Как нам сегодня воевать с противником,
оставаясь в плену его идей?
                                             Александр Щипков

События 90-х годов ХХ века медленно уходят в тень, а вместе с их уходом возрастает возможность тщательного, беспристрастного и всестороннего анализа «геополитической катастрофы» (В. В. Путин) распада СССР и, как следствие, краха многовековой российской государственности, произошедшего в начале 90-х годов. Это необходимо по нескольким причинам, и для нас в контексте сербско-российских отношений самой важной является возможность решения сербского и русского вопроса путем анализа всех предыдущих ошибок, которые способствовали кризису, а затем и разрушению сербской и российской государственности. Тот, кто серьезно занимался российско-сербскими проблемами, понимает: ответы на вопрос о том, что произошло с Россией в 90-е годы (что она была слабой, имела собственные огромные проблемы, находилась под постоянным давлением внешних факторов...) неудовлетворительны. Конечно, это сербская точка зрения, и мы ни в коем случае не хотели бы, чтобы она была воспринята как грубость и назидание, и не претендуем на окончательную оценку. С учетом того, что драма, случившаяся с СССР и его государством-правопреемником Россией, напрямую повлияла на распад Югославии и удар по сербам и их государственности, сербские авторы берут на себя смелость дать оценку со своей точки зрения, и я тоже.

Прошло время, когда по ряду причин пробуждение России связывалось с бомбардировками 1999 года (из-за степени официального сотрудничества России с Западом во время войны 1991-1995 годов, идеологической ловушки, в которую попала российская дипломатия, постановки приоритетом в международных отношениях партнерства с Европой и стратегического союза с США, большой «самостоятельности» тогдашнего Министерства иностранных дел в принятии решений, вымогательства у Белграда нужных Западу решений и доли в сербском дележе, а также степень неэффективности тогдашнего «российского» аппарата...). Речь, конечно, идет не только о нынешнем «заигрывании» с Западом, а о весьма продолжительном процессе, начавшемся после смерти/убийства Сталина (факт убийства Сталина открыто обсуждается в России уже несколько лет). Другими словами, это вход в капиталистический мир (инкорпорация в эту структуру), вступление в экуменический диалог ¹, отказ от проекта создания альтернативной миросистемы, а также, в который уже раз, движение к изменению культурно-цивилизационного кода Русского мира. Это тройное негативное движение (экономическое, духовное и культурное) ослабило русский дух и привело к утрате единого взгляда на национальную историю (национальная история – одно из главных средств сплочения общества). Чрезвычайно длительный период мирного времени также сделал русский дух пассивным и открытым для манипуляций в глубине бытия (эти процессы подробно проанализированы Сергеем Кара-Мурзой)² . Процесс формирования толпы/массы в период перестройки, безусловно, имеет и более глубокую двойную точку опоры: и в российской истории, и в теории спектакля, а по степени уязвимости российской государственности его можно сравнить разве что с эпохой Смуты и 1917 годом...

Исходя из тезиса Александра Щипкова о том, что «в событийном, а не в календарном отношении, XX век начался в 1914 году с началом Первой мировой войны и закончился в 2014 году возвращением Крыма»³ , понимание событий 90-х годов надо искать именно в предательстве, произошедшем с Февральской революцией и которое, по его словам, непопулярно, поскольку нарушает либеральное табу критикой «демократического февраля» (тема предательства одинаково непопулярна в понимании событий 90-х годов с тем же мотивом и в одних и тех же кругах). В русских и сербских странах общественность и оценки обстоятельств XX века и в том числе распада СССР (злорадно обсуждаемого в «антибольшевистских» кругах) зачастую ограниченно и незрело разделены на два противоположных направления мысли, что может быть удобно для контроля над общественным пространством и, иногда, обмена мыслями, но в конечном счете представляет собой предотвращение глубокого анализа процессов, без которых не представляется возможным понять события 90-х годов, как и сделать качественное «предложение» пути в будущее. В этом смысле очень немногие сербские мыслители не следуют западной матрице (на что указывают корни их анализа). Это двойное движение аналитической мысли, так называемого диссидентства, и, условно говоря, правой ориентации (хотя исходной точкой обоих движений является прозападный взгляд на социальные процессы). Их легко узнать по глорификации Солженицына, чрезмерной критике Сталина, идеализации просвещения и узкому идеализированному взгляду на демократию...

Но вернемся к теме. Дополнительная причина, по которой до недавнего времени в центре внимания российского официального нарратива были события 1999 года и бомбардировки СРЮ, заключается также в нежелании дать неприятелям возможность, выделив одну часть, период бессилия и предательства, подавить память о многовековой помощи и сотрудничестве сербского и российского государств. Поэтому на первый план был поставлен 1999 год. Отрезвление России, разумеется, произошло гораздо раньше, то есть это было ясно государственно-созидательному слою России уже при вступлении НАТО в открытые действия под множеством официальных масок, с началом давления на сербский фактор, бомбардировок сербов в 1994/95 году и на основе еще целого ряда показателей того, что все, что делается с сербами – это всего лишь подготовка к новому походу на Россию.

Через формирование российской внешней политики на Балканах в момент распада СФРЮ и СССР мы можем увидеть все подводные камни «русского» движения того времени, которое, порой выходя за рамки логики здравого смысла, пыталось практически любой ценой не довести до крупного конфликта...

Как такая фигура, как Михаил Горбачев, человек несомненно слабой стратегической культуры и небогатых интеллектуальных и духовных дарований, или фигура Андрея Козырева, у которого, по словам Владимира Владимировича, была «только черепная коробка, а не голова», оказалась на таком влиятельном посту?

Это, безусловно, признак нескольких явлений: упадка системы, т. е. ослабления проекта, повторной ошибки выбора противоположного культурно-цивилизационного кода, активизации глубинного комплекса по отношению к Западу (поскольку подобное уже несколько раз происходило в истории России, это однозначно заслуживает специального анализа со стороны команды специалистов), стратегическое отступление (которое началась уже после смерти Сталина и стало стремительно нарастать). Интересно, что среди сербов, как и в случае с канонизацией святого царя Николая, наблюдается порой более трезвый взгляд на Сталина и его эпоху, чем среди россиян. В этом анализе наиболее выдающимся является Ранко Гойкович, который с христианской глубиной задумался над ролью великого русского государственного деятеля – о его заслугах в возврате к изучению русской истории, возврат к нормам семейной морали, постепенное освобождение РПЦ (заслуга, состоящая в том, что «тихоновское течение» в РПЦ одержало победу над обновленцами, которых продвигали Ленин и Троцкий), прекращение гонений на русскую культуру и, особенно, заслуги в разгроме нацизма и фашизма...

Начнем с конца.

Стратегическое отступление или распускающийся джемпер (глупость или предательство?)

О том, что речь идет о плановом отступлении СССР, частично свидетельствует фактография ходов, отслеживаемых в книге Елены Гуськовой* (но есть ли в нем действительно продуманная стратегия, повторяем, остается открытым вопросом). С 1981 по апрель 1985 года практически не было визитов генеральных секретарей ЦК КПСС в социалистические страны, а на «редких встречах в Москве наиболее важные проблемы обычно избегались»⁴ . 8 декабря 1987 года было подписано советско-американское соглашение о ликвидации ракет средней и малой дальности. В декабре 1989 года Михаил Горбачев пропагандировал в ООН политику невмешательства во внутренние дела других стран и свободу выбора путей собственного развития, а также объявил о сокращении советских войск в странах Центральной и Восточной Европы. По оценке Елены Гуськовой это означало выход СССР из региона своего влияния. В разговоре с Киссинджером в январе 1989 года Горбачев даже не пытался защитить интересы СССР в регионе Восточной Европы.

Тем временем в марте 1988 года Горбачев находился в Югославии (с 14 по 18 марта). Елена Гуськова сообщает чрезвычайно важные детали визита. Эти данные реконструируют сдвиги в расстановке сил, обстоятельства, тенденции и возможности, которыми располагало мировое сообщество, потому что случай Югославии в миниатюре предвещает все будущие движения открытых рычагов власти и структур, действующих, не выходя из тени (демонстрации в Тарту и Таллинне в поддержку независимости Эстонии, погром армян в Сумгаите и ввод армии в Баку...). 15 марта 1988 года во Дворце Федерации СФРЮ состоялась церемония принятия советско-югославской декларации, в которой подчеркивалось, что две страны будут строить свои взаимоотношения, исходя из безусловного признания специфики путей и форм их социалистического развития и различий в их международном положении. Помимо Сербии, Горбачев посетил еще две республики – Словению и Хорватию, стремившиеся к независимости. Напряженность между республиками уже ощущалась и Горбачев подчеркнул важность единства. Еще до начала визита Горбачева в Югославию был согласован текст Сообщения об официальном дружественном визите Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева в Югославию. Окончательный текст не вошел в сборник документов по итогам визита, опубликованный Политиздатом (эта информация сама по себе говорит о многом). По словам Елены Гуськовой, Горбачев с большим вниманием изучал югославский опыт построения политической и экономической системы самоуправления и хотел начать комплексный процесс демократизации советского общества. Главным недостатком системы в Югославии Горбачев назвал крайность, при которой каждый хочет быть главным («каждый со своего места говорит за всю страну»). За визитом Горбачева в Югославию пристально следил Запад, а сербам тогда казалось, что они снова обрели друга и что в случае возникновения проблем они могут рассчитывать на помощь и поддержку со стороны СССР. Невероятен паралич сербского стратегического сознания, произошедший из-за незнания движений и тенденций коллективного Запада, который, надо признать, тогда еще выступал с нескольких, якобы разных позиций. Доверительные беседы Горбачева с Лазаром Мойсовым и Бошко Круничем в рамках закрытых встреч о подрывной деятельности Запада и предложение Горбачева в направлении «еще более тесного сотрудничества в обеспечении скоординированного сопротивления империалистическим устремлениям, направленным на подрыв позиций социализма“⁵ больше похожи на потребность в психологическом эффекте выступления с позиции бывшей сверхдержавы, чем на серьезный план.

В начале 1990 г. СФРЮ официально обратилась с просьбой о приеме в Европейское экономическое сообщество в качестве ассоциированного члена и полноправного членства в Совете Европы (статус специально приглашенных государств Югославия и СССР получили в мае 1989 г.). Однако кризис в Югославии и СССР нарастал. Дули страшные ветры перемен и кризиса, к которым перестроечная идеология не была готова. Позиция Горбачева, пытающегося заручиться моральной и финансовой поддержкой со стороны США и лично президента Буша, указывает на стремительный распад СССР, а обращение Горбачева к западным лидерам за экономической и финансовой помощью приводит к положению, в котором СССР, а потом и Россия, уже не имеют возможности быть равноправными партнерами, чье слово уважают.

Через два года после визита в Югославию бывшая сверхдержава потерпела явный крах. Что значило для Югославии в начале 90-х годов декларативное, но недвусмысленное выступление СССР в пользу единства Югославии, когда Михаил Горбачев дошел до того, что даже задал Джорджу Бушу вопрос: «Какой Советский Союз нужен США?» (в американском посольстве в Лондоне в июле 1991 г.)!

Референдум 1991 года показал, что большинство граждан высказались за сохранение СССР. В 1990 году большинство населения (около 90 %) выступало за единство Югославии, и в Интернете, набрав на сербском языке развал СССР, вы найдете статью, в которой есть невероятная фраза, наглядно демонстрирующая высокую степень ограниченности и манипуляции: «Революции 1989 года и распад Советского Союза положили конец многолетней враждебности между НАТО и Варшавским договором, что было главной особенностью Холодной войны».⁶

Тем не менее, помимо всего, что известно о процессе деградации мысли в период перестройки, поражает степень утраты «стратегической культуры» среди советской элиты (Желько Будимир). Как эта элита согласилась на все, то, на что она согласилась, в том числе на «Беловежские соглашения», которые приведут к отделению Крыма? Как получилось, что Россия уже в который раз сорвалась с якоря своего культурного кода, уверенная в том, что преуспеет на «балу вампиров»? Зачем было нужно превращать перестройку в идеологическую кампанию по изменению антропологической модели, путем внедрения в массовое сознание нового представления о человеке и его правах, что привело к «разрушению культурного ядра» (Сергей Кара-Мурза), принятию языка противника, расколу и дестабилизации сознания людей, и превращению организованных коллективов в множества легкоуправляемых толп? Очевидно, что главной целью было разрушение тысячелетней модели российской истории. Основной удар был нанесен в области психосферы. Таким образом, предательство было бы невозможно, если бы почва не была тщательно обработана и идея противника не была воспринята как своя.

Говоря о переломном моменте эпох (в сербском и русском вопросах) в обеих своих книгах (одна издана, другая в рукописи), я всегда возвращалась к тому решающему моменту перелома, который произошел в 90-е годы, и был подготовлен гораздо раньше. Переломные моменты, как в личной жизни, так и вообще – это точки, к которым мы должны вернуться, это окна, из которых все видится яснее. Этот перелом несет в себе новые знания, новые горизонты и возможность стратегического планирования, потому что, в отличие от мирных времен, он активизирует все наши духовные и физические органы чувств и делает изображение четче, благодаря чему мы способны видеть то, что находится за рамками навязанного восприятия момента.

Понятно, что в связи с крахом российской многовековой системы и развалом СССР речь идет об операции против России, «как бы она ни называлась» (Х. Клинтон). Но почему это удалось и была ли это в конечном итоге пиррова победа, приведшая Запад в «новое безымянное страшное состояние»⁷ (Олег Солдат), с которым Запад не справляется и которое оставляет открытым вопрос о возможности новой главы истории...

В книге Елены Гуськовой «Внешняя политика России в годы югославского кризиса (1985-1995)» рассматриваются 10 лет «драмы». Обилие данных, смелость оценок и беспристрастность говорят о серьезности и последовательности ее работы. В то же время книга является ценным источником данных и сведений о внутренних обстоятельствах в России, а также представляет внешнюю политику России в отношении Югославии; особенно ценны данные о чрезвычайно тяжелых условиях, в которых без серьезной поддержки своего традиционного союзника, предоставленный практически самому себе и в противовес находившимся на подъеме западным державам, «сербский народ сумел создать Республику Сербскую» (Горан Латинович, один из рецензентов книги). Елена Гуськова представляет как отдельных лиц, так и организации, которые не мирились с российской внешней политикой того времени и не одобряли ее, что придает книге и светлые тона. По поводу резолюций 757 и 787 Совета Безопасности ООН, вводивших санкции против Югославии, которые были самыми жесткими санкциями за всю историю существования ООН, с чем российская бюрократия, к сожалению, согласилась (из-за них из СРЮ только за период 1992-1993 годов уехало 370 ученых и высококвалифицированных специалистов, 900 000 рабочих были отправлены в вынужденные отпуска, инфляция к январю 1994 года составила 313 миллионов процентов, село было практически изолировано от города из-за отсутствия бензина для доставки товаров на рынок; дефицит лекарств сказался на ухудшении здоровья населения; каждый второй ребенок в Белграде недоедал; страна находилась под санкциями 1584 дня...), истинная Россия не бездействовала. Следует упомянуть этих смелых, сплоченных, дальновидных людей.

Русские, не ставшие предателями

Русские добровольцы, ехавшие воевать в Боснию и Хорватию в 1991–1995-м годах, четко осознавали, что едут они не за «длинным долларом наемника», не за орденами, не ради карьерного роста, а исключительно по зову сердца, из патриотических побуждений. В полном соответствии со всеми тогдашними политическими реалиями любой доброволец понимал без иллюзий, что для государственных структур – он вне закона. Случись что – надеяться не на кого: посольства и консульства отфутболят все просьбы, отмолчится МИД. Некому будет хлопотать об отправке «груза 200» (на Родину), никто не будет выкупать из плена. В официальной прессе наших добровольцев сразу стали ставить на одну доску с…  наемниками.⁸

Волна протестов захлестнула Россию. Проницательная, отрезвленная часть России сделала все возможное, чтобы дать сербам понять, что они не одиноки. «Писатели, деятели культуры и науки, журналисты обращались к правительству и парламенту с настойчивой просьбой сделать все возможное, чтобы улучшить ситуацию, и направляли слова поддержки Сербии и Черногории. Участники первого Международного конгресса славянских культур обратились к “псевдороссийским дипломатам”, рабски преклоняющимся перед Вашингтоном и практически предающим честь и историю славянских народов... Собравшиеся на IX Конгрессе писатели Российской Федерации единогласно выразили протест против решения правительства России. Они потребовали от него отменить позорное решение и наказать тех, кто способствовал его принятию. свои подписи под общим обращением ко всем соотечественникам поставили 250 известнейших писателей из разных уголков страны (Валентин Распутин, Василий Белов, Олег Волков, Петр Проскурин...). На защиту сербов встали и политические партии и движения, казачество, организации, ветераны Второй мировой войны, групп граждан, пенсионеры... В Москве на 34 дня объявил голодовку в знак солидарности известный Ярослав Ястребов... В те же дни также появилась тема русских добровольцев, воевавших на стороне сербов». ⁹

     Официальная российская политика всеми способами пыталась дистанцироваться от русских добровольцев, считая, что они неправильно поняли свои идеалы....

Козырев и ловушка, в которую попала советская дипломатия

Пережив распад СССР и вывод своих войск из Германии, Польши, Венгрии и других стран, похоронив СЭВ и Варшавский договор, Россия положила все на алтарь рыночной экономики ради будущего процветания.¹⁰

Но вернемся к событиям накануне распада Югославии. 11 октября 1990 года министром иностранных дел РСФСР был назначен «Мистер Да» – Андрей Козырев. После избрания Ельцина президентом Козырев вновь (25 июля 1991 г.) был назначен министром иностранных дел. Единая внешнеполитическая стратегия и тактика СССР как цельного государства перестала существовать. Кадровые изменения фактически являлись кадровыми чистками (на основе поведения во время «августовского путча»). В Меморандуме министерства от 15 февраля 1991 г. (автор и цель не указаны) делается вывод о том, что югославская федерация в ее прежнем виде не может быть сохранена и дальнейшее ослабление центральной власти неизбежно. Опасаясь изменения границ и, как следствие, борьбы внешних сил за влияние в регионе, предлагается сохранить единое югославское государство и обеспечить сосуществование двух разных социально-экономических моделей для продолжения сотрудничества с югославским руководством и укрепления диалога.

Формулировки решений по СРЮ достаточно «обтекаемы». В государственном аппарате чувствуется разрыв между исполнительной и представительной властью, поэтому некоторым депутатам приходится прилагать огромные усилия, чтобы вмешиваться в работу МИД. Парламент не щадит Козырева, но ему удается практически поддержать лишение Югославии прав в международных организациях, а тот факт, что Верховный Совет категорически против «антисербской линии МИД»¹¹ не играет роли. Начинается одиссея Козырева по Балканам. Елена Гуськова оценивает, что приоритетом Козырева стали отношения с США и НАТО, и что «с самого начала он совершенно неверно истолковал (не знал? или не хотел знать?) события на Балканах»¹² . Произошло поспешное признание Хорватии, Боснии и Герцеговины, голосование за введение санкций Югославии, одобрение двойных стандартов, недальновидная политика в отношении Милошевича (в духе перестройки и сведения счетов с собственным прошлым, МИД открыто требует ухода «национал-большевиков» и их лидера Слободана Милошевича). Милошевич побеждает на парламентских выборах в декабре 1992 года, и «российским дипломатам волей-неволей пришлось работать и вести переговоры с «национал-большевиком» Слободаном Милошевичем»¹³ . К сожалению, этот курс не менялся до 1996 года. Елена Гуськова объясняет это тем, что концентрация всей власти, когда дело касалось вопросов внешней политики, находилась в руках министра иностранных дел. Зная о доверии сербов к России, Запад использовал российских дипломатов как элемент давления на сербские страны и их представителей.

Россия также поддержала резолюцию Совета Безопасности от 24 августа 1993 года, хотя она неверно интерпретировала реальную ситуацию в Боснии и Герцеговине, и хотя «шаг за шагом расчищался путь для последовавшей в конечном итоге вооруженной интервенции. Такая позиция означала победу тех носителей российской внешнеполитической мысли, которые утверждали, что “Балканы не могут стать основным направлением внешней политики России и основной областью обеспечения ее национальных интересов”».¹⁴ Тем не менее, кризис на Балканах разделил русских людей на патриотов и западников, и с течением времени он все больше будил спящие души – с 1994 года балканская тема все чаще проникает в газеты и журналы, несмотря на то, что официальные СМИ следовали официальной версии МИД. По оценке Елены Гуськовой с 1993 года Россия перешла от пассивного наблюдения к умеренной активности. Однако это было еще далеко от силы, это была еще лишь слабая тень былой мощи. Ничто в книге не свидетельствует об этом ярче, чем разговор между командующим армией Республики Сербской генералом Младичем и Козыревым. «Козырев обратился ко мне: “Пожалуйста, товарищ Младич, садитесь за этот стол, за ним Михаил Горбачев и Рональд Рейган подписали соглашение”. Я ответил: “Я не хочу сидеть за столом, где Горбачев подписывал капитуляцию. Перейдите в другую комнату”. И я просто встал и ушел. Козырев приказал сменить нам комнату. Я спросил его:

• Вы министр иностранных дел России?
• Да.
• А где Ваша семья?
• В Америке.
• А кто вас финансирует: США или Россия?
• Россия.
• Тогда почему Ваша семья в Америке? Кто их содержит?
• Какое это имеет значение?
• Имеет, вот какое: не внушаешь доверия!»¹⁵

Давление на Республику Сербскую усиливалось, продолжались пустые обещания, ультиматумы, угрозы... Одна за другой следовали резолюции: 816 (запрет полетов над территорией Боснии и Герцеговины, чем была полностью заблокирована сербская авиация и заложена основа для возможности иностранного военного вмешательства в югославские проблемы...), 820 – Россия воздержалась (об ужесточении санкций в отношении СРЮ, если Радован Караджич не подпишет мирный план, Караджич в свою очередь пригрозил выйти из переговоров...). Сербы выходят на референдум (явка 83,26 %) и отвергают мирный план Вэнса-Оуэна, не желая раствориться в унитарном мусульманском государстве. Козырев предлагает дальнейшие жесткие меры... Россия продолжает говорить о возможности смягчения санкций в отношении Югославии (хотя и не имеет влияния на принятие решений по этому вопросу), полагая, что Милошевич управляет ситуацией в Боснии так же, как и в Сербии. Сербы в Республике Сербской, несмотря на все давление, не хотят отказываться от статуса конститутивной нации в БиГ... Россия представляет свой план из 7 элементов по разрешению кризиса, однако «процесс активизации сил НАТО происходил совершенно независимо и никак не был связан с переговорным процессом, и в частности с усилиями российской стороны по достижению соглашения (...) Именно поэтому постоянно предпринимались попытки завести переговоры в тупик. Они просто ждали повода обвинить в этом сербов» ¹⁶ ...

С июня 1992 г. по сентябрь 1993 г. российский парламент семь раз рассматривал югославскую тему. Постановление «Об опасности эскалации войны на территории бывшей Югославии» от 29 апреля 1993 года было принято единогласно. Начались вопросы депутатов министру иностранных дел: «Насколько политика министра иностранных дел и вашего министерства будет противоречить нашим традиционным связям с сербами, славянским связям, православным связям?»... Уже в 1992 году НАТО самостоятельно принял решение оказать поддержку миротворческим силам. Был установлен полный контроль над югославским морским побережьем. Совет Безопасности ООН оказал юридическую поддержку и узаконил отношения между НАТО и этой организацией. «НАТО чаще всего скрывался за словами “региональные организации или альянсы”»¹⁷

Москва постоянно умоляла разрешить поставки энергоносителей в СРЮ. Российский гуманитарный конвой из десяти автомобилей успешно совершил семь поездок из Белграда в Сараево в начале 1993 года, однако непрерывное и массовое оказание гуманитарной помощи было невозможно из-за эмбарго. Россия не пользовалась правом вето в Совете Безопасности, лишь изредка воздерживалась, а Верховный Совет продолжал критиковать одностороннюю политику Министерства иностранных дел...

Елена Гуськова оценивает 1994 год как кнут, пряник и борьбу инициатив. В том же году была сформирована Контактная группа и началось принуждение к миру. Обвинение в адрес сербов во взрыве на рынке Маркале послужило поводом для бомбардировки сербских позиций. «Позже, в июле 1996 года, Ясуси Акаси в интервью немецкому информационному агентству открыто признал, что существовал секретный доклад ООН, в котором четко говорилось, что ответственность за взрыв на рынке несут мусульмане». ¹⁸ Американские самолеты F-16 8 февраля 1994 сбили четыре сербских самолета (первые боевые действия НАТО за 45 лет существования). Елена Гуськова отмечает: «Тремя годами ранее лидеры Италии заверяли меня, что НАТО не может вмешиваться в дела Югославии, так как отсутствует момент агрессии против страны-члена альянса». ¹⁹ Первые авиаудары американских истребителей по сербским целям были нанесены 27 февраля 1994 года. За две недели операции, получившей название «Обдуманная сила», было выполнено более 3500 вылетов авиации НАТО, целью которых было уничтожение складов боеприпасов, радиолокационных систем, резервуаров... В апреле 1994 года, готовясь к очередному нападению на сербские позиции, лидеры ООН и НАТО даже не проинформировали об этом Россию. Бурная реакция Москвы не повлияла на решимость НАТО...

Россия, надо признать, иногда в течение 90-х годов все же демонстрировала частичную самостоятельность, с компромиссной целью (принятие сербами плана Контактной группы), несколько раз в течение 1994 г. (переброска «Русбата-2» в Сараево, подписание соглашение по аэропорту в Тузле...), но из-за единства с Западом и ради выигрыша времени поддержала санкции против СРЮ в 1992 году; поддержала все резолюции Совета Безопасности ООН; не подала голоса против участия НАТО в миротворческих операциях на Балканах и против создания Гаагского трибунала... Россия допускалась к участию в разрешении кризиса на Балканах только при условии согласия с планами и решениями Запада. Аппарат ее министерства находился в то время в вассальном положении, хотя Россия имела свои миротворческие батальоны на Балканах и участвовала в миротворческих операциях, проводимых ООН...

Российские авторы, в том числе Елена Гуськова, часто подчеркивают самостоятельность министра Андрея Козырева в принятии решений ²⁰. Понятно, однако, что речь шла еще и о выигрыше времени, и можно было удобно переложить на плечи МИД и его главного человека всю непоследовательность, недобросовестность и нерадение тогдашней российской дипломатии. Особенно недостойной была роль России в содействии сербско-сербским конфликтам на линии Сербия-Республика Сербская (доля России в сербских распрях того времени была немалой) и оставила глубокий след...

При взгляде сегодня, спустя тридцать лет после нашей Оборонительно-Отечественной войны, подъем нынешнего российского государства и возглавляющей его команды кажется невероятным. Понятно, что даже в 90-е годы существовала часть «здоровых» патриотических кадров, которые время от времени позволяли себе выйти из заданной матрицы, быть с сербами, хорошо изучить все движения и подготовить почву для возрождения Российской империи. Россия вновь заняла свое естественное положение «государства цивилизации» и вновь находится в процессе создания альтернативной мировой системы.

Расширенная версия выступления на круглом столе «Сербско-российские отношения через эпохи»
Шамац, 14 сентября 2024 године
_____________
*Елена Юрьевна Гуськова (род. 23 сентября 1949, Москва) — советский и российский историк, специалист по истории южнославянских народов. Доктор исторических наук, руководитель Центра по изучению современного балканского кризиса Института славяноведения РАН. Член Сената Республики Сербской.
Отец — герой Советского Союза Юрий Иванович Дерябин. В 1972 году окончила исторический факультет МГУ, в 1981 году защитила кандидатскую диссертацию «Социально-экономическое развитие Сербии в период правления уставобранителей, 1842—1858 гг.»[1]. Читала спецкурсы в МГУ, Иркутском государственном университете, Пермском государственном университете, Дипломатической академии МИД РФ, Уральском государственном университете, Государственном университете гуманитарных наук РАН.
В 1994 году работала в штабе миротворцев ООН в Загребе в качестве эксперта по странам бывшей Югославии.
Член редакционного совета Военно-исторического журнала. Автор более 600 научных и публицистических работ. Принимала участие в международных конференциях. Иностранный член Сербской академии наук и искусств и Академии наук и искусств Республики Сербской.

ПРИМЕЧАНИЯ

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Комментариев: