуки
Моих непростительных боли и муки,
Как жаждется имя шептать, задыхаясь,
И снова грешить – не стыдясь и не каясь.

Ирина – Арина… Взгрустнулось немного.
Мне поздно влюбляться… И ты – недотрога.
Напрасные грёзы во всем виноваты.
И нет никого… Только простыни смяты…

***
Промозгло… Не скрипнут двери,
Неверен туманный свет.
Как будто и Бог поверил,
Что Бога на свете нет.

Как будто сквозь дождь отвесный
И он, покорясь судьбе,
Всё мечется по небесной,
Нездешней своей тропе.

И путник в плаще убогом,
Плечом раздвигая тьму,
Страшится столкнуться с Богом,
Промокшим под стать ему.

Судьба их сведет едва ли…
И мечутся, боль тая,
Две истины, две печали,
Две сущности бытия…

***
Брести вдоль спиленной аллеи
И видеть только пни и пни…
Второй и пятый чуть виднее,
Неровно спилены они.

На срезах – ни щеле́й, ни гнили,
А лишь неровный почерк зла.
Их в первый раз не доказнили –
Застряла в дереве пила.

Ругнулся спец немногословный,
Шагнул с пилой наперевес…
Вот только срезали неровно,
А впрочем – что им этот срез?..

И всё… Отныне холмик мятый
Здесь выше всех… Сквозь ночь и тьму
Два этих пня, второй и пятый,
Всё машут кольцами ему…

***
Месяц горбат и юродив.
Так тяжело на душе.
Женщина в доме напротив
Свет погасила уже.

С нею мы нет, не знакомы.
Просто сроднился давно
С тем, что за темным проемом
Женщина смотрит в окно.

Матово-белое тело,
Ковшик у края стола…
Что-то сказать мне хотела…
Вздрогнула… Не позвала…

Не позвала и не надо.
Хватит до смертной доски
Этого позднего взгляда,
Полного ранней тоски.

***
От кладби́ща до кладби́ща
Только черный ветер свищет,
Только ржавая пшеница
Стыло гнется на ветру.
Только пес голодный рыщет,
Да, гляди, Всевышний взыщет
С тех, кто лжет себе: «Пусть воет…
Я сегодня не умру…»

В этой жизни всё конечно!
Гнезда – восьмероконечны.
А птенцы, едва оперясь,
Устремляются в зенит…
Так пустынно и немотно!
Только озеро – дремотно,
Только женщина сторонкой,
Взглядом каркая, спешит…

Стынью полнится округа,
Где ни ворога, ни друга,
Где прилипчивая туча
Цедит стайки редких птах…
Где дожди устали литься,
И, как старая блудница,
Позабытая копёнка
Под накидкой носит страх.

Только черные коренья,
Будто призраки старенья,
Извиваются, змеятся,
Узловатостью страша…
Листья все еще кружатся,
И устав себя бояться,
От кладби́ща до кладби́ща
Так и мечется душа…

***
И опять – ни стона, ни упрека,
Лишь в зрачках – вселенская зима.
Зуб неймет, но все же видит око,
Что не ви́дны ближние дома…
Что летит позёмка выше крыши,
Что уйдет он через полчаса…
Что мгновенья этого превыше
Только смерть да божьи голоса.

***
Первое августа. Завтра Илья.
Серым дождям ни конца, ни начала.
Сохнет-не высохнет стопка белья,
Что накануне жена настирала.

Лето на позднем своем рубеже,
Сколько Илью ни зовите Илюшей…
И поселяется осень уже
Первого августа в стылую душу.

Значит, мне старые книги листать,
В небе выискивать светлые пятна.
Значит, мне с птицами вдаль улетать,
Точно не зная – вернусь ли обратно?..

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную