Геннадий ЁМКИН
(Саров Нижегородской обл.)

СТАРШОЙ
(Рабочая поэма)
 
            Работу в котельной я знаю крепко.
            Настолько, что снова хотел бы снять
            Рубаху промокшую, робу и кепку
            И, в пояс раздетым, у топки встать.

Зимняя ночь.
Котельной труба,
Паром вздыхая, в космос рвётся.
Ей до космоса – ерунда –
Первой звёзды достать остаётся.

В самой же котельной ухнет вдруг,
Дрожь прокатив по трубам-венам.
И, словно яркой звезды вокруг, –
Топки вокруг сгустится вселенная.
Тот, кто стоял ночную сполна,
В котельной, где свет сквозняками колышет,
Помнит чувство, когда она
Смотрит в затылок и в спину дышит…

Далёкое время. И год, и число…
Но вспоминаю подробней и лучше.
С памятью, с памятью мне повезло.
Я расскажу.
Хочешь, слушай.

По дороге в котельню автобус заглох.
Мёрзли. Курили. Лес, темнотища.
Доехали.
– Эй, дневные, здоров!
– Здоров!
– Как дела?
– Ничего делищи:
В ночь перешли на второй котёл.
Углеподаче «трендец» конкретный!
Так что «К тачке – будь готов!»
– Ясно… – Младшой вздохнул и за тачкой пошёл.
Спецовка тёмно-синего цвета.

Ночь.
Сквозняки раскачали свет
В гуле и сумраке пыльного чада.
Бойлер грохочет – даёт совет:
«Эй, кочегары! Вкалывать надо!
Аж до семи потов, не иначе!
Сегодня «иначе» никак не в счёт.  
Младшой, успевай, давай за тачкой!
А ты – управляйся с лопатой, старшой!
Топором, что приварен к пруту тяжёлому,
Шлак ворочай на колосниках!
Топка сейчас вам – центр вселенной,
И в нём не положено «ох…» да «ах…»
А грубый простой инструмент железный –
Надёжный способ в твоих руках
Сейчас прикоснуться к сердцу вселенной,
Что бьётся, горит на колосниках.

Ночь.
Сквозняки раскачали свет.
Чуток всегда к давлению пара,
Бойлер грохочет: «Давления нет!»
Значит, положено нашей паре
Вкалывать – в семь потов, не иначе!
Иначе систему и не пронять.
– Младшой, ты не сколь положено в тачку
Грузи. Грузи, сколь влезет!
Такую мать!
У нас на двоих одна забота –
Пусть расшибиться, но градус дать!
Чтобы насосам была работа –
Выть, ну а воду по трубам гнать!

Обход.
Диаграмму посмотришь и ахнешь –
Надо ещё поддавать, ещё!
Что ж, поддаём:
Матюгаясь, младший,
И, утирая пот, – старшой!
В центре вселенной за всё в ответе
В ночную, на совесть, мы вдвоём
По пояс раздеты, чумазы, как черти,
Давление держим – угля даём!

Шлак – в отвал!
Угля не жалей!
Хорош уголёк – горит без отказа!
Этот уголь от тех «чертей»,
Белозубых, что из Донбасса!
Не зря же они в шахтёрских робах
Ломают в забоях такой уголёк,
Что так он, родимый, сгорает в топке, –
Так, как мечтать я только и мог!

Ладонями черенок лопаты ошкурен.
Устала, родная, в топку бросаясь.
– Шабаш, молодой!
Кричу, прикуривая
От жаркой лопаты,
Её опасаясь…

Ночь.
Сквозняки всё качают свет.
Струйкой пара свистит прокладка.
«Проблем нерешённых в котельной нет!» –
Звоню на пульт: 
«В котельной порядок!»

Выпью воды подсолённой с газом
Большими глотками, чтобы – всласть!
Чтобы сочнее было разом
Начальство послать и «родную» власть.
Скоро дышать начнём по талонам,  
Четвёртый месяц не платят расчёт.
Живём по сучьим теперь законам…
Хоть сальник набили –
Уже не течёт.      
Чего ни коснись – везде напряжёнка.
А скажешь об этом – та-ак пошлют…
Ладно, хоть свет, что качается, жёлтый
И с угольной пылью, а всё – уют!

Ночь.
Сквозняки убаюкали свет.
Дремлет, желтея, пятно на бетоне.
Бойлер давно лишь, мурлычет в ответ
На то, что сожгли уголька две тонны! 

Звуки котельной, как музыку, слушаю.
Свои открываю ей сердце и душу –
Всё без утайки, что было, что есть.
Всё между нами останется здесь.
Это у стен в кабинетах – уши,
А у котельной,
Хочешь – послушай
Во все её пять этажей и пролётов
Зимнею ночью гулких, дремотных,
Словно вздыхает могучее нечто…
Машинное будто?
Нет, человечье ...
Вздыхает навроде о чём беспокоясь,
Как тихая речь или плавная повесть,

А может, единственно правильный стих?
Не наша ли с нею рабочая совесть?
Рабочая совесть – одна на двоих.

Ну что ж, докурил, от трудов отдыхая.
И снова берусь за лопату всерьёз,
Котельной ночной не хозяин, не гость,
Я – житель,
Она – долгожитель окраин,
Я с ней наравне,
Ей прочитан насквозь.

Ночь.
Сквозняки укачали свет.
Насухо вновь выжимаю кепку.
Бойлер давно не стучит в ответ 
На то, что мы потрудились крепко!  

Пожалуй, с концертом сравню работу,
Лопата – смычок. Летает – лютует!
Клапан – «сморчок!» – выпускной на бойлере,
А ноту, подлец, берёт любую!
Может, и вы улыбнулись сейчас…
Что же, я рад всегда улыбке!
В нашем оркестре, как контрабас,
Бойлер звучал. А партию скрипки
Вёл, позабыв про ремонтный процесс
С сальником новым насос ГВС*.
Каждый сквозняк знал и время, и место.
А я – дирижировал этим оркестром.
За ночь сыгрались. Никто не обуза
Друг другу. Прислушаться – красота!
Кого убери – не осталось бы музыки:
Жёлтый конус и пустота…

Утро.
Включаю в диспетчерской свет.
Ярко.
Привыкнув, пишу лаконично,
Горячей рукой:
«Замечаний нет.
Ночная смена прошла отлично!»

Да уж,
Как в прошлое ни всмотрись,
Хорошо, что нельзя переиначить!
Да, я прожил достойную жизнь,
Не растранжирил к чертям собачьим!

Одно лишь мне объяснить не судьба –
Пытался не раз,
Твердят: «Сумасшедший» -
Ночью встаю – утереть со лба
Пот, из жизни уже прошедшей!
Забудусь на время и всё же ловлю
Обрывки снов, убеждаясь снова:
Железо, уголь и крепкое слово
В жизнь навсегда вросли мою.

Сяду – ладони в колени, чтобы
Вновь баюкать свою бессонницу,
Ладони горят – шершавые обе!
Ладоням лопата совковая помнится!

Возьму сигареты.
В метельное утро
Выйду память свою студить.
…Фонарь раскачался
И слышится будто:
- Старшой!
А лопата где?
Прикурить…
10.12.2022

 

ПТИЦА - ХОХЛОМА
На заволжские-то дивные леса
Прилегли такой уж силы небеса,
Что не только тень от облака не отбрасывают,
Взгляд любой, что даже вскользь и то – высасывают!
А леса-то не просты вековечные,
Всё в еловых шеломах да в наплечниках.
Словно войско то, что, слушая Козьму,
До сих пор идёт походом на Москву.
И в кольчугах с позолотой сосны чинны,
А дубравы с липняком идут в овчинах.
Как под Нижним Ново-городом леса –
Шеломами ранят до сих небеса.
Оттого, когда вечор Господь управит –
Густо-алым сине-небушко кровавит,
Истекает и темнеет, и невмочь! –
Оттого и наступает ночь,
В понизовых шеломных лесах,
На горах затем и в прочая местах...

Днём-то долу дерева всё не насмотрятся.
Всё-то с травами да с водами перешёптываются.
Земляничными полянами вздыхают,
То к речушке, то к озёрушку сбегают,
Да звенят в низинах звоном комариным –
Дли-и-иным.

Серебристый рыбий всплеск –
Брызги-искры, 
Крыл стрекозьих переблеск
Серебристый!
Вновь июльским полуднём
Речка блещет.
Больше – сытым голавлём,
Стрекозою меньше.
А под кувшинками уж и ленится волна –
Лист лениво за листом переваливается,
А в осоке и притихнет она,
Затеряется.
И опять –  
Покой, простор, тишина
Воцаряются тягучие, дли- инные.
Замирает слюдяное, стрекозиное.

В тех лесах-то, что под городом Семёновом, 
По-над каждым-то сомовьим зыбким омутом,
Под черёмухою каждою, под ивушкой
Каждый год всё обещает своей милушке,
Соловейка нежным пухом из брюшка,
Выстелить постель-перину малышам.
Запевает в вечер.
В ночь засвищет!
А к утру, заботливый, уж дышит
Всё под серенькое, правое-то крылышко,
Где тепло, где любо стало милушке.
Он за нею будет так теперь ухаживать,
От соперников, разлучников отваживать,
Что, когда уж поздний цвет черёмуха обметет,
Соловьиха шесть яичек снесёт   
(Шесть яичек, целых шесть, это надо же!
Маленькие, серенькие, в пятнышко…)
И когда уж первенец с брюшком розовым
Вылупится, мокрый и слепой,
Принесёт с шиповника он розаны
Дорогой.

Если осень,
Где болотина качается,
То ауканьем друг другу отзываются,
По грибы пойдя, по клюкву, по морошку ли.
Без ауканья-то, милый и – не можно там!
Ну, как лешой закружит или кикимора?
Вот сыщи тебя, болезный, целым миром-то,
По лесам, что от Разнежья до Ветлуги,
Покружи-ка с этой силой в злые шутки…

В день тишайший к Светлояру подойди же,
Всё узнаешь от волны о граде Китеже:
То, как колокол гудел, что было сил,
Горожан по церквам собирая,
За собою в светлы воды уводил,
Веру тем святую сохраняя.
В ясный день, бывает, столпный свет  
Входит в воды озера отвесно.          
И гуди-ит молитвенно в ответ
Колокол из глубины небесной.

Крепкие леса стоят за Керженцем,
Где закат до сих пылает алым,
Помня – старой веры быв приверженцем,
Сделался Аввакум огнепалым.
И по крепким всё упрямилась местам
Старая-то вера неспроста,
Где медведи рыскали да волки.
Так, допреж креста бежали волхвы.
Не однажды видеть довелось –
Из былого, морока, забвенья,
Сгорбившись, кресты свои погост
Выведет, к двуперстному знамению
Но, взглянув на нынешний уклад, 
Но, услышав речи человека, –
В старину, в раскол, в огонь, назад!
Прочь и прочь от нынешнего века!
По таким лесам-то, во все стороны,
Птицы хмурые – всё филины да вороны.

А сегодня в этот край, что от Разнежья
И за Ветлугой где-то кончится рекой,
Из пелён небесных долгий, нежный
Дождь сошёл.
Дай бог, чтобы грибной,
А то, до сих-то,
На желтеющих холмах,
Вдоль любой тропиночки – дорожки,   
На любой берёзе – птица Хохлома!
А под берёзой каждою – матрёшка!
11.12.2022

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную