|
С первой прочитанной подборки стихотворений Григория Исааковича Блехмана не оставляла мысль о необычности применения понятий книжно-языковой культуры в его поэзии. Через привычные знаки, символы, слова поэт очень просто, доступно объясняет самое сложное в жизни — отношения со Временем и Вечностью, нашу жизнь в памяти других людей, неизменное стремление человека к новому, возможно, к лучшему, к возрождению. А ещё — отношения между людьми…
Попробую доказать сказанное примерами из текста, воспользовавшись сборником с тёплым и мудрым названием — «Живёшь, свою книгу листая» (М.: Российский писатель, 2019). Первое же стихотворение — его строка и стала именем сборника — задаёт вектор разговору:
Живёшь, свою книгу листая,
Пока ни находишь ответ:
Лишь время мирское в нас тает,
А время духовное — нет.
Тема уходящего времени, тема памяти, перехода сюжетной земной жизни («И как ни живи, что ни делай — / Почти неизменен сюжет») в вечную духовную — центральная для лирики Григория Блехмана. Она по-разному преломляется в произведениях, каждый раз открывая новую грань гармонии мира. Мира, в котором переплетены явления природы и человеческого разума, мира, осмысленного и объяснённого через книгу как предмет, такой родной и понятный — с переплётом, пронумерованными страницами, на которых расставлены — или не расставлены — знаки препинания. Через книгу как понятие — сосредоточение духовного и интеллектуального опыта человека.
Природа, мир, чувства — всё, что окружает нас, чем мы живём — это стихия. Это основа творчества. Она проходит через душу поэта, его ум, его сердце — и рождаются строки, которые ещё надо суметь записать. И никак иначе — рождённое пустотой откровением не станет:
Стихотворение — стихийно,
Но требует оно слова,
Где точно выльется стихия,
В тебя вошедшая едва.
Сумеешь, — будет в твоих строчках,
Как и в пространстве между строк,
Её неповторимый почерк,
Который ощутить ты смог.
Здесь мы снова встречаемся со словом «почерк», он неповторим у каждого человека, являясь отпечатком его личности, неповторим и у жизненной стихии. И что очень значимо, проявляется он — если сумели ощутить, разобрать — и в междустрочиях, не менее важных в понятийном аппарате поэта, чем слова и строки. Междустрочия — это то, что ещё может быть заполнено, вспомните, ведь именно в них нередко пишут авторские замечания, пользуясь ими, правят текст (а что важнее работы с текстом для автора?). А междустрочия в почерке жизни (не сплошняком же она пишет) — это, может быть, ещё и маленькая передышка для нас, людей…
Интересная интерпретация смысла пустой строки в стихотворении «По вечерам приходишь ты…»:
…Ты оставляешь мне пустую
Строку, что прочерком была.
Я заполняю, как могу.
И ты уходишь. Я бегу,
Сказать тебе, что строчка сбилась.
Но больше ты не появилась.
Воспоминание приносит пустые строки, междустрочия. И их не получается заполнить. Может быть, такие строки и должны оставаться пустыми? В чём их секрет? Может быть, им не хватает жизни, чтобы стать основой поэтического произведения?
Раз уж заговорили о почерке жизни, то нельзя пройти мимо понятия «подстрочник», такого важного в поэтическом мире Григория Исааковича Блехмана. Сэда Константиновна Вермишева в предисловии к книге «Живёшь, свою книгу листая» написала: «…Григорий Блехман остаётся верен принципу верховенства подстрочника, то есть самой жизни над её художественным воспроизведением.
Но прочтение этого подстрочника и воплощение его в художественном произведении видится Григорию Блехману не пассивным, подчинённым подстрочнику актом. Поэт склоняется над подстрочником и перед подстрочником, чтобы не только его прочесть, но и уточнить заложенные в нём помыслы». Поэт не выдумывает жизнь, он принимает её реальную, но делает лучше — чище, нравственнее, он наполняет слова светом своей души:
У каждой строчки есть подстрочник,
Он неуклюж и простоват,
Поскольку там ещё неточно
Располагаются слова.
Расставишь — получаешь строчку,
Потом забудешь, что сперва
Её принёс тебе подстрочник
И подарил свои слова.
Но есть и ещё один важный смысл в этом стихотворении — благодарность поэта жизни, дающей возможность созидать… Ну и, конечно, не забываем, кто чаще всего работает с подстрочником — переводчик, поэт, который лучше кого-бы то ни было понимает переводимого автора... Есть у Григория Исааковича стихотворение, в котором очень личная характеристика всё того же подстрочника:
О чём бы ни писал, выходит
Пишу всё время о себе —
О том, что входит, не проходит,
Играет роль в моей судьбе.
Однако отдельно взятая судьба — это ещё не подстрочник, до него надо дойти: «Подстрочником не станешь сразу: / Сперва — пометкой на полях».
Но поэт тогда и поэт, когда о себе, а понятно и близко всем. И от подстрочника мы уходим к проблеме, постоянно мучающей автора, — это поиск верных слов и фраз, поиск ответа на вопрос «…почему иная фраза, / Вдруг, навсегда оставит след». Удачно найденная строка — это то, что помогает не исчезнуть, остаться с близкими. Стремление к простоте, понятности, к нужности сказанного людям свойственно поэту:
Из множества знакомых фраз
Составить бы такую фразу,
Чтоб останавливала сразу,
Но и была не напоказ.
Поиск фразы — поиск своего пути. Ошибка, поспешный поступок могут привести к тому, что всё разрушится. Уничтожена гармония, необходимая поэзии. И теперь слух опережает чуткость…
Я рванул сигнальный знак,
Он запел, и мне ответом
Вдребезги разбилось лето,
Лентой выцвело «никак».
И с тех пор чужой мотив
Распечатывает фразу,
Стало холодно, и сразу
Чуткость слух опередил.
Но поиск слов, верных и точных фраз — это не самоцель, они средство, позволяющее добиться понимания. А вершина — Книга. Книга, которой становится сам поэт, теперь уже всего себя — творчество, талант, надежду и понимание мира — отдавая людям:
Стихов не должно быть много,
Иначе начнут утомлять.
Мне б томиком стать в дорогу,
И кто-нибудь взял читать.
Чтоб ближнему стать созвучным,
Не надо обилья строк:
Поэту наградой лучшей —
Лишь знать, что кому-то помог.
Понять ли себя в дороге,
Не сбиться в своём пути…
Стихов не должно быть много,
В них нужно суметь прийти.
***
За внешне спокойными словами, «ровностью» и выверенностью фраз у Григория Блехмана всегда ощущаешь очень быстрый жизненный ритм. Ничего не стоит на месте, нет покоя. Об этом говорит — для меня, наверное, в первую очередь, — интеллектуальная жизнь природы в его лирике:
Швыряет ветер порции дождя,
Зонты трепещут и бегут под крыши,
День непогожий всё это услышал
И записал немного погодя.
………………….
У мемуаров есть своя печать —
Они условны, как условна память…
Проходит дождь, твой зонт опять не занят,
И всё с начала хочется начать.
Живёт, играя судьбами людскими, дождь, записывает свои воспоминания непогожий день… Записывает, как и человек, свои представления о происходящем. И что-то, вчера бывшее серьёзным, глобальным, сегодня становится смешным. Ничего нет естественнее — только преобразовав в памяти прошлое, мы начинаем снова смотреть в будущее. И снова с чистого листа:
Первый снег, как чистый лист —
Без начала и финала,
Где не годом больше стало,
А лишь дни переплелись.
Явление природы — и явление духовной жизни человека, обновление везде, и рождается книга
:
Этот белый переплёт —
Для какой-то главной книги.
Без сюжета и интриги
Нас врачует каждый год.
Книга жизни, чистая и ясная — пока. Какой она станет, зависит от нас: как проживём, чем наполним. Это данный нам шанс, одна из многих возможностей. Белизна как будто просит не запятнать её ненужным… Да и белый переплёт — будто охрана, спрятал листы, укрыл их. Вспомните назначение старинных переплетов, их прочность служила надёжной защитой книги, ее внутреннему наполнению. Чистоту, духовность надо беречь…
Потому что чистый лист,
Как совет: «Остановись.
И заполни неспеша
Тем, чем полнится душа».
Чистый лист — загадка, он не так прост:
Есть тайна чистого листа,
Где — повнимательней вглядеться —
Не пустота, а чистота,
Как память об ушедшем детстве.
Вот и снег, особенно первый, укрывающий мир чистотой, — особая тема поэзии Григория Блехмана. Это легко увидеть на примере стихотворения «Тихо-тихо за окном…»:
Тихо-тихо за окном,
Тихо-тихо снег ложится.
Лодки старые вверх дном
Дремлют длинной вереницей.
Снег подготавливает основу для творчества, создаёт сам лист, создаёт атмосферу покоя и уюта, неспешности и мягких размышлений. В такие длинные ночи хорошо писать… И наполняется та самая главная книга…
Тихий шаг карандаша
Начал новую страницу.
Тем же шагом, не спеша,
Быль сменяет небылицу.
Рядом за полночь сопят
Две моих любимых дочки.
Может, этой снежной ночью
Сны их нянчит снегопад.
Сам снегопад тоже творец, он тоже пишет, а значит, мыслит и чувствует…
Он, по свету фонарей,
Как линейками косыми,
Будто чертит твоё имя
На стеклянном серебре.
Героями стихотворения становятся и сами Слова, легко угадать, какие:
Видно, рядышком совсем
Бродят те три главных слова —
Я сейчас увидел снова
Свет их в снежной полосе.
И притихший снегопад
Их мотивом колыбельным
Выделил опять отдельно
И не хочет отпускать.
И они слегка звенят.
В этом звоне просветлённо,
С лёгкой поступью влюблённых,
Вновь выходят на меня.
И уходят тихо в ночь.
На её густых ресницах,
Выдержать уже невмочь,
Тихий снег ко сну клонится.
Тихо-тихо снег ложится.
Стихотворение наполнено светом — от снега, от фонарей, от отблесков на стёклах окна. Светятся и слова любви и нежности (обратите внимание, как поэт звуковым рядом создал их мелодику: повторяющиеся сочетания звонких согласных «зв», повторяющийся мягкий звенящий «л?») — у них собственный свет, видный даже в снежной полосе. Удивительно, но здесь свет пронизывает не мрак, как чаще всего бывает, а тихое, мягкое, добро-снежное свечение.
И замкнуто всё в чудесное кольцо ложащегося снега. Здесь ожидание и обещание чуда.
Но вернёмся к образам, связанным с языком и письмом в этом произведении. Страница, карандаш, быль и небылица. И косые линейки — это не только чертежи, но и напоминание о детских прописях с их идеальными примерами написания и нашими стараниями повторить идеал, достичь его. Всё мягко, сказочно, тихо. Даже бумага — страница — если и шуршит, то незаметно — карандаш ведь не перо, не скрипит, не царапает. Снег же по сияющему серебру стекла пишет и вовсе бесшумно. Нарисованная поэтом картина гармонична, тем более связана с семьёй — любимой женщиной и детьми. И тихий звон слов напоминает колокольчики на новогодней ёлке. Всё сплетено, как в жизни, наполнена книга в белом переплёте, а передано это через образы книжной, языковой культуры.
С зимой, Новым годом, новым этапом жизни связана еще одна книга — календарь. Каждый её листок — чётко отмеренный отрезок нашей жизни. А ещё — возможность возврата, шанс начать с самого начала, ведь календарь — всего один год:
Шуршат листки календаря,
И каждый что-то нам приносит,
А нас тихонько переносит
От января до января.
Обратите внимание — здесь время выстраивает вертикаль, оно несёт нас вверх. Всё выше, предполагая, видимо, совершенствование идущего…
Так и идём из года в год…
Пока мы в памяти пространства,
Оно хранит к нам постоянство
Мирских и всех иных забот.
Им в каждом доме календарь
Своё диктует очертанье,
Выстраивая в этом здании
Этаж в очередной январь.
Здесь возникает тема памяти — пока что «памяти пространства», сегодняшней, наполненной делами и заботами. Сиюминутен календарь с его стремлениями дня, и мы начинаем каждый новый период в пределах рамок календаря, пока мы живы, мы внутри него. И книга повседневности предстаёт уже ограничительной рамкой, которую рано или поздно преодолевает душа, для неё ведь пределов нет.
Обычно календарь становится образом быстро пролетающего года, но в стихотворении нет ощущения скорости — листок календаря «тихонько переносит», постепенно выстраивая очередной этаж. И будто звучит за кадром фраза: «Всему своё время». Читая книгу, отметила для себя: здесь заканчивается пролог, дальше будет раскрываться смысл строк из стихотворения «Когда уходит время вспять…»:
Нас расставляет время чинно,
Чтоб о себе нам рассказать.
Страницы листают все времена года. Все они вписаны в главную книгу. И все поведением напоминают обычных людей («Но лето снова не заметит / Исчерпанность своих страниц…»). Одушевлённость природы, её явлений — тоже характерная черта лирики поэта. Как и постоянное возвращение к теме памяти, к данной нам возможности вернуться по ней в прошлое. Более того — возможности, вернувшись, пережить прошедшее заново, почувствовать новь того давнего момента. Пусть и не знаем никогда, случится ли это с нами.
Однако отматывается назад клубочек не только нашей собственной памяти, не только свои страницы суждено нам листать:
И суждено ли возвратиться
По чьей-то памяти. И вновь
В строках прочитанной страницы
Услышать прежнюю их новь.
Удивительно, но раньше встречала только мысли о том, что можно жить в чьей-то памяти, но это уже отпечаток, представление о человеке тех, кто помнит его. Здесь же по чужой памяти идёт сам человек, он возвращается к своему прошлому, к своим прочитанным страницам... Пусть даже разматывая клубочек памяти кого-то близкого. Может, того самого непогожего дня из стихотворения «Швыряет ветер пригоршни дождя…»?
Прогулки по памяти у Григория Блехмана не иллюзорны, они связаны и с любимыми местами, и с любимыми людьми:
В московских старых переулках,
Как много лет тому назад,
Звучат шаги мои негулко,
Не останавливая взгляд.
Они по памяти проходят,
Будто листают неспеша
Всё, что давно уже не в моде
И только мой замедлит шаг.
Здесь память своя, она большая, связана с разными временами, с утраченными сегодня ценностями. Но всё это дорого поэту, поэтому он медлит. А мы додумываем, читая стихотворения, возможные образы. Они даны намеком, поэтому у читателя есть право вспоминать вместе с автором, но… о своём.
В стихотворении «Уходят годы, не прощаясь…» объединены два смысла, как будто достигнута снова гармония: мы ступаем по чужой памяти, но… сами, живя в ней, не потеряв себя, раз думаем и рассуждаем, более того — нам доступна не прочитанная ещё страница:
По чьей-то памяти ступая,
Ты продолжаешься и в ней.
Чтоб с непрочитанной страницы
Услышать главные слова
Или кому-нибудь присниться
И обозначиться едва.
В этом стихотворении интересную роль играет «запятая» — знак препинания использован для обозначения «итога земного», противопоставлен точке, так как далее — за запятой — человек продолжается в памяти других людей. Путь не окончен, зато череда смыслов, прячущихся за знаками препинания, становящихся самостоятельными понятиями в стихотворениях Григория Блехмана, открыта. Слова и знаки у поэта как вехи жизненного пути. Даже слово «Был» может стать всего лишь символом перехода, не полного исчезновения, а новой поры: «Но не становится конечной / Им остановкой слово “был”».
Запятая оставляет надежду, точка — символ окончания, необходимый, но иногда очень печальный. На переплетении точек и запятых построено стихотворение об отношениях… с музой? С любимой?
Ты оставила мне запятую,
Чтобы я пробивался во фразу,
И, чтоб время не тратил впустую,
Выдвигала условия сразу.
А в резерве оставила точку,
Чтоб не выскочил с маху за строчку…
Многоточие — что может быть длиннее? И вот оно появляется в пожелании Вячеславу Ложко:
Спасибо тебе, поседевший поэт,
За ход твоих мыслей и строй твоих строчек.
Желаю тебе многоточия лет.
И образов ярких без пауз и точек.
Точка. Отношения с этим знаком у поэта сложные. Творчество, духовный поиск не предполагают окончательности. Поэтому так ценны отношения с близкими, друзьями, в которых никто не ставит точки, и как же трудно даются точки самому:
Я узнал тебя по первой строчке
Твоего из юных лет письма,
Потому что мы не ставим точки,
Где не ставит фраза их сама…
***
Друзья уходят в одиночку
И парами. И день за днём.
И я не в силах ставить точки
В их бесконечности проём.
И всё же в какой-то мере мы подвластны знакам препинания. Может быть, они нужны, чтобы легче было другим? После нас? И незаполненные прочерки заполнят другие? Иначе где же они будут писать, если не останется места? А ведь через знаки и прочерки с нами говорит Время…
Время — след без знаков препинаний.
Эти знаки только лишь в себе.
Не сумел прожить без опозданий —
Вот и носишь прочерки в судьбе.
………………
В чём причины этих препинаний,
И зачем, порой, их виден след…
Ведь того, кто жил без опозданий,
Говорят, в природе вовсе нет.
Начав с отдельных знаков, с того, как строятся фразы и где они пишутся, мы дошли до вопросов смысла жизни и предназначения поэта и поэзии. До взаимосвязей природы и человеческой души. И снова вернулись к знакам как способу выражения сокровенных смыслов. Круг замкнулся. Да и могло ли быть иначе, если говоришь о лирике Григория Блехмана?
Нет однозначности ни в самой жизни, ни в смыслах, которыми мы её наполняем, ни в тех знаках, которыми выражаем смыслы. Главное, поэт сумел найти гармонию знаков и смыслов. Трепетное отношение к каждому слову, используемой цитате, к фразам и… подстрочнику делает поэзию Григория Исааковича Блехмана не только понятной, нужной, но и очень красивой, стихи запоминаются, их даже не надо учить наизусть, они остаются и в нужную минуту приходят и напоминают о той мысли, которая поможет именно сейчас. Я знаю это точно, потому что сборник «Живёшь, свою книгу листая» уже не раз служил мне томиком в дорогу.
|
|
