Однако поэт Игорь Тюленев в своём стихотворном томе, увидевшем в уходящем году свет в серии «Антология пермской литературы», выступает и как мыслитель, предлагающий нам некую широкую идейную программу для единения и выживания не только русского, но и, вообще, славянского мира.Тем и ценна эта попытка на фоне нынешнего столкновения русских и украинцев на Донбассе, мозаичного дробления сербов на территории бывшей Югославии, вечных претензий от Смуты до Катыни и крушения президентского лайнера представляющих западное славянство поляков. Вспомним и о болгарах, за которых когда-то сражались русские солдаты во главе с генералом Скобелевым. Тут третьего не дано: славянский мир, будь он единым, стал бы непроходимым буферным континентом и для европейского иноязычия и ментальности, и для расхожих лжедемократических поползновений американцев. Пусть разгорятся угольки в золе И это, поверьте, не единичная скрепа внутри самой книги. Вот, пожалуйста: «Ещё вожди не делят море, / Цветёт болгарский огород», «Придёт пора, и русских вспомнят, / Неизданное издадут», «Европа, слаб твой стебелёк, / Твой колос плесенью объят. / Но я вернусь к тебе, Восток, / Я слишком долго пил твой яд». Одна из сквозных в книге – тема возвращения русских на Восток. Стоит прочесть стихотворения «Уход из Азии», «Прощание с Туркестаном», «Беседка Барятинского в Гунибе (1859 г.), «Азия», «Дербент» и в «Гостях у Расула Гамзатова» – и сразу откроется масштаб исторического и государственно-дипломатического мышления русского поэта. Заметьте, предсказавшего: «Но я вернусь к тебе, Восток…» Предрёк поэт и другое. В этом смысле буквально пророчески звучит стихотворение Тюленева «Возвращение в Крым», написанное за год до воссоединения полуострова с Родиной: Когда мы возвратимся в Крым, Избранное для любого автора – всегда подведение некоего итога, предъявление «боевого запаса страны», если вспомнить слова самого Тюленева. Как правило, поэты, представляя избранное на читательский суд, помечают стихи датами их возникновения. Иногда проставленные годы написания произведений играют роль маяков. Да и читателям, думается, небезынтересно было бы узнать, в каком году родилось то или иное стихотворение. В нашем случае Игорь Тюленев предпочёл иную композицию – по смыслам, импульсам и темам. Есть в книге и знаменитое, нередко цитируемое поэтом во время публичных выступлений «Тюленев или Тюленёв, но оба самородки!» Известно: фамилии не подчиняются правописанию. Как говорится, дана, так носи! Неблагозвучные – меняй. Если учесть, что Игоря Тюленева до сих пор в глаза и за глаза по-прежнему кличут Тюленёвым, стоит задуматься: а какую роль может сыграть буковка в жизни творца? Вот прочтите: «Я осу, как пулю, опустил, / В боковой карман своей штормовки», «Сорву стоп-кран и сам сорвусь, / Как пух с твоих ресниц». Или: «И выжгли глаза у Гомера глаголы, / Как сопла ракеты». А вот ещё: «Я море на себе домой тащил, / Как при пожаре тащат дорогое». Вы знаете такого Тюленева? Нет? Потому что это Тюленёв. Кого сражу в бою, Не Тюленев ли ведёт диалог с Тюленёвым? Дальше это разовьётся в драматический контраст: «…Смотрит на меня товарищ Сталин… А Есенин смотрит на сирень». И программное стихотворение, посвящённое учителю Юрию Кузнецову «Иди и слушай тишину!» неслучайно завершается признанием, свидетельствующем о том самом двойничестве и утрате первоначального: «И всё ж мелодию одну, / Что детский слух ловил – не вспомню». Однако если заинтересованный читатель отыщет в избранном такие антологические стихи, как «Уткнётся лошадь тёплыми губами…», «Стрела дождя прибила лист к земле…», «Носились чайки над лицом…» или приближающуюся к шедевру «Сырую ночь», он всерьёз задумается: «Вот что может значить буковка в жизни поэта!» |
||