125 лет Сергею Есенину

СЛОВО О ЕСЕНИНЕ

Татьяна Смертина

БЕРЁЗОВАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ ЕСЕНИНА

 Любой березняк –
По Есенину звонница!
Никто уже так
Перед ней не помолится.

У нас деревень
Нынче тыщи разрушено,
И злато полей
По ветрам буйным пущено.

Увечье земли –
Как от гнета тиранского.
К чему мы пришли
Без уклона крестьянского?

Как храм, березняк
В честь Поэта возносится.
Никто уже так
На нож правды не бросится!

С детства создавала о Есенине стихи, но не терпится вдребезги разбить некоторые устоявшиеся прозаические мнения, высказать то, что не сказано…

Есенин! Золотое имя. Убитый отрок. Гений земли Русской! Никто еще из Поэтов, приходивших в этот мир, не обладал такой духовной силой, чарующей, всевластной, захватывающей душу детской открытостью, нравственной чистотой, глубинной болью-любовью к Отечеству! Над его стихами столько пролито слёз, столько людских душ сочувствовало и сопереживало каждой Есенинской строке, что если бы это было подсчитано – поэзия Сергея Есенина перевесила бы любую и намного! Но этот способ оценки землянам недоступен. Хотя с Парнаса можно бы углядеть – никого еще так не любил народ! Со стихами Есенина шли в бой в Отечественную, за его стихи – шли на Соловки, его поэзия волновала души, как ничья иная… Один Господь знает про эту святую любовь народа к сыну своему. Портрет Есенина втискивают в настенные семейные рамки фотографий, ставят на божницу наравне с иконами…

Мне показывали в глухих деревнях тетради из папиросной бумаги с его стихами, бережно переписанными по велению души теми, кто «ни при какой погоде» иных поэтов не читал. Вот она – сила поэзии пережившей время, поэзии настоящей, а не искусственно выращенной или искусственно поднятой на несколько лет на фальшивый пьедестал.

И ни одного Поэта в России еще не истребляли и не запрещали с таким остервенением и упорством, как Есенина! И запрещали, и замалчивали, и принижали в достоинстве, и грязью обливали – и делают это до сих пор. Невозможно понять – почему?

Взять хотя бы книгу Мариенгофа «Роман без вранья» – сплошное вранье. И это тот человек, которому Есенин, как другу, посвятил столько стихов (да кто бы знал о нем без Есенина!) и который беззастенчиво жил за счет Поэта. Уж ему ли упрекать Есенина в скупости? Обычно в ресторане Есенин расплачивался за всю ораву, и за Мариенгофа в том числе. Предательство после убийства. Есенин: «Ах, Толя, Толя, ты ли, ты ли?..»; «Ты был всех лучше для меня…»

Я всё это к тому, милые отроки и отроковицы, что таких «друзей» у Есенина и сейчас немало, и подобного о Есенине, чтоб зачеркнуть его творчество, издано уже порядочно. Время показало: чем выше Поэзия своей тайной светлостью – тем озлобленней завистники-неудачники, и тем больше подражателей.

А еще эти постоянные казни! Подверглись убиению многие поэты: Николай Гумилев расстрелян 25 августа 1921; за ним методично уничтожены все крестьянские поэты есенинского окружения… Далее расстрелян Сергей Клычков 8 октября 1937; Николай Клюев расстрелян в Томске между 23 и 25 октября 1937; Осип Мандельштам погиб в пересыльной тюрьме 27 декабря 1938. В нынешнее время: когда колокольно звенел крещенский мороз, в ночь на 19 января 1971 убит Николай Рубцов. А 17 февраля 1988, когда метель выла о колокольчиках, странно погиб Александр Башлачов… И возле каждого: обидная травля, улюлюканье, ложь и наговоры. Ах, земляне! Видимо, это особая тема… Но что-то единое объединяет их всех, невинно убиенных… Есенин: «И пушки бьют, / И колокола плачут. / Вы, конечно, понимаете, / Что это значит?»

Еще об одном великом Божьем даре Есенина – читал свои стихи так же неповторимо, как создавал. Они так звучали в его душе! Оставалось лишь произнести. Все бывали потрясены его чтением. Заметьте, великие Поэты всегда умели неповторимо и наизусть читать свои стихи – Пушкин и Лермонтов… Блок и Гумилёв… Есенин и Клюев…Цветаева и Мандельштам… Так что, юные господа, стихотворец мямлящий свои строки по бумажке со сцены – не Поэт, а любитель… Поэт может многое не уметь в своей жизни, но только не это!

Еще о Есенине. Не был «упадочным». Эта псевдоинтеллигентская черта у него полностью отсутствовала. Не упадочный – а знающий и честный в крестьянском вопросе: он предчувствовал гибель крестьянства, разруху, разорение деревень, запустение земли. Он первый понял, в какую черную бездну безысходности идем без Бога в душе! «Стыдно мне, что я в Бога верил. / Горько мне – что не верю теперь». Верил он, истинно верил! Как всё крестьянство, раньше жил с верой в душе! А теперь Россия – с горечью в опустошенной душе, да еще со стыдом за отнятую веру!

Именно за эту чистую честность в поэзии («крестьянский уклон», «религиозную символику»), за светлую силу прозрения он был и страшен темным силам, и был уничтожен физически вместе со всеми Поэтами, как «тормоз к светлому будущему». Ну и куда без «тормозов» залетели?

Считаю неверным расхожее утверждение, что Есенин одной ногой шагнул в настоящее, а другой остался в прошлом и этим сам себя извел-погубил. Нет, вся его поэзия говорит об ином: Есенин был в настоящем, а одной ногой шагнул в будущее и ужаснулся своему прозрению. Есенин в 1920 году: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал… Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений».

Исходя из вышесказанного, не стоит преступно упрощать Есенина до «свирельного» пастушка: о чем он «кричал» в 1920 году, начали шептать лишь в 1990. А о духовных сдвигах, о коих Есенин «кричит» и сейчас, зашепчутся лишь в Будущем.

 Сильно искажена истинная оценка творчества Сергея Есенина годами социализма. К этому добавлю о «совках». Думаю, «совок» - не тот, чья молодость совпала с годами «социализма», а индивидуум любого времени, который фанатично ограничен идеологией определенной группы людей, как детской песочницей. «Совки» любят судить ближнего самосудом.

Отвергаю еще одно расхожее утверждение. Есенин никогда не идеализировал избяную Русь, он ее – любил, а это совсем иное… Идеализация деревни крестьянам не свойственна, обычно ее идеализируют городские или «идущие в народ», но не – идущие из народа. Еще иногда идеализируют рожденные, а не выросшие в деревне, и собиратели фольклора: может, это для них и неплохо. С подобными требованиями (идеализировал или нет?) надо подходить к министру сельского хозяйства, а не к поэтам.

 Да, Есенин создал Берёзовую виртуальность и увлек за собой многих, но создание своего виртуального мира удается редким Поэтам. Громадная масса стихотворцев описывает уже созданные миры, не умея создавать свои: они не создатели. Появилось даже направление в литературе и культуре: «по мотивам» чужих миров.

Есенин обладал еще одним даром – крестьянской сметкой и жаждой на выживаемость. Но пусть не завидуют – этот дар дорого дался крестьянам, за него заплачено ранней гибелью многих предшествующих, гибелью из-за безоглядной доверчивости и доброжелательной открытости всем.

 Вот и ринулся светлый, нежный душою отрок, вброд по болоту на тот берег осиянный, элитный, чтоб зазвучала его лира на всю Русь. Ломоносовский путь – в лаптях до Москвы. Тут даже надо специально лапти обувать – легче идти. И он достиг берега осиянного, да понял, что не такой уж он осиянный.

Зачем шел? Нелепый вопрос. В деревнях с такими не принято нянчиться, пестовать, восхищаться ими; наоборот – трагическое неприятие всеми, попытка сломить, направить «на путь истинный». Словно подсознательно и жестоко выталкивают самородок из своей среды. Это рано толкает к духовному поиску некоего берега осиянного, хоть с него и идут депеши – не пущать, паспортов не выдавать, и прочее… Поэтому (если говорить о прошедшем времени) остро любя деревню, бежать из нее в определенный период становления – ломоносовский путь спасения самородного таланта. И уверение ханжей (которые начальственно и плотно обустроены в городе), что надо таланту оставаться у земли навсегда – подобно ласковому совету самоубийства.

Но для таланта из народа и город – навсегда чужд. Иной быт, иные человеческие отношения: наглость, цинизм, плотская чувственность, бесстыдство, продажность, умение выхватить для себя кусок из горла ближнего и прочее… Жизнь – есть жизнь, куда от нее денешься? Талант – нравственно состоявшаяся личность, не может приспособиться, лишь кое-как делает вид, что приноравливается. Это болезненно. Есенин: «Если раньше мне били в морду, / То теперь вся в крови душа»! Вот тут и появляется ненавистный Черный человек, неизбежное трагическое раздвоение, помогающее существовать в чуждой среде, но и одновременно пробуждающее беспощадное чувство вины… «Этот человек проживал в стране / Самых отвратительных громил и шарлатанов!»

У Есенина и быт остался не обустроенным, ибо все силы были брошены на достижение высокой духовной цели. Для окружающих такие личности – непостижимая тайна. Такой талант с отчаянья и с Божьей помощью вырывается своими гениальными душевными порывами в иносферу неизвестную, высокую… Лермонтов (заочно!) о Есенине: «Он не был создан для людей…»

А это – некоторыми людьми не прощается. И был убит Есенин 28 декабря 1925 в гостинице «Англетер», убит под Новый год, за свою несокрушимую силу, прозорливость, гениальность песенную. Удивляется Есенин ярлыку самоубийства и печально улыбается: «Не такой уж горький я пропойца…»

И он знал, видел, как сужается круг, метался, чувствовал слежку: «Так охотники травят волка, / Зажимая в тиски облав…» Прочитайте это Есенинское стихотворение «Мир таинственный…» Всё предчувствовал, как великие Поэты до него.

Последнее стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» – еще одна тайна Поэта. В этом же 1925 году есть другие строки: «Не знаешь ты, что жить на свете стоит!»

Да, в пустынных городских переулках к легкой Есенинской походке прислушивались не только бездомные собаки, «братья меньшие», но и большие недруги. Снова срываюсь с прозы на свои стихи:

Ты шагаешь окрылён,
А звезда звезде –
Подмигивает!
А Бухарин за углом –
То-по-ром поигрывает!
Топору – всё равно:
Что Есенин, что Махно,
Что крестьян миллион,
Что церквей перезвон!
Он занес топор –
Месяц хрустнул!
Над златой головой,
Над Святою Русью!
Тут пошла резня
Незабвенная,
Всё же Русь жива,
Убиенная!
Что ж земля голосит?
Кровью вождь запятнан.
А Есенин на Руси –
По сердцам упрятан!

Мы должны знать истинную правду и не забывать, как по-детски запрокинулась его золотая голова… И снова слышится его последний выхрип:
«Дорогие мои, хор-рошие…»

(Предисловие (полный вариант) к сборнику стихов С. Есенина «Пасхальный Благовест»; Москва, СПАС, 1994.)

 

 

Наталья Сидорина

«ЖИЗНЬ МОЯ ЗА ПЕСНЮ ОТДАНА…»

Сергей Есенин – явление культовое в России. Он самое светлое и нежное, что есть в душе русского человека. Его поэзия, полная сострадания ко всем, живущим на земле, не исключая людей  «падших», притягивает к себе, словно магнит. Но он не только великий лирик. Есенин - поэт-провидец, заглянувший в бездны, которые приоткрываются нам только сегодня.

Нет, он не покончил жизнь самоубийством, как утверждало советское  есениноведение.

При сопоставлении архивных документов, становится очевидным: его убили. В некрологе подчеркивалось: «Поэт погиб потому, что был несроден революции. Но во имя будущего она навсегда усыновит его», иначе говоря, приспособит. Каким же был мир Есенина, подлежащий уничтожению? Он остался в стихах поэта и в воспоминаниях современников. Сестры вспоминали, что Константиново было тихое, чистое, утопающее в зелени село с двухэтажным барским домом и садом, который спускался до самой Оки. В центре села на высоком холме – церковь Казанской Божьей Матери.

В ней крестили и тайно отпели Сергея Есенина. И только спустя шестьдесят шесть лет после гибели поэта, в день его рождения - 3 октября 1991, года отслужил священник принародно в церкви, которую начали восстанавливать панихиду по убиенному Сергию.

Переступая порог храма, мы вступаем в круг Вечности. По воспоминаниям сестры Шуры, с церковью, с колокольным звоном была тесно связана вся жизнь села. Но по праздникам полагалось веселиться. В своей первой книге поэт писал:

Родился я с песнями в травном одеяле…

Порой ему казалось, что песня всех примиряет. Этот удивительный мир крестьянской культуры  он воскрешал и в стихах, и в прозе, и в теоретической работе «Ключи Марии», над которой  поэт работал осенью 1918 года, во время «красного террора».

В «Ключах Марии» Есенин писал: «Древо – жизнь. Каждое утро, встав ото сна, мы омываем  лицо свое водою. Вода есть символ очищения и крещения во имя нового дня.

Вытирая лицо свое о холст с изображением древа, наш народ немо говорит о том, что он помнит себя семенем надмирного древа». На  пути к свету искусства, как отмечает Есенин, люди должны научиться читать забытые ими знаки. Так в «Ключах Марии» прозвучала надежда на возрождение народного, глубоко христианского миропонимания.

В 1922 году близкий друг Есенина Николай Клюев писал ему из далекой Олонецкой губернии: «Каждому свой путь. И гибель!.. Покрываю поцелуями твою «Трерядницу» и «Пугачева»…Брат мой, пишу тебе самые чистые слова, на какие способно сердце мое… Радуйся, возлюбленный красоте своей, радуйся обретший жемчужину родного слова, радуйся закланию своему за мать-ковригу. Будь спокоен и счастлив».

В те дни Сергей Есенин собирался в зарубежную поездку вместе с Изадорой Дункан. В ней поэт видел и прославленную актрису, и красивую женщину, которая была, увы, намного старше его, и женщину в красном на белом снегу, несуразно кричащую: «I am red, red, red!» (Я красная, красная, красная! (пер. с англ.)

В 1904 году, когда Дункан семь дней танцевала на петербургской сцене, он был девятилетним крестьянским мальчиком. Через семнадцать лет (это разница в их возрасте) она приехала в холодную, голодную советскую Россию и встретила его. О ней писали, что она разрушительница классического балета и создательница новой школы  танца в духе эллинизма. Свои выступления в России Дункан объясняла как попытку вырваться из тисков коммерческого искусства.

А что такое коммерция в жизни и искусстве Есенин понял довольно быстро, оказавшись за рубежом. На пути в Америку в лучших отелях Европы он начинает мечтать о возвращении домой, где поэт, как ни странно, еще нужен. Из письма другу: «В страшной моде господин доллар, на искусство начхать – самое высшее мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно… Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа, которую здесь за ненадобностью сдали в аренду под смердяковщину».

Работая в Америке над драматической поэмой «Страна негодяев» Есенин писал:

На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льет.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жулье.
Если хочешь здесь душу выржать
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот - она мировая биржа!
Вот - они подлецы всех стран.

Есть в этой поэме и другие строки, посвященные  российской действительности. До недавнего времени они не публиковались:

Пустая забава,
Одни разговоры.
Ну что же,
Ну что же вы взяли взамен?
Пришли те же жулики,
Те же воры
И законом революции
Всех взяли в плен.

Как отмечали современники, такое прощалось только одному Есенину. Но, естественно, только до поры до времени. Его поэзия наполнялась огромной социальной силой и становилась опасной. О черной валютной бирже на Ильинке и о причастности к ее махинациям вождей пролетариата   Есенин писал:

Никому ведь не станет в новинки,
Что в кремлевские буфера
Уцепились когтями с Ильинки
Маклера, маклера, маклера…

Пересекая Атлантический океан, с борта парохода «Джордж Вашингтон» поэт послал письмо в Берлин одному из своих давних приятелей с единственным желанием выплеснуть правду:
«Тоска смертная, невыносимая. Чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, и вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если бы я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь.

Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это б… снисходительное отношение власть имущих, а еще тошнее переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу, ей богу, не могу! Хоть караул кричи или бери нож и становись на большую дорогу.

Ведь и раньше, когда мы к ним приходили, они даже стула  не предлагали нам присесть. А теперь злое уныние находит на меня… Перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно: что ни к февральской, ни к октябрьской. По-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь…»

Та же тревога звучит в стихах:

Защити меня, влага нежная,
Май мой синий, июнь голубой.
Одолели нас люди заезжие,
А своих не пускают домой…

На московских улицах Есенину начало казаться, что он слышит, как растут небоскребы.

Выбирая из двух зол: красная Россия или буржуазный Запад, куда эмигрировали многие писатели, он выбрал, как дитя русского народа, родину. От неприятия Запада его отчаянная попытка принять существующую Россию. Так появились стихи «Русь советская», «Стансы» и другие после «Москвы кабацкой». Какая угодно, но Русь с ее неисчерпаемой глубиной, которую он умел слушать. К тому же нельзя забывать, что некоторые стихи  Есенина печатались с купюрами, что лишало их многомерности, полифонии. Так упрощался образ Ленина при изъятии строк:

Ученый бунтовщик, он в кепи,
Вскормленный духом чуждых стран,
С лицом киргиз-кайсыцкой степи
Глядит, как русский хулиган…

И все же «двойственность» в печать проскальзывала. Так, например, даже «Песнь о великом походе» Есенину удалось сделать многомерной. Частушки звучат с двух сторон, одна другой хлеще. Да, повсюду цвет кумачевый. Но бродит тень Петра по городу и «грозно» хмурится». И совсем неожиданный ракурс в конце поэмы:

В берег бьет вода
Пенной индевью…
Корабли плывут
Будто в Индию…

Россия неистребима. Это то новое чувство, с которым поэт жил по возвращению домой после того, как по его словам, облетел весь мир.

(Журнал «Социальное партнерство», 2005, № 3)

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную