Александр БОБРОВ
О САМОМ СУЩЕСТВЕННОМ

«Писать дневник, или, по крайней мере, делать от времени до времени заметки о самом существенном, надо всем нам»
Александр БЛОК

<<< предыдущее  следующее>>>

17 мая 2009 г.

СИЛА И ПОРЧА ТАЛАНТА

В начале мая 1924 года, 95 лет назад, родился Виктор Петрович Астафьев, автор выдающихся и спорных произведений «Последний поклон», «Царь-рыба», «Пастух и пастушка», «Кража», «Печальный детектив», «Прокляты и убиты», вошедших в золотой фонд отечественной литературы. Остаётся загадкой и сама личность писателя.

В разгар ельцинизма он дал интервью бойкой сотруднице «Литературной газеты» Ирине Ришиной. Помню, она мне в Узбекистане говорила: «Представляешь, меня тут за узбечку принимают». Ну да, глаза Востока… Так вот, она спрашивает у Астафьева:

А как вам кажется, в России может взрасти такое явление, как русский фашизм? Вы говорите: «наши фашисты»,- значит, ощущаете их присутствие.

- А почему не может? В России так много прививалось всего противоестественного, в том числе и революция, которую пробовали прививать во многих странах, но удалось только у нас. Сейчас время обнажило, какие разрушительные ее последствия мы претерпели. Есть такое русское слово «порча». Мы даже не понимали, какой порче подверглись… А старых дураков сейчас поманят: мол, дадим каши бесплатной, вернем дешевую колбасу вам, будем строить жилье, больницы, медицину бесплатную получите. И они верят и на площади бегут. Молодежи там нет, слава Богу…».

Теперь никто ничего не обещает, а на митингах есть и молодёжь, но я о другом. Выросло молодое поколение в целиком антисоветское время. Лучше оно стало? Избежало порчи? Мои дороги и впечатления говорят о другом. С содроганием узнал, что в поселке Хорлово Воскресенского района героического Подмосковья осквернён памятник местным жителям, погибшим в годы Великой Отечественной войны. В конце февраля, так сказать, во время празднования Дня защитника Отечества, 20-летний Алексей, “вооруженный” красящими аэрозолями, вместе с приятелями пришел к памятнику погибшим хорловчанам. Пьяный молодчик перекрасил красную звезду в черный цвет, а на табличке с именами воинов изобразил так называемый “кельтский крест”: нацистская свастика в виде круга, перечеркнутого крестом. Рядом с этим символом вандал начертал обычную свастику и приписал: “Ленин сдох!” и “Hail Russia!”. Недоумка задержали и возбудили в отношении него уголовное дело. Неонацист заявил, что русские солдаты, которым воздвигли памятник, помимо своего народа, защищали другие нации, что, по его мнению, неправильно.  

Сработал инстинкт жириновщины и другой заединщины, призывающей с телеэкранов выкинуть прах героев из Кремлёвской стены и проч. У таких, как этот восприимчивый мерзавец, нет убеждений и даже политиканских поползновений, просто он усвоил из СМИ одно: разрушить, осквернить, перечеркнуть! Ну, и писатели тут, увы, постарались.

Литературная премия покойного Александра Солженицына за 2009 год присуждена ушедшему в 2001 году Виктору Астафьеву. Вдова учредителя сказала, что окончательное утверждение кандидатуры Астафьева Солженицын сделал незадолго до своей смерти. И добавила: «Может, и правильно. А то получилось бы, что один великий писатель при жизни вручает премию другому великому писателю». Странно, когда литературная премия вручается через несколько лет после смерти писателя, не обделённого вниманием и наградами при жизни хоть в советское, хоть в антисоветское время. Напомним, что В.П. Астафьев - Герой Социалистического Труда, Лауреат Государственной премии СССР (1978, 1991), премии «Триумф» олигарха Березовского, Государственной премии России (1996, 2003 (посмертно, что вообще-то не принято было прежде!), Пушкинской премии фонда Альфреда Тепфера (ФРГ; 1997). Борис Ельцин лично патронировал его полное собрание сочинений. В ноябре 2002 года, через год после смерти, был открыт мемориальный дом-музей Астафьева в родном селе Овсянка, а 30 ноября 2006 года в Красноярске, уже при Владимире Путине, установили памятник Виктору Петровичу, похожий по силуэту на многочисленные памятники Ленину в развевающемся пальто. Есть даже памятник литературной героине - Царь-рыбе.

Что касается оправдания «один великий – другому», то здесь вдовам торопиться негоже – время и народ рассудит. О всяком случае, скорее соглашаешься с Владимиром Крупиным, который честно написал в «Литературной газете», что попробовал перечитать самую знаменитую вещь Солженицына «Один день Иван Денисовича» и… не смог осилить: магия дозволенности такого – ушла, а очарования этакого, художественной литературы – нет». А произведения Астафьева уже принадлежат к бесспорным художественным вершинам русской прозы ХХ века. Хотя и из него в конце жизни сумели сделать политикана. Как? Почему? – загадка в судьбе крупного писателя…

Кто говорит, что его подкосила переписка, спровоцированная Натаном Эйдельманом и вызвавшая ярость тех, кто захватил потом власть. Кто утверждает, что обещание Нобелевской премии, которая вручалась и Пастернаку, и Бродскому ясно за что – взор и память застлало. Ну, а кто просто ссылается на трагический слом эпох, который отозвался в противоречивой натуре самородка вот таким макаром.

В поисках более точного ответа на эти вопросы поехал в Пермь, где в мрачную пору состоялся Всероссийский фестиваль памяти Виктора Петровича Астафьева. В рамках фестиваля прошли IV гражданские чтения «Время «Веселого солдата». Торжественное открытие фестиваля состоялось в Культурно-деловом центре Перми. Открыл фестиваль не губернатор, не мэр города, а заместитель местного министра культуры Александр Протасевич. И после дежурных слов тут же покинул зал. В пленарном заседании приняли участие главный редактор журнала “День и ночь” г. Красноярска Марина Савиных, вологодский ученый Сергей Тихомиров, писатель - публицист из Иркутска Анатолий Байбородин, московские писатели Владимир Крупин и Евгений Шишкин. Ведущий – зав. кафедрой университета г-н Лейбович заявил вдруг, что разделит наше заседание «на две панели» - литературную и историческую. Не на две части, а на две панели. Тут уж не удержался пермский поэт Игорь Тюленев и рявкнул из зала, что надо говорить по-русски, а панель в городе как раз рядом с КДЦ, на улице Коммунистической, где девки торгуют своим телом.

Главным выступлением стало слово литературоведа Аллы Большаковой из Института мировой литературы «Архетипы в творчестве Астафьева». Следующая «панель», так сказать – историческая просто ошарашила. Некая дама из Государственного архива (странная историко-либеральная организация, которая, кроме сбережения документов и вместо поиска объективной истины, постоянно занимается пропагандой, выступает как идеологическое, антисоветское сообщество). Вот и докладчица принялась говорить не об Астафьеве, даже не об его эпохе, а о… жизни пуговицы в советской массовой культуре: «Мы занялись образом пуговицы, когда готовились к передаче радио «Свобода» и поняли, что от романов о майоре Пронине до песни: «У солдата выходной – пуговицы в ряд» пуговица стала символом…». А что, Гоголь не описывал одежду и пуговицы своих героев? Ну, господа-товарищи, это уж пародия на чтения.

Потом, правда, я побывал в Областной библиотеке имени Горького, где выступали ближе к теме преподаватели, филологи, книголюбы. Но всё равно осталось ощущение, что, как при жизни Виктора Петровича, так и после его смерти Астафьева всё время тянут на эту псевдоисторическую, либеральную панель. Думаю, что это одна из трагедий крупного русского художника слова. Знаю, что и многие наши читатели резко не принимали публицистические суждения Астафьева ельцинских времён. Я тоже печатно возражал ему. Ну, как мне, брату Героя, павшего при обороне Ленинграда, можно было промолчать на утверждение «весёлого солдата» Астафьева, что город на Неве надо было сдать немцам да и ладно!

В своём выступлении на литературной «панели» пленарного заседания я коснулся темы «Писатель и песня, Астафьев и поэзия», потому что приехал как почётный гость завершающего первый день чтений фестиваля поющих поэтов «Среди долины ровныя», названного по известной песне уроженца Пермской губернии Алексея Мерзлякова. Надо заметить, что все замечательные, истинно народные писатели сочиняли, знали, сами пели прекрасные песни. Многие выдающиеся прозаики ХХ века тоже непредставимы без песни. «Тихий Дон» Шолохова – гимн и памятник казачьей песне. Исторический романист Дмитрий Балашов начинал как фольклорист и использовал фольклор блистательно, Василий Белов в «Ладе» ярко запечатлел северную песню и частушку. Конечно, та же деятельная, творческая любовь к песне жила и в Викторе Астафьеве.

Помню, мы шли на съезд писателей СССР в Кремлёвском дворце по пустой площади. Съезд уже был в разгаре. Я задержался в редакции «Литературной России», а Виктор Петрович тоже припозднился - малость приболел, как сказали в кулуарах.

- Что с Вами, Виктор Петрович?

- Да что с нами, русскими дураками, бывает? С Васей Быковым бурно встретились…

Писатели-делегаты останавливались в гостинице «Россия», общались, горячо обсуждали проблемы, несли по кочкам московское начальство и «забронзовелые фигуры». Виктор Петрович знал, что я занимаюсь фольклором, песней, читал мои публикации и потому стал горячо рассказывать: «Вот, на Алексея Суркова вдруг бочку покатили, а ведь он великую песню написал – «Землянку». Не поверишь, она к нам на передовую по радиосвязи дошла. Её радисты напевали по цепочке, и я дальше передал без всякого аккомпанемента. Потому как стихи - пронзительные».

Вот – первое условие великой песни – слова, стихи! Думаю, артиллерист Астафьев по своей радиосвязи передал «Землянку» задушевно, точно - и мелодию, и слова. Песенное чутьё было в Викторе Петровиче развито чрезвычайно. Не случайно в одной из статей в «Литературной газете» он написал, что в русском человеке очень развито «думание звуком», как он выразился. Это касается и фольклора, где вздох может заменить слова, и авторской интонации (Астафьев считал, что самое главное в любом произведении «верно взять самый первый тон»... как в песне), ну, и конечно, горячо им любимой поэзии, даже собственно – песенного репертуара.

Но от песни надо снова вернуться к противоречивости такой крупной русской фигуры. Виктора Астафьева. Правильно сказал Владимир Крупин: «В нём был силён дух сопротивления». Есть такая русская черта – говорить поперёк, противоречить даже самому себе, бросать вызов прошлому. Да так, что, увы, кажется правым и другой серьёзный писатель, который в дружеском застолье при обсуждении позиции Астафьева последних лет при всем почтении к писателю вдруг резко заявил: «Да не будь советской власти – он так бы сцепщиком вагонов и остался». Ну, это уж другая крайность, а мне хочется добавить несколько штрихов к образу крупного художника слова.

Неизменной любовью Виктора Астафьева оставался Николай Рубцов, чья поэзия продолжает набирать силу, звучать в новых песня. В своей книге Юрий Ростовцев вспоминает о встрече Астафьева с актёром, который хотел сделать программу по стихам Рубцова, и наставлял лицедея: «Мы жили в Вологде очень интенсивно. Частенько в память о Николае Михайловиче сходились как бы на помин. Но не за рюмкой только. Читали его стихи. Каждый — свое заветное. Иногда за рамки выходили — два читали. Я обязательно — «Beчерние стихи», которые люблю... Витя Коротаев порой брался даже за фрагменты поэмы про разбойника Лялю. Труднейший текст! Саша Романов — стихотворение «Тихая моя родина». Потом еще кто-то затевался. А Белов прежде всего — «Осенние этюды». Как прекрасно он это читает! Восторг, упоение. Вася и себя прекрасно читает, если захочет, чего он желает, увы, редко.

Это вам, актерам, кажется, что мы плохо читаем. Нет, лучше автора — никто не прочтет. Автор, читая свой текст, сразу улавливает пробе­лы, то, что он не сумел выразить. На лист бумаги попадает только отблеск, тысячный отзвук того, что в душе автора звучало. Слава Богу, если эти отблески упали пусть и не все, но не в неискаженном виде. И он, автор, подсознательно — в голосе или в интона­ции своего чтения — доносит то частично недописанное, с чем не совладел как мастер. То есть он всегда выговаривается — при чтении — обогащенным текстом».

Глубочайшая мысль! Но такие откровения сочетались в Викторе Петровиче с искренними заблуждениями. Литературовед Виктор Шкловский ввёл при изучении творчества крупных писателей (особенно на примере Льва Толстого) парадоксальный термин – энергия заблуждения. Этой энергии было в Астафьеве - через край.

Помню, лет двадцать пять тому назад мы встречали Виктора Астафьева и жену его – Марию Карякину на Шукшинских праздниках, в июльском Барнауле. Писатель вышел из машины какой-то радостный, искренне обнялся с Валентином Распутиным, тепло поздоровался со всеми нами, поэтами, и нарочито громко сказал: «Ну, летели мы от Красноярска до Барнаула над южными сибирскими землями. Какой размах, какая плодородная силища. Глядел в иллюминатор и думал: отдать бы землю мужикам. Ну, попластались бы сначала – как без этого? Но потом-то всего было бы через край. Через десять лет урожаи бы не знали, куда девать!».

Прошло куда больше десяти лет, как «отдали», нарезали паи. Попластались, конечно, пограбили, растащили почти всё. И что? В те годы наших литературных праздников страна подошла к урожаям благополучных стран – тонна зерна на душу населения. Это не значит, что мы столько зерна трескаем. Это значит, что животноводство и птицеводство, промышленность – от пищевой до резиновой – стоят на незыблемой базе, что страна ни от кого не зависит. Спросить бы сегодня министра, а потом губернатора Гордеева, когда мы подойдём к урожаю в 140 млн. тонн зерна? Пока в два раза меньше, дай бог, собираем, но зачем-то экспортируем зерно. Но Виктор Петрович и тут нашёл бы какое-нибудь неожиданное объяснение: не тем или не так, мол, отдали. Энергия заблуждения была в нём – неизбывна.

Сам он, конечно, как художник предчувствовал очень много. Так, предостерегающим образом нынешнего времени я сделал бы не «весёлого солдата», а браконьера из его «Царь-рыбы» - того, кто сам зацепляется за крючки, выпадает из лодки и продолжает не освобождаться, а всё больше запутываться в своей адской, смертной снасти. Похоже, к самоистреблению Россия и движется в экологии, в экономике, в культуре. Спасительную роль могли б сыграть лучшие произведения Астафьева, но, увы… Центральный библиотечный коллектор совместно с «Литературной газетой» подготовили каталог «Золотая полка», куда вошло 500 наименований художественных и просветительских изданий года. Эти книги рекомендованы для заказа библиотекам, они дают представление читающему миру о современной русской литературе. Так вот, больше всего заказов у книги в серии «Школьная библиотека» Василия Шукшина «До третьих петухов» – 22 библиотеки заказали 576 экземпляров, а книга Виктора Астафьева «Царь-рыба» - сильнейшая, на мой взгляд, повесть писателя, получила… ноль заказов.

Такое на дворе время, которое сам Виктор Петрович невольно приближал вместе с либералами. Русская загадка…


Комментариев:

Вернуться на главную