Нина БОЙКО (Губаха, Пермской орбл.)
ЛОО

Лесопарк был прекрасен.  Сосны, сосны… У корпусов и за ними, и по длинным аллеям… А воздух! Как будто из склянки с густым эликсиром.

–– Подъем, молодежь! –– стучалась утром к вожатому в дверь Надежда Романовна. Стучалась не раз и не два, но Павел Сергеевич, утомленный ночными гуляньями, не торопился вставать.

Она выходила на лоджию, минутку стояла, любуясь розовым солнцем и  говорком снегирей, –– и возвращалась к двери вожатого.

–– Павел Сергеевич, просыпайтесь, вы на работе!

Пока шестнадцатилетний помощник, мнивший себя красавцем, раскачивался, она поднимала детей. 

–– Ребятки, скорей, на гимнастику опоздаем.

–– В стро-ой! ––  вопил в коридоре Павел Сергеевич, полный достоинства и солидности. (Когда при первом знакомстве она назвала его Пашей, он гневно поправил: «Прошу вас, по отчеству!»)

–– Стойте! –– примчался завхоз, запинаясь о детскую обувь в прихожей. –– В одиннадцать будет санэпидстанция, возьмите на окна тюль!

Оставив детей на вожатого, Надежда Романовна поспешила к хозяйственным службам. Там уже получали комплекты тюля, грузили  в тележки, развозили по корпусам. Вскоре и ей досталась тележка.

Перетащив комплекты на свой этаж, она собиралась все сделать быстро, но… вместо карнизов над окнами оказалась ржавая проволока, а вместо крючков болтались на ней канцелярские скрепки. Опять побежала –– теперь уж искать завхоза.

–– Где же карнизы?.. 

–– Идите, идите, скоро комиссия! Что вы, не видели, что их нет?

В этом лагере отдыха и образования (ЛОО) с сентября по июнь жили  командированные, останавливались дальнобойщики и те, кто приезжал в Пермь на курсы повышений квалификации. Потому и  обои на стенах  были засалены, и двери без ручек, и душевые кабинки не закрывались.

Лагерь когда-то принадлежал заводу «Камкабель», но в конце 90-х его передали областному образованию, а затем он был продан. Кто являлся хозяином –– не озвучивалось. Вместо прежнего плавательного бассейна  зияла теперь бетонная яма, а вместо летней эстрады остался навес на  подпорках. 

Представители санэпидстанции появились к двенадцати. Обошли  корпуса, территорию, заглянули в столовую. Ради них на обед повара приготовили  запеканку с мясом и рисом (обычно детей кормили капустным супом и отварной путассу).

После обеда  ребята столпились на единственной карусели. Старшие ребятишки сгоняли младших, –– крик, потасовки… но больше заняться им было нечем, хотя реклама этого лагеря  роскошно описывала  открытый плавательный бассейн, тренажерные залы, игровые площадки и много чего ещё.

–– Ой, скорей бы закончилась смена! –– встала рядом с Надеждой Романовной воспитательница второго отряда. –– Мои балбесы крысу сегодня прибили. Лезет и лезет к нам на окно. Хохочут: «Нечего жрать в столовой, к нам прибежала?» Такая противная… бррр!

–– Надо было ее директору лагеря отнести.

–– Вот надо бы… Слышали, что детей из детдома лишили фруктов на полдник? Директор сказал, что путевки у них дешевые.

–– Надежда Романовна! –– подбежал, запыхавшись, Павел Сергеевич, –– я в город поеду!

–– А не часто вы отлучаетесь?

–– Ну, не скажите, вы тоже уходите.

–– Ребята! По корпусам! Тихий час!

–– Идите, –– сказала вожатому Надежда Романовна. Она себя  чувствовала подручной этого мальчика: он занимался даже родительскими деньгами, которые детям давались на фотографии и экскурсии, он свысока смотрел на нее –– ночную дежурную  цветочного магазина.

Она отвела ребятишек в спальни, подождала, когда успокоятся, потом взяла книгу и присела на лавочке в вестибюле. Кроме лавочки и стола с испорченным телевизором, тут еще были шаткие стулья вдоль стен, сколоченные по три, из ликвидированной летней эстрады, и колченогий стол, за которым дети лепили и рисовали.  

Осторожно открыв и закрыв за собою дверь, вошла  воспитательница второго отряда; бедная женщина по пальцам считала дни до отъезда, не зная, куда себя деть. 

–– Будете на планерке? –– спросила Надежду Романовну.

–– Ну да, Павел Сергеевич был вчера.

–– Ой, не согласилась бы я ни за какие деньги работать здесь, если бы не дочка.  Оберегаю её!

–– Не убережете. Видите, что творится на дискотеках:

                                Я тебя –– бум, бум, бум!
                               Ты меня –– бум, бум, бум!
                               Мы ночью –– бум, бум, бум!
                               Мы вместе –– бум, бум, бум!

–– Вы правильно на планерке сказали: «Разве можно такое детям?»

–– И все на меня ополчились:  «Ребята не будут ходить, если мы погоним старье!»  Да ладно бы только вожатые ополчились, им по шестнадцать-семнадцать лет –– набрали детей за копеечную зарплату! Но ведь и взрослые тоже, одна из них даже преподаватель в школе! И вы промолчали.  

–– Да знаете, –– сконфузилась женщина, –– я без медицинской справки.

–– Ну, так и что. Тут почти все без справок. Придумали: баканализы, кровь из пальца и вены, осмотр стоматологом, дерматологом, окулистом, психиатром, невропатологом, лором, терапевтом и, бог знает, кем еще. Полмесяца надо бегать, свесив на сторону язык.

–– И плати за каждую справку! Я подсчитала, что выскочит в две с половиной тысячи:  половина моей зарплаты здесь.

Вздохнув, Надежда Романовна вернулась к разговору о дискотеке:

–– Может, и правильно, что на меня ополчились. Где у нас дети-то? Нет их.  В  моем отряде соплюшки по семь-восемь лет и каждая привезла по коробке косметики.  Размалюются перед дискотекой, а после орут на весь корпус:

                                  О, боже, какой мужчина!
                                  Я хочу от тебя сына,
                                  Я хочу от тебя дочку,
                                  И точка! И точка!

Но мне почему-то жаль этих рано взрослеющих девочек. У меня был цветок бальзамин, нежно, красиво цвел, а я возьми да придумай купить подкормку, полить его.  И  бальзамин стал мутантом. Желтые листья с зеленой обводкой, цветы побелели, ветки стали корявыми. Пришлось его выбросить.  

Женщина ей ничего не ответила, только униженно сжались плечи. И Надежда Романовна вдруг поняла, что она лжет.  Не только для дочери она здесь. Если бы так, схватила бы девочку и бежала отсюда как можно дальше. Причина в другом: в нищете, ей хочется хоть немного подзаработать. Ведь и сама она  тянет тут лямку за обещанные пять тысяч, да ещё не известно, дадут ли их ей –– не было договора, подписанного директором. 

–– На улицу хочется, –– Надежда Романовна повернулась к окну. –– Где же вожатый-то?

–– Сегодня с утра ваши бегали у забора, и Павел Сергеевич с ними бегал. Вы их туда не пускайте, там ямы.

–– Да это они привидение ищут.

–– Чего?!

–– Позавчера началось, я на планерке была. Павел Сергеевич на ночь придумал стращать мальчишек: якобы за забором в болоте утонули две девочки. А тут еще ваш вожатый пришел, ну они и устроили «шествие покойниц»: надели на себя простыни, скулили, заглядывали к мальчишкам в палаты, и даже воду лили под двери. Я утром вхожу, мальчишки кричат: «А правда, что в лагере привидения?» Толкутся теперь у забора, в щелки заглядывают.  Я рада, что в детях хоть что-то детское пробудилось!

–– А вот и Павел Сергеевич, легок на помине.

–– Смотрите, какую рубашку купил, –– похвастался он; достал из пакета, встряхнул.

–– Прекрасно, –– сказала Надежда Романовна. –– Садитесь, Павел Сергеич,  а я погуляю. 

Ярко и весело светило июньское солнце. Порхали бабочки и порхали их тени на сером асфальте.  От корпусов Надежда Романовна свернула в аллею. С детства это было ее любимое место: не раз вспоминала  она не такое уж и далекое прошлое, когда сама отдыхала здесь –– в пионерлагере.  Вот тут, на широкой площадке, стояла мачта для поднятия флага. За мачтой был очень красивый, уютный домик библиотеки. А там, за деревьями, где теперь останки летней эстрады, пели и танцевали по вечерам под баян. Красивые песни пели!  И танцы были красивые, не родня «танцам» Павла Сергеевича. «Стирка!» –– кричит он,  и дети «стирают», как будто и впрямь отдирают белье на стиральной доске. –– «Клубок!» –– И дети вертят кистями рук. –– «Канат!» –– И дети «ползут по канату»,  перебирая руками. Потом приседают, прыгают вправо и влево…  А музыка –– бумаканье, да и та из сотового телефона.

На повороте дорожки Надежда Романовна увидела сторожа. Он постоянно жил в лагере. Отзывчивый, добрый человек, починял обувь тем её ребятишкам, которые прибыли из деревень. Иной раз приносил им печенье или что там еще удавалось добыть в столовой, –– родители к детям не приезжали. Ей тяжело было видеть, когда в воскресения мамы и папы из города тащили целые сумки фруктов, пирожных, конфет своим чадам, и те поедали молча, ни с кем не делясь. Деревенские крали у них, те ябедничали, начинались крики и драки.

–– Тоже гуляете? –– улыбнулась Надежда Романовна.

–– Да тоже гуляю… –– ответил сторож.

–– Ну, вместе пойдем, скоро закончится тихий час.

–– Слушай, –– внезапно сказал ей сторож, –– выходи за меня? У меня же квартира есть в городе.

Она опешила.

–– Понравилась ты мне, жалко такую бабу терять.

–– Ой, дайте подумать! –– засмеялась Надежда Романовна.

–– Что тебе думать-то? Ты одна, и я один.

–– Я же работаю, –– отговорилась она. –– Закончат ремонт магазина, и снова буду ночной дежурной.

Сторож вздохнул:

–– Ну, ясно… принял отказ.

У корпусов стояла заведующая по воспитанию и поджидала Надежду  Романовну:

–– Вы почему не с детьми?

–– Павел Сергеевич с ними.

–– Я вам не первый раз делаю замечание, давайте не будем ссориться. Кстати, соберите всё, что я вам давала для лепки и рисования. Принесите мне в кабинет.

–– Зачем? Пластилин не пригоден, от карандашей огрызки остались, и краски практически все использованы.

–– После этой смены будут и другие, наверное? Как вы считаете?

–– Хорошо.

Идя к своему корпусу, Надежда Романовна раздраженно думала о заведующей, которая, как говорили, доводилась хозяину лагеря то ли сестрой, то ли женой: «Ты же вся в золоте! Цепи, браслеты, кольца, серьги!  Мало тебе?»

Дни тянулись до невозможности нудно. До обеда ребята гоняли мячик на стадионе, после обеда –– спортивные игры и беготня  по территории  лагеря. Отдельный отряд гимнасток бегал и в тихий час; над входом в их корпус висел транспарант: «Здоровье нации –– возрождение России».

Всходило солнце  –– и заходило солнце.

За четыре дня до закрытия смены весь лагерь, кроме отряда детдомовцев,  поехал с экскурсией на конезавод; для детдомовцев же в помещении дискотеки был показан мультфильм. Надежда Романовна с деревенскими ребятишками, у которых не было денег ехать куда-либо, тоже сидела в зале.

Бритвой вспорола ей сердце песенка мамонтенка!

                          Пусть мама услышит, пусть мама придет,
                          Пусть мама меня непременно найдет.
                          Ведь так не бывает на свете,
                         Что б были потеряны дети.  

Вот они –– целый отряд потерянных! Нет, не потерянных –– брошенных! И каждый ждет свою маму.  «Я тебя жду миллион лет! Моя  любимая мамочка, добрая моя мамочка Неля!» –– написал на открытке, нарисованной им самим, семилетний детдомовский мальчик.

Не умея удержать слезы, Надежда Романовна вышла.

На День закрытия лагерной смены все ожидали обещанный фейерверк. В программе так и указано было:

«23. 06.  Вос. Торж. линейка. –– «На красной дорожке». –– Отрядный огонек. –– Фейерверк».

Ребятишки тормошили Надежду Романовну:

–– Прямо над лагерем фейерверк будет? Ух, ты, как здорово!

Однако в праздничный день только и было что «Красная дорожка» –– бег наперегонки. «Огонек» заменили обычной дискотекой, а вместо фейерверка собрали отряды возле столовой и вожатые пускали мыльные пузыри.  И заведующая по воспитанию не отставала: тянула трубочкой губы.  Пузыри летели на ребятишек, переливались в закатном солнце, –– но это и всё.

Надежда Романовна тоскливо смотрела на холм напротив столовой, специально насыпанный для прощальных костров.  Как хорошо тут бывало когда-то!  Пели, смеялись, огонь взлетал к самому небу, искры летели! Не надо никаких фейерверков, но не надо и мыльных пузырей. 

А на другой день воспитатели провожали ребят на автобусы. Кое-кого и родители забирали. Павел Сергеевич выехал первым рейсом, помахав Надежде Романовне, она тоже ему помахала, стоя около сумок, и вдруг…

–– Вы почему не вернули сдачу с экскурсий? –– к ней подскочила заведующая, брякая толстыми золотыми браслетами. –– Вот две мамаши, им нужно вернуть по пятьсот рублей!

–– Как?.. –– обомлела Надежда Романовна. –– Разве Павел Сергеевич  не отдал?

–– Причем тут Павел Сергеевич? Вы воспитатель! 

 

Слезы текли у нее по щекам, когда садилась в автобус. Не денег ей было жалко,  жалела Павла Сергеевича –– юную душу с такой уже грязью на ней. И вспоминала чьи-то слова: «Не только мы входим в мир, но и мир входит в нас». 

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную