|
***
Время такое… Неясны сроки,
Ужасам нет конца.
Даже, когда небосвод высокий,
Не открывай лица.
Даже, когда золотые звуки
Плещутся у щеки…
Даже измученным от разлуки
Не подавай руки.
Всё позабудь… Пусть темно и немо
Ближний уйдёт во тьму.
Даже, когда он взлетает в небо,
Не прикоснись к нему.
Ну а минуты твои прервутся,
Замертво рухнешь ниц,
Ближние губ твоих не коснутся
И не откроют лиц.
***
Он бредет по бездорожью,
Звать его Иван-дурак.
На челе – отметка божья,
А на теле – божий знак.
Зимний ветер студит груди,
Рвёт поземка волоса.
А навстречу злые люди,
Злобой полные глаза.
--Что напялил эти тряпки,
Даже водкой не согрет?
Надо б дать ему по шапке…
У него и шапки нет…
Что ответишь?.. Злые взгляды,
Злая щерится зима.
Только жалости не надо,
Жалость – это, как чума.
Снег метет… Собака лает.
И с небес неясный гул.
Но дурак чего-то знает,
Что-то Бог ему шепнул.
И бредет по буеракам,
Вот уже который век,
Этот самый… С божьим знаком…
С божьим знаком человек…
***
Всё – поздно, всё – не так…
Все спутаны понятья.
Я в зеркало гляжу –
но нету там лица.
И Родину успел, и друга потерять я,
И чёрной полосе
не видится конца.
Ко мне не подходи –
дразнить меня не стоит.
Я загасил очаг, забыл отцовский дом.
Коснись меня перстом –
и волк вдали завоет…
Но, если я любим,
коснись меня перстом…
***
Нам велел господарь
Не жалеть на противника порох.
Да и собственной крови
Велел не жалеть нам, как встарь.
И хрипело в груди,
Пот кипел в цепенеющих порах,
И махал нам рукой,
И смеялся во след господарь.
Мы кричали и шли,
Мы утробное что-то кричали.
И в кровавую жижу
Уже превращалась роса.
Мы – живучей врага,
Мы – живучей отточенной стали…
Прикипали к шеломам
Вспотевшие враз волоса.
Эта жуткая сечь…
Скособоченных лиц пучеглазье…
Этот, насквозь пронзенный,
Роняющий кишки живот…
Не слыхав про экстаз,
Мы метались в кровавом экстазе,
Меч вонзая в убитых –
А вдруг, полежав, оживет?
Каждый тихо молил –
Не по нем чтобы ладили тризну,
Каждый страстно хотел
Кровь врага, как вино, изолкать,
Перед смертью вдыхая
Серебряный воздух Отчизны,
Чтоб вражина не смел
Тот серебряный воздух вдыхать.
Отступала дружина,
Чтоб лишние силы не тратить.
Отступая, кричали любимым своим:
«Я вернусь…»
Враг врывался и жёг,
Местных девок спеша обрюхатить.
И в колодцах топил
Осиянную светлую Русь…
И родился народ…
Из Орды и не паханных пашен,
Из вражды и проклятий,
Из тысяч смертей в недород…
Мы им-- головы с плеч,
Они женщин брюхатили наших,
Перемешаны крови …
Но все же родился народ.
Как его разделить,
Хоть уже наплодилось умельцев,
Только ужасы помнить,
Не помня связующих вех?
Тут поди отличи
Поджигателей от погорельцев,
Коль одно пепелище,
Одно пепелище на всех…
***
Довольствоваться малостью на призрачном веку –
Ни болью, ни усталостью тебя не отвлеку.
Ни завистью, ни подлостью, ни ложью, например.
Ни внешней старомодностью изысканных манер.
Ни ласки и ни жалости не жажду, коль не люб.
Лишь на прощанье – алости твоих соленых губ.
Чтоб верил – время катится, забыв про твой наив.
Чтоб помнил – если плачется, ты жив еще, ты жив…
БИЗОНЫ
И снова бизоны бегут по тропе,
Спеша и толкая друг друга.
Вновь будет затоптана в этой толпе
Больного бизона подруга.
Хотя он велел ей – беги поскорей,
Я – болен… Не думай об этом…
Но нету отчаянней, нету верней
Бизонки, не внявшей запретам.
Куда ей стремиться, зачем ей бежать,
Топча ослабевших собратьев,
Зачем ей вот эта коварная гладь,
Где камни летят – не собрать их;
Когда умирает оставленный ОН –
Вожак очумевшего стада?
Теперь он – поранивший ногу бизон,
А стаду такого не надо.
Он знает об этом – не раз он топтал
Друзей, заболевших в дороге.
И недруга мог зашибить наповал
Один, безо всякой подмоги.
Он скоро отстанет… Он будет убит
Другими, кто злей и быстрее.
Чего же бизонка вперед не бежит,
От бешеной гонки немея?
Ведь знает – иного спасения нет
От мчащейся бешеной злости.
Отстанешь – догонят… И хрустнет хребет,
И хрустнут тяжелые кости.
Но взор, обращенный на тропку, тяжёл,
И нет в нем ни искры покоя,
А есть понимание – он бы ушел,
Когда б с ней случилось такое…
А может не так всё… Хотя испокон
Об этом нам ведомо мало.
И просто отстал заболевший бизон,
А следом бизонка отстала.
***
Ветер в окошко стучал то и дело.
Долго судьбе я протягивал руки,
Долго с деревьев листва не летела,
Долго судьбе не хотелось разлуки.
Долго рыдалось… И слышалось долго,
Как за деревьями мечется птица.
В тучах прорезалась узкая щёлка,
Месяц пролился на бледные лица…
Ворон поёжился… И задрожала
Влага на тронутых пеплом подкрыльях.
Было здесь белому белого мало,
Черное сделалось черною пылью…
Не понимая, что стало со мною,
Брёл я… И мучился, не понимая,
Что задышал мой отец под землёю,
Встал и побрёл, корневища ломая.
Так и бродили мы… Я – по дороге,
Он – под землёю с извечною тростью.
Еле держали разбитые ноги,
Жутко скрипели усталые кости.
Ну а потом прекратилось и это…
Брызнула с веток крикливая стая.
Скрипнули ставни… А после, с рассветом,
Враз облетела листва золотая.
***
Замкни свой слух… Утишь свой голос,
У ног Отечества присядь.
Увидь, как правда раскололась
На Бого-ложь и Бого-мать.
Пока, бессловен и безвластен,
Ты облачен в напрасный плащ –
К любой тоске деепричастен,
Любому долгу подлежащ:
Тебе воздастся полной мерой,
Когда, на истину похож,
Ты побредешь по стуже серой,
В чепце небесном побредешь.
И сбудется всего лишь Слово,
Когда ты вдруг посмеешь сметь
В момент раската грозового
Напрасной музыкой греметь.
***
Узелок разматывай
Бездны на краю…
Каждый чтит Ахматову…
Каждый… Но свою…
Каждый Богу молится,
Каждому – свой Бог.
Что воздастся сторицей,
Каждому – не в прок.
Всё спешат прохожие –
Мимо и везде.
В радости похожие,
Разные -- в беде.
Скоро дни весенние
Принесут сквозь даль,
Для кого – спасение,
Для кого – печаль.
Волочим сквозь полюшко,
Да к небытию,
Каждый свою долюшку…
Каждый… И свою…
|
***
Злые да похмельные,
Славные и гнусь.
Княжества удельные…
Получилась Русь.
Скифия, Хазария
Сгинули в туман.
Всё Иван да Марья,
Марья да Иван.
Сколько раз возропщено,
Поджигай, не трусь!
Стенька… Пугачёвщина…
Получилась Русь.
С праздниками, бедами…
С четырех сторон
Турки жгли со шведами,
Жёг Наполеон.
Погибали тыщами
С криком: «Я вернусь…»
С горем, с пепелищами
Получилась Русь.
Жили не играючи,
В муках и любви,
Кровь свою спасаючи
Спасом-на-Крови.
Пусть другие мечутся,
Дома пригожусь.
Не спасли Отечества,
Но осталась Русь!
***
Нежным звукам вопреки
Так уныло и тревожно.
Дотянуться до руки
Невозможно, невозможно…
Окунуться в небеси
Оказалось много проще.
Знал: «… не бойся… не проси…»
Что просить? И кто возропщет?
Если мысли и слова
Нынче мелочь, а не сила…
Золотая синева
Скорбно даль позолотила.
Но, кромсая естество,
Всё возносится над бездной
Нежных звуков торжество –
Так светло… И бесполезно…
И неможется помочь
Никому в душевной муке.
Только нежность… Только ночь…
Только вздрогнувшие руки.
***
Нежно, тепло, соболино,
Светятся возле плеча
Русского слова лучина,
Русского духа свеча.
Входят с рассветною ранью,
Так, что мгновений не жаль,
Русское это преданье,
Русских сказаний печаль.
Прочих стремлений превыше
Жажда –на лавку присев,
Русскую песню услышать,
Русский щемящий напев.
Не добредя до постели,
Песни наслушавшись всласть,
Где-то средь русской метели,
В русских просторах пропасть…
***
Неясные звуки… Вечерняя тихая лень.
Прозрачные руки над пологом мира воздень.
Пусть явится тихо, повиснув на тени надежд,
Забытое лихо в сиянии белых одежд.
Пусть станет остылым мой вечно горячечный лоб,
Трава станет илом, а песня споётся взахлёб.
Тяжёлые звёзды сплывут и погаснут вдали,
Сквозь розовый воздух мои уплывут корабли.
И будет тревога царить в целом мире… Одна…
Где ты, недотрога, безмолвно стоишь у окна.
И белая кожа, слезой оросясь из-под вежд,
Сольётся, тревожа, с сиянием белых одежд.
Не станет разлуки… Не станет осина желтеть.
Неясные звуки… И ныне, и присно, и впредь…
В дому серостенном, где время пустилось в бега,
Где вечность --мгновенна… И только секунда – долга.
***
Будет мчаться кобылица
В сумраке ночей.
Чёрный ветер будет злиться –
Вечный и ничей.
Будут скользкими дороги,
Где застыла грязь,
Где судьба, калеча ноги,
Мимо пронеслась.
И расхристано, и немо
Будет злая ночь
Убеждать, что только небо
Может нам помочь.
А ещё, сметя разлуки
Горькую печать,
Могут ласковые руки
Трепетно кричать.
И, обняв тебя за ворот,
Не пускать туда,
Где порхает чёрный ворон
Да мертва вода.
Где гнедая кобылица
Гулко пронеслась,
Неживые эти лица
Втаптывая в грязь.
Где обманщица-тревога
Опоздать смогла.
Где останется немного
Конского тепла.
Где прокуренные тучи
Так не высоки,
Что зацепят неминуче
Длинные штыки.
И тогда, средь темной ночки
И вишнёвых вод,
Время съёжится до точки
И совсем уйдёт.
***
Другое всё – земля и воды,
И эта колющая синь,
И эти мертвенные всходы,
И ложь надуманных святынь…
Бредешь, созвучиям внимая,
Вгрызаясь в черный небосвод,
Туда, где музыка другая
К другой бездонности зовёт.
***
Недоброй вестью огорошена,
Под сенью сохнущих ракит,
Стоит изба, не огорожена,
Трубой закопченной дымит.
А рядом нет ни пыльной улочки,
Ни мальв цветущих, ни дымка.
Велосипед с погнутой втулочкой,
Ворот скрипучая тоска…
Лишь у колодца, тешась брызгами,
Черпнув ладонью из ведра,
Старуха в кофточке замызганной
В полубезумии мудра.
О чем она? О божьих правилах,
О том, что супчик не густой,
Что правнук шлёпанцы оставил ей –
Она в них ходит за водой.
Что солнце встало за скворешнею,
Что грязи в бочке – через край.
Что день промчит… И радость вешнея
Уйдет за старенький сарай.
Пройду… Кивнёт… На миг оглянется,
Вслед перекрестит: «В добрый путь!..»
И что-то горькое останется,
Чтоб после в памяти мелькнуть.
***
Навестил деревеньку в июле,
Побродил мимо брошенных хат.
Встретил хромую бабушку Юлю:
"Мрёт деревня… И кто виноват?..»
Постоял со старухою древней.
Деловито погладив жнивьё,
Прочитал ей стихи про деревню –
Как тоскует вдали от неё.
Сел в машину… Она же, немея,
Вслед глядела: «Матрёнина плоть!..
Жаль, что я так любить не умею –
До заката бы лук прополоть!..»
***
«Так лучше… По живому… Резко…
Пока нас чувство не сожжёт,
Пока – без возгласа и всплеска –
Нас не увлёк водоворот…»
Услышал… Выбежал из дома
И враз почувствовал – уже
Напрасно резать по живому,
Когда всё мёртвое в душе.
***
Ни в чёрта и совсем ни в Бога мать,
Не в ту строку свое вставляя лыко,
Но я спешу прощаться и прощать,
Хотя прощенье зло и многолико.
Ты мне не дашь ни права на печаль,
Ни права на сокрытое возмездье.
И тень твоя умчит в немую даль,
Вскочив в вагон на ржавом переезде.
Очнусь от горя лишь на третий день,
Протру травою драные колени,
И долго буду шарить тени тень,
Как внучку золотой твоей предтени.
Случайный встречный молвит: «Молодца,
Дай водки дураку – совсем упьется…».
И лишь оскал разбитого лица
Всплывет со дна забытого колодца. |
