Елена ГОРОДЕЦКАЯ (Оренбург)
|
Ужин наедине с собой Попытаться объяснить, что такое одиночество, то же самое, если безногий попытается объяснить, каково ему. Пусть у тебя много друзей, отличные коллеги, родственники... Но если ты живешь один, тебе не избежать одиночества. Ты можешь не ощущать его утром и днем, но вечером оно обязательно настигнет тебя, как только переступишь порог дома. И хорошо, если тебя ждет кошка или собака: понимаешь, что хотя бы кому-то нужен. Ты еще дверь открываешь, а твоя кошка уже сидит и ждет тебя. И, конечно же, она сначала делает вид, что совсем не ждала и у нее своих дел полно, показывает свое безразличие, но все же начинает искренне радоваться твоему приходу: трется о ноги, выпускает и сжимает коготочки, ложится и вся выворачивается, ждет, когда возьмешь на руки. Ты берешь ее, а она обнюхивает тебя и твое лицо, замерев возле рта: вдруг ты что-то вкусненькое без нее съел, пока где-то ходил весь день. Она начинает мурчать, тереться о щеки, пока не потекут слюни от удовольствия. Только такой любви хватает минут на десять, а потом у нее свои дела, игрушки, мячики. И ты вновь остаешься наедине с самим собой. Гробовая тишина настигает тебя в любом случае и от нее не убежать. Одиночество с тобой рядом даже на работе. Просто там дневные звуки заглушают. Дома же ты включаешь телевизор, музыку. Для фона. Лишь бы не слушать тишину. Ты проходишь на кухню, чтобы приготовить себе ужин. Достаешь картошку, аккуратно срезаешь с нее кожуру, нарезаешь дольками и ставишь жарить. Пока она шипит в сковороде под закрытой крышкой, достаешь маринованные огурчики и грибочки. Все выкладываешь в отдельные блюдца: соленые рыжики режешь и заправляешь сметаной, настоящей деревенской, в опята добавляешь подсолнечное масло, огурчики режешь небольшими кусочками. Поджаренную до золотистой корочки картошечку периодически перемешиваешь, чтобы не пригорела. Обязательно пробуешь горячие, но безумно вкусные зажаренные кусочки картошки, а самые толстые иногда разламываешь ложкой, чтобы понять, мягкие они или еще твердые. Когда картошечка приготовится, выливаешь в нее почти полбанки деревенских сливок. Самое главное при этом не забыть убрать сковороду с плиты, иначе сметана моментально превратится в масло и не получится наивкуснейшей картошки в сливках. Быстро перемешиваешь и ставишь на стол прямо в сковородке. Ужин для тебя - редкое явление. Чаще обходишься легким вечерним перекусом. Если бы готовить для кого-то, то это другое дело. А себе... Одному даже и есть не всегда хочется. Хотя иногда душа требует праздника, и ты устраиваешь вот такие вечера. За ужином, уплетая картошечку, огурчики, грибочки, закусывая хлебом, ты не перестаешь думать. Именно в такие моменты понимаешь, почему всегда приглашаешь друзей и коллег в гости. Только эти встречи редки: семьи, дела, проблемы, - с возрастом список увеличивается, почему нельзя лишний раз встретиться. И когда они приходят, ты молчишь и просто их слушаешь, потому что очень трудно каждый вечер слушать одну тишину. А вечерние телефонные разговоры и общение по интернету никогда не заменят настоящего человеческого тепла. Иногда тебе звонят замужние подруги и женатые друзья, которые жалуются на мужей и жен, на озорующих детей, на вечный шум в доме. Ты слушаешь и думаешь. Что они не понимают своего счастья. Что ты многое можешь отдать хотя бы за часть того, что есть у них. Они говорят, как хотят побыть в тишине, как хочется сбежать от семьи, чтобы отдохнуть от них. А ты-то как никто другой знаешь, что значит быть в тишине и как хочется от нее спрятаться. После ужина ты спешишь лечь спать, объясняя себе это тем, что не высыпаешься и устаешь на работе. На самом деле, так ты убегаешь от одиночества, которое живет с тобой по соседству. Ты прячешься от него в сон, в мечты, в фильмы и книги. Но оно не уходит, оно всегда рядом. Смотрит с тобой фильм, слушает с тобой музыку, читает с тобой книгу или ложится с тобой в постель. Оно здесь. Ты его слышишь и ощущаешь.
Мне было лет пять, наверное. Наша семья жила без машины, поэтому во всех поездках мы падали на хвост к родственникам, которые имели автомобили. В тот день мы ждали, когда за нами заедут, чтобы ехать в деревню к бабушке. Меня как старшую одевали первой: колготки, гамаши, маечка, платье, теплая кофта, шарф, шапка, куртка, варежки, сапоги — мама всегда старалась, чтоб нам было тепло. Я сразу выскочила на улицу. На дворе стояла ранняя весна: снега еще было достаточно, хотя он уже вовсю таял. Луж было так много, что я испугалась не успеть все их измерить до приезда машины. Со двора я не уходила, но мне их и здесь хватало. Когда я услышала гул подъехавшей машины, поторопившись, потеряла равновесие, и одна моя нога неожиданно по колено провалилась под лед. Пока я пыталась вытащить эту ногу, под второй лед тоже провалился. Было неприятно и холодно. Ноги из-подо льда вытаскивать было очень сложно, к тому же я снова и снова уходила под воду: лед крошился под каждым моим шагом. Хорошо, что куртка короткая, чуть ниже пояса, иначе и ее бы намочила. Через несколько шагов я ощутила землю выше: будто бы из ямы вылезла. Идти стало проще. Выбравшись, почувствовала, как мне стыдно. Понимала, что нагоняя не избежать. Сестренка выходила, а тетя заходила в дом за мамой, когда я с понурой головой подошла к двери. Растолкав столпившихся у входа, я увидела, что мама надевает пальто. - Мааам, - осторожно с дрожью в голосе протянула я, опустив глаза в пол: посмотреть маме в лицо мне не хватило смелости. Взглянув на меня, она сначала опешила и несколько секунд пыталась собраться с мыслями. - Ты что натворила? Ты куда залезла?! - закричала на меня мама. Закрыв лицо руками, я заплакала. - Я... я... не... хотела... Я... я не специально... Я... не... знала... - Всхлипывая, приговаривала я, когда она меня буквально вытряхивала из мокрых вещей. - Не знала она! А что ты знала?! Отец еще осенью выкопал яму под фундамент для гаража! Зачем ты вообще туда полезла?! На кой только черт ты туда поперлась! - Мне было просто до жути обидно, что мама не хочет меня понять. Она с силой и очень быстро натягивала на меня другие колготки, другие гамаши, другие теплые носки. Обувать пришлось зимние сапоги. Всю дорогу в деревню я молчала и хлюпала. Не отвечала даже на вопросы, которые мне задавали. А они почти все касались моего «путешествия» по лужам за домом. По моим щекам текли слезы. У бабушки я легла на кровать и, отвернувшись к стене, плакала и шмыгала носом. От обиды. Уже поздно вечером мама сказала, что это должно послужить мне уроком на будущее. Я успокоилась, но больше никогда не порывалась измерять лужи, потому что при их виде я всегда вспоминала тот день и ту обиду, что осталась жить в сердце.
Эта история вспомнилась мне по дороге в родительский дом. Прошло двадцать лет, и теперь я посмотрела на всю ситуацию глазами мамы. С порога я вывалила на нее все, что вспомнила, но мама смотрела на меня непонимающими глазами и лишь повторяла: - Я этого не помню! Вечер прошел как обычно: баня, ужин и вечерние посиделки за разговорами. Ведь теперь нам удается видеться раз в две-три недели и никак не чаще. Обычно в бане я немного греюсь на полкЕ и жду папу, который приходит напарить меня заранее приготовленным веником. В такие моменты он меня не жалеет: из бани я выхожу краснее рака. Летом во дворе, а зимой дома он встречает меня с уже приготовленным стаканом пива и почищенной сушеной рыбкой. Выпив пива, можно прилечь на диван и немного отдышаться, в то время пока он моется в бане. Мама купаться всегда ходит последней: не переносит жару, поэтому открывает все двери, чтобы жар вышел. Во время этого папа отдыхает после бани, я накрываю на стол то, что мама уже приготовила. А это всегда что-то вкусненькое: жаренная курица с картошкой, бешбармак, манты, блинчики, пироги... Когда стол накрыт, заходит мама, как обычно босиком, будь то зима или лето. - Мама! Сколько раз тебе говорить! - Приношу носки, заставляю сесть на стул и самостоятельно ей их надеваю: она и так еле ходит — ноги совсем никуда стали. Папа зовет меня намазать его больную спину и сделать массаж, а я предлагаю сначала поужинать, а потом уже заниматься всем остальным. Вечер пролетает моментально быстро. Спать ложусь под бочком у мамы, чтобы вновь почувствовать себя маленькой девочкой, обижающейся на нее по пустякам...
- Мам, мы расписались. Теперь ты со мной будешь разговаривать? Можно заканчивать играть в молчанку. - А дети? - Завтра всех усыновлю. - Ну слава богу. Квартиру получили? - Почти. Она еще строится в новом доме. Как достроится, делаем ремонт и переезжаем. - Виталик, я тебя очень прошу, не делай больше ничего подобного, я этого не переживу. - Хорошо. Сегодня вечером ждем тебя в гости. Друзья придут, немного отметим воссоединение семьи.
- Проходите, гости дорогие, - Люба сделала подобие реверанса, приглашая Андреевых и Кузьминых к столу, пока еще в однокомнатной квартире. – Скоро нам будет просторнее, а пока довольствуйтесь тем, что имеем. - Сейчас пиццы и роллы привезут. Пиво уже можно открыть, думаю, - поддержал новоиспеченную жену Виталий Дмитриевич. - Предлагаю тост, - начал Артем Кузьмин, когда пиво было уже в бокалах. – За большую семью Чуйковских! Желаю вам расти и процветать! – Артем залпом осушил бокал. – А теперь расскажите, пожалуйста, как вам это удалось? - Надо признаться, сам бы я до этого никогда б не додумался, - Виталий работал заместителем начальника городского управления молодежной политики. – Это мне предложил Андрей Петрович. Вызвал меня однажды, Люба тогда была сыном беременна, и говорит, чего вы ютитесь в однушке… - В дверь позвонили. – О! Роллы! - Я открою. Рассказывай. - Люба отправилась получать заказ. - И вот. Я не знал, как это устроить. С моей-то зарплатой… Но Андрей Петрович, как оказалось, все продумал. Он же давно занимается субсидиями для молодых семей. И за очередью сам всегда следит. Он тогда объяснил, что матерям-одиночкам деньги получить проще. Я даже не сразу понял, к чему он клонит. Когда он мне сказал, что нужно развестись, я обалдел. Говорю, жену люблю, детей тем более, бросать их не собираюсь ни под каким предлогом. Он пояснил, что это только формально. Что мне от них даже уходить не придется. - Раздвиньте бокалы, пожалуйста, - в комнату вошла Люба с пиццами. – Давайте растащим по тарелкам, а коробки я отнесу. Там роллы еще. - Мы оформили развод. Даже суд был! Так меня и отцовских прав лишили. Об этом никто и не знал, только родители. Мама вон со мной даже разговаривать перестала. Целый год словом не обмолвилась! – Люба тем временем расставляла на столе разных видов роллы, раскладывала вассаби, разливала соевый соус, раздавала палочки. - Да потому что вы как хотите, так и живите, но зачем детей в это впутывать?! – Возмутилась мама, входя в комнату. - О! Мама! – Виталий подбежал к матери. – Давай вот сюда. – Он отодвинул стул и помог ей присесть за стол. – Понимаешь, если бы мы просто развелись, по закону я бы должен был выплачивать алименты. А с моей официальной зарплатой, Люба может не работать и легко содержать себя и четверых детей. А нам нужно было обмануть закон, чтобы на халяву расширить жилплощадь. - Слава богу, что все закончилось. - Продолжай, что там дальше-то было? – Внимательнее всех слушала Маша Андреева, будто брала на заметку, как бы провернуть подобную аферу. - Дальше уже дело техники. Она – мать-одиночка. Собрала бумаги, подтверждающие, что у нее трое детей, четвертым на сносях, что ни мужа, ни отца детей, никакой поддержки – декрет, однокомнатная квартира, официально без работы… Встала на очередь, в которой сразу же оказалась четвертой по списку: таких было еще несколько – одна с пятью детьми и две по четверо. И вот, через год, она получила субсидию на расширение жилья, оформила ее как первоначальный взнос ипотеки. Когда получит трешку в строящемся доме, эту квартиру продает и гасит ипотеку. - Квартиры обе ее, получается? - Конечно. Я бомж. Прописан у матери в квартире и никакого отношения к ее жилью не имею, - Виталий Дмитриевич довольно улыбался. - Будешь плохо себя вести, выгоню! – смеялась его жена. – И на детей ты никаких прав не имеешь! Остаток вечера прошел под эгидой шуток на тему матерей-одиночек и одиноких мужчин, которым детей не доверяют.
Утром Виталий отправился в ЗАГС восстанавливать права отцовства. - Вы не можете восстановить права на детей. Вас суд лишил отцовства, поэтому и восстановить может только суд. И только в том случае, если Вы докажете, что бросили пить, интересуетесь жизнью детей. Суд должен понимать, что Вы исправились и что в Вашей жизни больше нет того, за что Вас лишили отцовства. - А четвертого я могу признать без суда? Жена родила, когда мы были в разводе. - С этим проще, но нужно, чтобы она написала заявление на установление отцовства. По возможности нужно доказать, что именно Вы отец ребенка. Сделайте на всякий случай ДНК-анализ на отцовство. Он, может быть, и не понадобиться, но лучше, чтобы он был. И если это будет доказано, то останется лишь оформить официальные документы. Виталий Дмитриевич ничего не сказал Любе. Сам же это предложил, значит сам должен решить все проблемы по восстановлению отцовства. Заявление она написать успеет, а сейчас надо анализы сдать, чтобы идти уже с ними. В день икс он пришел за результатами, открыл конверт и увидел странные цифры. - Что это значит? – спросил он у лаборанта. - Вы не отец ребенка. - Как это? - Это у жены спросите. Думаю, ей это должно быть известно.
|
||||
|
||||
| Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
||||
|
|
||||
|
||||
