«Поэту необходимо думать о смерти, и только памятуя о ней, поэт может особенно остро ощущать жизнь», — говорил Сергей Есенин. Смерть вошла в судьбу Николая Рубцова почти с самого её начала: умерла его мать и две сестры, отец пропал на фронте, и Рубцов много лет считал, что «на войне отца убила пуля», пока не встретился с ним в Вологде в 50-х годах. Прямо в сердце врывалось силой Даже в стихах, написанных на заказ и публиковавшихся во флотских газетах, она заявляет о себе со свойственной юному поэту категоричностью: Ничего нет врага ненавистней! Философские размышления о бренности мира («О земле подумаю, о небе, / И о том, что все это пройдет») резко отличались от бесшабашного матросского веселья в редкие часы отдыха. По воспоминаниям Валентина Сафонова, друга Рубцова, ставшего впоследствии писателем, «очень уж не вязалась печальная наполненность этих строк с обликом автора – жизнерадостного моряка… Кто из нас, двадцатилетних, мог всерьез воспринять строки о памяти, что «отбивается от рук», о молодости, что «уходит из-под ног»? Жизненные дали для нас, по сути, только начинались». Может быть, сиротство и несчастная любовь сделали юношу философом, а может, нечто иное скрывалось в его поэтической натуре: «Все проходит, проходит и жизнь» («Соловьи»). Рядом с темами смерти, прощания, ухода, в его пока еще ученической лирике стала крепнуть тема бессмертия, вечности: Я, юный сын морских факторий, - эта строфа из его ранней лирики воспринимается совсем иначе, если посмотреть на неё с этой точки зрения. Самым загадочным стихотворением этого периода стали «Мачты»: Созерцаю ли звезды над бездной Все я верю, воспрянувши духом, Будто все начинаем без страха, Это кажется мне невозможным. Подобное заявление в условиях государственного атеизма само по себе было вызовом, но для Рубцова, искавшего истину, не это было главным – еще до службы на флоте будущий поэт познакомился с Библией, читал труды Гегеля, Канта, Аристотеля, Платона… Зрелая лирика Николая Рубцова буквально пронизана насквозь данной темой, превратившейся в настойчивый мотив. Его лирический герой чувствует «смертную связь» с Родиной, видит «неспокойные тени умерших», покойную мать (« В горнице»), слышит «незримых певчих пенье хоровое» и воспринимает смерть как естественное продолжение жизни души: И эту грусть, и святость прежних лет Здесь нет самолюбования, позы, искусственности чувства, - есть совершенное понимание бессмертной сущности любви. Поэт так рад этому пониманию, что готов поделиться им со всеми: «Поверьте мне: я чист душою», «Я клянусь: душа моя чиста». Размышления о связи смерти и бессмертия в стихотворении «В святой обители природы» завершаются так: И неизвестная могила О содержании этих дум можно только догадываться – цензура не позволяла раскрывать такие темы глубоко. Впрочем, для Рубцова она не стала серьёзным препятствием, он использовал иносказание, подтекст, символику, и не прогадал: «Кто мне сказал, что надежды потеряны? / Кто это выдумал, друг?» А вот и прямое его заявление: И думаю я – смейтесь иль В стихотворении «Видения на холме» поэт говорит о любви к России «навек, до вечного покоя» - явное православное миропонимание бессмертия. Рубцов подтверждает и известную евангельскую мысль («У Бога все живы»): «Здесь каждый славен – мёртвый и живой!» («Старая дорога»). Личный уход, считает поэт, - лишь часть общей нашей судьбы: Боюсь, что над нами не будет таинственной силы, Характерное замечание лирического героя: «без грусти дойду до могилы», многократно повторённое в его поэзии, свидетельствует о силе веры, убеждения в том, что и в жизни, и в смерти есть свой высший смысл. Николай Рубцов, полагаясь на волю Божью, не боялся смерти – это подтверждает не только его философская лирика, но и стихи бытовые, шутливые, ироничные: Слез не лей над кочкою болотной Если бы цензоры по-настоящему вчитывались в некоторые «проходные» стихотворения Рубцова, то они пришли бы в ужас! Гомерический хохот вызывал у читателей стих о покорителях космоса: Люди! Славьте во все голоса Рубцовский шедевр «Философские стихи» полностью посвящен теме смерти и бессмертия. Начинается он с укора умирающему человеку, создавшему в жизни «ложный облик счастья», полный довольства и славы, а заканчивается отказом от осуждения: «Мы по одной дороге ходим все…», осознанием неизбежного собственного конца («Когда-нибудь ужасной будет ночь») и пониманием смерти как Божьей милости и даже счастья: Но я пойду! И знаю наперед, В сборниках «Душа хранит» (1969) и «Сосен шум» (1970) пронзительно зазвучала трагическая тема – Николай Рубцов словно прощался с этим миром. Посмертные книги, составленные самим поэтом: «Зеленые цветы» (1971) и «Подорожники» (1976), в которых впервые были опубликованы многие неизвестные ранее стихотворения, еще более усилили это впечатление. Неужели так сердце устало, Впервые фразу о своей смерти он легкомысленно, полушутя-полусерьезно обронил еще в 1954 году в Ташкенте, когда ему было всего 18 лет: «Да, умру я! И что ж такого...». Десятилетие спустя у Рубцова вырвалось страшное предсказание: «Когда-нибудь ужасной будет ночь». Думы о собственном конце преследовали его постоянно: Замерзают мои георгины. Родимая! Что еще будет В стихотворении "Зимняя ночь" (1969) то ли "черный человек", то ли сама смерть зовет поэта: Кто-то стонет на темном кладбище, Здесь все серьезно. Все дышит предвестьем небытия - не только упоминание о кладбище, не только классический символ смерти - ночь, но и указание на ее непознанность и невозможность познания: «Есть какая-то вечная тайна / В этом жалобном плаче ночном». В "Элегии" (1970) чувствуется уже обреченность: «Отложу свою скудную пищу / И отправлюсь на вечный покой». И, наконец, указана дата: Я умру в крещенские морозы... Стихотворения, посвященные поэтам, также поднимают тему гибели («Сергей Есенин», «О Пушкине», Дуэль», «Памяти Анциферова», «Последняя ночь») но, что удивительно, в понимании Рубцова преждевременная смерть – это тоже Божья милость: Уже давно, Пророческие видения как уже говорилось, появлялись в стихах Рубцова неоднократно, даже с указанием места: Мое слово – верное, Но самым известным произведением из этого ряда стало стихотворение «Я умру в крещенские морозы…» На предсказание даты собственной гибели все обращают внимание – это, действительно, редчайший случай не только в русской, но и в мировой поэзии, - но содержание стихотворения на самом деле жизнеутверждающее: гроб разобьется, усопший встанет из могилы – совсем как в евангельском откровении! А концовка стихотворения и вовсе не оставляет никаких сомнений: «Я не верю вечности покоя!» О духовных причинах гибели Николая Рубцова говорить сложно, да и вряд ли мы имеем на это право, но сам поэт оценивает свой жизненный путь весьма жёстко: Почему мне так не повезло? Еще одно предсказание смерти, причем в деталях, поражает: Как жаль, что я умру - Так и случилось, обстоятельства смерти поэта всегда будут вызывать вопросы. Тема смерти и бессмертия в поэзии Николая Рубцова возникла не по прихоти автора, а по воле Божьей: «О чем писать? / На то не наша воля!» И относиться к его ранней смерти надо смиренно, по примеру самого поэта. Дело ведь не в том, сколько ты протянешь на этой земле, а в том, как ты проживешь, что оставишь людям: Можно жить и лёжа на полатях, |