Если без политкорректных околичностей, нашему народу изо всех образов правления больше всего подходит самодержавие. Собственно, большинство глубоких политических мыслителей это понимали именно так. Не то, что самодержавие – наилучший образ правления всех времён и народов – вовсе нет. Лучшего образа правления для всех и навсегда – нет и быть не может. Но русскому народу и всем народам, которые объединил вокруг себя русский народ, лучше всего подходит именно самодержавие. Русский народ, такой, как он есть, а не такой, как придуман наскоро начитавшимися западных книжек интеллигентами, стремится именно к самодержавию – под разными масками и названиями. Константин Леонтьев когда-то писал, что русский народ только потому и подчиняется так-сяк власти, потому что люди власти в его представлении – слуги государевы. Не будет государя, - считал Леонтьев, - всё пойдёт прахом. Это он писал задолго до большевиков и всех революций.
“Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава ее она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы. Что, кроме единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство действия?» - писал один из глубочайших русских мыслителей и писателей – Н.М. Карамзин. Кстати, основоположник русского литературного языка, ежели кто не в курсе. Правда, за твёрдые монархические убеждения в советское время его из этой роли разжаловали, заменив Пушкиным, что по существу неправильно, зато более политкорректно: тот всё-таки оду «Вольность» сочинил, а Карамзин прославлял «необходимость самовластья и прелести кнута». Но это так, замечание по ходу.
Русское государство, да что там государство – русский народ достигал своих наибольших успехов в моменты самого крепкого самодержавия. А вот при всех попытках завести демократию – неизменно происходил конфуз. Что в 17-м году, что в 91-м. Последний привёл к распаду страны в мирное время и превращению её в данника Запада. Победа в Великой Отечественной войне, которая сейчас объявлена величайшим достижением нашего народа во все времена, - так вот эта победа была одержана при красной самодержавной монархии. А при правильной политкорректной демократии – сдали всё, что только могли. В мирное, повторюсь, время. Без единого выстрела. Под бурные продолжительные аплодисменты.
Если посмотреть на это дело без политкорректной предвзятости, которая велит считать демократию вселенским благом, то выходит вот что.
Тот или иной образ правления – не цель жизни. Ни отдельных личностей, ни народов. Цель жизни (отдельных людей и народов) – это творчество культуры, духовной и материальной. Образ правления – это некий механизм, пригодный тому или иному народу, и позволяющей ему достигать своих целей: строить дома, украшать землю, познавать природу и её законы, делать впечатляющие открытия, создавать прекрасные художественные произведения, увеличивать свой авторитет, влияние и признание в мире. Каждому народу годится свой образ правления.
Чтобы понять, кому какой – надо обратиться к истории. Недаром древние называли её «учительницей жизни» (historia est maestra vitae). Только не вообще к какой-то истории надо обратиться, а к своей собственной. Точно так, чтобы понять, что надо данному человеку для успеха, надо вспомнить: а при каких условиях он бывал наиболее результативен и продуктивен. И получатся странные вещи: одному лучше всего работать в коллективе, другому – в одиночку, третьему – в условиях жесточайшего цейтнота, четвёртым надо непременно руководить, пятый – не приемлет никакого начальства… Ровно то же самое и с народами – коллективными личностями.
Если данный народ достигает наибольших успехов под отеческой твёрдой рукой самодержавного государя и это положение не имеет исключений – наверное, это ему и нужно? Ну так, чисто логически…
Вот ведут разговоры о модернизации, инновациях - ну сами знаете. Воз, как известно, и ныне там. А вот теперь давайте вспомним, какие были в истории нашей страны модернизации. Самые известные – Петровская реформа и сталинская индустриализация. Та и другая осуществлены при мощной самодержавной монархии. Гулаг, говорите? Лесоповал? Верно. Но вот какая незадача: и самые большие интеллектуальные и духовные достижения падают на тот же период. Все советские и российские нобелевские лауреаты возникли именно в тот период или в силу инерции, накопленной в те ужасные времена. И с искусством аналогичная история. Жаль, но ничего не попишешь. Сходите как-нибудь в музей современного искусства на Петровку 25, посмотрите. После этого любое творение соцреализма, Налбандян какой-нибудь или Прянишников, - вам Рафаэлем покажется. Сегодня, между прочим, мне муж дал прочесть какой-то переводной рассказец, очень давний. И меня поразило качество перевода: сейчас так не переводят. Такое возможно было только под гнётом тоталитаризма.
Образ правления, наилучший для каждого народа, определяется не догматически, а практически. При каком он, народ, результативнее, тот ему и подходит. Универсального блага тут нет. Ещё Аристотель, отец политической науки, заметил, что у земледельческих народов демократия удаётся лучше, чем у скотоводческих. (А вообще он демократию не любил дурным, испорченным образом правления).
Государственный инстинкт русского народа подсказывает, что ему требуется самодержавный монарх. И он ищет этого монарха, государя там, где его нет. Он склонен наделять этой ролью первое лицо в государстве. В этом и наивность, и инстинктивное чувство того, что народу по-настоящему нужно. Иногда бывают просто смешные вещи. Сравнительно недавно я оказалась на новой станции метро в день её открытия (не на торжественном открытии, а просто так, вечером). Так вот там я случайно подслушала. Пожилая тётка удовлетворённо говорит свой товарке: «Ну, слава богу, построил Путин метро, сообразил наконец». Та отвечает: «Ну уж скорее Собянин». – «Что Собянин! - машет рукой первая тётка. – Все они под Путиным».
И я вспомнила Константина Леонтьева.
Когда народ наделяет не-царя свойствами государя, происходит что-то вроде того, как инкубаторские цыплята жмутся к искусственной «клуше». Или журавли летят за ненастоящим, механическим вожаком. Потребность есть, а удовлетворить её нет возможности, вот и находятся какие-то эрзацы.
На самом деле, царя у нас нет. Последним русским царём – по существу, в душе народа, был тов. Сталин. Грозный, строгий, но – царь. Хозяин земли русской. Отец народа. Дальше пошла сплошная безотцовщина.
Наилучшая метафора царя – отец. Собственно, в народе так и говорили: «царь-отец» (или «государыня-матушка»). Отцу не требуется никаких заслуг и никакого основания, чтобы руководить семьёй и пользоваться любовью и уважением детей. Он может быть недалёкого ума и не выдающихся талантов, но его право командовать – неоспоримо. Он не может править в свой карман, он не может уклониться от блага семьи, потому что он и есть семья. Царь и президент отличаются так же, как наёмный воспитатель от родного отца.
Метафора наёмного менеджера на посту главы государства – чрезвычайная нелепость и огромная опасность. Менеджер – это наёмный работник, пускай и высокого ранга, и он обладает всеми качествами наёмника. Менеджер не обладает личной преданностью, его легко может перекупить тот, кто дороже заплатит; и реально повседневно перекупает. Может наёмный менеджер и попытаться организовать свою контору, откусив кусочек от своей прежней фирмы - такое тоже сплошь да рядом бывает. Каждый читал объявления: «Требуется коммерческий директор (менеджер по продажам) со своей клиентской базой». Что это значит? Значит, что он придёт на новое место и будет уводить клиентов у своего прежнего работодателя, т.е. совершать вполне узаконенное, привычное, не наказуемое предательство. Для рынка это ничего, на рынке никто никакой преданности ни от кого и не ждёт, на рынке не зевай – не то обчистят, но не любые отношения и не между всеми людьми и не во всех обстоятельствах могут строиться по закону рынка.
Наш государственный инстинкт подсказывает нам построение государства в виде семьи. Мы скорее склонны починяться авторитету государя-отца, чем Закону (на законы и на Закон у нас все плюют – снизу доверху; с этим можно и нужно бороться, но победить нельзя, и нечего питать иллюзий). Семья управляется не формальными законами, не правом а – правдой, благом, любовью, справедливостью. Той самой «правдой», которую чрезвычайно трудно перевести на иностранные языки. Вот носителем этой правды-справедливости и является государь-отец. Он – выше закона. Он – источник закона. Таково наше русское чувство жизни. Русская правда, ежели угодно. Ничего нового в этом нет. «Широки натуры русские, / Нашей правды идеал / Не влезает в формы узкие/ Юридических начал» - этот юмористический стишок, пародирующий, а по существу почти дословно пересказывающий слова Константина Аксакова был написан больше ста лет назад. Народные инстинкты, психология, интегральное чувство жизни – всё это если и меняется, то очень медленно, а может, и вообще не меняется.
Я уж не говорю о нелепости избрания главного управляющего, положим, поместьем всеобщим голосованием кухарок, свинарок и конюхов. Главного управляющего, ведущего топ менеджера назначает собственник имущества – человек, как правило, опытный и тёртый. И то часто ошибается. А вы говорите – кухарки…
Уж как, помнится, стебались над якобы большевицкой формулой, что-де каждая кухарка должна уметь управлять государством. И проглядели вопиющий факт: в фундаменте, в основании любой демократии лежит идея, что кухарка может сделать нечто ещё более сложное, чем управлять. Она якобы способна осмысленно избрать того, кто способен управлять. При этом всем известно: для того, чтобы осмысленно выбрать того, кто будет делать нечто наилучшим образом, нужно самому уметь это делать плюс понимать, как эта сфера деятельности устроена, иметь, опыт, кругозор, интуицию… Демократия – это когда человек, сроду не управлявший ларьком, да и собой-то затрудняющийся управлять, имеет мнение о том, кому и как управлять государством и кому это следует поручить. Бердяев верно писал: «Почти чудовищно, как люди могли дойти до такого состояния сознания, что в мнении и воле большинства увидели источник и критерий правды и истины».
Недаром любая демократия – суть манипуляция. Самый факт наличия политтехнологий и то, что это признаётся законным и приемлемым, - уже неоспоримо свидетельствует: манипуляция.
Когда-то, году в 1987-88-ом, когда критика бюрократов, «партократов» и «административно-командной системы» достигла апогея – придумали избирать начальников собранием трудового коллектива. Чтоб была настоящая производственная демократия. Притом избирали не председателя артели, созданной этими же артельщиками, а руководителей довольно сложных подразделений. Это продлилось недолго, но не потому что осознали нелепость и отыграли назад. Просто организации начали расшатываться и разваливаться, а довершила процесс августовская революция 1991 г. и в особенности последующая приватизация.
Могут спросить: ну а к Путину-то какое это всё имеет отношение? Ответ: никакого. Он – наёмный менеджер. Ничего близко подобного Сталину в нём нет.
Государь никому не обязан своим положением. Он царь по определению. Ему не надо протыриваться к власти хитростью или даже доблестью – она, власть, ему дана изначально. Он – это и есть его страна. Он не зависит от тех, кто ему помог прийти к власти, он на своём месте – по определению. Путин это место завоевал. А потому обязан всем. Сначала был обязан «семье», которая его привела к власти, потом «своим», которых он «не сдаёт».
А знаете, что мне подумалось? Необычайное раздражение против Путина, которое многие испытывают, именно тем и объясняется, что он… не Сталин, не царь. Люди редко правильно понимают, чего именно им не хватает – собственно, для этого и существуют всякие там психоаналитики. Кажется, не хватает денег, а на самом деле – уважения. Кажется не хватает, жилплощади (вот была бы не двушка, а трёшка!), а на самом деле просто надоел муж – самое рядовое дело. Так и тут. Многие испытывают неосознанное разочарование, что не сумел он стать тем, чего от правителя ждёт русская душа. «Не сумел ты стать царём – так пропади ты пропадом», - говорят (не понимая этого) многие из протестующих. Им подсунули некие объяснения их недовольству: не так подсчитаны голоса, скоро введут цензуру. И они вроде согласны: да, да, именно это их возмущает. А на самом деле возмущает и тревожит их вовсе не это. А – безотцовщина, брошенность, бесцельность и бессмыслие нашей государственной жизни. Но таких слов нет в их лексиконе. И Путин тут решительно не при чём.
Иметь монарха – это далеко не то же самое, что иметь президента. Или диктатора. Монарх – это нечто, коренящееся в душе народа. И одновременно в душе каждого отдельного человека. Это определённый комплекс чувств, сродни чувствам религиозным. Далеко не все имеют религиозные чувства, способны молиться, даже если в принципе считают тебя людьми верующими. Примерно так обстоит дело и с любовью к государю. Это своеобразный культурный феномен, вроде рыцарского культа прекрасной дамы, из которого сложилась европейская культура романтической любви. (Для тех, кто имеет привычку толковать мои писания дословно, сообщаю: я понимаю, что царь – не дама, и любовь к даме и царю – разные вещи. Речь лишь о некой параллели). В известной повести Куприна «Юнкера» очень хорошо описано, как будущие офицеры мечтают умереть за императора. Повесть автобиографическая, Куприн не имел причины врать и уж тем более к кому-то подслуживаться, так что верить ему можно.
Монархические чувства вовсе не проявление неразвитости или реакционности, как иногда думают. Точно так не является проявлением глупости и отсталости, положим, романтическая влюблённость.
Потом, когда царя не стало – выветрилось и это чувство. К сожалению, последний русский царь, в сущности, предал народ, дезертировав в трудный момент. Что ж, иногда и отец бросает свою семью.
Безусловно, монархическое чувство коренится в чувстве религиозном – ведь царская власть имеет религиозную санкцию. Если вдуматься, ЛЮБАЯ власть имеет религиозную санкцию, в том смысле, что она коренится в вере и поддерживается верой. Не логикой и не рассуждением некие люди признаются имеющими право нами управлять, применять силу и в предельном случае даже лишать имущества и жизни. «Общественный договор» без религиозной санкции – не работает.
Русские люди – вообще народ анархический: мы не признаём власти порядка, закона, параграфа, Ordnung' a. Именно для уравновешивания нашего природного анархизма нам дано сильное монархическое чувство. Но, к сожалению, его в последние десятилетия не к чему было приложить. Как я уже писала, к Сталину народ испытывал эти чувства. Он был монархом по народному ощущению. Это что-то вроде того, как детдомовцы готовы назвать мамой и папой воспитателей или просто какого-то взрослого. Чувство есть, а приложить его не к чему.
По-видимому, некоторые народы имеют к этому бОльшую склонность, некоторые – меньшую. Если традиция не прерывается, соответствующее чувство живёт в народе, если прерывается – оно уменьшается, но не угасает до конца. Некоторые народы имеют склонность к «республиканским добродетелям»…
Это зависит в значительной мере от того, как сложился этот народ в истории, с каким образом правления он пережил моменты своей наибольшей силы и славы. Это запечатлевается в народной памяти, в коллективном бессознательном. Это что-то наподобие «ресурсного состояния» из НЛП – воспоминание о моменте торжества и силы, которое в свою очередь даёт силу. Об этом, между прочим, писал ещё Алексис де Токвиль в «Демократии в Америке». Коллективная память русских – безусловно, монархическая. Вот мы и ищем всё время когда-то потерянного царя, да никак не можем найти.
В чём разница между царём и диктатором? Ответ единственный – в народных чувствах. Царь может быть «не настоящим»: когда прерывается династия, когда сажают на трон того, кто является результатом договорённости между центрами силы. Так, в частности, был посажен когда-то худородный Миша Романов. «Настоящим» его делает народное представление о нём, как о царе. Иногда диктатор может стать по существу монархом – Сталин, Наполеон. Но чаще диктатор остаётся диктатором. Хороший директор детдома отцом становится крайне редко, неизмеримо чаще он так и остаётся директором.
Слова «диктатор», «диктатура» имеют плохую репутацию. Известно: слова, наряду с их прямыми значениями, обрастают т.н. «коннотациями» - неким сопутствующим облаком смыслов, которые в общении людей зачастую главнее основного смысла слов. Все коннотации делятся на положительные и отрицательные. Когда учат продавцов, остерегают их от использования слов с отрицательными коннотациями. Просто – а как действует! Так вот слово «диктатор» - отрицательное по своим коннотациям. На самом деле, диктатор – это правитель, который имеет внятную цель и средства её достижения. Обычно диктатор является на сцену тогда, когда нужно отрулить от края пропасти, сделать трудный манёвр. Когда жизнь более-менее мирная и едет по накатанной колее - диктатор не требуется. Обычно когда жизнь становится мирной, диктатора объявляют узурпатором власти и смещают. Спасибо ему никто не говорит. А ведь в условиях развала и упадка диктатура – спасительна. Ничего кроме диктатуры в ситуации развала не действует.
Совсем не обязательно диктатура – это кровавые расправы, концлагеря, ужас… По-разному бывает. Диктатура – это в первую очередь ясные цели и правила поведения. И неотвратимость возмездия за их нарушение. Помню, лет десять назад, когда я за компанию с сыном изучала испанский, я любила вызывать нашего испанского поставщика, человека пожилого, на рассказы о том, каково ему жилось при Франко. Вполне прилично жилось. Бизнесу было даже удобнее, - говорит Хосе.
То, что происходит у нас сегодня, - это антидиктатура. Сегодня никто ни за что не отвечает, а отмазаться можно от всего. Вопрос только цены. И в малом, и в большом – никто ничего не контролирует и не держит в руках. Есть какие-то центры силы, которые с большим или меньшим успехом перетягивают одеяло, а в целом обстановка никому не подконтрольна. Вот мелочь. У нас издавна пропускали машины через кладбище, в объезд пробок. Это незаконно, но удобно, цена проезда – 100 руб на лапу охраннику. Говоришь пароль «в посёлок» - и он открывает шлагбаум. Несколько дней назад запретили, закрыли, кого-то якобы наказали – страшное дело. А сегодня – опять открыли. Наверное, теперь денежные потоки перенаправили в другой карман, или делиться велели. Такая же картина и на общегосударственном уровне – пустопорожняя дерготня: ввели – отменили, запретили – разрешили. Никакой общей идеи – нет. И сил ни на что нет. Даже школоту на наркоту поголовно проверить не могут. Как же – это нарушит чьи-то там права, так что только добровольно. Это – демократия. А вы про какую-то диктатуру… Протрите глаза, господа.
А вообще диктатор, диктатура – это стиль власти, а не образ правления. Диктатором может быть и самодержавный монарх, и избранный президент, и дуче, пришедший к власти посредством переворота. И все они годны – если правят на благо. Больше всего вероятности править во благо у самодержавного монарха. Оно и понятно: он не протырился во власть, он её получил от Бога, от природы, она ему присуща в силу рождения.
Диктатор может стать царём в народном сознании. Таким царём, по-видимому, был Каддафи. Его царство было завоёвано и разрушено внешней агрессией. Свою местную мятежную оппозицию он бы, безусловно, привёл в порядок, тут и говорить не о чем.
Постепенно становится царём Лукашенко. Я, по правде сказать, не имею к нему большой симпатии – по чисто вкусовым, эстетическим причинам, но – факт есть факт: белорусы его любят, верят ему, считают отцом нации – Батькой. Он, действительно, национально ориентированный лидер: правит с пониманием своего народа, его потребностей и, главное, возможностей. У них там, сколь я понимаю, своеобразный социализм с вкраплениями капитализма – к нему надо бы присмотреться, опыт интересный. Во всяком случае, он не пустил по ветру совковое наследство и как-то держит страну на плаву в отсутствии нефти-газа. Кстати, Батька, похоже, намеревается создать наследственную монархию, но получится или нет – никто наперёд сказать не может.
Это был бы любопытный эксперимент, исторический курьёз – ВОЗНИКНОВЕНИЕ наследственной монархии. Хотя, впрочем, в Азербайджане это уже есть, просто мы об этом мало знаем… Не следует думать, что такая форма государственного устройства – навеки в прошлом. Вполне вероятно, что человечество стоИт перед новой главой своей истории, где неизбежны цитаты из прошлого, не дословные, но цитаты. Даже скорее реминисценции. Так что вполне возможно – всё. И ничто не следует отвергать с порога, по принципу «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», а всё следует обсуждать, по возможности, непредвзято, без политкорректности.
Так вот. Царь имеет перед диктатором-парвеню то преимущество, что он никому не обязан. Разумеется, не бывает химически чистых случаев, но всё-таки монарх в преобладающей степени независим. Он не должен расплачиваться с теми, кто его привёл и посадил. И ещё хуже – кто помнит его во времена, когда он был ничем и звать его было никак. Эти люди – самые опасные для любого диктатора. И вполне можно понять тов. Сталина, который их под тем или иным предлогом уничтожал. Ту самую «ленинскую гвардию»…
И вот в силу своей независимости, можно сказать, в силу природной прочности своего положения, царь может позволить себе независимость в выборе сотрудников. Он может привлечь к службе того, кого сочтёт полезным для государственного дела. Он не затрудняется правилами, процедурами, избирательной вознёй… На наш замутнённый демократией взгляд, это кажется ужасным произволом. А слово «произвол» имеет ярко выраженную отрицательную коннотацию.
На самом деле, процедура совершенно не спасает от возникновения негодных и злонамеренных людей у власти. Более того! Демократическая процедура с высочайшей степенью вероятности, почти всегда, приводит на высшие места людей негодных к делу. Мы постоянно удивляемся: как же так получается, что там, наверху, сидят граждане, чьи умственные и деловые качества вызывают лишь вздох и пожатие плеч. Это в интеллигентном варианте. А в народно-демократическом – сами знаете.
Важно понять, что это - не исключение, не сбой системы, не ошибка, а – закономерность. Демократии не порождают крупных государственных людей. Они в них – исключения. И сами по себе представляют исключения из демократии. Кто-то из френдов прислал мне высказывание одного из знаменитых американских президентов: все истинно эффективные решения и действия – авторитарны.
Так в чём же закономерность? Почему при демократиях на первых местах оказываются люди малоспособные, серые и в лучшем случае не слишком вороватые?
Объяснение простое. Для того, чтобы протыриться на первые места в демократическом обществе требуются одни качества, а для того, чтобы работать и достигать результата – совершенно другие. Принято считать, что трудность попадания куда-либо приводит туда лучших. Вовсе нет! Это разные умения и способности - протыриться и дело делать. Был когда-то такой английский роман из двух частей – «Путь наверх» и «Жизнь наверху». Так вот это - разные таланты. Поэтому у царя, человека, которому для себя ничего не нужно, т.к. он и так «хозяин земли русской», гораздо больше шансов подыскать годного человека просто так, интуитивно, чем у всей этой громоздкой демократической процедуры.
Вообще, отбор годных людей – решающая для успеха любого дела задача. Формализация отбора, соединённая с борьбой претендентов, считается, ведёт к победе лучших. На самом деле – вовсе не ведёт. Простая аналогия. Отбор студентов в институт. Наилучший способ – простая беседа с заинтересованным и честным преподавателем, который набирает себе учеников. Здесь шансов найти годных – больше всего. Собственно, там, где требуется отобрать людей для обучения чему-либо нетривиальному, так и поступают. Меньше всего шансов у формальной процедуры ЕГЭ. В этом случае будут отобраны люди, наилучшим образом настрополившиеся в сдаче ЕГЭ. Конечно, отбирающий должен быть честен и заинтересован единственно в успехе дела. Но царь в максимальной степени удовлетворяет этому требованию.
И ещё – не последнее дело. Монархия более экономична. На дороговизну демократии обращал внимание ещё Аристотель: вся это толкотня на площади, отвлечение от дел… Тогда, конечно, демократия была ещё в пелёнках, но уже тогда она съедала массу жизненных ресурсов. Сегодня бешеная цена демократии никого вроде бы и не волнует, это считается чем-то священным. Никто не рассуждает о том, сколько дорог можно починить, сколько детсадов отремонтировать, сколько старушек осчастливить на десятую долю бюджета всей этой мегагалктической возни, именуемой демократией. Когда Путина стали обвинять в подтасовках, на каждом избирательном участке поставили камеры. В подтасовках по-прежнему обвиняют – значит, что же – впустую потратили гигантские деньги? Но так ставить вопрос считается неприличным. Говорят: это деньги не казённые, а частные. Ну, во первых, в значительной мере – казённые. Но и частные деньги – это тоже достояние народа. Их можно пустить на полезное дело, а можно выбросить на пустую возню, вроде участия в выборах без намерения победить.
Вообще, как мне кажется, человечество стоит перед пересмотром и перекройкой всей парадигмы существования. Какие-то формы жизни будут похожи на давно прошедшие, какие-то родятся заново. Во всяком случае, сейчас пришло время переосмысления и непредвзятого обсуждения привычного и примелькавшегося.
|