|
ГИМН САНК-ПЕТЕРБУРГУ
Твердыня, торжество Петровой воли…
Храним ты свыше данною судьбой,
Молитвами, поэмами отмолен
От тьмы времён, светлейший город мой!
Искуплен ты стараньями и жертвой
Заморских зодчих, русских мужиков,
Несокрушим в своей красе бессмертной
На зыбкой почве древних берегов.
Сполна познавший муки ран и глада,
Непознанный отчаянным врагом,
Ты — «долги наша», «на земли» — награда
Грядущему, прославленный в былом.
Ковчег ты, к небу души возносящий,
И — колыбель для грешных и святых.
Жизнь вечную невечный ты обрящешь.
Велик Господь в творениях своих!
ПОЭТ И ЦАРЬ
Любовью вскормленное племя
чтит имя доброго отца.
А кто мне ты, схвативший время
железной хваткою жнеца?
Да, свыше данной царской властью
воздвиг ты града «строгий вид»,
но вёл народ великий к счастью,
порой топя его в крови…
Засеял царственный строитель
камнями и костями мель, —
взрастил, как истовый родитель,
то ль цитадель, то ль «колыбель».
Святой простор её паренья
извечной жертвой осиян.
И сам ты предпочёл служенье
беспечной жизни, капитан,
и церкви крест, и мачту бота
взвёл выше своего дворца.
И мне, и городу, и флоту
Петра считать бы за отца,
да неизбывна укоризна:
сей неуёмный бомбардир
присвоил Патриарши ризы, —
мал государев стал мундир.
Хотел добавить трону света,
а осветил дорогу в ад…
Осталось русскому поэту
с «мечом уст» встать у Царских врат, —
так и положено за веру
стоять в стране богатырей…
Поэт не ограничил меру
служения Царю Царей.
Знал, не помогут ни окопы
вокруг Святой Руси, ни рать,
ни око, зрящее в европы,
Петру Царь-батюшкою стать.
Избывна жизнь, но вечно имя
того, кто волю Божью в дар,
как постриг, на всю жизнь приинял
в священном званье Го-су-дарь,
посеяв зёрнами благими
молитвы Сирина слова!
Не Царь, а царь поэтов ими
труд покаянья воспевал,
божественною силой слова
учил он правду говорить,
хвалу пел городу Петрову,
посмев его творца учить.
Царя и русского поэта
свела духовная дуэль…
Меж полюсами тьмы и света
неугомонна «колыбель»
любой судьбы: глубины, мели…
Жизнь — в вечность движущийся чёлн,
и для него не ослабели
валы страстей и невских волн.
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
Святому – тезка, детище Петрово,
Санкт-Петербург – наследник царской крови,
Ответственного права родового –
Защитником быть людям и героем.
Какая б в небе ни змеилась буря,
Какая б ни плевала тварь на Солнце,
Любой поползновенный аспид будет
Здесь уничтожен к славе змееборца,
Чей конь врага с дыханьем ядовитым
На камне одоления и веры
Сминает остро-кованым копытом,
В веках являя уровень примера.
ПАРАД КОРАБЛЕЙ ПАРУСНОГО ФЛОТА
С резной кормы измайловского бота
Во благо не морской своей земли,
Как лебедей, из юных рук царь Петр
Пускал в стихию моря корабли.
Пронизаны враждебными ветрами,
Подняв с молитвой кроткой якоря, —
Руси потомки, встав под парусами,
Вели свою Россию на моря,
Не приспуская марселей и флагов —
Будь то сраженье, рейд или парад,
Чтя достославных отпрысков варягов,
Кто хаживал по водам на Царьград.
Скрипели мачт высоких перекрестья,
Шли корабли в кильватерном строю,
И отдавали адмиралы честь им
И кровушку геройскую свою.
Свершая православные моленья,
Басили «Святый Боже!» моряки,
Лишь не творили крестного знаменья
Те, кто теперь без правой был руки.
БОТИК ПЕТРА I
Чья в ряду стихий сила главная?
В чем достоинство первородства?
Морем – да по небу – поступь плавная,
Яко по суху, не дается
Люду глупому, бесполезному,
Тем, кто Отчиной не заботится.
Зыбь свинцовая, твердь небесная
Покорились Петрову ботику,
Чьи наследники – «Беспокойные»,
«Беспощадные», «Стерегущие»
Претворили Русь, встарь опольную,
С Божьей помощью, с верой сущею
В океанскую, всемогущую,
Облеченную мудрой силой, –
В вечно будущую Россию.
НА СПУСК НОВОГО КОРАБЛЯ
Бьют склянки... И звучат колокола
На звоннице: размашисто, крылато.
Цветком небесным Солнца расцвела
Грот-мачта освящённого фрегата.
Топор, что затупился, вновь точён:
Крепки в России вековые сосны.
Сруб корабля на совесть просмолён —
Ни валу, ни ядру пробить не просто —
Попасть им трудно в корабельный храм,
Открытый покаянью и причастью.
Пусть доверяют паруса ветрам!
Господней милосерднейшею властью
Пусть яко посуху — по острию волны —
Врагу навстречу!.. и с победной вестью
Вернутся к нам родимые с войны,
Не утеряв ни живота, ни чести!
ДОМ С АНГЕЛОМ
С мамою и я жила в блокаде…
Кто сказал, что не было меня,
Если жизнь в блокадном Ленинграде
С первого запомнила я дня.
Были клёны небывало алы,
В худобе болезной тополь наг,
И Петра десница простирала
Предостереженья явный знак.
Зла не ждали голуби и розы,
Золотом переливалась тень.
В городе бомбёжки и морозы
Грянули в один и тот же день.
Замело, завьюжило, завыло.
Помню, как Неву теснили льды.
Вкуса не забуду до могилы —
Невской замерзающей воды.
Той воды, которую в бидоне
Матушка моя с трудом несла.
Ангел на её старинном доме
Каменно простёр свои крыла:
На неё, ещё девчушку, глядя,
Ей безмолвно прочил райский свет…
До рожденья в мирном Ленинграде
Я жила в аду блокадных лет.
СТАРИКИ
Не меркнет лик живительной реки,
И словно не стареют Росси зданья.
Но в городе должны быть старики!
Бессмертье достижимо состраданьем.
Живых да будет много стариков,
Ворчливых, поучающих, усталых,
Пусть обойдённых славою веков,
Но для меня звучат, как с пьедесталов,
Знакомые рассказы их про те
Сто двадцать пять спасительных блокадных,
Про горький бой в кромешной темноте,
Про сладость слёз победных и наградных.
Без вечностных опор ветшает кров,
Душа без памяти бессовестна и лжива.
Помолимся за наших стариков —
Подольше бы, родные, были живы…
***
Душа моя с надеждой замирает,
Когда в Неву вступают корабли!
Мне кажется, они благоухают
Мазутом — тёплой кровушкой земли.
Дай Бог, чтоб разносился над заливом,
Вдоль питерских аллей и площадей
Не гамбургеров запах и не пива,
А сладкий запах новых кораблей!
ДВЕ РЕКИ
Там, где Адмиралтейский флюгер-вектор
Был установлен Богом и Петром,
Нева и русло Невского проспекта
Слились почти Андреевским крестом —
Знак православный питерскому люду:
Не доверяйте западным ветрам!
Стоять Петрову городу, покуда
Дворец и храм стоят по берегам
Двух этих рек — морской и сухопутной…
ЦАРСКАЯ СВАДЬБА
«Союз Земли и Воды»
Питер Пауль Рубенс
Нет повести печальнее на свете…
В. Шекспир
В своей душе несу я сложный свет,
Он — словно бы тугой горячий узел
Огней небес, сердец, былин, побед…
Сиянье вижу в чувственном союзе,
Который на холсте запечатлел
Великий тезка Петербурга — Рубенс:
Союз Земли с Водой, двух вечных тел.
Он целомудрен, благостен и труден, —
Из солнца чистого его венчал венец.
Счастливее нет повести на свете:
Антверпен, Петербург, Петродворец —
Любви той чистокровнейшие дети!
|
В НИКОЛЬСКОМ СОБОРЕ
Разбивается ветер о купы дерев,
Что листвою рокочут, как море.
Но спокойно безбрежен мажорный распев
Поминальной молитвы в соборе.
Поминает священник Гангут, Наварин,
Основателя тверди Кроншлодта,
«Трёх святителей» подвиг, Казарского чин,
Краснозвёздных героев Балтфлота.
И влажнеют глаза молодых моряков,
И колени касаются пола.
Станет бремя служенья Отчизне легко,
Если рядом святитель Никола.
СПАС-НА-ВОДАХ
Шелестит одинокий куст.
Пожелтели до срока травы.
Церкви нет. И зловеще пуст
Искорёженный берег ржавый.
Но мне чудится иногда,
Что под этой листвою прелой
Неизбывно хранит вода
Отражение церкви белой.
АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ СТОЛП
Священны русские вершины,
Средь них – Александрийский столп.
Любимый внук Екатерины
Восславлен Ангелом с крестом.
Не покидает фронт воитель –
Ему в веках нести труды.
Благословенный победитель
Наполеоновской орды
Служил в Германскую, в Блокаду.
Не унимаются враги…
В строю «Наш Ангел», правший гада,
Вновь окрыляет он полки.
ВИДЕНИЯ
Когда фонари вполнакала горят
И дома Фонтанного сумрачен сад,
Где вечно вороны решают свой спор
И голые ветки колышут простор,
Когда лица встречных бледны и тонки,
И падают листья в объятья реки,
Во здравии и без смыкания век
Я к предкам хожу в девятнадцатый век…
С гербом особняк, вдоль фасада темно,
Из множества окон мне светит одно —
Отчётливо вижу свечу и киот,
В сиянии дама навстречу идёт
И нежно зовёт в свои руки-крыла,
Как будто меня она долго ждала…
О, чудо! — дано мне сквозь время пройти,
И так хорошо у неё на груди
Недавней вечерни куренья вдыхать
И, вторя ей, «Помню» и «Верю» шептать.
Но мраморным стал кровно-близкий мне лик,
И рядом стоит на коленях старик —
Негромко, но истово молится он,
Не путая титулов, дат и имён.
А мне на надгробьях имён не прочесть.
Но живы доныне, и память, и честь,
И та красота, что убита была…
Зовут на заутреню колокола.
ФОНТАННЫЙ ДОМ
Случается, когда сжимает осень
В своих объятьях наш старинный сад —
Пастушки арию, мне чудится, доносит
Напомнивший о прошлом листопад:
Звучит весенний голос Жемчуговой,
Несчастнейшей счастливицы в роду…
И верю я, что возродится снова
И зелень листьев, и живое слово
В невечно умирающем саду.
АВРОРА
Упала в Летний Сад звезда,
Рассветом разбудила город.
Не катастрофа, не беда –
Вселилась в Петербург Аврора!
Снежинки на ее плечах.
Из мрамора или живая?
В ночи – в мерцающих лучах,
Днем – Ева, ищущая рая.
Кому невянущий букет
Она несет? Пред кем в ответе?
Но никого с ней рядом нет.
И только ветер, только ветер…
ЖЕНЩИНА С ВЕСЛОМ
Скульптура «Навигация» на крыше
Ботного дома, построенного
для хранения ботика
Петра I, существует с XVIII века.
Пошли на слом все «Девушки с веслом»,
Что украшали парки и причалы.
Праматерь их – в служении былом
На Ботном доме внемлет крикам чаек.
Её весло – острастка берегам.
Сама – как парус в штормовой стихии.
Путь «Навигация» по Невским облакам
Вершит, не разминулись чтоб в веках
Небесный и морской пути России.
ДЕВУШКА С КУВШИНОМ
Дева, над вечной струёй,
вечно печальна сидит
А. С. Пушкин
Жива душа бессонного потока,
Журчащего и в зной, и подо льдом,
А ты над ним смиренна, одинока,
Всё измеряешь Вечность черепком.
Пускай по моде эллинской одета,
Но над тобою русский лес гудит,
И кажется — не солнца лучик это,
А крестик медный на твоей груди.
АКВАРЕЛЬ
Портрет Н. Н. Пушкиной. 1831–1832 гг.
Художник А. П. Брюллов
1
Сияет мне сквозь бездну лжи и лет
Её портрет, непостижимый, тонкий,
Тот, что стоял на письменном столе,
Тот, что поэт назвал своей иконкой.
2
Вьюги все пути-дороги
Снегом зыбким замели.
В светом залитом чертоге
Танцевала Натали.
С чуткой грацией Сильфиды,
Отрываясь от земли,
Затаив в душе обиды,
Танцевала Натали.
А враги кольцо сужали…
Зная, что обречена,
С венценосцем ли, с пажами —
В танце кружится она.
Сердцем чувствует, что мало
Жизни ей дано такой:
На балу быть в платье алом;
В чёрном скоро стать — вдовой.
***
…любовь души моей
А. С. Пушкин
Есть праздник в середине октября,
В «Конюшенной» — негаснущие свечки,
Могила есть в тиши монастыря,
Поставлен обелиск у Чёрной речки,
Есть то, что никогда не одолеть
Ни пасквилю, ни лютому злословью…
И вероломная бессильна смерть
Перед душой, наполненной любовью.
Любил поэт свой Царскосельский сад,
Лицей, оковы дружбы братской,
Спасла его судьба — не встал он в ряд
Воителей, восставших на Сенатской.
Любил Покров в имении родном,
Любил простые русские напевы,
В Тригорском — с колоннадой барский дом,
Где правили пленительные девы.
Любил он сказки нянюшки своей
Метельными беззвёздными ночами.
Он величал «любовь души моей»
Свою жену со звёздными очами.
Любил Петра холодный строгий град,
Навек согрел его лучами славы.
Любил он Русь, как Царь и как солдат,
Разящие врагов у стен Полтавы.
«МОИ»
Николаю Станкевичу
Никого не осталось, почти – никого,
Я и сын – чтим наследие рода.
Из наследства того не спаслось ничего,
Ни дворцов, ни картин, ни комодов,
Даже Грамоты славной, мной виденной раз
В безразличном к минувшему детстве,
Не понявшем, что с подписью царской Указ
Был дарован и мне, как наследство.
Есть лишь фото, поблекшему солнцу под цвет:
Прадед сдержан в достоинстве чинном,
А прабабушка – юных, восторженных лет –
В платье модном, тугом, с кринолином.
Это ей в Тонком сне прошептала Звезда,
Что измене сродни эмигрантство.
Крымский рейд беспощадно для русских тогда
Разделил мировое пространство.
Все родные мои в русской почве лежат,
Кто-то – в общей блокадной могиле,
Кто-то – на` поле пал… Не за ранги наград,
За Россию России служили.
За нее и лишения чтили как дар,
Не боялись ни жизни, ни смерти,
Под защитой молитв, не снимая креста,
Богатели трудом милосердья.
ПЕТЕРБУРГСКИЙ ВАЛЬС
Никогда не вернусь в этот город утрат,
В этот город, в мученьях рождённый,
В этот город-дворец, в этот город-парад,
В город летних ночей просветлённых.
Никогда не вернусь в этот город церквей,
Осквернённых, а ныне хранимых,
В этот город бродяг, в этот город царей,
В этот город родных и любимых.
Мне вовек не придётся прокладывать след
В этот город дождей и туманов,
В этот город-экстаз, в этот город-балет,
В этот город великих романов.
Даже в мыслях своих никогда не вернусь
В город, знавший Блокаду, Победу,
Потому что клянусь, пред иконой клянусь —
Никуда от него не уеду!
|
