Анатолий БАЙБОРОДИН
СПАСИТЕ ДУШИ РУССКИЕ
Парламентский сон
пролог

Однажды губернский парламент соизволил заслушать непарламентские партии; сам возжелал или уж Кремль ласково пожурил: «Ну, вы, деловые и лукавые, коль до власти дорвались, так хоть для вида изображайте… играйте в демократию, – народ, чадо малое, любит игрища, а чем бы дитя не тешилось, абы бы не бунтовало. Хлеба и зрелищ… Для начала заслушайте непарламентские партии: вам – не убыток, убогим – честь. Стоящий навытяжку перед Кремлем, губернский парламент – руку под козырек: непременно-с заслушаем-с, Ваше величество…

Вот и сподобился я, убогий, от партии «Патриоты России» молвить слово на заседании Законодательного собрания, – слово, кое я неделю доводил до ума, кое накануне слушали в комиссии, страшась крамолы. И в ночь перед речью так разволновался, что до рассвета глаз не сомкнул, зубря «слово»; а утром с тяжкой, словно похмельной, пустой головой потащился в Собрание, где меня уже поджидал Василий Иванович Проничев, возглавляющий губернское отделение партии.

К полудню выяснилось, что слово мне дадут ближе к вечеру, и ожидание обратилось для меня в кошмар: сон одолевал, глаза слипались, да и слушать депутатов – тоска зеленая. В сонной памяти осело впечатление, что начальствующие в Собрании постояно ищут казенные миллионы, отпущенные на благие дела и бесследно канувшие; поднимают депутатов и губернских чиновников, ровно школьников: мол, куда ты, мил-человек, миллионы заховал?.. доложи миру; и милые люди, козырные тузы, словно двоечники, мямлят невнятно, бегая глазами по залу, словно ожидая спасительной подсказки. В это время Василий Иванович шепчет: ««Патриоты России» выдвинут тебя в Законодательное собрание. Готовься…» Я отмахнулся: «По-моему, нашей партии ничего не светит. Разве что, для создания демократического фона…» «Ничего подобного! – встрепенулся боевитый Василий Иванович, характером похожий на Чапаева. – У «Патриотов России» есть реальные шансы…»

Поспорил бы с Василием Ивановичем, да кто спорит, то назьма не стоит, хотя был уверен: шансы поют романсы, у кого финансы, – в буржуйских партиях, где денег, как у дурака махорки, а в нашей партии шансы голосят: «Вставай, поедем за соломой, быки голодные стоят…» А почему я не у буржуйской партии?.. давно бы уж в парламенте, как в совете нечестивых , сидел, усыпанный златом, серебром, но и… давно бы душу спалил дотла в дорогих и сладостных пороках, ибо – грехи любезны, доводят до бездны. Миловал Бог, не дал богатства, но даровал надежду на спасение… Мог бы к российским коммунистам податься, да на порог не пустят: православно-самодержавный, хотя и чту Зюганова за русскую душу, славлю Сталина за имперскую мощь, но Ильича… на дух не приемлю, обличаю… Словом, с коммунистами не попути, а про иные партии не ведал, да и ведать не желал, – недосуг следить за излукавленной политикой, где сплошная подковерная возня. Можно бы к либералам податься, но вспомнил: знакомец вступил в либеральную партию, так жена ворчит: «Вечно ты куда-то ступишь!.. под ноги не глядишь…» Думал: калачом не заманят в политическую партию, даже самую русскую народную, и вдруг, избегающий суеты, любящий творческое уединение, очутился в «Патриотах России»… Пили чай у поэта Анатолия Горбунова, толковали о рыбалке и грибах, о картинах и стихах, тут Василий Иванович и позвал в партию: мол, закатим вам такие литературные вечера, губерния содрогнется… «Какие вечера?! – проворчал Анатолий – Выйти не в чем…» «Будет вам по штанам, а может, и по костюму…» – посулил Василий Иванович. Смех смехом, но так и очутились мы с Горбуновым в «Патриотах России». Василий Иванович уговорил?.. Да нет, коли б душа не лежала, палкой бы не загнал. Судьба, кою на кривой кобыле не объедешь…

Пока я размышлял о партиях, заседание Собрания продолжалось… Наскучили мне монотонные допросы о посеянных миллионах, и, не в силах обороть сон, я задремал, опершись на руку, прикрыв глаза ладонью, словно глубоко задумался о казенных миллионах, что, словно зерно, высыпались из дырявого куля, и наглые воробьи махом зерно склевали; на то у них и прозвище воровское, – «вора бей»… Вначале сквозь дрему еще нет-нет да оглядывал Собрание , а потом, как провалился… И приснился кошмар: сижу на завалинке в родном селе, а рядом – деревенский чабан Кеша, с коим в отрочестве пас овец. «Слыхал, паря, в депутаты целишь... – вздохнул Кеша, сокрушенно покачивая головой, сердобольно глядя на меня, как на хворого. – Это ж, паря, надо двух соперников завалить, пару миллионов притащить… А у тебя в кармане – блоха на аркане, да и смирный, мухи не обидишь…» «Ты, дядя, Кеша, однако, чернухи нагляделся в телевизоре. Оно, может, по-первости и случались свары, а ныне – по закону, ныне в депутаты люди честные идут…» «Чернухи нагляделся?! Счас, паря, увидишь: три кандидата приедут агитировать… А вот они, легки на помине…». И верно: возле клуба деревенские гуртятся, а на деревянном пятаке, где юнцом плясал под баян, три дородных мужика в черных пиджаках, при галстуках. «Кандидаты в депутаты…» – догадался я, вслушиваясь в речи. «Господа скотники и пастухи, конюхи и доярки! – возгласил кандидат. – В натуре, ежели отдадите голоса за меня, обещаю каждой бабе ситца на сарафан, мужику по бутылке, парню – невесту, девке – жениха. Из Мозамбика выпишу – бабки есть… – и тут я разглядел: подле кандидатов горбатятся крапивные кули, в которых ранешние колхозники возили комбикорм свиньям. – Короче, ближе к ночи, буду вас защищать!.. буду за вас кровь проливать!..» Тут подлетел другой кандидат с крапивным кулем, отпихнул соперника и орет благим матом: «Нет, я буду вас защищать!.. я буду за вас кровь проливать!..» «Нет, я буду за вас кровь проливать! – возмутился первый, ухватил второго за горло и душит... Не успел задушить – третий кандидат, быкообразный детина, косая сажень в плечах, молча схлестнул соперников лбами, те и затихли. Подобрал их кули, и заверил избирателей: «Они вам, в натуре, по кулю сулили, а я – два…» А дальше приснились такие чудеса – дыбом волоса : отара овец в степи, а посреди отары дерутся три волка, рвут друг другу шкуры и орут по-волчьи: «Я буду защищать овец!..» «Нет, я буду овец защищать!». «Нет, я!..» И клацают зубами, а глаза, обращенные к овцам, горят ненасытным, зеленым огнем…»

Здесь и разбудил Василий Иванович – близилась моя очередь вещать. Когда, очумевший от кошмарного сна, вышел на трибуну, глянул в зал и со страха обомлел. От крестьянской породы достался мне наследственный страх перед начальством, даже мелким, вроде председателя сельсовета; а тут …у страха глаза, что плошки, не видят ни крошки… почудилось: сто больших начальников уставились на меня, и во взглядах холодная усмешка: мол, это еще что за чудо в перьях на трибуну вылезло?! Ну, давай, клоун, повесели публику… Тряскими руками перебрал я листья речи, и решил хоть выдержки зачитать, а иначе захлопают: деловые, вечно спешащие, для коих время – деньги, некогда пустяками заниматься, думать о душе. Пусть о душе попы заботятся: им делать нечего. Есть еще писатели-душеведы, тем абы в пень колотить, день проводить – лодыри несусветные, работать не хотят. Вот и пусть с попами о душе пекутся…

Глянул я в зал – депутаты, слитые в одно холеное, надменное, вельможное лицо, смотрели на меня стыло, не мигаюче, словно на допросе, – и, уже перетрясшись, начал я дерзко вещать:

– Российские власти – законодательная, исполнительная – если не враги родному народу, обязаны понять: без возрождения в душах спасительных духовно-нравственных основ, выработанных нацией за десять веков, не будет возрождения России. Гениальный проект социально-экономического возрождения России породит лишь более гениальное мошенничество, казнокрадство и мздоимство, в коих утонет благородный проект. Великие деньги, отсуленные казной на возрождение российского хозяйства, осядут в карманах «гениальных» чиновников и деляг, а мужику с серпом и молотом от капиталов достанется намыленная веревка. Спасут Россию – лишь спасенные души. А возрождение в душах духовно-нравственных основ возможно лишь путем приобщения нации к высоким народным идеалам, воплощенным в народно-православной культуре, в искусстве, воспевающем народные идеалы добра и совести. А посему во власти должны прийти не просто профессионалы, но люди – духовно-нравственные, у коих едина цель в жизни, – бескорыстное служение народу, для коих великая честь положить судьбу на алтарь народного счастья. Российская законодательная власть, коли жаждет слыть народовластной, обязана исходить из идеалов земского, губернского, всероссийского соборов, равно представляя все сословия: дабы в парламенте рядом с чиновным, деловым людом заседали крестьяне и ремесленники с трудовыми мозолями, выдающиеся ученые, талантливые, глубинно народные писатели, художники и педагоги, – деятели, возлюбленные не властью и капиталом, а духовной элитой русского народа…

В завершении речи, не глядя в листья, изможденным голосом изрек: «В борьбе с коррупцией надо начинать с коррупции души…», и кто-то из начальствующих заверил: «У нас в Законодательном Собрании нет коррупции…» «Конечно, откуда у вас коррупция…» – согласился я и удалился. «Спасите души русские» – так величалась речь, недосказанная в Собрании, которую я, изрядно выправив, ныне и предлагаю читателям, сторонникам партии «Патриоты России»

 

* * *

Странно потаенный, тихий рассвет нынешнего века, и простолюдье замерло в ленивом раздумье: однако, прощай, былая жизнь народная; однако, пора к буржуйской править душу, Бог не выдаст, свинья не съест. Мир не без добрых людей, мир не без праведников, кои, поди, и в буржуйстве водятся. Слава Богу, тихо в стране… А может, затишек – канун грозы, а потом – гром и молнии, гонения и лишения?.. но авось пронесет, да и не во всякой туче гром; а и гром, да не грянет; а и грянет, да не по нас; а и по нас — авось ожалит, не убьет. У Бога милости много, не как у мужика горюна.

После смуты зажило простолюдье надеждами на чудо, а то и просвета в ночи не зрело душевными очами. П од чужебесный шабаш неруси и доморощенной нежити, под звериное рыканье кабацкого ярыги – кремлевского самозванца-самохвала, – холопы тьмы и смерти, либералы с большой дороги, полтора десятилетия похабили и грабили Россию, казалось, уже лежащую на смертном одре под святыми ликами; хитили воры российское добро, что отичи и дедичи кровью и потом добывали, а для содомской утехи и потехи изгалялись, нетопыри, над русским словом, древлим обычаем и отеческим обрядом, чтобы народ и голодом-холодом уморить, и душу народную вынуть и сгноить. В ту злочастную, лихую пору смешно и грешно было бы стучаться в кремлевские ворота с народными бедами; это походило бы на то, как если бы мужики из оккупированной смоленщины и белгородчины писали челобитную германскому наместнику, лепили в глаза правду-матку и просом просили заступиться: мол, наше житье – вставши и за вытье, босота-нагота, стужа и нужа; псари твои денно и нощно батогами бъют, плакать не дают; а и душу вынают: веру православную хулят, святое порочат, обычай бесчестят, ибо восхотели, чтобы всякий дом – то содом, всякий двор – то гомор, всякая улица – блудница; эдакое горе мыкаем, а посему ты уж, батюшка-свет, укроти лихомцев да заступись за нас, грешных, не дай сгинуть в голоде-холоде, без поста и креста, без Бога и царя… Повеселила бы мужичья челобитная чужеверного правителя, сжалился бы над оскудевшим народишком, как пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву…

Но чудится …надо перекреститься… миновало злолетье, и доверчивый российский простолюдин зажил благими надеждами; чудится бедолажному: вроде, светает в родимом краю, тает гиблый сумрак, стихают в кремлевской ограде содомские вопли и разбойные крики, и слышится …еще глуховато, маловнятно… русское слово. Чудится, верховный правитель России – российский государственник, а в глубине души, может, и ярый монархист, вздыхающий о симфонии русской власти, выраженной в державном триединстве – Православие, Самодержавие, Народность. Впрочем, думаю, православность он, деловой политик, не столь душой, сколь умом воспринимает, а русская народность для него и вовсе – дремучий лес… Но чудится простолюдцу... чудится: правитель заговорщицки подмигивает, намекает: де, я православный и самодержавный, и лишь для мирового правительства, дабы не закидали страну «тухлыми окорочками», вынужден, напялив ермолку, плясать «семь сорок» под либерально-демократическую, одесско-могилевскую скрипочку. Но, мол, усыпив бдительность западных «правозащитников», поганой метлой вымету либералов с большой дороги, и заживете, братья и сестры, яко у Христа запазухой… Но сие лишь чудится простецам, уповающим на русское «авось» и чудо чудное; а верховный правитель может усмехнуться народной наивности: «Вы что же, чудаки, думаете я правлю страной?.. Ошибаетесь, страной правит Мировое Правительство и Мировой Капитал, а вздумай я своевольничать во благо народа, с позором изгонят из Кремля…» Но простецы и слыхом не слыхивали о Мировом Правительстве, да и поведают, не поверят, а посему уповают чудо, ибо так уж обманываться рады, чудн ы е и ч у дные, вечно чуда ждущие.

 

* * *

Трагедия постсоветской России даже не в том, что демократы-либералы ее в одночасье ограбили до нитки, и российский народ проснулся нищим и обездоленным, великая трагедия русского народа в том, что либеральные властители …суть растлители… умов и душ вот уже два десятилетия с дьявольским упорством, с дьявольской методичностью работают над изменением русского характера .

И хотя оживают на Руси храмы, и на Пасху Христову в церквах яблоку негде упасть, влияние Православной Церкви на русский народ подобно каплям святой крещенской воды в мутном и ядовитом потоке ярой бесовщины. Глобальные средства массовой информации, владеющие «мировой паутиной», телевидением, кино и «попкультурой», вытравляют из народного характера его исконные начала: любовь к земле отичей и дедичей, к родному народу, братчинность, общинность, совестливость, стыдливость, обостренное чувство праведного мироустройства.

В прошлые века, когда не было и в помине глобальных средств массовой информации, помянутые душевные начала, спасая в лихолетья, жили в народе неколебимо, и лишь в господствующих сословиях под влиянием западноевропейской культуры происходила утрата национального характера. Но в годы российской перестройки с ее агрессивной и всеохватной дьявольской пропагандой космполитизации и демонизации подвергся весь народ, и стал утрачивать исконный, духовно-нравственный образ. Сожрал душу молох эгоцентризма, торгашества, корыстолюбия, честолюбия, зависти, любодейства, фарисейства и лицемерия; и ветер в душевной ночи развеял прах былой совестливости и братчинности. Впору возопить горестно: спасите души русские! Нация вырождается, и увы, далеко не всякий русский по крови – русский по духу, ибо русский – не обозначении нации, но величание, духовно заслуженное.

Не миновали мирские искушения и русскую национал-патриотическую элиту, разумеются, не всю, но изрядную ватагу, соблазненную, согретую и обласканную властью. Когда варяги и доморощенные дикие буржуи грабили Россию, национал-патриоты их проклинали искренно, но если сами обретали некую власть и доступ к народным закромам, то вспоминали: однова живём; лукаво размышляли: ухвачу, иначе жулье уволочит за бугор народное добро. Прибьюсь к буржуйскому корыту, а на патриотических сборищах буду проклинать грабителей и плакать о впавшем в нищету, родном народе, заедая горе черной икрой и запивая слезы вином с искрой. И все искренно, ибо в душе – и ангелы, и бесы.

Если в кровавую большевистскую смуту убивалась плоть русского народа — душу православную в одночасье не сгубить, — то в нынешнюю, либерально-буржуазную, испепеляется душа народная. Она, русская душа, губилась и прошлые полвека, отчего народное грехопадение дошло до края, но если в годы советской государственности нравственные начала с грехом пополам выживали и были в ходу и пользовании, отчего и явилась миру талантливая народная литература, то в годы либерального цинизма и нигилизма духовность и нравственность сгинули в гноилище чужебесной «попкультуры» и остервенелой торгашеской суеты. Даже для красного словца, кое уважали советские вожди, понятие совести стало непригодно.

 

* * *

Коль в русском искусстве царской и советской России – особо в талантливой крестьянской литературе – воспевались и утверждались высокие народные идеалы, то либеральные перестройщики России сразу же и загнали русское искусство в катакомбы, чтобы народ о нем не ведал, обвыкался с безродной «бесовщиной». Ощутив дикую волю, окаянное чужеродство, ухитившее власть над умами и душами, погаными устами продажных лицедеев стало ернически осмеивать и охаивать русскую народную жизнь, русский национальный характер. Из литературы и зрелищных искусств изгнали совестливых работяг и смиренных сельских жителей или обратили в карикатуры; и вместо труженика вползли в голубой экран политики-христопродавцы, обесившиеся шоумены, продажные лицедеи, содомитки, искушающие голым срамом; залили народные души патокой фальшиво-слезливых мелодрам, усыпали душещипательным детективным перцем. Трудно взбираться к очищению и спасению души; сладостно катиться в ад, словно с ледяной горки… в разверстую черную пропасть… Российское телевиденье – роскошная дорога в ад, – обратилось в ведьмовский шабаш, пляску нежити на русских погостах, в русских святилищах. Волей неволей вспомнишь пророческое шукшинское «До третьих петухов», где бесы полонили монастырь, чтобы осмеять русскую святость, отвратить народ от святости, соблазнить хлебом и зрелищем…

Будь мудр, яко змея, кроток, яко голубь, но миряне-боголюбцы, по-русски доверчивые и не злопамятные, по евангелийской чистоте и простоте души возрадовались было, что либерально-космополитическая власть, вроде уже не страдая богоборчеством, лояльна к Русской Православной Церкви, хотя приветна и к иным вероисповеданиям, вплоть до зловещих сект, и что Церковь духовно, нравственно оздоровит нацию. Но и здесь простецов поджидало горькое разочарование — новая либерально-демократическая власть, что сладострастно крестится в храмах, оказалась более богоборческой, нежели прежняя коммунистическая, и еще более коварно изощренной: с ее гласного и негласного дозволения средства массовой информации и «попкультура» денно и нощно трудятся над обращением русских простолюдцев в духовных мертвецов без стыда и совести, без Бога, царя и Отечества в душе, с пожирающей душу жаждой наживы и греха. А посему влияние православной Церкви на русские души, особо отроческие и молодые, – колышимый дерзким ветром, робкий огонек свечи в черной, беззвездной, безлунной ночи. Мало того, «попкультура» – безбожно размалеванная шлюха, машущая хвостом и сучащая копытами, – стала похожа на безделушную лавку, где рядом с «порнухой и чернухой» торгуют самодельными иконами и нательными крестами, где зарабатывают на первом, еще внешнем интересе народа к святоотеческому, церковному, одновременно унижая и оскорбляя русское святоотеческое, приравнивая иконы и кресты к жестоковыйным, извращенным картинкам.

И коль сей дьявольский натиск на Православие творился и творится с ведома и дозволения нынешних властей, то чем же они, либералы и демократы, отличаются от большевистских инородцев-богоборцев?.. Разве что изуверским лицемерием: на Пасху Господню да на Рождество Христово повадились со свечой в церкви стоять, православных иерархов обнимать, целовать?! Впрочем, и в православных храмах, не говоря уж о католических, вдосталь фарисеев и лицемеров, умиленно осеняющих себя крестами и подсчитывающих барыши, возжигающих толстые свечи с воровской молитовкой: «Господи, Господи, в чужую клеть впусти, помози нагрести да вынести!..»

 

* * *

Русский народ переживает времена дотоле неведомых, всеохватых дьявольских искушений, с коими не в силах совладать, а за искусом… – вечная смерть, огнь и скрежет зубовный. В лихолетье смуты и разгула низменных страстей, когда сбесившиеся с жиру, кровожадные паны дерутся, а у нищих холопов чубы трещат, когда тонет ковчег Российской Державы, окруженный вражескими кораблями, спасти народ русский может лишь чудо, вымоленное Христовым воинством, выстраданное самим народом, а уж потом воплощенное во властных деяниях.

Младое русское племя неведомо о чем печётся, о чем печалится, а пожилое русское простолюдье уповает на чудо: вдруг, усыпив бдительность супостатов, царящих на Руси, Божиим промыслом русскую власть обретет русский по духу; и подобно отцу народов, безсребренный и аскетичный, положит судьбу на плаху народной судьбы; и – милостивый к братьям и сестрам во Христе, жестокий к врагам веры Христовой и народа святорусского, – грозной, но праведной дланью наведет железный порядок в стране, погрязшей в торгашеской суете и мошенничестве. С надеждой на отца народов, Помазанника Отца Небесного и выживает простолюдье.

Если чудом по промыслу Божию на русском престоле явится истинно русская, истинно народная власть, подобная власти царя Ивана Грозного, кроваво карающая и властителей при Дворе, и удельных князей, и ожиревших, озверевших панов, и корыстолюбивых чиновных дьячков, кои, троекратно перекрестясь на образ Спаса Вседержителя, ради «тельца золотого» могут и родной народ голодом уморить, в крови утопить. Расправившись с державным злом, русская власть, увы, будет вынуждена и сам народ, погрязший во грехе, держать в ежовых рукавицах. Без карающей и милующей, добра желающий чадам, отеческой руки, без кнута и пряника русскому не выжить, ибо русский – человек отеческий, отчего в его духе – смиренная любовь к Отцу Небесному, а в миру – к отцу народов, коим величались царь Иван Грозный и правитель Иосиф Сталин и, наконец, в семье – к отцу семейства. Без отца русскому погибель и телесная, и духовная.

И тогда возможно спасение и возрождение в русском боголюбивой и человеколюбивой души – русского национального характера. А возрождение русского национального характера – в православном воцерковлении, и – не обряда лишь ради, а с полной и неколебимой верой, что по любви к Вышнему и ближнему удостоимся Царствия Божия; на земле же русское возрождение невозможно без возрождения русского искусства, истинно и глубинно простонародного по духу и слову.  

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную