Анатолий Сергеевич Дрожжин

Анатолий Сергеевич Дрожжин родился 27 октября 1939 года в деревне Козинке Комаричского района Брянской области. Он знал многие профессии, многое изведал. Служил в армии, работал на Урале, на северных морях промышлял с рыбной флотилией. В 1972 году в Приокском книжном издательстве вышла его первая книга стихотворений `Белые Берега`. И далее – с завидной периодичностью – к читателю пришли стихотворные сборники `Березняк`, `Воскресный зов`, `Отчий дом`, `Линия жизни`, `Светлая полоса`, `Белый день`, `Родичи`… Он обладал большим организаторским талантом. Стоял у истоков создания бюро пропаганды художественной литературы при Брянской областной писательской организации. В начале 90-х Анатолий Дрожжин был избран в секретариат Союза писателей России. Одновременно он возглавил правление Союза писателей Приднестровской Республики. Он любил Брянщину, мечтал о возвращении на малую родину. 12 ноября 1994 года на пути из Тирасполя в Брянск Анатолий Дрожжин погиб в автокатастрофе.

ПИДЖАКИ
На поле брани пали мужики.
От мужиков остались пиджаки.
Их вдовы
и на хлеб не променяли,
хозяев новых
к ним не примеряли.

У сельских вдов
устойчивая память,
а мужняя одёжка всех теплей.
Ходили в них с граблями и цепами
дорогами прожорливых полей.

Награды и взысканья получали
в тех пиджаках, свисающих с плеча.
Полою утирали
след печали,
детишек укрывали по ночам…

Давно детьми подарены обновы,
какие и не снились старикам.
А в пиджаках
поныне ходят вдовы,
и нет износа
этим пиджакам!

БРАТЬЯ
Ржавеет меч войны щербатый.
Детишки выросли в отцы.
Враги заклятые –
два брата –
опять сидят, как близнецы.

К чему теперь трепать губами,
как шли в далёком далеке
один с полоской на кубанке,
другой с повязкой на руке.

Затёрты грани притязаний,
как те окопы по лесам.
Могли ль представить:
с партизаном
в обнимку бывший полицай!?

Срослась, как рана ножевая,
семья бессмертного села.
Один на песню нажимает,
другой – на водку и салат.

Тут всё, что надобно при встрече:
слова, соление и мёд…
Но вздрогнут братья,
лишь кузнечик
вдруг застучит, как пулемёт!

ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Земля глядела скорбно с огорода,
корявая, без листьев и ветвей.
Любое потрясение народа
доходит непременно до детей.

Старались люди.
На себе пахали,
отдав казне последнее взаймы,
а дети, умирая, опухали
и тоже были жертвами войны.

И даже дуб столетний
спину горбил,
скрипел сухой листвой:
не упасли, -
когда очередной
квадратный гробик
по одинокой улице несли.

С селом
сближало кладбища
соседство,
особенно оно росло весной.
Не приведись вовек отныне
детству
родиться перед самою войной!

***
О память!
В этом благе и покое
почаще взбудораживай мне грудь:
напоминай
про горюшко людское,
про собственное горе не забудь.

Не зарастайте, даты, словно доты.
Разбитый мир.
Разбомбленный вагон.
Как бешеные выли самолёты,
наш беженский штурмуя эшелон.

Стреляли стёкла,
полыхали полки,
тьма грохотала среди бела дня.
И разлетались комья и осколки,
и разбегались семья, семеня.

Со мною мама – в свежую воронку,
другой снаряд, сюда не угоди!
И под себя, как курица цыплёнка,
всё подгребала
поплотней к груди…

О память!
Среди шума, среди гама
верёвочкой былое не завей.
Отцы спасали Родину,
а мамы
спасали нас для Родины своей.

НАШИ МАТЕРИ
Кто взять Берлин,
кто голову сложить -
мужья ушли на фронт за ротой рота.
У вас была одна задача:
жить
во что бы то ни стало, -
чтоб работать,

осилить беды, одолеть поля,
фронты и накормить
и обеспечить.
Тяжёлая ребристая земля
сползла с китов
и вам легла на плечи.

Мужья войну прогнали со двора -
к победе путь
пришлось крестами вышить.
Владела вами новая пора:
работать и работать, -
чтобы выжить.

Вы думали о Родине, о нас,
и судьбы наши стёрлись, как подошвы.
В земном поклоне
заклинаем вас:
живите, ненаглядные, подольше!

КОРОВЬИ СЛЁЗЫ
Память детства
цепко ухватила,
вспоминаю – за душу берёт.
Как ревёт голодная скотина,
как она –
и плачет и ревёт!

Выйдешь в сени –
Вот она, напротив,
Оглушает, боль свою трубя.
Маме легче,
мама на работе,
а корова просит у тебя.

И стоишь – беспомощный, повинный,
заодно готовый зарыдать.
Нет на сеновале ни травинки,
в доме нет ни корочки –
чтоб дать.

Мама на порог взойдёт с мороза,
и вздохнёт корова глубоко.
И в подойник
медленней, чем слёзы,
бледное
закаплет молоко.

ГРУЗЧИКИ
Под Мурманском,
под Брянском,
под Казанью,
в Сибири, отдуваясь от мошки,
по доброй воле, а не в наказанье,
мы подставляли спины под мешки.

Я молодой, спина моя упруга,
и руки, ноги – силой налиты.
Мешок несу,
как раненого друга,
по трапу до спасительной черты.

Трап под ногой прогнулся,
как трясина,
стекает пот с нахмуренных бровей.
Качай меня,
включай меня, Россия,
в высокий клан
надёжных сыновей!

Нам твой любой наказ – не наказанье,
Мы труженики мира, мужики,
Сперва на спинах,
после под глазами
несём по жизни тяжкие мешки.

ПЛОЩАДЬ ПАРТИЗАН
Про Брянский лес звучит мотив,
течёт горячих дней сказанье.
И, лица к свету обратив,
на площадь вышли партизаны.
Усталый, непарадный вид!
Ведь столько выпало осилить,
чтоб доказать, на чём стоит
и стоит что страна Россия!
В рывке – стремительность штыка,
в лице – готовность насмерть драться,
в руке – граната для врага,
и для себя, чтоб в плен не даться.
Машины мчатся налегке,
и облака плывут куда-то;
и смотрит женщина в платке,
и смотрит русич бородатый,
как по сердцам идёт мотив
и как растут под солнцем дети.
Стоят герои, воплотив
мгновенье жизни, смерти, мести.
У ног лежат цветы любви,
и годы шаг чеканят гордо.
На площади эпоху битв,
как на ладони, держит город.

***
Истинный путь, может, он и возможен?
Может, судьба еще не безнадежна?
Дней бы побольше, побольше родни.
Во избежанье хаоса людского
Крестным знаменьем, как Сергий – Донского,
Святый отец, осени, осени.

Господи, жизнь – то бои, то пожары,
Сколько потрачено крови на свары!
Жить родились, а чего не жилось?
Долю получше мы выгадать вправе,
Свечи, зажженные нами во здравье,
Соединились, и пламя слилось.

УЧИТЕЛЬ
Я в жизни был однажды на коне!
Том самом -
Поэтическом, некротком.
Тогда Твардовский
Обратил ко мне
Пристрастный взгляд в послании
Коротком.
Казавшийся – с овчинку,
Навесным,
Мне мир явился снова непочатым.
Я был приручен к розгам областным,
А тут с вершины:
"Можно б напечатать…"
Но строчку,
Словно сорную траву,
Убрать призвал
Насмешливо и тонко,
Где мужикам сподручную вдову
Я обозвал
Гулящею бабенкой.
И тут же я почувствовал вину
За пользование
Словом завалящим:
Как можно быть гулящею в войну,
Когда в селе мужчин нет
Настоящих!..
Не всем стихам и ныне
Есть приют,
Но вот какая истина
Близка мне:
Бывает, обласкают – как побьют,
Случается, побьют -
Как обласкают.

ИЗ ЮНОСТИ
Коммунизм
Хрущев нам пророчил.
Я в забое пласт курочил,
Чтоб страна была с углем.
Кто-то голову морочил:
"Рубль длиннее – жизнь короче…"
Пусть короче, но – с рублем!
Что мозольно, то прилично.
Государственное с личным,
Впрочем, ладило добром.
Громыхали вагонетки.
Сердце билось в тесной клетке.
Флаг метался над копром.
По утрам, что каторжанин,
Я в спецчунях, в грязной рвани
Опускался клетью вниз.
Но зато водились деньги,
И за мной ходили девки,
И маячил коммунизм.

ПРЕЗИДЕНТСКИЕ ИГРЫ
Чтоб кровь не застыла в аорте
и люди узрели момент,
сегодня на теннисном корте
играет любой президент.

Снуют по площадке, как черти,
и с правой, и с левой руки.
Другим посылать – наловчились,
Своё защищать – слабаки.

И кто-то встряхнувшись на славу,
шагая в домашнюю дверь,
обронит жене:
- За державу
сегодня сражался, как зверь!

СВЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Монастырь воспитал Пересвета,
миру дал даровитых людей.
И, решаясь на взрыв,
знал про это,
знал и ведал чиновный злодей.

Позже станет историком края.
А тогда он Россию карал
и, ладоней ножи потирая,
ставил подпись,
как вены вскрывал.

Самолично готовил наймитов,
чтобы глубже бурили шпуры,
чтобы каждый кусок динамита
был уложен
и – в тартарары!

Чернь взрывала, ломами долбила…
Но хватило ещё для того,
Чтобы долгие годы
дебилы
копошились в руинах его.

Остывают следы интерната.
Одеваются стены в леса –
реставрация.
Нет виноватых.
Чудеса на земле, чудеса!

***
Доброту не растим и не сеем.
В роковую минуту, заметь,
мы сочувствуем да сожалеем,
разучившись
любить да жалеть.

Это кто же
для нас постарался,
чтоб скудели душа и земля?
Изолгавшийся мир простирался
от порога
и аж до Кремля.

Руки грели,
знамёна багрили…
Испокон повелось на Руси:
коль ругаем кого –
в хвост и в гриву,
коль гуляем –
святых выноси!

Будто в карты, в слова проиграли
сострадание – было и нет.
Верить хочется:
в школьной программе
будет Жалость –
хороший предмет.

БРЯНСКИЙ ПАРК-МУЗЕЙ
По всем статьям
оно должно погибнуть,
по всем законам –
предано огню,
но кто-то первый
вырезал пингвина
из гибнущего древа на корню.

И скульпторы,
забросив труд надомный,
стучали топорами, как в лесу.
И стала липа тихою мадонной,
березу переделали в лису.

Летели щепки со стволов,
а с веток
дал дёру, заикаясь, соловей.
И у деревьев, словно у поэтов,
жизнь после смерти
стала веселей.

Туристы валом
и корреспонденты,
как от костров,
из трубок валит дым.
И чтоб для съёмок
выискать моменты,
Как обезьяны, скачут по живым.

Зеленокудрым
ни вздохнуть, ни охнуть:
птиц заменила ротозеев рать,
и поневоле чаще стали сохнуть
и вовсе молодыми умирать.

***
Спасаем зверей из капкана,
свободе не ставим силки.
Выводим из Афганистана
свои дорогие полки.

Где наша нога не ступала!
Кто нас не лупил по броне?!
А сколько ребятушек пало –
ногами к родной стороне!

Отлязгали тяжкие траки,
размеренно дышит кордон,
и оцепененье атаки
из душ уползает с трудом.

И всё ещё тлеет досада,
что в скалах не выбито зло.
Но едут страдальцы десанта
в пролившее слёзы село.

И в город, военным оркестром
отпевший хороших друзей.
Кого-то приветит невеста.
Кого-то восславит музей.

Почёт по достоинству роздан –
за трату и крови и сил.
И стонут геройские звёзды
над звёздами тёплых могил.

ИВАН
Родина, что с тобой сталось?
Кто в тебе вызмеил зло?
Что на Иване держалось, -
против него же пошло!

Слышит – горланит орава.
Видит – разводят мосты.
Рядом – и слева, и справа –
Вздыблено ходят «фронты».

Надо бы поостеречься –
Так до картечи дойдёт!
Вжал он башку свою в плечи
и – ничего не поймёт.


ДОЧКА ОПОРЫ
Он днями не ел, а ночами
не спал, простынями шурша:
папаша большущий начальник
у ней, и сама хороша!

С отвагою парламентёра
он сердце понёс, будто флаг:
не точка, а дочка опоры
потребна – в «высоких» делах.

Папашу никто не осудит,
а с дочери нечего взять –
она
мужа вывела в люди
затем, чтоб себя показать.

Он нынче большущий начальник,
но вроде бы сел на ежа:
и днями не ест, и ночами
не спит, простынями шурша.

***
Как прожарен,
проморожен воздух,
вьётся снег за подолом зимы.
В небесах –
чахоточные звёзды,
на земле –
контуженные мы.

Суетимся, не находим места,
как в немом, зачаточном кино.
Сколько переслушано
оркестров,
сколько взрывов
перенесено!

Наше поколение табунно –
двинемся, куда ни позовут.
Как турбина,
светит нам трибуна –
самый главный в жизни атрибут.

Споры жалки,
одобренья жарки,
но утихнет эта лабуда, -
словно бы о свадьбе
перестарки,
говорим о счастье иногда.

***
А я стоял,
как будто кто обидел.
Я деревенский, а не городской,
но словно бы впервые это видел –
осенний дождь
над маленькой рекой.

Почти непроницаемый был воздух,
как будто запотевшее стекло.
И как живую,
 жалко было воду,
когда её дождинками секло.

***
Лазурь небесная чиста,
светла струя у родника.
И нет без бабочки куста,
и без букашки нет цветка.

И всё вершится в свой черёд,
где духотою луг объят:
пчела накапливает
мёд,
змея накапливает
яд.

МОРОСЬ
Почки лопнули.
Листья бессильно
пообвисли, не веря в тепло:
как с утра ещё
заморосило,
так до вечера и дотекло.

Ни просвета,
ни птичьих галдёжей.
Эх, апрель, дай в глаза заглянуть!
Ведь негоже –
вчера обнадёжить
для того, чтоб теперь обмануть!

Неприглядны жилые коробки,
неприглядна округа, как тень.
И уходит –
потерянный, робкий –
замороченный моросью день.

ТУМАН
Туман.
Вселенский час покоя.
Весёлый утренний обман.
И слово сладкое какое,
сонливо-сладкое –
ту-ман!

Не шелохнётся лист на ветке,
спит перепёлка в борозде
берёза в матовой подсветке
стоит,
как девушка в воде.

А ты, как в молоке,
в бидоне,
тебе бы впору – плавники.
Не видно собственной ладони
вперёд протянутой руки.

Туман.
Бери его в охапку,
сунь в наволочку и зашей.
И выколачивает лапкой
зайчонок
вату из ушей.

СЛЕПОЙ ДОЖДЬ
Вот и новый день рождён
для добра, любви и хлеба.
И, прищуриваясь, небо
сыплет солнцем и дождём.

Осыпайся, дождь слепой,
ты желанен для природа,
потому что щедр на воду
и на солнце не скупой!

Осыпайся, дождь слепой,
расправляй крыла пошире,
чтобы всяк, живущий в мире,
становился сам собой.

На земле немало мест,
где природный цвет забыли,
ибо там, где много пыли,
верховодит
серый цвет.

***
Походка лета чудо как легка:
прошла по лугу,
глядь – по пояс в просе!
Весёлый день
на куст рубаху бросил
и разгоняет в речке облака.

Пускай ничто не замутит воды,
чтоб в ней России облик отразился,
и этот стебель,
что едва родился,
и кряжистые старые сады.

В высокие плечистые леса
за новой песней птицы полетели.
И свежий ветер, словно полотенцем,
протёр селу
померкшие глаза.

Устали мы от пыли и погонь,
но всё неймётся,
мечемся, несёмся.
Вон самолётик –
держит курс на солнце,
как бабочка ночная на огонь.

Одумайся, родимый, - обожжёт!..
Нет удержу,
на то она и воля.
Гудит большак, и дозревает поле,
где человек
у краешка живёт.

СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК
Завьюжило…
С гиком казачьим
снег валит, округа дрожит.
А преданный солнечный зайчик
нет-нет по душе пробежит.

Травинка пробилась у рельса,
и кол полиствел
в шалаше,
вновь солнечный зайчик
пригрелся,
прилёг у меня на душе.

И в слякоть,
и в холод кусачий
уютно в родимом краю.
Хранитель мой,
солнечный зайчик,
спасибо за верность твою!

ЖЕНЩИНЕ
Меня тобой всевышний наградил!
Он отдал нас друг другу в услажденье.
Ты на полшага
шествуй впереди –
не поводырь, но повод для движенья.

Чтоб я ловил дыхания дымок
в пути большом –
порожистом и льдинном,
чтоб я не оборачиваясь мог
взять на руки, когда необходимо.

Пускай дано согнуться, полысеть,
возьму на плечи всё,
что нам положат.
Иди, резвясь, по светлой полосе,
я – следом, как навьюченная лошадь.

Чтоб вызревала в мире тишина,
чтоб наше счастье
ног не замочило,
идти по жизни женщина должна
всегда немного впереди мужчины.

ДОМОХОЗЯЙКА
Царить бы с такой красотой
в кино либо в доме моделей…
Смирилась
с чадящей плитой,
искусством стряпни
овладела.
Покорны пространства ходьбе,
проворны авоськи в ручонках.
И держится быт на тебе,
как зонтик
на палочке тонкой.

***
С ума сойти!
И чтоб я только делал,
как жил бы,
если б встретить не пришлось!
Ведь свет земной –
он потому и белый,
что светится в нём
цвет твоих волос.
От глаз твоих –
всё в мире голубое,
в улыбке –
вся улыбчивость людей.
Немыслимо владеть твоей любовью,
отрадно мне
рукой твоей владеть
и обновляться
в радужном пространстве
лугов,
отяжелевших от травы,
и трепетно,
      взволнованно,
               пристрастно
ловить движенья губ и головы.
Иду с тобой.
Мороз идёт по коже.
За дымкой тают дальние дома.
И трудно понимаю:
невозможно
любить тебя
       и не сойти с ума!

***
Чем утешила мужа
ты, ко мне уходя?
Море мутно, как лужа
сразу после дождя.

Нас никто не заметит
и не выдаст молве.
Только – солнце да ветер,
как в твоей голове.

ДЕТЕКТИВНОЕ ЧТИВО
Вот книжицы негордые
вам сами в руки просятся,
что – ни селу, ни городу,
ни по уму, ни по сердцу.

Они навроде прыщиков
торчат на полках ровненьких.
Воспитывают
сыщиков,
а также
уголовников.

СЫН
Ах, чтоб тебе не стало пусто,
пострел, душа твоя светла!..
мать завела его в капусту, -
удостоверить, где нашла.

Прошёл, обшарил листья с грустью,
изрёк, легенде вопреки:
- Детей не водится в капусте,
здесь только бабочки, жуки…

Как не усердствуй,
как не пестуй,
всё вопрошает без конца:
-Ты не показывай мне место,
ты лучше
покажи отца!

***
Петрушку съел и сам не рад –
отрава, хоть приглядна с виду.
И в огурце –
пират-нитрат
гоняется за пестицидом.

О человеческий удел!
О безответная скотина!
Бычками ящур овладел,
бараны радиоактивны.

Есть хочется, а что купить?
В яйце микроб засел, зверюга.
И остаётся –
соки пить
по большей части
друг от друга.

ТВОРЧЕСТВО
Пером простроченные ночи.
Гримасы жёсткого лица.
Нет в этом мире одиночей
осатанелого творца.

Ни полюбовницы, ни друга.
То взлёт кромешный, то обрыв.
Поэзия –
работа духа,
не исключающая взрыв.

***
От чистого сердца?
Молчи, не буровь!
Такого уже не бывает.
Густая тяжёлая мутная кровь
его клапана
забивает.

Попортили кровь и враги и друзья,
нитраты, нитриты
вошли осторожно.
От чистого сердца? –
такое нельзя.
А вот от души
иногда ещё можно.

БРЯНСКИЙ ВОЛК
Жил в Заполярье, и на Волге,
и в краю нетронутых берёз,
но меня повсюду брянским волком
называли в шутку и всерьёз.
Волком никогда не выл от горя
и не нападал из-за угла.
За любовь сражался я сурово,
мял с любимой травы у воды.
Только от мужей ночной порою,
как овец, я жён не уводил.
А когда перед моей за баней
рассыпался «курский соловей»,
я, по-волчьи клацая зубами,
бил его, но не по голове.
Лес люблю в сугробах и багрянце,
в реках, травах понимаю толк.
По прописке
и по крови – брянский,
брянский парень.
И причём тут волк!

***
Престарелый поэт.
Небо ниже,
а издательский выше порог.
Как ни бьётся, уже не нанижет
обжигающих свежестью строк.

Износился талант без отсрочки.
Он в архиве своём поскребёт
и в издательство
старые строчки,
словно в стирку сорочки,
сдаёт.

ИТОГ
Фуфайку носил и – погоны,
в казённом бушлате «форсил».
Поездил на крышах вагонов,
пошастал пешком по Руси.

Скользил на упряжках собачьих.
Удерживал плуг в борозде.
И уголь рубил,
и рыбачил –
пыхтел на земле, на воде.

Рассохся, как та колымага,
и понял,
смирившись с двором,
что нужно-то было –
бумага
да ручка с невечным пером.

***
Не дано бывать моложе,
не уверен – буду ль стар.
Отыграю и положат,
словно скрипочку в футляр.

Дети съёжатся на тризне,
тяжело вздохнёт родня.
И заплачут, -
кто при жизни
не доплакал от меня.

***
Загустели морщины у глаз.
Жизнь идёт,
как фреза по металлу.
Злопыхатели, нервы из вас
я ещё на кулак намотаю!

Не про нас он,
под матицей крюк!
Коль душа не пуста,
                 как посуда,
то на каждого недруга –
друг,
и добра не бывает без худа.

Надо жить – поднимаем детей,
нужно дать направленье
их детям.
В шрамах мы,
         с переломом костей –
а не душ! –
погорим и посветим.

Надо жить и когда надоест,
чтоб в народе своём отразиться.
А паду,
вы не ставьте мне крест,
вы на холмик трубу водрузите.
Буду звёздную видеть гульбу,
ощущать и жару и остуду.
Сколько раз вылетал я в трубу!
Вдруг такое удастся
оттуда?

Подготовила Тамара Лужецкая

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную