***
Ничего, что не мост, а мостки лишь:
это просто – немного да малость.
Знай, тоска: мое сердце покинешь –
дозвониться бы только до мамы.
Ничего, если путь через пустошь:
это просто – туда и обратно.
Знай, беда: мое сердце отпустишь –
дозвониться бы только до брата.
Ничего! Пожимая плечами,
принимаю любую дорогу.
Только б близких сберечь от печалей –
домолиться бы только до Бога.
***
Солнечный день травою скошен,
солнечный наступает вечер.
На подоконнике спит кошка,
бабушка разбирает гречку.
Бабушки нет, и кошки тоже.
Есть только я да моя память.
Солнечный вечер давно прожит,
и не вернуться, не исправить.
Прожито. И держусь за то, что
прошлое становится вечным:
на подоконнике спит кошка,
бабушка разбирает гречку.
***
Окна закрыты плотно,
в комнате тихо очень.
Но проявляет тополь
ветер осенней ночи.
Мир мой тебя не просит:
заперт и опечатан.
Но проявляет осень
силу моей печали.
***
Взглядом лишь задержалась –
и не успела выпорхнуть:
был ты свирепым жаром –
лесом сухим вспыхнула.
Был ты нещадным градом,
сотни оставил выбоин –
мне тебя бредом, ядом,
болью пришлось выболеть.
Был сам собой на треть ты,
а на две трети – вымыслом:
как из одежды дети,
я из тебя выросла.
***
Кони черные табуном –
мглою вырвусь из темноты,
с ними дикими заодно
пронесусь я сквозь ночь.
А ты?..
Напугавшись, ночник зажжешь,
окна спрячешь за шторами.
Не поможет – от звона дрожь.
Это я, слышишь – я, шпорами!..
Но не бойся моих лихих,
затмевающих мглою ночь:
у меня от него – стихи,
у тебя от него – дочь.
ПИСЬМА ИЗ ОМСКА…
… в Австралию
И как там оно – на том континенте?
Какое небо? Какие долы?
Мы связаны лишь новостною лентой,
а значит – слабо и ненадолго.
А здесь всё по-прежнему: ветер, ветер…
Иртыш весною перенаполнен.
И тянется город в слепящем свете
как кот спросонья, как в полдень – поле.
Весенними красками город брызжет…
Мой глобус нынче садист садистом:
мол, знаешь, Австралия в целом ближе,
чем тот, кому сочиняешь письма.
… в Киев
Дружили крепко почти всю школу:
на переменах носиться - вместе,
учиться – вместе и вместе – шкодить.
Меня дразнили твоей невестой.
Весь город нашим был полигоном,
Советский парк был условным местом.
И в «Детский мир» перед Новым годом –
шары рассматривать – тоже вместе.
Но ты уехал. Теперь тебе я –
обидчик, враг и москалька – в сумме.
А город новый твой рвет, зверея,
как ты, все связи в своем безумье.
Пишу в последний - отдам дань драме.
Да и зачем – если все по кругу?…
Наш город тихо вздохнет ветрами:
не только я потеряла друга.
… до востребования
«Здравствуй! Как дела? Как твои аллеи?
Как тебе живется? Соседи – как?
Мне вчера сказали, что ты болеешь.
Ты опять простыл где-то в облаках?
У тебя ведь скоро серьезный праздник!
Ты взбодрись и даже не смей грустить!
Ни к чему печали – не знаешь, разве? -
по реке их можно листвой пустить!
Пожелать хочу красоты, культуры,
доброты. И, знаешь, еще цветов –
для твоей художественной натуры –
столько – сколько ты сам принять готов.
А еще людей и деревьев роста!..»
На конверте марка, на ней – снегирь.
Отправляю почтой. Кому? Да просто –
«Дорогому Омску. РФ. Сибирь».
|
***
Покачиваются звезды на небесных тросах,
натянувшихся до предела.
Сегодня очень ветрено, видимо, в космосе.
Наверное, к осени дело.
Когда говорил, что нужна я тебе как воздух,
(ты помнишь, когда это было?)
тревожно точно также покачивались звезды.
Одна сорвалась.
И разбилась.
***
Устала гадать о тебе, на тебя,
устала в зиме бесконечной жить.
Ну сколько же можно тебя мне терять?
Ну где же предел натяженью жил?
И пусть я одна наяву и во снах:
так лучше, поверь, чем с тобой во лжи.
Весна без любви – все равно весна,
и жизнь без любви – оказалось – жизнь.
***
Сбился со счета,
собирая доказательства
конечности бытия,
устал, уснул.
«Спи, отдыхай,
бедный мой», -
причитала на небе
умершая бабушка.
***
Мои часы – не песочные.
В моих – цветные камушки,
которые со временем
темнеют до черна,
выцветают до бела.
А когда все ссыплются,
потемнеют или выцветут,
я отдам свои часы
с черными и белыми
вечности.
Перевернет?
***
Не со мною решил быт ткать,
а с беспомощной и волоокой.
Я ведь тоже смогла бы так:
милый смех и глаза с поволокой,
вместо книги на осень – плащ,
вместо силы будить в тебе слабость -
«Без тебя я умру» - и в плач…
А ведь, знаешь, ты прав –
не смогла бы.
***
в моем доме
кошка
книги
мольберт
фортепиано
чистые и исписанные
листы бумаги
вокруг такой крепости
и ров не нужен
***
Лед ломает спиной река,
занемевшая, но живая,
словно вторя моим желаньям.
А вот я не могу пока,
не сегодня. Но будет день –
и сломаю я лед, сломаю –
перестану я жить словами,
недосказанными тебе.
***
Южный ветер степной, искупай мои стопы в песке,
расплети мои косы, расправь мои плечи и крылья,
спрячь меня ото всех, чтоб не видели - сердцем я с кем,
потеряли из виду меня, ослепленные пылью,
что поднимешь с земли. Нас с тобою увидеть нельзя.
Желтый зной, алый жар - лишь для нас! Для других – пыли сер цвет.
Ты пришел, южный ветер, и ты меня на руки взял.
Я степная, твоя. Ну, а сердце… Ты знаешь, с кем сердце.
***
Вечер лучше для примирения,
а для прощания лучше утро.
Будто бы я не цвела сиренью,
ты не ломал меня с треском, будто.
Молча стоим. Ты докуришь первым
и на прощание мне не скажешь
слова прощай. Я без дрожи нервной
холод вдохну твой, не закашлявшись.
Ни теплоты, ни притяжения:
видевшие друг друга ослепли.
Что ж, распишемся - в поражении.
Утро.
Прощание.
День последний. |