«Мой дед погиб в штрафбате…» Так я когда-то (лет 30 назад) хотела назвать будущую поэму, посвящённую моему деду Алексею, Лёне, как его называла бабушка Валера. Но с поэмой не сложилось – слишком мало я тогда знала о деде, да и вообще – слишком мало. Сейчас, наверное, ненамного больше, но в последнее время появилась какая-то неотвязная, тянущая душу внутренняя потребность вернуться к деду, к тому, что с ним связано, что осталось, сохранилось. Осталось немного – несколько пожелтевших, истёртых документов (справки, извещение, расписка) и пачка завёрнутых бабушкой в газету писем с фронта. И ещё – семейные легенды, существующие, как легендам и положено,  только в устном варианте… И никого, кто помнит больше, чем я, у кого можно спросить, уточнить, проверить, правильно ли я помню. 15 лет прошло со дня смерти бабушки Валеры, 10 лет нет отца. Бати. Они помнили правильно.

От мыслей о поэме остались первая, уже упомянутая, и последняя строчки. Последнюю пока приберегу. А написалось тогда, в 85-м, стихотворение, посвященное памяти деда «Зачем тебе это – болгарский и польский…». В нём не было ничего «о доблестях, о подвигах, о славе…», но было о том, что исподволь определяет нашу жизнь, наш ежедневный выбор, даже если мы не всегда это осознаём. Была память. О песне К. Ваншенкина  и Э. Колмановского «Алёша», «в Болгарии русский солдат», которую я помнила с детства. О том, как батя играл её на баяне, закрыв глаза и стиснув до хруста, до скрипа зубы. Мы с мамой пели. Не имея права ошибиться ни в одном слове, ни в одной ноте, ни в искренности, правдивости интонации – эта песня всегда была про деда, хотя он погиб в Польше. А мы  и не ошибались. Мы любили эту песню и верили ей, мы любили отца и верили его правде.

Пару месяцев назад я решилась открыть бабушкин архив, взяла оттуда дедовы письма. Появилось чувство, что уже не просто можно – нужно. Читала их ночами – по одному, по два. С перерывами на продых, на про- и переживание. Абзацами, страницами. С комом в горле, с жутким ощущением хрупкости жизни, зыбкости всего, что считаем вечным, надёжным, важным, своим. С ощущением того, что всё описываемое происходит в реальном времени, сейчас. С острым осознанием того, что этим надо делиться. Это уже не письма моей бабушке, даже не письма мне и моим детям (а они уже старше своего прадеда), это – всем нам. В сегодня.

Урывками на работе и после неё (нет у меня дома сканера, видимо, дедова фамилия – часть моего выбора со всеми вытекающими последствиями) сканировала письма, перечитывала, раскладывала по порядку, по времени, по судьбе… Даты, к сожалению, были не везде. Вернулась было мысль о поэме, но я её придушила. Не захотела это рифмовать – оригиналы всё равно были бы сильнее. Несколько прорвавшихся и отозвавшихся своим комом в горле и обнадёживающим повышением температуры строк заначу на какое-нибудь лучшее будущее. А сейчас хочу передать слово моему деду.

Алексей Ильич БЕЗДЕНЕЖНЫХ

ПИСЬМА С ФРОНТА

    

28.4.42г.[1]

Здравствуй, Валерик!

Пишу тебе первое письмо.  Да! Тяжело было смотреть, когда поезд набирал ход, а твоя фигурка на площадке становилась всё меньше. Что поделаешь, хоть из вагона выпрыгивай. Я просто не представляю себе, как провёл первую ночь без тебя, положив голову на подушечку, сделанную твоими руками. На ней, мне всё кажется, остался запах твоих волос. Вместо тебя я в эту ночь прижимал к себе вещевой мешок, тоже увязанный тобой.

Валерик! Если нам суждено было (так тебе сказал слепой) на время расстаться, то будем надеяться, что это ненадолго. Береги себя, ради меня.

Привет Ивановне, Вере, Толе, Васе и Алёше. Живите мирно и дружно. Понятно, светы вы мои ясные? Привет Лене и Софье Григорьевне.

Целую крепко-крепко.

Твой Лёня (Подпись[2] )

29.4.42г.

Здравствуй, Валерик!

Не могу удержаться, чтобы не писать ежедневно. Столько за это короткое время накопилось чувств, что я спешу выразить их тебе, хотя и на бумаге. Надеюсь, что в недалёком будущем смогу выразить лично.

Валька, милая, прости меня, что в тот вечер перед отъездом я не мог развлечь от тяжёлых мыслей, которых у тебя было много. Я надеюсь, что в будущем я заглажу этот пробел. Не сердись, Валя.

Представь, Валерик! Я проезжал одну станцию, где ж. д. дома очень похожи на Уфимковские, и мне казалось, что стоит завернуть за угол одного дома и зайти к тебе…. Но всё рассеивается, и я снова остаюсь наедине. Я не знаю почему, но чем дальше я еду от Урала, тем ближе к сердцу ложится каждая деревушка, каждый домик. Мне всё кажется, что в одном из этих домиков должна жить ты, и что ты вот-вот выйдешь к поезду……

Очевидно, превратности судьбы придётся переносить до августа.

Много чувств накопилось, и есть, и были в моей душе, которые трудно описать, но которые так легко понимает каждый любящий человек.

Валя! Спасибо тебе и Ивановне за всё, чем вы набили мой мешок, здесь на станциях ничего не продают. Пока всё.

Привет Светику-Ягодке Ивановне, Толе, Вере, Васе, Алёше, Лене и Софье Григорьевне.

Целую тебя крепко и горячо.

Твой Лёня. Валя, жди. Береги себя.

Ст. л-т (Подпись)

30.4.42г.

Здравствуй, Валерик!

Спешу  послать тебе свой горячий поцелуй и поздравление с 1 Мая. Я буду праздновать его в вагоне. А как бы мне хотелось быть вместе с тобой, поверь мне, что хотя мы с тобой иногда и «ссорились», но я ни в одной частице своей души не нахожу местечка, которое хотя бы толику было чем-нибудь недовольно тобой. Я знаю и верю, что эти «ссорки» только крепили нашу привязанность друг к другу.

Эх, Валька, чадышко ты моё, знала бы ты моё настроение… Мне так охота видеть тебя…

Мы спим рядом с моим комиссаром Митькой. И вот я один раз увидел во сне, не как обычно, а что к тебе кто-то пристаёт… В результате Митьке пришлось претерпеть несколько хороших тумаков, прежде чем я проснулся и сел. Он потом смеялся и говорил, что «эдак ты, паря, меня ещё до фронта укокошишь».

Мы с ним едим вместе и, надо сказать, что с успехом, т.к. всё, что вы положили в мой мешок, уже «спикало». Осталось немного сухарей.  Казённого питания вполне хватает, но … домашнее всегда лучше.  Пока, Валя, всё. Береги себя, не прыгай, как Бирда (коза).

Привет Ивановне, Толе, Вере, Васе, Алёше, Лене и Софье Григорьевне.

Целую крепко-крепко.

Твой Лёня.

Ст. л-т (Подпись)

07.5.42 г.

Здравствуй, Валерик!!!

Прости меня, что был большой перерыв в письмах.  Поверь, что чем ближе к фронту, тем больше приходилось быть на паровозе, а потому и писать некогда было.

Сейчас я в чистенькой комнатке, и вместе с Митькой строчим письма. Спешу тебе сообщить, что здешний народ принял нас не так, как эти уфимковские обдиралы. Этот народ испытал уже всё и теперь знает цену Красной армии. Здешние места, надо сказать, что очень (местами) разрушены. Но везде, как грибы после дождя, начинают работать новые заводы и восстановившиеся старые. Народ пашет и сеет и готов последнюю корочку хлеба – нам. Предположительно через несколько дней вступим в бой. Порадуй Софью Григорьевну, что я имею честь пройти с боем по её родине. Ивановне скажи, что с Василием налаживаю близкую переписку.

И ещё передай Ивановне спасибо, что она способствовала нашей быстрой дружбе, а затем любви и привязанности. Живите с ней мирно, ведь вы теперь обе «зольдатки», и, наверное, колода карт не выходит у вас из рук.

Валерка! Ты можешь ли представить, что значит оторваться от любимого человека?! Я поминутно смотрю на твоё фото, и подушечка твоя всё время у меня под головой. Каждый твой предмет и вещичка, сделанная твоими руками, напоминает мне недавно минувшие дни, полные ласки и нежности.

Валерка! Ты знаешь, что я хотя человек ещё очень молодой (и мал. ростом), но уже перевидел и пережил столько, сколько не пережили некоторые старики. Но поверь мне, что пережитое мною в Уфимке навек останется у меня в сердце. Я сейчас чувствую, что где-то у меня, у человека, привыкшего к суровой жизни, есть своё уютное гнёздышко, что меня кто-то ожидает, заботится и любит. Как приятно это чувствовать.

Валерка! Писать пока кончаю, адреса пока не имею, но скоро напишу. Прошу тебя, береги себя и не прыгай и не лезь, куда тебе не нужно. Запомни: ТЫ ДЛЯ МЕНЯ ВСЁ.

Пока до свидания.

Привет Ивановне, Васе, Вере, Толе, Алёше, Лене и Софье Григорьевне.

Да! С дороги я посылал тебе записку с уфимковскими девчатами.

Целую крепко и горячо.

Твой Лёня.

Ст. л-т (Подпись)

11.5.42г.

Здравствуй, Валерик!!!

Наконец-то я имею возможность написать тебе чернилами.

Адреса ещё не имею, и поэтому у меня и вышла задержка с письмами. С комиссаром нас разорвали. Он остался в полку, а меня перевели в дивизию. Вот поэтому-то я и не знаю ещё нового адреса.

В основном, я уже приступил к работе, а она здесь весёлая. Часто над головой пролетают немецкие «птички» и веселят душу «маленького человека».

Валя! Знала бы ты моё настроение… Просто – дьявольское. Посмотрю вокруг, что творится, а сердечко так и нет, уносится куда-то к Уралу…

Живу одним только воспоминанием прожитого на Уфимке и перебираю в памяти каждую мелочь. Посмотрю на твоё фото, и сразу всё как-то становится милее и приятнее. Верна народная пословица: «Жена – это половина».

Валерка! Ты смотри береги себя, не лезь куда не надо, не вздумай куда-нибудь ехать, а то ведь ты любишь попрыгать. Одним словом, береги себя, как можешь. Не забудь, что у тебя есть человек, которому ты дорога. Обо мне не беспокойся. Я здоров, питаюсь хорошо.

Был я в г. Тула. Разрушений особенных нет, но окон целых очень мало. В магазинах тоже ничего не купить. Дороговизна бешеная, но население отдаёт всё.

Подушка «моего роста» всё время со мной.

Ну, ты уже, наверное, знаешь, что немцы на Крымском фронте применяли газы. Ничего! На всякий газ есть противогаз, а дойдём до штыковой, сразу уплатим сполна за всё.

Эх, Валёк!  Как бы я желал сейчас побыстрее разделаться с фрицами и начать мирную жизнь. Как мне хочется увидеть и обнять тебя, поговорить с тобой, побаловаться.

Будем надеяться, что всё кончится хорошо.

Пока до свидания.

Привет Ивановне и всем остальным.

Перед боем я тебе напишу.

Целую крепко и горячо.

Твой Лёня.

Ст. л-т (Подпись)

24.5.42г.

Здравствуй, Валерка!!!

Прости меня, что я уже неделю как не писал тебе. Не мог выбрать время, т.к. всё время в движении.

Буду надеяться, что ты не будешь сердиться.

Я пока жив, здоров, чего и тебе желаю от всей души. Правда, жизнь довольно-таки неспокойная, но ведь мне не привыкать. С автоматом теперь не расстаюсь, он сейчас у меня заменяет хорошего друга, который всегда безотказен, вечно готов заговорить огненным языком.

Одним словом, всё пока благополучно.

Валерик, опиши о себе всё подробно. Получаешь ли деньги, живут ли у вас военные, и особенно, как твоё здоровье. Ты не утруждай себя слишком. Как-нибудь перебейся, остаётся уже немного время, и мы с тобой встретимся вновь. Я чувствую, что ещё 1,5-2 месяца, от силы 3, и я буду дома. Береги себя и особенно баяниста (а может, гитаристку). Для меня одинаково будет приятно и радостно знать, что мы с тобой не одни, а нас 3-е.

Валерка! Писать кончаю, идём дальше. Здесь расцвели красиво вишни и яблони. Красота.

Привет Ивановне и всем остальным.

Получила ли моё фото? На всякий случай высылаю ещё одно.

Мой адрес:

ППС 1669, учебный батальон, ст. л-ту Безденежных.

Целую крепко. Лёня.

7.6.42г.

Здравствуй, Валерик!!!

Спешу сообщить, что я жив, здоров, чего и тебе желаю от всей души.

Сообщаю новый адрес: ППС 1669, 742 с.п. 2-й батальон. Ст. л-ту Безденежных.

Валерка, теперь мы опять вместе с Митькой, он у меня теперь опять комиссаром. Это для меня большая радость. Теперь мы опять будем проворачивать дела с треском и грохотом.

Ну, о себе пока хватит.

Валерка! Прошу тебя, пиши о себе всё подробно, получаешь ли деньги, как живёшь с Ивановной, а особенно, как твоё здоровье.

Не обращай внимания, что письмо сильно запачкано. Я пишу в доме, на улице идёт дождь, и в пробитой снарядом крыше (сидим и видим небо) он по всем законам природы и науки почему-то не задерживается. Я лазил, лазил с места на место, но так и не нашёл крепкого места. Плюнул и пишу в той же обстановке.

Подушечку всё время ношу с собой и уже настолько замазюкал, что решил выстирать её во всём натуральном виде, т.к. нету 2-й наволочки. И вот она у меня сохнет уже 5-й день. Что-то долго. Зато чистая будет.

В Свердловск я тоже пишу и тоже выслал фото. Тебе я высылал 2 фото, но не знаю, получила ты или нет.

Я веду дневник, ежедневно всё записываю, ведь будет очень интересно вспомнить потом, если, конечно, буду жив.

Хочется, до невозможности, приехать домой, увидеть тебя.

Будем надеяться, что всё будет хорошо.

Интересно, что вы с Ивановной сейчас делаете? Наверное, всегда по вечерам гадаете, а по воскресеньям разрешаете всплакнуть.

Передай Ивановне, что от Василия есть мне письмо, но оно никак меня не догонит. Вы видите по моему адресу, что я прыгаю с места на место.

Пока всё.

Привет Ивановне, Васе, Вере, Тольке, Алёше, Лене и Софье Григорьевне.

Пишите чаще.

Целую крепко.  Твой Лёня.

Комбат-2

Ст. л-т (Подпись)

8.6.42 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Получил от тебя 2 письма сразу, и на душе кошки заскребли. Ты пишешь, что я тебе не пишу.

Валя! Я тебе писал 12 писем, это 13-е. Но почему ты не получила. Ты спроси на почте, может, какая-нибудь сволочь интересуется и задерживает… Я теперь буду посылать заказными и квитанции высылать тебе. Вот ты с них и требуй. По-моему, это Валька Клюжина из боязни, что я напишу тебе что-нибудь о её  Николае. Валерик! Я в тех письмах выслал тебе 2 фото. Будет очень досадно, если ты их не получишь. Но я тебе пишу в 3 дня одно письмо.

Привет Матвееву передам, и прими от него ответный.

Сейчас я опять в своём полку командиром 2 б-на.

Мой адрес: ППС 1669, 742 с.п. 2-й б-н, ст. л-ту Безденежных.

Доверенность на сапоги вышлю через Хорзина[3] . Представляю, как Ивановна грызёт тебя за них. Ведь это не человек, а просто непонятно…

Валя! По-моему, ты всё-таки получишь все мои письма. Их могли долго задержать в военной цензуре, прежде чем проверить.

Целую крепко.  Твой Лёня.

Комбат-2 ст. л-т (Подпись)

8.6.42г.

Здравствуй, Валерик!!!

Почему ты обижаешься, что я тебе не пишу?  Это уже 13-е письмо. В нём высылаю доверенность. За сегодняшний день я пишу тебе 2-е письмо и, может быть, до вечера ещё напишу. Валя! Я окончательно убедился, что кто-то перехватывает наши письма.  ?…?

Ведь мне обидно, что ты не получаешь от меня писем и обижаешься. Конечно, ты права, если от меня нету известий. Ещё раз сообщаю свой адрес:

ППС 1669, 742 с.п. 2-й батальон. Старшему лейт. Безденежных.

Теперь у меня комиссаром опять Митька Матвеев. Привет тебе от него. Живём «весело», скучать, сама понимаешь, не приходится.

Эх! Валя! Как хочется приехать домой, но сначала нужно покончить с Гитлером. Ничего, этот день уже недалёк.

Прости, что пишу мало, это всё урывками.

Привет всем знакомым.

Пиши, получаешь ли письма от родных и моих родителей и деньги по аттестату.

Целую крепко.  Твой Лёня.

Комбат-2

Ст. л-т (Подпись)

Июнь 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Спешу сообщить, что я пока жив, здоров. Что будет – «будем посмотреть».

Отвечая на твоё последнее письмо, должен ещё раз уверить тебя, что я трусом не был и не буду. По службе меня продвигают быстро, я думаю, не за плохую работу, а в скором будущем продвинусь и в звании. До сих пор была задержка в виду того, что меня в этом полку не было временно. Одним словом, за меня тебе стыдно не будет, дорвёмся до настоящей работы, и ты ещё не раз услышишь обо мне. Да! Валерка! Я знаю, что после войны меня ждёт то, что я желал и о чём мечтал. Эх, скорей бы настал час, когда я смог бы вернуться к тебе и к нашему будущему. Этот день будет самым счастливым в моей жизни.

Валерка! Я пишу тебе понемногу, но ты не сердись. Я как начну писать, то обязательно куда-нибудь нужно выходить. Вот погоди, выберу время и такое накатаю письмище, что будешь читать целую неделю.

Валерка! Пока кончаю.

Привет всем.

Целую крепко и горячо.

Твой Лёня.

Ст. л-т (Подпись)

Адрес старый.

Доверенность выслал.

Июнь 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Получил от тебя письмо с печальным известием о смерти бабуси. Да! Жаль! Хорошая была женщина… Мы так просто и душевно с ней потолковали, и оказалось, что это в первый и последний раз.

Валерик!!! Не отчаивайся! Что написано на роду, тому и быть. Всё же она человек уже пожилой, и неотвратимые силы природы и времени сделали своё дело… Теперь мы с тобой ещё крепче должны быть привязаны друг к другу.

Я живу тобой, ты живёшь мной. Нет ничего приятнее, как мысль о тебе, о будущем, и главное – о дне встречи.

Я рад, что ты всё же прикрепилась к сельпо и теперь будешь кое-что получать.

Валерка! Ты просила сообщить, где сейчас находится мой завуч Акментин? Он был помощником у меня и сейчас помком. роты в учебном батальоне.

Его адрес:

ППС 1669, учебный батальон, 3 стр. рота, мл. л-ту Акментину.

Но кто им интересуется?

Николай Стрельников в одной части со мной носит целую стопку конвертов, адресованных на В. Клюжину. Пишет ей много, но почему она не получает? По-моему, он по «детской» глупости в письмах пишет то, что не пропускает военная цензура, и в результате письма не пропускают.

Шурин муж – Женька-болтун –  попал под военный трибунал. Шуре не говори, а Ивановне скажи. Чем окончится, я тебе сообщу. Да, по-моему, и они получат копию приговора. Мой комиссар Митька ведёт следствие, как старый чекист.

Доверенность на сапоги выслал на твоё имя. Кроме этого передай этим сволочам сапожникам, что я и отсюда могу их выпотрошить, а если приеду, то пусть разбегаются по углам.

Письма домой пишу, но оттуда ещё не получил. Почему, не знаю.

Ты спрашиваешь, когда мы поедем на фронт. Я бы тебе написал, но военная цензура не пропустит, хотя особенного здесь ничего нет. Буду жив, приеду, и ты обо всём моём времени узнаешь. Пока всё.

Валерка, не скучай, помни, что я твой, а ты моя.

Целую крепко и горячо.

Твой Лёня.

Привет Ивановне, Васе, Алёше, Толе, Вере, Гале, Лене, Софье Григорьевне и всем остальным, особо Лаврентьевой.

Комбат-2

Ст. л-т (Подпись)

Июнь 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Появилась возможность написать тебе чернилами, и я её использую.

Спешу сообщить, что я жив, здоров, чего от всей души желаю и тебе.

Валя, ты пишешь, и очень настойчиво,  чтобы я завёл себе друга… Как это понимать? Зачем это нужно? Здесь мне не до друзей. Я писал тебе, что от меня имеет благосклонность только один друг – автомат, а один друг – лучший друг жизни, ждёт меня в Уфимке. Что мне ещё нужно? Ничего!!! Остаётся только желание поскорее увидеть тебя, поговорить с тобой о пережитом за эти короткие, но длинные для меня недели.

После напряжённой жизни так хочется домашнего уюта и ласкового тёплого слова той, о которой мечтаешь.

Я не буду много писать о своих переживаниях, ты должна понять их сама. Да! Много можно рассказать за этот короткий промежуток времени. ?…?

Домой я написал 3 письма и 2 брату, но ответа почему-то нету. Не понимаю, почему они не получают.

Хорошо, что ты получаешь мои, а я твои. Ты, Валя, напиши, чтобы они не обижались. Ведь я не виноват.

Эх, голубка моя Валька!!! Когда я тебя снова увижу, когда снова обниму тебя.

Пока до свидания. Привет всем знакомым.

Целую крепко.

Твой Лёня.

Комбат-2

Ст. л-т (Подпись)

17.6.42г.

Здравствуй, Валерка!!!

Не ожидал от тебя письма, сразу пишу встречное, как мы и договаривались. Понимаешь сама, как приятно и радостно получать письмо с каждой почтой. А поэтому я пишу очень часто и всё-таки не могу успокоиться, пока не опишу всё.

Спешу сообщить, что моя мечта сбылась: меня назначили командиром истребительного отряда. Это большое доверие со стороны командования, и я очень доволен своим назначением. Военкомом у меня назначен мой Митька Матвеев. Привет тебе от него.

Мой адрес не меняется, а остаётся прежний.

Валерка!!! Ты на меня не обижайся,  что в начале не получала от меня писем: я их писал, но их, очевидно, задерживали порядочное время при просмотре. Хорошо, что теперь получаешь регулярно. На сапоги доверенность я выслал. Если что нужно ещё, пиши. Всё сделаю для тебя, что возможно на таком расстоянии.

Передай Ивановне, пусть она не сердится за сапоги. Правда, тут виноват я, но я не рассчитывал, что в мастерской могут сидеть такие сволочи.

Валерка!!! Так, говоришь, у Софьи Николаевны тоже «животик заболел». Ничего! Успокой её, что нам сейчас пополнение нужно, пусть у неё появится санитарка или ярый пехотинец.

Валя! У тебя, наверное, уже очень заметно становится «возрождение нового человека»? Я всё боюсь, что это тебя очень часто тревожит и беспокоит.

Как бы я хотел, чтобы ты была со мной рядом, озорничая, мешала бы читать или писать, и послушать, как ты кричишь, когда тебя шлёпнешь слегка по «казённой части».

Одним словом, хочется хотя бы на недельку тёплого домашнего уюта, который так внезапно, но предвиденно оборвался на некоторый промежуток времени. Но как тебе уже известно из газет, что международная обстановка складывается, волею нашего правительства, в нашу пользу, и в ближайшем будущем 2-й фронт будет окончательным разгромом фашизма. Значит, недалёк час победы, недалёк и час нашей встречи.

… Свиданья день когда настанет,

С любовью буду ждать тебя.

И снова сердце биться станет

Тобой, мой друг, тебя любя.

Пока всё.

Привет Ивановне, С. Григорьевне, С. Николаевне,  Вере, Толе, Васе, Алёше, Лене, Гале и всем остальным знакомым.

Целую крепко и горячо.

Твой Лёня.

Ст. л-т (Подпись)

Июнь-июль 1942

Здравствуй, Валя!!!

Прошло сутки времени, как я не мог написать тебе письма. Я не буду оправдываться, почему: ты сама знаешь. Но я каждую возможность использую, чтобы черкнуть тебе хотя несколько слов.

Валерка!!! Скоро 3 месяца, как мы с тобой расстались, но это время настолько ощутительно, что я даже не могу описывать, не желая показаться слабохарактерным.

Если бы мы с тобой сейчас встретились, то я не знаю, что бы мы только в первый момент предприняли, о чём сразу говорили? По-моему, настолько бы растерялись, что сели бы там же, где стоим.

Валя, я не пишу, где я нахожусь, потому что я не могу этого сделать, понимаешь сама, но если я командир истребительного отряда, «работы» хватает везде.

А интересно бы получилось, если бы ты сидела с Ивановной дома, вдруг дверь открылась… и мы с Василием появились бы на пороге…..

Скорей бы настал этот час и день, скорей бы пустить последнюю автоматную очередь и со спокойным сердцем хорошо и честно повоевавшего человека вернуться в родные края.

Пока всё.

Привет Ивановне, Васе, Алёше, Толе, Вере, Григорьевне, Лене, Гале,  С. Николаевне. 

Целую крепко.

Твой Лёня.

Комбат 2 истреб. (Подпись)

13.8.42г.  Почтовая карточка

 Валерка!

Я ранен в левый пах 2 пулями. В каком госпитале буду в дальнейшем, я напишу.  Двигаться, конечно, пока не могу. Но скоро буду здоров. Обещают отпуск.

Богданов убит пулей в голову. Майор контужен. Жди.

Адрес сообщу.

Целую (Подпись)

Август-сентябрь 1942 г. Госпиталь

Здравствуй, Валерка!!!

Пишу, а сам сгораю от скуки в этом проклятом госпитале. А сегодня как-то особенно тяжело на душе. А знаешь, почему?... Выполз я на крылечко, а там к раненым, которые являлись жителями Горького или ближних местностей, приехали или родители, или жёны, одним словом – родные. И так, знаешь, нехорошо себя почувствовал, что даже пожалел, почему пуля не попала выше. Подумал, посмотрел на себя… Ничего хорошего, нижнее бельё, верхнего не полагается, и халат, который мне опротивел.

Скорей бы, чёрт возьми, выписаться да подаваться в какую-нибудь сторону. Врачи сомневаются (хотя и втихаря), чтобы моя нога работала по-прежнему, и что мне придётся покостылять месяца 3-4. Значит, приеду домой. Теперь ты уже из газет знаешь, где я воевал и к каким боям готовился. Брал город Зубцов, Погорелое Городище и уже под деревней Красное, когда ворвался с батальоном в село, меня продырявили.

Много моих товарищей ранено и убито (война не игрушка).

Начало октября 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Перед самой выпиской получил от тебя письмо, а минут через 10 из канцелярии сообщили, что жена прислала письмо на госпиталь. Одновременно даю ответ на оба письма.

Из госпиталя выписался досрочно (для чего потребовалось поругаться со всем начальством) и приехал в Москву в отдел кадров. Ожидаю, куда направят. В скором времени сообщу дальнейший адрес.

Валерка!!! В тех письмах я старался не упоминать о «баянисте», чтобы тебя лишний раз не волновать. Но так как я сам волнуюсь, то вынужден тебе написать, что как только можешь, береги «баяниста» или «гитариста», ведь ты понимаешь, что это наше будущее, а если меня не будет в живых, то это будет живая память обо мне.

Я очень благодарен всем, кто помогает тебе в такое трудное время, и постараюсь при первой возможности отблагодарить их.

Напиши, как здоровье Стрельникова, куда он ранен? Очень жаль Панина.

Ну, пока кончаю. От Васи Могильникова получил письмо.

Привет всем.

Целую крепко.

Твой Лёня

(Подпись)

Начало октября 1942 г. Москва.

Привет из Москвы от Леонида и Василия!!!

Встреча состоялась у Василия в части, где я его разыскал после ранения. Он и я очень рады, что так неожиданно встретились.

Я в ожидании назначения, а он в ожидании отправки на фронт. Обо всём переговорили, а теперь собираемся написать письма поодиночке. Всем вам по привету и особенно «полковнику». Остальное допишет Вася! Я здоров, но т.к. выписали досрочно, то раны ещё не затянулись, и я немного хромаю. О себе всё. Слово Василию Могильникову.

Здравствуйте привет с Масквы в стреча Васка с Лонкой в моей Части Мы переговорили всо обо всом  я очен рад что я стретился сним и переговорим всо  и я скоро поеду на фронт ? числа? Токо … (неразборчиво) остаёмся живы здоров

Могильников (Подпись)

Ст. л-т (Подпись деда)

11.10.42г.

Здравствуй, Валерка!!!

В этом маленьком письме сообщаю, что я назначен на формирование в Ивановскую область на должность начальника разведки 1-й лыжной бригады (Нач-к 2-й части).

Место скучное, населения нет, сходить некуда. Одним словом, умираю от скуки. Раны понемногу затягиваются.

Не люблю я, Валерка, работать в штабе, буду опять проситься на батальон.

Жди большого письма.

Мой адрес: Ивановская область, Гороховецкий район, п/о Золино, 1-я ОЛБ, Нач-ку 2-й части ст. л-ту Безденежных.

Целую крепко.

Твой Лёня

Октябрь 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Пишу тебе письмо в лесу, но, думаю, что это не повлияет на его путешествие, и оно дойдёт, как всякое другое. Сегодня у нас замечательный день, солнце, безветренно, и только небольшие тучки плавают высоко-высоко. Душа настроена поэтично.  Хочется петь, сплясать разок-другой и вообще сотворить какую-нибудь шалость.

Спешу сообщить, что я отрастил бороду, уже сантиметра 1,5-2. Так что ты меня не скоро узнала бы при встрече. Ребята говорят, что она мне очень идёт, и прозвали меня партизаном.

Сейчас сижу в лесу на командном пункте, а Митька ушёл по подразделениям. Живём с ним дружно, и притом вдвоём веселее. Всё собираемся вместе приехать на Уфимку, но… придётся ли? Будем надеяться, что придётся.

Я занялся немецким языком и уже, могу похвалиться, имею неплохие успехи. Это в нашей обстановке необходимо. Появился у меня ещё один друг – небольшой, но упрямый и шустрый жеребчик.

Валя! Писать кончаю. Пока всё. Надо действовать.

Привет всем.

Целую крепко.

Твой Лёня.

Ст. л-т (Подпись)

Конец октября 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Маленькая приписочка в письме заглаживает все укоры, написанные на 2-х листах.

Итак, Валерка, мы с тобой родители. То, о чём мы с тобой столько думали и волновались, свершилось. Каковы будут для тебя последствия этого, ты немедленно должна сообщить мне.

Дорогая Валерка!  Крепко, крепко тебя обнимаю и целую за то, что ты сдержала слово и сберегла «баяниста», сберегла нашу радость, наше будущее. Доволен ли я?  Больше, я счастлив до безумия, я счастлив и рад думать, что я отец, что я, как и всякий другой семьянин, имею своё гнёздышко, на котором теперь сходятся все мои мысли и чувства. Ты не можешь меня понять в настоящий момент, потому что за это величайшее для нас событие ты много пережила, много раз проклинала меня и свою судьбу, но я хотя и пережил за это время немало, но не утратил добрых и нежных чувств к тебе, милая Валерка, и к «баянисту» (имя выбери и установи ещё раз сама, а затем результат твоего желания напишешь мне).

Представляю, что теперь делается в домике Ивановны, и представляю, что делалось. Как сейчас вижу, как ты подаёшь мне в комнату одеяло, помню, как Ивановна, эта несравненная «черва», закрывала нас, помню всё. И поглядев на ваши фото, на дорогие знакомые лица, мне хочется пешком уйти на Уфимку.

И всё-таки я приеду в ноябре к вам. Комбриг обещал отпустить. Это будет радостная встреча.

Теперь немного о себе. Ты укоряешь, что я невнимателен и не принимаю никакого участия в твоей судьбе. Зачем так писать. Я понимаю, что у тебя тяжёлое положение и настроение, но поверь, что я пишу тебе 8-е письмо, не получая ответа. Зная, что тебе пришло время, я думал, что ты находишься в больнице, и тебе не до ответов, и поэтому я только писал. Но почему ты не отвечала? Ну ладно, нам с тобой не к лицу ругаться, нас теперь трое.

Спасибо большое Ивановне за материнское участие к тебе.

Спасибо Шуре и всем остальным, кто так участливо относился к тебе.

Не давай моего адреса Матвееву, я не хочу с ним иметь никакой переписки. А если уже дала, скажи, что я уехал на фронт, и ты моего адреса не знаешь. Таких людей, как Матвеев, я не терплю.

Целую крепко вас обоих (ещё не знаю, как звать «баяниста»).

Твой Лёня.

Нач-к разведки

Ст. л-т (Подпись)

Жалею Стрельникова и его Валю.

27.11.42г.

Здравствуй, Валерка!!!

Ну, вот и опять я «среди своих орлов».

Но знала бы ты моё настроение после того, как я побывал дома. Всё мне становится домашним, близким… Мне всё кажется, что я не был дома, а видел всё это во сне. Ведь ты понимаешь, как всё это неожиданно, а особенно в данной обстановке. Это для меня большое счастье. Не знаю, как ты смотришь на это, но мне кажется, что «сквозь пальцы». Может, я ошибаюсь? Но прости меня, Валерка, я тебя в этот раз не мог понять… Или ты при встрече со мной не хотела показать своих чувств при посторонних, или тебе было стыдно встретить такого оборванца, как приехал я, или ещё что, но всё это ОЧЕНЬ больно кольнуло меня.

Ведь ты понимаешь, что я так стремился домой, к тебе, к сыну, и вдруг встречаю такое чувство, что как будто я зря и совершенно в чужой дом приехал.

Валерка, милая! Прости меня, может быть, я не сумел вести себя при встрече, может, я не мог понять тебя, но если тебе не доступно понять это моё письмо, то дай прочитать его Клюжиной или какой другой близкой подруге, и она поймёт всё, что я хотел выразить, всё, что так неприятно скребнуло меня.

Может, ты была обижена, что писем долго не было… Тогда ты права. В таком случае, прости за всё, что я написал выше.

Как бы мне хотелось влезть к тебе в душу и посмотреть, есть ли там ещё хоть один уголок для меня.

Валерка, с момента, когда я снова встретился с тобой, ты стала для меня ещё ближе, роднее и любимее. Ты  знаешь, что я не люблю зря говорить и ни разу за всё время даже в пустяках или в шутку не обманывал тебя, и поэтому можешь мне верить. Могу ли я забыть тебя, могу ли я забыть Сашку, которого и сейчас вижу с вытаращенными глазёнками, с твоими глазёнками, которые, ещё не понимая, смотрели на отца, может быть, в последний и в первый раз стоявшего над его кроваткой? Нет!!! Этого я никогда не забуду! Я не забуду, что ты сделала для него, сколько пережила из-за него и меня… Это не забывается. Это ещё теснее привязывает и заставляет стремиться ещё раз побывать дома и увидеть вас обоих.

Ну, Валерка, пока писать кончаю.

Большой привет Ивановне, Николаевичу, С. Николаевне, Шуре, Вале К. и всем остальным,  с таким участием относящимся к нам.

Не сердись, если обидел.

Целую крепко тебя и Сашу

Ваш Леонид (Подпись)

Мой адрес писать так:

ППС 2215 часть № 21.

Все письма и телеграммы направлять так.

Целую ещё раз.

30.11.42г.

Здравствуйте, дорогие мои Валерка и Саша!

Только что пришёл с отрядных учений и, располагая небольшим временем, пишу письмо.

Валерка! Ты, наверное, обиделась на первое письмо? Да? Не нужно обижаться, мало ли чего не бывает в семейной жизни, а особенно в такое время. Не будем об этом говорить. Как у нас есть пословица: «Война всё спишет».

Приехал я на место 26.11.42г. вечером, а назавтра приступил к работе. Одним словом, вхожу в нормальную колею одиночества.  Скоро, очевидно, придётся ещё раз помериться силами с немцем. Теперь ему достаётся крепко, момент, о котором я тебе говорил, приближается. Приближается момент, когда я и многие другие сможем вернуться домой навсегда (на радость или на горе домашним?!!?). Будем надеяться, что на радость.

Ну, знаешь, Валерка, сейчас у меня такое состояние, что, как будто я не уезжал дважды с Уфимки, а просто жил, жил и уехал первый раз из Уфимки. Одним словом, эта встреча с тобой и Сашей дала мне большую зарядку на будущее. Я видел тебя, видел сына, и теперь, если и придётся умереть, то это будет с лёгкой душой. Это вселяет в меня сознание, что я не зря прожил на свете свои 24 года. За эти годы я видел и горе, и любовь, и счастье семейной жизни. Часто-часто перебираю в памяти всё пережитое, и чаще всего встаёт в памяти: …  Декабрь 1941г. Приезд на Уфимку, первая встреча с тобой, первый совместный ужин, и особенно в мою память врезалась картина после первого нашего признания…

Вечер… зажгли огни… Я сижу за столом, а ты стоишь у патефона и слушаешь «Романс Нины» [4]. Оба молчим…

И много-много воспоминаний остаётся в памяти от всего пережитого, и я сейчас удивляюсь, как некоторые мужчины умудряются бросать семью, не оставив на своей совести никакого пятна. Мне кажется, что на это я  НЕ СПОСОБЕН.

Что может быть приятней думать, как то, что где-то у меня есть цель, ради которой не стоит жалеть своей жизни.

Валерка, ещё раз прошу не сердиться на первое письмо, береги себя и наше будущее – Сашу. Помни, недалёк день, когда мы будем вместе.

… В кармане маленьком моём

есть карточка твоя,

так знай, что мы всегда вдвоём,

Моя любимая…

Целую крепко.

Ваш (Подпись)

3.9.43г.

Здравствуй, Валерка!!!

Собственно говоря, я не понимаю, ты или не получаешь моих писем, или я не знаю, где ты сейчас живёшь, и поэтому письмо пишу небольшое.

Сообщаю, что я награждён орденом  боевого «Красного Знамени» под Орлом и уже получил его, а орден «Красная звезда» ещё пока не получил – жду приказа.

В скором времени думаю приехать домой, но куда? На Урал или в Сибирь, где ты? Почему не отвечаешь? Как Саша? Наверное, чертёнок уже что-нибудь болтать начинает?

Что-то меня беспокоит твоё молчание. Если в этом месяце не получу от тебя ответ, то буду писать на районные организации.

Целую крепко.

(Подпись)

4.9.43г.

Здравствуйте, дорогие родители!

Я уже начинаю не понимать: или вы переехали, или я ничего не понимаю. Пишу, а ответа нет. Ну ладно, может быть, на это письмо получу ответ.

Теперь немного о себе. За боевые действия под г. Орлом я награждён орденом  боевого Красного Знамени и 3-го сентября получил его, а орден Красная звезда ещё пока не получил – жду приказа. За что получил? Эпизодов в моей разведчицкой работе не мало, а вот один: нужно было взять «языка», и мне это поручили.  Это было в тот раз, когда немцы решили уничтожить нашу Орловско-Курскую группировку в своём провалившемся летнем наступлении. Нам нужно было знать, что думают делать фрицы, и я взял «языка». Я с группой разведчиков 5 чел. в 12 ч. дня подползли к немецким блиндажам с ножами и автоматами и ворвались в блиндажи. В рукопашном бою зарезали и убили прикладами 16 чел., а одного «языка» привели в штаб. В этой атаке лично я заколол 4 чел. И немецкого капитана Гольца, у которого взял ценные документы и карту. Вот и всё. Таких случаев много, но этот был интересен тем, что действовали днём. У меня хороший немецкий кинжал, который уже отправил в землю 26 фрицев.  Всего на моём счету 128 убитых сволочей.

О себе всё. Где Юрий, где Валя? Я от них не получаю ничего.

Привет всем.

Целую вас крепко

ваш сын

Капитан (Подпись)

Мой адрес: Полевая почта « 28237 и мне.

Когда получу 2-й орден, я вам сообщу.

 …

Немного о деде (если надо):

Родился в Архангельской области в 1918 году. Получил среднее специальное образование. Прошёл Хасан и Халхин-Гол. Был начальником полковой школы, располагавшейся в конце 1941- начале 1942 гг. на ст. Уфимка Ачитского р-на Свердловской обл., где и познакомился с моей бабушкой, учительницей русского языка и литературы, Валерией Антоновной Крыловой.  Зарегистрирован брак 17.04.1942 г. Бабушка уже ждала ребёнка.

Ушёл на фронт в  конце апреля 1942 г. Был ранен. Выписался досрочно, вернулся на фронт. В 1943 г. капитан, командир батальона полковой разведки. Награждён орденом Красного Знамени и орденом Отечественной войны 2 степени.

Был направлен на учёбу в Москву в академию, откуда трижды сбегал на фронт. После второго побега пригрозили трибуналом. В Москве встретил своего 50-летнего отца, ушедшего добровольцем в ополчение. Сбежал на фронт ещё раз, предварительно дав по лицу какому-то тыловому полковнику. Трибунал, разжалование. Между распиской о принятии на хранение наград рядового штрафбата и датой гибели (17 декабря 1944 г.) – 7 дней.

Погиб в Польше возле г. Мелец рядовым отдельного штрафного батальона I Украинского фронта.  Похоронен в братской могиле.

За проявленное отличие в боях с немецкими захватчиками судимость по приговору по ст. 139 УК УССР в 1944 г. была снята 06.03.1945 г. В извещении/похоронке (от 12.03.45) уже снова капитан и герой…

Письма и другие документы помогли подтвердить большую часть семейных преданий. К сожалению, сохранились только письма 1942-43 годов, остальные бабушка уже не получила – переехала к родителям деда в Красноярский край. Дед в письмах упоминал, что ведёт дневник. О судьбе дневника тоже ничего не знаю. Но бате откуда-то была известна история с академией и трибуналом. Возможно, от деда Ильи, моего прадеда… Именно с ним дед встретился в Москве перед последним побегом на фронт.