Федор Достоевский родился в семье врача, в верующей семье, в которой родители читали детям Евангелие и даже учили по нему чтению! Библейские притчи с детства вошли в его сознание, точнее, стали знанием, но еще не были укоренены в духовном опыте.

Думается, первое духовное, а значит, и самое сильное впечатление Достоевский испытал, будучи подростком. В больничном парке любила играть девочка лет десяти, ангельского вида (внешность здесь не главное, главное, что у детей – ангельская душа). Может быть, Достоевский-подросток был даже влюблен в нее, влюблен романтически, платонически, как и полагается в этом возрасте: « ...Я играл с девочкой (дочкой кучера или повара) <...> Какой-то мерзавец, в пьяном виде, изнасиловал эту девочку, и она умерла, истекая кровью <...> меня послали за отцом, но было уже поздно…» (1).

Федю Достоевского эта история (2) потрясла до глубины души, - здесь определяющее слово именно это: глубина. Он не мог смириться, во-первых, со злом в его самом крайнем выражении (писатель и в конце жизни считал, что страшнее этого преступления нет ничего), а во-вторых, с несправедливостью мiра, в котором это зло возможно.

Вся дальнейшая его жизнь была наполнена борьбой со злом и несправедливостью.

Достоевский рано осознал, что зло таится в глубине, поэтому он уже в 18-летнем возрасте в письме к брату признался, что главная его цель – разгадать душу человеческую. К слову, в будущем великий писатель приблизится к разгадке как никто другой, но его юношеский максимализм (и нигилизм, свойственный тогдашней молодежи) требовал возможности облагодетельствовать не только душу живу, но и все человечество – ни больше, ни меньше!

Только что получивший признание как писатель (после «Бедных людей»), Достоевский ринется спасать человечество, мечтая о социальном переустройстве без Бога. Он оказывается в кружке М. Петрашевского, участвует в заговоре против властей, - духовной и государственной, - и после того, как заговор был раскрыт, приговаривается, вместе с единомышленниками, к расстрелу.

Некоторые исследователи считают, что власть поступила с ними слишком жестоко (3). Как сказать… Формально Достоевский был осужден за чтение запрещенного письма Белинского к Гоголю, в котором критик призывал знаменитого писателя отречься от Бога, но ведь Федор Михайлович, конечно же, знал и о готовящемся бунте (петрашевцы планировали поджечь Петербург с разных сторон и тем вызвать беспорядки). Как бы то ни было, казнь должна была состояться в Петропавловской крепости, и в последние часы и минуты своей жизни Федор Достоевский усиленно молился, - и уже в этом действии было не только исповедание греха, но и обещание его исправить, если только Бог его услышит.

В последний момент казнь заменили каторгой, и Достоевский испытал второе сильнейшее впечатление в своей жизни. Оказывается, насилие и смерть (насильственная смерть, а точнее, ожидание ее, - напишет он позднее в «Идиоте», - невыносимы) может быть искуплена любовью, милосердием Божьим (или царским – не так важно, потому что царь подражал в своей милости Христу).

Последовавшая затем каторга, любимым чтением в которой за долгие четыре года было Евангелие, преобразила Федора Михайловича окончательно (в смирении перед Богом и народом-богоносцем) и, спустя некоторое время, миру был явлен могучий писатель, автор великих романов, главной темой которых стала схватка Бога и дьявола за душу человеческую.

Библейскими сюжетами наполнено все творчество Достоевского, но обычно вспоминают три романа с библейскими притчами, ставшими ключевыми для их полноценного понимания: «Преступление и наказание», «Бесы» и «Братья Карамазовы».

И во всех трех романах мы сталкиваемся с прямо противоположными идеалами: идеалом Содомским и идеалом Мадонны.

В «Преступлении и наказании» Содомский идеал живет в сердце сладострастника Свидригайлова, покусившегося на целомудренные души своей юной невесты и Дуни Раскольниковой, однако в его видениях появляется мерзкое стремление дойти до самого края – растлить тело, а главное, душу ребенка.

Содомский идеал ныне приобрел всеобъемлющий характер – молодежи навязывают, пусть и во внешне цивилизованной европейской упаковке, путь к торжеству дьявола и, соответственно, к нашей духовной смерти: «безопасный» секс, «пробный» брак, «свободная» любовь, рассуждения о «допустимом» возрасте половой «любви», «суррогатное» материнство (которое, у нас, кстати, официально разрешил «православный» Д. Медведев). Прочие мерзости, которым Европа продала свою душу, даже называть противно (4).

Враг рода человеческого бьет в самое уязвимое наше место – в сильнейший инстинкт продолжения рода. И противостоит всему этому настоящий идеал, идеал Мадонны – любовь. Только любовь, одухотворенная нравственным, заповеданным ее пониманием, способна спасти душу, даже душу убийцы, Родиона Романовича Раскольникова: «Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого… …Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря».

В «Бесах» появляется еще один сладострастник «высокого» ранга, - Ставрогин. Он развратен как в своем стремлении общественного насильственного переустройства (переформатирования, как сейчас говорят), так и в желании, которое стало действием: растлении ребенка, доведении его (а потом и себя) до самоубийства.  

Одним из эпиграфов к роману Достоевский взял евангельский текст об исцелении бесноватого (Лк. 8,32-36). В письме к А. Майкову (в октябре 1870 года) писатель развенчивает наш «цивилизованный» либерализм, в основе которого лежит не просто безверие, но одержимость, беснование, отпадение в рабство всем смертным грехам: "...факт показал нам тоже, что болезнь, обуявшая цивилизованных русских, была гораздо сильнее, чем мы сами воображали, и что Белинскими, Краевскими и проч. дело не кончилось. Но тут произошло то, о чём свидетельствует евангелист Лука: бесы сидели в человеке, и имя им было легион, и просили Его: повели нам войти в свиней, и Он позволил им. Бесы вошли в стадо свиней, и бросилось всё стадо с крутизны в море и всё потонуло. Когда же окрестные жители сбежались смотреть совершившееся, то увидели бывшего бесноватого — уже одетого и смыслящего и сидящего у ног Иисусовых, и видевшие рассказали им, как исцелился бесновавшийся. Точь-в-точь случилось так и у нас. Бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых, в Серно-Соловьевичей и проч. Те потонули или потонут наверно, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисусовых. Так и должно было быть. Россия выблевала вон эту пакость, которою её окормили, и, уж конечно, в этих выблеванных мерзавцах не осталось ничего русского. И заметьте себе, дорогой друг: кто теряет свой народ и народность, тот теряет и веру отеческую и Бога. Ну, если хотите знать, — вот эта-то и есть тема моего романа. Он называется "Бесы", и это описание того, как эти бесы вошли в стадо свиней"(5).

В «Братьях Карамазовых» сладострастием заражена уже вся русская «семейка»: и отец, - развратник Федор, и сын Дмитрий, рассуждающий о «красоте» со знанием дела: «Красота  -  это  страшная  и  ужасная  вещь!  Страшная,  потому  что неопределимая,  а  определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега   сходятся,  тут  все  противоречья  вместе  живут.  Я,  брат,  очень не образован,  но  я  много  об этом думал. Страшно много тайн! Слишком много загадок  угнетают  на земле человека. Разгадывай как знаешь и вылезай сух из воды.  Красота!  Перенести  я  притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек  и  с  умом  высоким,  начинает  с идеала Мадонны, а кончает идеалом Содомским.  Еще  страшнее  кто  уже с идеалом Содомским в душе не отрицает и идеала  Мадонны, и горит от него сердце его, и воистину, воистину горит, как и  в  юные  беспорочные  годы.  Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил.  Чорт знает, что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то  сердцу сплошь красотой. В Содоме ли красота? Верь, что в Содоме-то она и сидит  для  огромного большинства людей, - знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то,  что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с  Богом  борется,  а поле битвы - сердца людей».

Его брат Иван пошел еще дальше (бросил вызов Богу и сошел с ума). Даже Алеша не свободен, как и все люди, от первородного греха.

Алеша – целомудренный юноша, послушник, которого все пытаются соблазнить: женщины – телесно, а мужчины – духовно, и битва за его душу становится главной в романе. Героя, опять же, спасает Божье милосердие, любовь, чтение Евангелия (глава «Кана Галилейская»). Он исполняет завет старца Зосимы и идет в мир, принимая будущий свой брак («малую церковь») как подвиг, мученичество, - мученические венцы держат над головами венчаемых не случайно.

Итак, идеалу Содомскому в творчестве Достоевского противостоит идеал Мадонны, но и социальная справедливость в течение всей жизни писателя была еще одной его важнейшей темой, - и в художественных произведениях, но особенно в «Дневнике писателя». Федор Михайлович, вопреки распространенным представлениям, никогда не отрекался от нее. Он писал, что приближенная к идеалу справедливость в обществе возможна («Надо только сойтись в одной точке»), и не только на краткий период, но и на долгий срок, если в ее основе будет Закон Божий. И название ее было Достоевским сформулировано: «Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм! (выделено мной. – В.Б.)» (6). Юрий Селезнев объясняет слова Достоевского так: «Не в механических формах западных теорий "свободы и равенства" заключается социализм народа русского, но в свободном соединении всех для общего великого дела, во имя великой идеи. В духовной свободе и равенстве - идея "русского социализма", или, как он его называл еще, - "Христианского социализма"... (7).

Не о коммунах и монастырях здесь идет речь, а о понимании нашим народом советского социализма как равенства всех (перед Богом).

У нашего народа сохранилась память о подлинных достижениях советского социализма как человеческой солидарности, вытекающей из сохранившейся на бессознательном уровне православной соборности. Единственное, чего он не принимает всей душой - генетическую несправедливость капитализма (и всегда так к нему относился). Если рассуждать не о личном спасении, а о более-менее справедливых формах русского бытия, то у православного социализма нет альтернативы - в идеале, разумеется. «Если говорить о коммунистической идее, то, по крайней мере, в нашем российском изложении, в нашей национальной интерпретации эта идея заимствовала христианскую этику», - заявил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в авторской программе на «Первом канале» «Слово пастыря» (8).

Возможно ли сегодня возрождение подлинных достижений советского социализма в соединении с православием как его духовной основой?

С Божьей помощью все возможно.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. «Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского». В трех томах, т. 1. СПб., 1993 — 1995, стр. 20.
2. Есть и другие точки зрения по этому вопросу. См.: Виталий Свинцов.  Достоевский и «отношения между полами» // Новый мир. – 1999. - № 5. С  Виталием  Свинцовым полемизирует Татьяна Касаткина: Касаткина Т. Как мы читаем русскую литературу: о сладострастии // Новый мир. – 1999. - № 7.
3. «По деятельности своей петрашевцы были весьма безобидны, репрессии власти предержащей не вполне соответствовали их вине. Оставим в стороне размышления о причинах поведения этой власти, но признаем, что повела она себя недостойно, допустив фарс смертной казни над живыми душами человеческими». (Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература. – М., 2003. – С. 166.).
4. «Федеральный канцлер Германии Ангела Меркель окончательно убедилась, что не сможет найти общий язык с президентом России Владимиром Путиным, когда он поделился с ней своим мнением о правах ЛГБТ-сообщества. После этого она решила занять более жесткую позицию по отношению к нему, пишет The Times.. По данным источников британского издания, во время одного из многочисленных разговоров между лидерами двух стран Путин начал излагать Меркель свои взгляды на моральное разложение Запада и сказал, что ничто так не демонстрирует «упадок ценностей», как права, которыми на Западе наделили гомосексуальных людей. Издание не уточняет, когда именно состоялся подобный разговор между лидерами двух стран. После этого канцлер убедилась, что для российского президента характерно ультраконсервативное мышление, которое разделяет его ближний круг, и которое основано на вере в то, что российская система ценностей превосходит западную и несовместима с ней, сказал The Times источник. По его словам, Меркель поняла, что «с Путиным можно иметь дело только на его собственных условиях, что и неприемлемо, и невозможно». Канцлер теперь стала самым твердым сторонником новой стратегии сдерживания России, пишет издание, и полагает, что Запад «морально готов» к новой эскалации, которая приведет к ужесточению санкций. Поэтому Меркель занята созданием единого европейского фронта против Кремля, отмечает газета» (http://maxpark.com/community/politic/content/3134573).
5. Цит. по: Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература. – М., 2003. – С. 188.
6. Достоевский  Ф.М. Дневник писателя. 1881 год.
7. Селезнев Ю.И.  Достоевский. - М.: Мол. гвардия, 1981. – С. 538.
8. Кирилл, Святейший Патриарх Московский и всея Руси. Коммунистическая идея в России заимствовала христианскую этику // Русская народная линия (https://clck.ru/9SDvT).