***
Линялый август…
Встать до солнца,
Когда ещё в ознобе сад,
И пересуды у колодца
Вчерашние ещё висят;
Набросив – так, на всякий случай, -
На плечи дедовский бушлат,
Хрустя антоновкой пахучей,
Пробраться мимо спящих хат
За край села, где по-над лугом
Туман раскинулся ковром;
Брести в нём, влажном и упругом,
На колокольчики коров;
Ступить в дымящуюся реку
И плыть заре наперерез…
Каких же нужно человеку,
Помимо этого, чудес?
ПИРОГИ
В доме пахнет пирогами.
В доме чисто вымыт пол.
Я давно хожу кругами,
Глядя искоса на стол.
Там укутан в покрывало
Хлопотливый мамин труд.
Уходя, она сказала:
- Не таскайте,
пусть дойдут…
Но какой же запах вкусный!
И с самим собой в борьбе,
Я тащу сестре – с капустой,
С мясом – папе и себе…
Мама громко нас ругает,
Отводя смешливый взгляд.
Если пахнет пирогами,
Значит в доме мир и лад!
ВОРОЖЕЯ
Ходили слухи: бабка ведьма,
Мол, ей и сглазить – плюнуть раз.
Давно пора ей помереть бы,
Да ведьмам слухи – не указ.
Вот и жила неторопливо,
Мирясь со злобой языков,
И взглядом жгучее крапивы
Стегала души земляков.
Скупа на ласковое слово,
Копной волос белым бела
И подозрительно здорова…
До той поры, как померла.
С кончиной каверзной старухи
Утихомирилась молва…
А на девятый день округе
Хватать не стало волшебства.
КУЗЬМИЧ
Картина ясная вполне:
Запасы соли, спичек, мыла…
Соседка мрачно пошутила:
– Кузьмич готовится к войне…
«Кузьмич готовится к войне…»
Смешно. Он три прошёл когда-то,
И нет надежнее солдата
Ни в той, ни в этой стороне.
Ни в той, ни в этой стороне
Не обходилась так судьбина
Ни с кем: сперва лишила сына,
Затем – поминки по жене…
Пять лет поминки по жене.
И зимы, что невыносимы.
И одиночеством гонимый,
Кузьмич бредёт, как в полусне.
Кузьмич бредёт, как в полусне,
Туда, где люди, к рынку ОРСа.
А как не купишь, коль припёрся,
То, что доступно по цене?
А что доступно по цене?
Конечно, спички, соль и мыло…
Кузьмич соседке, что шутила,
Отдаст всё это по весне.
СТРОЙКА
Домишко скромный –
стена в кирпич
полгода строил
старик Кузьмич.
Село ворчало:
не тот, мол, пыл,
у Кузьмича, мол,
не хватит сил,
ровесник века –
не совладать…
Кузьмич кумекал,
где тёс достать.
Залил фундамент
и начал класть
на камень камень,
перекрестясь.
Стропила, кровля –
не на авось.
Забил к Покрову
последний гвоздь.
Приладил двери
и вытер пот:
– Ну, кто не верил?
Глядите – вот…
Присел в сторонке
и вдруг… чихнул.
Как о приёмке
акт подмахнул.
***
«Телегой движет воля божья.
А потому – ей чёрт не брат».
Геннадий Попов
Петляет в сумерках дорога,
Ей и назад – всегда вперёд.
И волей путника и Бога
Очерчен каждый поворот.
Её движение незримо,
Как неосознанный разбег.
Тень векового пилигрима
К ней приторочена навек… ХОЗЯЙКА ЯБЛОНЕВОГО САДА
Много яблок по деревне.
Только знают пацаны,
Что у бабушки Андревны –
Просто диво, как вкусны!
И поэтому, наверно,
Успевает только треть
Урожая у Андревны
Окончательно созреть.
Шибко сердится Андревна –
Мол, коту под хвост труды, -
Собирая на варенье
Уцелевшие плоды.
И который год, не знаю,
Всё стращает пацанву:
– Вот ужо, кого споймаю –
Ухи-т начисто сорву!..
А потом вздыхает глухо
И, беседуя со мной,
Говорит:
– Дурна старуха –
Нешто слопать всё одной?
АГРОНОМ
Может, вы о нём слыхали, –
спорить не возьмусь, –
просыпался с петухами,
брился наизусть.
Ставил мерина в оглобли,
отводил плетень,
понукал – вороны глохли
за пять деревень.
Вдоль дорог стога мелькали,
ёжилась стерня.
Впереди всходили дали
в свете трудодня.
Громыхая на ухабах,
вслед за ним неслось
необъятного масштаба
бодрое «авось».
***
Ивану Рыжову
В деревне Коровье Болото
Совсем не осталось коров,
Да и от деревни всего-то –
Двенадцать замшелых дворов.
Воюет старик-долгожитель
С колодезным журавлём:
– Помрём-то когда же, скажите?
Ведь всё же когда-то помрём…
Горбатятся крыши косые,
Хребтами белеют плетни…
Храни, Вседержитель, Россию!
И эту деревню храни. |
* * *
В период коротких закатов
Кусается злее недуг.
Туман под деревьями матов,
А воздух холодный - упруг.
Ночная тревожная птица
Визгливо ругает росу…
И очень легко заблудиться
В себе, как в дремучем лесу.
* * *
Теперь, как и прежде, зима неизбежна.
Хотя не морозно ещё и не снежно,
Но в сумерках рыжих запуталось время,
Как спички, сгорев, почернели деревья.
А небо готово на землю свалиться,
И первыми это почуяли птицы
И, вскинувшись, высь надо мной раскачали.
И сердце застыло в предзимней печали…
СТОРОЖ
Десять лет колхоза нету,
Сад давно уже ничей.
Сторож ходит до рассвета,
Он привык не спать ночей.
В ширину – шагов сто двадцать,
Двести семьдесят – в длину.
Он не может отвлекаться
На бездельницу луну.
Перекурит за избушкой,
Пристегнув себя к ружью,
И пугает колотушкой
Тень горбатую свою.
СЛУЧАЙ
…На глупость сетуя свою,
Стоял возница, мокр и зол.
А конь, попавший в полынью,
Не шёл ко дну…
Никак не шёл!
Острее бритвы кромка льда
Кромсала выпуклую грудь,
И чёрно-бурая вода
Зияла, как последний путь.
А своеволие реки
Влекло безудержно под лёд.
И говорили мужики:
– Такая сила пропадёт!..
РЫБАК
С перегреву зарницами бредя,
День июльский отходит ко сну.
Напевая вполголоса, Федя,
Размахнувшись, бросает блесну.
Котелок, закипая, дымится:
Ох, ушица двойная густа!
Рыбы много пока в Моховице.
Федя знает такие места!..
Но не лезьте с расспросами к Феде –
Пропадут понапрасну труды, –
Он не слишком искусен в беседе,
Любит молча сидеть у воды.
Сырость гасит его сигарету.
Федя, пристально глядя во тьму,
Караулит бессонную реку…
Улыбаются звёзды ему.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Висели дома на высоких дымах –
Отчаянно печи чадили в домах,
И в каждой четвертой по счету печи
Румянили к Пасхе бока куличи.
Клубился ванильный над крышами дух,
Творились молитвы устами старух,
И вздох колокольный летел до небес,
И верили люди:
– Спаситель воскрес!..
***
Я с тобою говорю об одном…
О нелепо опоздавшей весне,
о цветах в пыли, о море ночном,
о Чукотке – незнакомой стране.
Говорю, что снова будут снега,
что у времени должок предо мной,
что дорога тяжела и долга,
что усталость – неизбывной виной.
Говорю, как в небе тает звезда,
как на луг ползёт дремучий туман,
как одышливо сипят поезда,
не доехав до неведомых стран.
Как понуро зябнет дождь под окном,
как заря в ночи целует зарю…
Я с тобою говорю об одном –
я с тобою о любви говорю.
***
Подожди,
не спеши,
послушай…
Поплутав по земной пыли,
друг на друга наткнулись души
и одна в другую вросли.
Вздрогнул мир,
покачнулся,
замер,
словно сжатый в одной горсти,
когда встретились мы глазами,
чтоб вовек их не отвести.
Утешения нет в обиде,
вот же,
вот оно, естество:
слышать, слушая,
глядя – видеть!
И важнее нет ничего.
БАЙКА
Дело-то смешное приключилось,
Дело-то – не стоит и гроша:
В собственных потёмках заблудилась
Чья-то бесприютная душа.
Лес не лес, болото не болото…
И уже от страха чуть дыша,
Высмотреть пытается хоть что-то,
Но во тьме не видит ни шиша.
Ладно бы потёмки-то чужие:
Ты туда не суйся – и хорош!
Ну а тут же – на тебе, дожили:
В собственных себя же не найдёшь…
Кто-то скажет: «Знаем байку эту, –
Усмехнётся: «На уши – лапша!..»
Только очень, очень хочет к свету
Выбраться пропащая душа
ЮРОДИВЫЙ
Тих, одинок, печален.
Нечего взять с него.
Смотрит из-под развалин
Разума своего:
Взглядом пронзит тяжёлым,
И не удержишь слёз.
Паперть метет подолом,
Что-то бубнит под нос.
Скорбный, как шорох листьев,
Голос его дрожит.
И от колючих истин
В страхе народ бежит.
РЕПЕЙ
Под небом пыльным и сухим,
Меж двух сквозных степей,
Живет адептом строгих схим,
Отшельником репей.
От зноя жилист он и чёрн,
Тревожен, как беда.
Корнями в выветренный дёрн
Вцепился навсегда.
Когда тебе у той черты
Случится проходить,
Не пожалей глотка воды
И дай ему попить.
ПОСОХ
В зоревых, тяжёлых росах,
В стылой сумеречной мгле
По земле блуждает посох,
Дыры делая в земле.
Сеет смуту и раздоры,
И судачат старики:
– Бродит в поисках опоры,
Твёрдой, праведной руки… |