Виктор Петрович Дронников
Дронников Виктор Петрович (1940-2008). Родился 18 августа 1940 года в д.Жилино близ Орла. В 1970 году закончил Литературный институт им.А.М. Горького в семинаре В.Соколова,защитив с отличием диплом.
В 1973 году принят в Союз писателей СССР с рекомендациями Егора Исаева и Владимира Соколова.
Ещё будучи студентом, Виктор Дронников стал участником 5-го Всесоюзного совещания молодых писателей в Москве.Автор поэтических книг: "Колыбель" (1966), "Яблоня" (1969), "Светотень" (1974), "Дозорный свет" (1984), "Осенняя дубрава" (1991), "В пречистом сиянье" (1991), "Путь невозвратный" (1995), "На птичьих кругах" (2001).
Награжден Почетной грамотой Союза писателей России, орденом "Дружбы" (2001) и знаком "Общественное
признание"(2001). Лауреат литературных премий Союза писателей России (1991), Всероссийских литературных премий им.А.А.Фета (1995) и им.Ф.И.Тютчева (2002), премии "Золотое перо" (2004).
Однотомник поэта "Путь невозвратный" выдвигался на соискание Государственной премии в области литературы за 1997 год и был признан лучшей поэтической книгой (в номинации "Поэзия" в тот год Госпремия не присуждена никому). В 2003 году книги поэта "Путь невозвратный" и "На птичьих кругах" выдвигались на Большую литературную премию Секретариатом Союза писателей России.
В 2004 году Виктору Дронникову одному из первых присуждена Премия Центрального федерального округа в номинации "За произведения художественной литературы".
Жил в Орле.

* * *
Я спал в зеленой колыбели
У птичьей песни на краю,
Когда железные метели
Закрыли Родину мою.
Свинцовых струй вражда слепая,
Цветов кровавая купель.
Мать. Мама. Девочка седая
Мою качала колыбель.
Прошла гроза, и вслед за громом
Над вешней Родиной моей
Всем существом, зеленым горлом
Ударил ранний соловей.
Как будто пел за всех пропавших
У птичьей песни на краю...
Как чутко древний свет ромашек
Овеял Родину мою.

* * *
За пропавших без вести
В чужедальном краю
Спой мне, матушка, песню,
Я тебе подпою.

И запела, и вывела
Издали-далека
(Будто душу всю вынула)
Про того ямщика.

Эти вьюги, как вести —
Скрип дверей на мороз.
Ах, как трудно от песни,
Как туманно от слез.

Было что-то ранимое
В каждом звуке ее,
С колыбели родимое,
До кровинки мое.

Песня облачком плавала
Над седой головой.
Мама пела, как плакала
Над своею судьбой.

Где судьба та пропащая?
Ветер снегом занес.
Ах, не пой больше, матушка.
Я от песни замерз.

* * *
Мы думаем, что жизнь мудрее нас,
И так живем, как будто напоказ.
А жизнь не так мудрее нас, как проще,
Живет снегами, солнцем и дождем.
Она проста, как этот воздух в роще:
Мы дышим им, не думая о нем.

ТРАВА
Ходим и травы не замечаем,
А заметим — смотрим свысока.
Лежа в травах, звезды изучаем,
Улетаем мыслью в облака.

Как бы ни измяли — не беднеет,
Только просит: дождичек, пролей.
Травушке-муравушке виднее,
Кто лежит под нею, кто на ней.

О ТЕПЛЕ
В берегах отстоялась вода,
Ждать недолго уже непогоду.
Зябко светит ночная звезда
В золотую озерную воду.

Стал тусклей и сонливее день,
Удлинились в полях километры.
Задрожали огни деревень.
Засвистели осенние ветры.

И, шагая в предутренней мгле,
Возле зарослей бывшего дома,
Я подумаю вдруг о тепле,
Что хранит еще ворох соломы.

ПРОЩАНИЕ
На закате перед образами
В только ей известные края
С тихими незрячими слезами
Отходила матушка моя.

И просил единственно одно я
Перед грозным мигом немоты:
— Солнышко, неслышное, грудное,
Подожди закатываться ты!

Дай ты этой женщине печальной,
Терпеливой матери моей,
Миг покоя перед тем, как дальний,
Вечный путь раскроется над ней...

НАД ОСЕННИМИ ДАЛЯМИ
Вот и нет тебя, мама, на свете.
Над осенними далями — ветер и ветер,
Над осенними далями — тучи и тучи.
Гнется тонкая долу березка на круче.
Где ты, мама, теперь? Посмотрю в небеса
Ты опять надо мной не смыкаешь глаза.

* * *
Мой старый сад, мой старый сад,
Прости мне тот мятеж случайный.
Верни, верни меня назад
К порогу матери печальной.

К цветущим сумеркам окна
Сойдутся трепетные тени.
О, как же вскинется она
Навстречу голосу в сирени!

Ее увижу, блудный сын,
Глаза невольно заслезятся,.
Когда на свет ее седин
Слепые бабочки слетятся.

И будут виться в тишине,
Пока их ветер не рассеет.
И проведет по седине
Звезда лучом своим весенним.

Мой старый сад, мой старый сад,
Прости мне тот мятеж случайный.
Верни, верни меня назад
К порогу матери печальной.

* * *
          Геннадию Фролову
Перед жизнью мир беспечен.
Вечность — строгая печаль.
Не согрела маме плечи
Кашемировая шаль.

Зябко, мама? Нет ответа...
Помню — горько плакал брат.
Просиять прощальным светом
Под окном собрался сад.

Помню — совка трепетала,
В стекла крыльями дыша.
Дай-то Бог, чтоб там летала
Мамы светлая душа.

ЗВЕНИТ ЩЕГОЛ
Когда звенит морозный дол,
Когда на сердце даль,
Ты спой о том, родной щегол,
Что больше жизни жаль.
Пусть отголоском лучших дней
Мне будет твой привет.
Ты спой о матери моей,
Которой больше нет.
Про белый сад, про отчий дом
Ты спой, как сердце вынь.
На той земле, на месте том
Седым-седа полынь.
О том, как вмерз кленовый лист
В тот, первый в жизни, лед,
Напомнит мне твой ломкий свист
И в детство уведет.
Про то, что мне всего родней,
Звени, щегол, в рассвет...
И вновь о матери моей,
Которой больше нет...

* * *
           Сергею Пискунову
Есть у меня одна
Лучшая из отрад:
Выйти, когда луна
Светит на темный сад.

Тихо стоять в саду,
Там, где листву видней.
В небе найти звезду.
Переглянуться с ней.

Шум налетит, как весть,
Но не рассеет свет.
Может быть, это и есть
То, чего в жизни нет.

ВЕЧЕРНЕЕ
Матушка-матерь, кровинка родная,
Свет полуночной звезды,
Скоро закончится тяжба земная
С миром огня и воды.

Знаю, тебе эти ведомы сроки,
Сколько мне жить одному.
Скоро предстану на отчем пороге,
Скоро тебя обниму.

Ты отзовись мне хоть искоркой синей,
Прежде чем кануть во мгле.
Матушка-матерь, забытого сына
Не забывай на земле.

* * *
И забывчивый и скромный
Где ты был и где ты жил?
Вспомнить есть о чем?
Так вспомни!
Есть сказать о чем?
Скажи!

Я напомню: жили-были
Вкруг сиротского стола.
На войне отца убили,
Мать до срока умерла.

Ты продолжи, ты поведай.
Не забудь сказать в конце,
Отчего ты в День Победы
Молча плачешь на крыльце

СЕРАЯ ПЫЛЬ
       Алексею Дронникову
Солдатской колонны маршевый шаг,
И выдох и вдох один.
Но женщины скорбный прощальный взмах
Напомнил мне, чей я сын.

Забыл я, забыл я родимый дом,
Сирень у резных крылец.
Но марш военный напомнил о том,
Что был у меня отец.

Колонна идет, как взрывная волна,
Трубач полковой охрип.
Как будто идет сквозь меня война
И все, кто на ней погиб.

И нет мне дороги домой до конца,
Забвенье врывается в быль.
И смертные слезы не смоют с лица
Солдатскую серую пыль.

* * *
              Владимиру Соколову
А когда бывал он проще,
В той с морозинкой поре,
От него тянуло рощей,
Птичьим свистом на заре.

Осененный скрытым светом,
Тем осенним, оттого
Поточней иных ответов
Были паузы его.

Он-то знал про вещий роздых,
Он в молчании парил.
В это время только воздух
С ним о чем-то говорил.

Так он легок был и перист,
Словно звук для божьих стрел.
Но какой же дивный шелест
Впереди него летел!

ЧИТАЯ БУНИНА
        Вячеславу Клыкову
Читаю Бунина. Смеркается.
Но даль еще освещена.
И птица медленно, как странница,
Летит, на весь простор одна.

Как трудно жить парящей птицею
В сожженной злобою стране.
Сижу над бунинской страницею
В каком-то странном полусне.

Нет близкого и нет далекого.
Есть восходящий лунный круг.
От одиночества высокого
Мне перехватывает дух.

Его душа была олунена —
Не разрыдаться, не вздохнуть...
В терновом странничестве Бунина
Мерещится мне русский путь.

КЛАД
          Прах встает вдали.
                      Афанасий Фет
Все, что было, — прахом сплыло,
Никаких примет.
Где, скажи, твоя могила,
Афанасий Фет?
В дни, когда в кровавой злобе
Шел на брата брат,
Не в стихах, а в тленном гробе
Твой искали клад...
...Край поэта сердцу дорог,
Я стою, притих:
В этих рощах, в этих долах
Твой написан стих:
«Я пришел к тебе с приветом...»
Так прими поклон
С отягченных белым светом
Четырех сторон.
Может буду я услышан.
Замирая жду...
Оцветь розовая вишен,
Как туман в саду.
...Может мы еще отмолим
Грешный край земли.
Вон, как облако, над полем
Прах встает вдали.

КОЖАНКА
Кожанка старая в музее
Висит, от времени рыжа.
И видят только фарисеи
Четыре дырки от ножа.

Экскурсовод водил указкой,
Как будто нервы щекотал.
Суровым временем обласкан,
В ней некий Яшка щеголял.

Ах, если б был он просто щеголь,
Была бы песня коротка.
А он людей в затылок щелкал —
Палач железного чк.

Он не с мешочниками робил.
Он крупно бил и крупно брал.
Такой Есенина угробил
И Гумилева расстрелял.

А чтобы знали, как он топал,
Какого взял вчера ерша,
Проткнул в кожанке и заштопал
Четыре дырки от ножа.

* * *
Друг мой хороший, друг мой большой,
Что-то мне горестно стало.
Будто бы кто-то стоит над душой,
Не поднимая забрало.

Выйду ли в звездные глянуть пути —
Ветер, как вестник разлуки,
Крепче, чем дочка, прижмется к груди,
Даже почувствую руки.

Голос окликнул вчера у ворот...
Что ж, я судьбе не перечу,
Если мне голос она подает
И вызывает на встречу.

Знаю одно: до последнего дня —
Родина слева и справа!
Спешилась только на время с коня.
Старая русская слава.

Выеду во поле, в рог протрублю —
Грянут ответно повторы.
Значит, еще не один я люблю
Русские наши просторы!

* * *

Есть небеса. Зачем нам кручи?
Есть в небесах Отец и Мать!
И что, скажи мне, будет лучше
Того, что создано, сиять?

Какой еще ты хочешь доли,
Какой завидуешь судьбе?
Чтобы само пахалось поле,
А солнце кланялось тебе?

Отверзни слух! Услышишь совесть,
Она в тебе живет, как звук.
Ее нельзя заткнуть за пояс,
Как барахлом набить сундук.

Она твоя, она живая.
А если с ней, как с Богом, слит —
Она, как рана ножевая,
И днем, и вечером болит.

* * *
Прости мне в пречистом сиянье
За темные годы мои.
На теплой заре покаянья
Не поздно молить о любви.

Не поздно в березовой чаще
Заплакать, не чувствуя слез,
О всех над землей просиявших
Сияньем соборных берез.

Когда над бесовством и срамом,
Как древняя совесть земли,
На крыши порушенных храмов
Босыми березы взошли.

Прости мне их крестную муку,
Где страшно и глянуть в провал.
Как будто им светлую руку
Скорбящий Господь подавал.

* * *
Как в играх детских лет —
Закрыл глаза — кому?
Мы поделили свет,
Мы поделили тьму?

Мы поделили дождь,
И ветер, и метель.
И между нами ложь
Цветет, как повитель.

Так разорвался круг,
А вспыхнул крест дорог
На Север и на Юг,
На Запад и Восток.

Куда нас завела
Бесцельная борьба?
Глядим, как два орла
Со старого герба.

Куда ни повернись —
Такая круговерть.
Мы поделили жизнь!
Давай поделим смерть?

* * *
Поэты приходят ко мне во сне,
Их поступь лелеет слух.
Так одноверцы в чужой стране
Сбиваются в тесный круг.
И каждый от ангела неотличим,
Их речь никому в укор.
О том, о чем на земле молчим,
Обыденный их разговор.
Пушкин смеется… Есенин весь
Как одуванчика пух.
Тютчев здесь, а как будто
не здесь,
Блок превратился в слух.
А за окном пролетают миры,
Небо росит, как ветвь.
Хватит ли Фету цветущей мглы
Вечное запечатлеть?
Бунин упорно глядит в огонь,
Странник нездешних стран.
Бабочка села к нему в ладонь,
Узкую, как тюльпан.
Сон продолжается и наяву…
Пахнет жара травой.
Разных цветов на лугу нарву
И принесу домой.

ПУТЬ НЕВОЗВРАТНЫЙ
Нет, не хочу я былое вернуть —
В прошлом не встанешь с колен.
Путь невозвратный —
единственный путь!
А возвращение — тлен.
Как о величье страны ни радей —
Сумрак не примешь за свет.
В громких делах чужеродных вождей
Божьего промысла нет.
Нет, я отеческий сук не рублю,
Прошлое не позабыть...
Разве я меньше Россию люблю —
Если мне страшно убить?
Сколько убито, повержено ниц —
Неисчислимая рать.
Мерзко, по сути, громил и убийц
К лику святых причислять.
Он нам сказал: Возлюби!» —
                             потому
Это вершинная весть.
Путь невозвратный —
           единственно есть
Путь возвращенья к нему.

* * *
Постой на пороге осеннего дня,
Послушай листву уходящего лета.
И если, родная, ты любишь меня —
Окликни, я выйду из долгого света.

Окликни и верную руку подай,
Как звездную ветку персидской сирени.
Как если бы снова наш ситцевый май
Цветы осыпает тебе на колени.

То белый, то желтый, то синий цветок.
Ты их на лугу собирала босая,
Когда заплетала свой первый венок
И в быструю воду на счастье бросала.

Багряные листья летят в высоту.
Скажи мне сегодня: я самый любимый!
Я сам тебе в черные косы вплету
Две самые алые грозди рябины.

* * *
Бабочка в комнату тихо впорхнула
И заметалась в окне.
Ты на плече моем чутко вздохнула,
Что-то увидев во сне.

Странною мне показалась квартира.
Кто мы, откуда, куда?
Может, и мы из какого-то мира
Вдруг залетели сюда?

Спи, моя милая, я не нарушу
Сон золотой стороны.
Разве удержат летящую душу
Эти четыре стены?

БЕЛЫЙ САД
Зовущий, долгий взгляд,
Полуоткрытый рот.
Ты вся, как белый сад,
Летящий на восход!

Цветущие горды,
А мне простор иной.
Я знаю, две звезды
Не могут стать одной.

Тот некто иль никто
Смотрел на нас из тьмы,
Такое чувство, что
Другу другу мстили мы.

Ты мне за красоту,
Сдающуюся в плен.
А я за суету
Всех будущих измен.

Пройдут года без лиц,
И на исходе лет
Я вспомню двух зарниц
Непадающий свет.

И, погружаясь в сон
Из невозвратных дней,
Услышу нежный стон
Всей юности твоей.

Увижу долгий взгляд,
Полуоткрытый рот,
Тебя, как белый сад,
Летящей на восход!

Прощай, прекрастный свет!
Я без тебя устал.
Последний мой привет
Летит к твоим устам...

* * *
Птиц в рябиннике ловить,
Слушать дождь в осиннике.
Посох в липнике сломить,
Дудочку — в бузиннике.

Песни петь в березняке,
С милою любиться.
В поднебесном сосняке
Господу молиться.

Грезить сладостно былым
С думою о славе
И вдыхать ее, как дым,
В золотой дубраве.

Плакать в вербнике весной,
Жизнь сравнить с капелью.
И уснуть последним сном
Под шатровой елью!

* * *
Было холодно мне от высокого шума
В том, почти отчужденном от солнца, лесу,
Будто чья-то глухая бессонная дума
Заставляла сверкать и цветы, и росу.
Заставляла шуметь корабельные сосны
И по мглистому небу лететь облака.
Ворон каркнул с вершины зловеще и грозно,
Будто что-то сказал на века.
И над всем этим миром один напряженный
Ворон с пристальным глазом, бросающим
в дрожь.
Будто время замшело, как мельничный жернов,
Постоишь, и покажется — вечно живешь!
Ах, как сердце мое обо мне заболело.
И пошел я ломиться домой наугад.
Только странное чувство сознаньем владело,
Почему-то тянуло вернуться назад.

* * *
В метель, в туман,
Во мгле осенней,
Как равные среди светил,
Горят, горят огни селений
Для всех, кто их не позабыл.

И для меня в полях России
Есть уголок, где ночь светла.
Горят, горят сторожевые
Огни равнинного села.

Мои тревоги и сомненья,
Они останутся в тени,
Когда родимое селенье
На горку вынесет огни.

* * *
Большое солнце идет на убыль.
Не жаль, что в небе молчат грома,
А жаль, что ясный небесный купол
Уже не сводит меня с ума.

Уже не сводит, как в пору детства
С ума сводили виденья туч,
И трепет листьев, и птичье бегство,
И топот ливня, и яркий луч.

Иными будто смотрю глазами,
Ловлю далекий, неясный шум.
Куда он делся, воздушный замок,
В котором прежде витал мой ум?

Как отголосок крылатой воли,
Цветут ромашки у той межи,
Где были выше все колокольни,
Где кувыркались мои стрижи.

* * *
Лес мой зеленый,
Укрой меня, беглого,
Я не убил никого.
Дай постоять мне
У дерева белого
Тающей тенью его.

Вот и стою в тишине
По колено,
Вот я и таю в тиши.
Будто бы вышел
Из долгого плена,
Будто бы камень с души.

В заводях дышит вода,
Как живая,
Воздух целуют во сне
Соловьи.
Каждое дерево,
Травка любая —
Чуткие нервы мои.

* * *
Разучиться бы мне говорить
О воде, о сосне, о синице.
С моросящею веткою слиться —
Научиться бы мне говорить
У воды, у сосны, у синицы.
Попросить бы у августа — мая,
Тишь — у ветра, у снега — росы.
Жить, от жизни бы отставая,
Словно дедовские часы.
Но летят, как заведено, тучи,
Но трезвонит мне солнечный час.
И никто никого не научит
И от жизни отсрочки не даст.

ЗЕМЛЯ
Нет ада, но нету и рая,
Есть темное око мое.
Звезде, что летит, догорая,
Я новое дам бытие.

Сегодня бессонной звездою
Играла на темных водах,
А завтра проступит водою
В оттиснутых зверем следах.

Живому забвения нету!
Из тайных глубин бытия
Листва возвращается к свету,
Как ветры на круги своя.

Есть жизнь! Принимай, как награду:
Любить на земле и гореть.
Стать пеплом прекрасному саду —
Не значит еще умереть!

ТВОРЕНЬЕ
Скажи, что хочешь вылепить ты в глине?
Она мертва. Ей не приснится сон.
Представь себе, что нет тебя в помине,
Что для тебя твой прах не сотворен.

Еще весна не догоняла лето,
Еще цветы ни разу не цвели,
Еще на свете не было и света
И на земле, как есть она, земли.

Но минул срок, указанный в Завете,
Когда от ночи отслоился день, —
Она очнулась на большом рассвете —
Душа, клубящаяся, как сирень.

И судорога странного боренья
Прошла впервые по лицу земли.
И сам Господь любимому творенью
Вдохнул всех больше силы и любви.

Лепи, гончар, с любовью или страхом,
Но знай, что тлен не озаряет тлен,
Что прежде, чем душа оделась прахом,
Господь ее в себе запечатлел.

* * *
Не хватало для глаз высоты
В размышленьях о вечном и юном,
Слишком низко склонялись цветы,
Напоенные холодом лунным.

Разгорался осенний закат,
Птицы в небе летели без крика.
В золотые просветы оград
Заползала, змеясь, повилика.

И покуда вершины берез
На траве свои тени качали,
Мне казалось, — ни тлена, ни слез
Не бывает у вечной печали.

* * *
Вот облака летят сухой грядой.
Хочу понять я тайный знак природы,
Не в том, в чем мы различны меж собой,
А в том, какие нас питают воды.

Вот дерево зеленое стоит.
Мы тени одинаково бросаем.
И дерево шумит во мне, шумит,
И в дереве я тоже осязаем.

Хочу понять я жизни торжество,
Не в том ее загадочном уходе,
А в том, какое у меня родство
Со всем, что отзывается в природе.

ШУМ
Темнеет ясно, как светает,
Как будто посторонний звук
Все налетает, налетает,
И зренье переходит в слух.

Волна отхлынувшего жара
Листву заденет. И угрюм,
Как от незримого удара,
В деревьях зародится шум.

Сначала легкий, бестелесный,
Еще ничем не напряжен.
Потом с натугою железной
Он вырвется тяжеловесный,
Как из тоннеля эшелон.

И под всполошный крик вороний
Вершинами шатнется бор,
Как будто разум посторонний
Влетел в чужой ему простор.

ПОСОХ
Много способов жить на земле:
Быть улиткой и праздновать волю.
Иль метаться, подобно пчеле,
Тридцать дней по цветастому полю.

Извивается в травах змея,
Зверь грызет свою лапу в капкане
Все кричат тебе: я это, я —
Подорожник и роза в стакане.

Пень трухлявый в зеленом пуху...
Но, подумав о шершнях и осах,
Ты вонзаешь свой посох в труху,
И в тебя же вонзается посох.

ПЕС И ХУДОЖНИК
               Геннадию Фролову
Стал сентябрь золотой вечера холодить,
Стало грустно в осенних туманах.
Стали странные люди ко мне приходить—
Обязательно руки в карманах.
Приходили, как будто садились под куст,
Раздавались гортанные звуки.
Мне знакома была эта судорога уст,
Эти сверхмузыкальные руки.
Но полночных хождений я не перенес,
Дверь открыл разъяреннее зверя!..
Но вбежал в мою комнату вежливый пес
И покорно улегся у двери.
— Успокойся, — сказал он. — Вдвоем
будем жить.
Я твое неусыпное око.
И пока ты один, буду верно служить,
Я узнал, что тебе одиноко.

— Что ж, — сказал я, — живи, сукин сын,
Кто б перечил, а я не перечу.
Но, пожалуйста, сбегай сейчас в магазин, —
Надо выпить за добрую встречу...
Мы прожили с ним пору тоскливых дождей.
Я делился с ним поровну пищей.
Я забыл о внезапно сверкнувшей вражде.
Пес хранил мой покой и жилище.
Но чем тверже держал я в руке карандаш,
Чем точнее накладывал краску,
Все печальней он стал, добровольный мой страж,
Отзываться на прежнюю ласку.
И однажды неслышно покинул мой дом...
Встал я, свет среди ночи почуя, —
Снег валил за окном, снег валил за окном,
Мою память и душу врачуя.
Только где же мой друг, с кем я выжил, деля
Одиночества долгие муки?
Белый холод рванулся под ноги, скуля,
И, как пес, облизал мои руки.

* * *
          Анатолию Загороднему
Витютень стонет: - Вить,
Скоро гнездо мне вить,
Скоро гнездо мне вить.
А дерева нет у меня.
Дерево посадить -
Некому пособить.
Некому пособить...
Где ж ты, моя родня?
Знаю я, каково
Жить без гнезда своего -
Жить без гнезда своего.
Грустно на свете жить.
Дерево посажу,
С птицами я дружу.
С птицами я дружу,
С ними легко дружить.
Витютень снова: - Вить,
Дай мне росы испить,
Дай мне росы испить.
Стань для меня отцом.
Имя твое любить,
Взгляды твои ловить,
Взгляды твои ловить
Я научу птенцов.
Дерево посадил.
Витютеня напоил...
Сел отдохнуть без сил -
Тут и сошлась родня.
Каждый меня хвалил.
С каждым я пригубил...
Имя свое забыл.
А было оно у меня.
Кто я, в какой стране?..
Весь я горел в огне,
Сам становясь огнем.
Спутались свет и тень...
Где ты, мой витютень,
Где ты, мой витютень?
Где мой родимый дом?
Спутались явь и сон...
Птицами был спасен.
Птицами был спасен,
Ввергнутый в забытье,
Вышел в осенний сад -
Птицы на взгляд летят,
Птицы на взгляд летят,
Имя поют моё!

* * *
Ты слышала? – ночью кричали
пролетные птицы.
Я слышал их крики… Иль всё
это было во сне?
Ты слышала? – ночью
скрипели в дому половицы…
Входил, выходил кто? –
Иль всё это грезилось мне?
Ты знаешь, мне грустно,
что я отлучен от природы…
Я где-то не с нею, я где-то
поодаль стою.
Не я же, не я
на краю золотой непогоды
Кричу над водою и белыми
крыльями бью.
Ты знаешь, так тянет
на берег дремотной протоки,
Где листьями лилий укрылась
вода не дыша,
Где если и звук над водой,
то такой одинокий,
Как если бы плачет
и мечется чья-то душа.
Ты слышала? – ночью
скрипели в дому половицы.
Входил, выходил кто из дома
иль в дом?
Не я ли там был, где кричали
пролетные птицы?
Я был там, я был там
и крыльями бил над водой…

* * *
Разве словом жизнь переиначить,
Разве сердцем зло перетолчешь?
Вот ты и смеёшься, словно
                                 плачешь,
Вот и плачешь, словно бы поешь.
Лучше б ты не слышал и не видел,
Жил бы, очи Божии любя…
Разве никого ты не обидел,
Разве не обидели тебя?
Потому так истомлено глухо,
С ветром изнеможена в борьбе,
Долетает музыка до слуха,
Словно посвященная тебе.
И тогда по призрачному цвету
С бестелесной дрожью узнаешь
Жизнь, которой не было и нету,
О которой песни не споешь.

ПРОЩАНИЕ С ЛЕТОМ
До свиданья всё, что сокровенно…
Стало меньше над лугами света.
Возом свежескошенного сена
Прокатилось по деревне лето.
Прокатилось лето…
Закатилось…
Закричали над полями птицы.
Лишь вчера мне радостное
снилось,
А теперь не знаю, что приснится.
Закатилось… Что же мне
осталось?
Перелесков розовых остылость.
Так храни оставшуюся малость,
Как большую Божескую милость.
Не дрожи, осенняя осинка,
Мы у жизни все на перекате.
Кто-то машет синею косынкой
На закате лета… на закате.

* * *
Не осуждайте мои привычки,
Они не Ваши, они мои.
Ко мне на плечи летят синички,
Ну чем синички не соловьи?
Зачем мне кисти, зачем полотна,
Зачем мне мудрость чужих страниц?
Ведь так отрадно, что так щекотно
Кормить в ладонях своих синиц.
Я зачарован их чудной речью
Осталось только в слова облечь.
Я научился на человечью
Переводить их синичью речь.
Мои синицы… Я так их слышу…
Осталось только мне птицей стать.
Совсем нетрудно взглянуть повыше –
Взглянуть повыше, как полетать.

Вернуться на главную