|
ЗА ПОЛЕМ ЖИЗНИ - ЖИЗНЬ
А за полем есть жизнь,
Только вечная.
Там камыш и вода -
Не случайные.
Там закат хохломой,
Сны беспечные
И душа там не рвётся
Отчаянно.
Ты на поле за мной
Теми тропами
Не ходи по пятам -
Волчцы-тернии.
Проросло жизни поле
Хворобами,
Вместо злаков - лишь зло
Сожаления.
Мне б до края дойти
И взмахнуть рукой -
Ветер дунет, я ввысь
Одуванчиком.
Где камыш и вода,
Я стою босой.
И звенит колокольчик
Заманчиво.
ГРАНАТ
Гранат, словно сардис в твоей ладони,
Так радует взор отшлифованной гранью.
Он будто рождает простую надежду
На лучшую долю, чем рок Персефоны.
На то, что не вечно томиться в аиде,
и встреча возможна у дерева жизни.
Гранат, словно сардис в твоей ладони,
Наводит на мысль о присутствии тайны,
И кажется, словно она всем открыта
в своей красоте - на холстах Боттичелли.
Рассыпанный сардис в твоей ладони,
Играет в лучах переливом порфира,
Ты мне подари эту пригоршню зёрен,
Чтоб сердце питала простая надежда.
Раздавленный сардис в Его ладонях,
Истёк красным потом и Воскресением.
Туда, где покоился череп Адама,
К Престолу Отца, у подножия Голгофы.
ЗАЖИГАЙТЕ В ДОМАХ ЛАМПАДЫ
Зажигайте в домах лампады,
Пусть горят в темноте ночной,
Чтобы путники знали - им рады
Предоставить сон и покой.
Зажигайте, не сомневаясь.
Свет лампады - союзник надежд.
Их лучами не раз согревались
Души самых упрямых невежд
Пусть горят перед Образом Светлым,
Как свидетельство тихой тоски
По Тому, Кто сияньем бессмертным
Светит, нашим грехам вопреки
Так оставим пустые разлады
И тогда лишь сумеем понять,
Как любовь, словно свет от лампады,
Друг у друга в сердцах зажигать!
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Парение в густом морозном эфире.
Падение под лязг ледяного доспеха.
Туда, где по грани, застывшей, сапфира,
Коньками скользит эхо детского смеха.
Сечёные льдинки в свободном полёте
Алмазною пылью ветрами гонимы,
Заснут до весны в ледяном пререплёте,
Чей кованный контур – перо Херувима.
Небесный покров дмит зернистым офортом,
Луна как травлёная сталь серебрится
И в сердце зимы по замёршим аортам,
Холодным потоком сиянье струится.
Весь воздух наполнен волнующей дрожью.
Пунктир горизонта изломан кустами.
К нему по заснеженному, по бездорожью,
Загадка змеится двумя колеями.
И ветер в сосульках как звучная лира
Сквозь шапку из тонкого меха сочится.
И где-то по грани, застывшей, сапфира,
Смех детского счастья скользит и кружится.
ТЫ ЗАКАЖЕШЬ ПО МНЕ ЛИТИЮ
Ты закажешь по мне литию
В день, когда поспевают яблоки.
И в саду, что на ближнем краю,
Эти яблоки будут сладкими.
В день, когда не открою дверь,
Тень грозы на окно опустится.
Заскулит калитка, как зверь,
И не пустит в мой домой распутицу.
А потом будут снег и лёд,
Треск печи в пику зимней вьюге.
Горьковатым окажется мёд
Из цветов, что растут на юге.
Увлечёт память прежних лет
В дни, когда после вечной стужи,
Веру в жизнь согревал рассвет
Отражением в чистой луже.
Ну а там уж рукой подать
До прогулок с тобой в летней чаще.
Встану рядом, скажу: "Благодать!"
Ты шепнёшь: "Приходи почаще..."
КРЕСТНЫЙ ПУТЬ
Звуки, звуки до боли знакомые,
Точно для пущей муки, выкрутив руки
Человека вели, зная наперёд каков исход
И ковалась брусчатка подковами:
- "Битый - небитого - несёт!"
- "Битый - небитого - несёт!"
Кричал народ:
- "Да, кто ж так падает, кто так встаёт?!"
- "Ему давали пить, так ведь не пьёт!"
- "Ему б солгать чтоб жить, так ведь не врёт!"
- "Каков урод!"
- "Ну ничего, тут поворот и до холма,
а там растянут так, что пыл уймёт!"
И пыль взойдёт
Прям до небес, наступит тьма
И Он умрёт.
Но то потом, сейчас грядёт.
И взгляд Его дрожит струной,
Живой кричащею струной,
Для Той, что молча за толпой
Идёт.
"Не плачь родная, всё это пройдёт!"
Глотая пыльный воздух дрогнет рот
"Иной наступит день, иной рассвет
Взойдёт, на сердце у людей, слезы упавшей, плод.
И в третий день Твой Сын к Тебе придёт!
Теперь пойдём, народ уж ждёт."
ВЫСТРЕЛ В ВЕЧНОСТЬ
Время взведённым курком снова выстрелит в вечность
Тихо споёт кроткий инок - "блаженный покой",
Хлынет из тлёна живая стихия в беспечность,
Только бы выстрел на вылет, а не холостой.
Может тогда мне поведают кто я такое
И отчего непрестанно чинился разбой?
В тёмных глубинах души, где аукал людское,
Я в эти шахты частенько спускался в забой.
Где-то на ощупь, а где-то при свете лампады
Вновь натыкался на двери исходных начал.
В келье монаха мне были безудержно рады,
В грязном притоне на ухо враг матом кричал.
"Что ты добыл или что наработал трудяга?"
С горькой иронией спросишь себя у черты.
К тесным вратам даже самый запойный бродяга
Станет вперёд твоей "милости" за пол версты.
Ты помолись неспеша у резного кивота,
В миг когда в сердце вольётся безмолвный призыв.
Чтобы за гранью, вместо петли эшафота,
Нас бы простили, святою любовью покрыв.
В СЫТЬ СЫРУЮ, ПО ПЕРВОЙ РОСЕ...
В сыть сырую, по первой росе,
Лягут сумерки серою прядью.
Заплетёт в своей русой косе
Их заря, под небесною гладью.
Тихо ступит на чёрный ковыль
Серебрённая сонная дымка,
Разметав придорожную пыль,
Вдруг исчезнет, мираж-невидимка.
И погонит в забвенную даль
Этих дней мимолётных мгновенье.
Будто тенью сквозь тусклый хрусталь,
Пронесётся былое виденье.
Словно не было этих полей,
Не ласкал тёплый ветер по коже,
И в ночи деревенских огней,
И меня словно не было тоже...
Но мне чудилось, в свете луны,
Белой ратью на старом погосте
Расцвели прошлогодней весны,
В жизнь иную, трухлявые кости.
ЗВОН МЕДНОГО ОБОЛА
«Человек, дай мне медный обол — призывает Господь, —
и Я отсыплю тебе тысячу талантов золота!
Но только дай мне твой медный обол!».
(прп. Варсонофий Великий)
"Да, брат, последние настали времена
Поверь рассказу честного бродяги.
Я видел, как в питейной сатана
Попа поил из филигранной фляги.
Ты мнишь, что вздор и пьян был я? Изволь,
Но я продолжу про того халдея!
Не видывала разбитная голь
Такого брандахлыста, фарисея!
Урезать муху всяк мастак, старо,
А вот кутить иное брат искусство.
Такое там творилось болеро,
Что право слово, без купюр, беспутство.
А утром срам и задушевный вой,
Не проще ли таких топить в пучине?
Хотя пожалуй, то решит запой.
И поделом такой расклад ему, скотине!"
"Я вижу путник ты красноречив,
Но скор на суд и лёгок на расправу
На это дело наш народ ретив -
Всё обратит в публичную забаву.
Знавал и я служащих алтаря
Чьи руки - в кровь истёртая щепоть
Им каждому досталася своя
Изжаленная, раненая плоть.
И ты не слышал в зыбкой тишине
Как мрамор освящённого Престола
Звенел от слёз разлитых по стране
Упавшим звуком медного обола."
|
ХОТЬ ШАРОМ ПОКАТИ МОРОЗНЫМ
Хоть шаром покати морозным
По замёрзшей вокруг земле,
Не видать под навесом звёздным,
Что сокрыто в ночной золе:
Кряжи гор, да родные веси,
Зябь полей и угрюмый лес.
Воздух полнят густые взвеси
Плотной тканью седых завес.
Только ветер широким махом
О стекло загустевших вод
Разбивает холодным прахом
Отколовшийся небосвод.
И в потоке густого снега -
Серых пятен косая рябь
Это Альфа и Омега
Вновь разверз ледяную хлябь.
Я стою посреди дороги
И не силюсь взглянуть назад.
Будто вестник чужой тревоги
Полоснул тишину набат.
Или то искушает вьюга
Задремавшего звонаря?
Иль окликнула грусть-подруга
У разбитого фонаря?
БРАТ
"Когда приблизился к дому, услышал пение и ликование;
и, призвав одного из слуг, спросил: «что это такое?»
Он сказал ему: «брат твой пришел...»
(Лк. 15:25-27)
"Иссиня! Иссиня!" - Зычно птица кричит.
А в сенях, а в сенях, сердце грузно молчит
"В небо синь! В небо синь!" - звонких нот хоровод
Разлетается ввысь от древесных колод.
Этой песней и ты залети за порог.
Если сделаешь шаг, то усвоишь урок.
Из далёких краёв брат вернулся домой.
Слышишь? Ради него жизнь ведут на убой.
Будет праздник и пир из заколотых мяс.
Даже старый отец резво бросится в пляс.
В окружение семьи и надёжных друзей
Молодого вина себе в чашу налей,
Но бери только то, что из новых мехов,
Чтобы впредь не цедить память ветхих грехов.
От чего же ты бледен и будто бы зол?
Как свидетель, заставший чужой произвол.
Это зависть, мой друг, и мещанская спесь.
Что скрывалось от глаз - обнаружилось днесь.
Непутёвого Брата обнять поспеши,
И обрящешь покой на просторах души.
Сей мотив повторяется тысячи лет
Покаянным примером духовных побед,
Упраздняя желанье ударить поддых
Оступившихся братьев - родных и чужих.
ПОПУТЧИК
Литую сталь сковали в полотно
И научились извлекать такие звуки,
Что кажется отнюдь немудрено,
Заслышав их уснуть, под перестуки.
Чарующий двухтактный метроном
Материю души со знанием дела
Умеет ворошить почти тайком,
Нисколечко не потревожив тела.
И вторят тем ударам в унисон
В купе сердца уставших незнакомцев.
В осенней тьме становится вагон
Живым пунктиром блекнущих оконцев.
Приглушен свет, хотя никто не спит,
И ложечка звенит в пустом стакане.
Похоже, совесть ставит мне на вид
Початый груз во внутреннем кармане.
Локомотив летит на всех парах!
Попутчик резок и немногословен.
Но всё читается в задумчивых глазах,
Как если бы он в чём-то был виновен.
Однажды мы доедем, Человек,
Туда, где встретят лебедь, рак и щука.
И вереницей ломовых телег
Потянем скарб увесистого вьюка -
Обид и осуждения друг друга.
***
"Не так ли и ты, Русь, что бойкая
необгонимая тройка несешься?
Русь, куда ж несешься ты?
дай ответ. Не дает ответа..."
(Гоголь Н.В)
Ты прославлена, кажется, всеми,
Бесконечно родная земля!
Как проросшее доброе семя
Золотит зерновые поля,
Так сверкают в сечённом граните
Имена твоих преданных чад,
Так сияют, как солнце в зените,
Те дела, что за них говорят:
От сохи да истёртого плуга
До пера и тугого смычка,
От улыбки спасённого друга
До слезы после водки глотка.
Ты прославлена верой, надеждой
И служением разных чинов,
И порфирой, и светской одеждой
Тех, кто верен до смертных оков.
Ты прославлена, кажется, всеми,
Бесконечно родная земля...
Тройка-Русь, ухвачусь ли за стремя
Иль свой путь совершишь без меня?
Не увижу ль широких просторов,
Где венчаются грусть и покой,
Где весна в разноцветных узорах
Расстилает свой новый покрой?
Знай, что не был твоим дезертиром,
Что служу на своём рубеже
Копием и злачённым потиром
На отмеренной Богом меже.
Пусть не славой покрыт, не мундиром,
Но в твоих одиноких степях
Я готов упокоится с миром
Отдавая последнее - прах.
КТО КОГО?
Скрипит перо по белому листу...
Всё связано законом в этом мире,
Ведь для того, чтоб ты писал тщету,
Живое древо предано секире.
Ну хорошо, положим, не тщету,
А пенистый поток глубоких мыслей
И узких строк взрывая тесноту,
Выискиваешь те, что "поцветистей".
В лихом задоре творческих потуг,
По-щегольски дописывая фразу,
Твоя ошибка в том, мой милый друг,
Что хочется тебе всего и сразу.
Под спудом этим не забронзовей
Категоричностью витиеватых «истин».
Седой, избитой рифмы корифей,
Суду общественности станет ненавистен.
А вся беда бывает оттого,
Что выразил вопрос людского гласа:
"Тут не понять кто оседлал кого -
Пегас Поэта, иль Поэт Пегаса?"
КОЗОДОЙ
Оставалось только лишь украдкой
В час погожий, в предзакатный час
Наблюдать, как властною повадкой
Выступая, статен, седовлас -
Вечер, ширил сумрачный окрас.
Свет дневной покрыв широкой дланью
Звёздные лампады затеплив,
Облака скроив воздушной тканью
Ветром гнал серебряный прилив,
Воссоздав таинственный мотив.
И предвосхищая на мгновенье
Солнца завершающий аккорд,
В тихой роще зачиналось пенье
Средь листвы густых древесных хорд
Звук парил, раскатист и простёрт.
В тех местах жил издавна лесничий,
Был он стар и боле не у дел.
Но имел от юности обычай
В миг, когда простор отбагровел,
Слушать сонный скрип древесных тел.
И гуляя поздно под луною,
Полон жизни и душевных сил,
Слыша, как божественной струною
В переливах лес заголосил,
Он, приметив нечто, вопросил:
"В стороне бесчисленного сонма,
Одаль голосистых, важных птиц,
Будто опасаясь злого шторма,
Прячась среди сладких медуниц,
Отчего поверг ты лик свой ниц?"
"Оттого, что я теперь стыжуся,
Груб и неказист, я - козодой!
Мог бы петь, да лучше слушать гуся:
Жабою урчу, хриплю пилой..."
Старец улыбнувшись молвил: "Пой!"
ТЕНЬ МОТЫЛЬКА
Тень мотылька в хрустальной скрыта банке,
Томима памятью о молодых полях,
О тёплых днях и птицах-звонарях,
Слетевшихся к весенней перебранке,
И о дождях, секущихся впотьмах
Лучами ламп на дальнем полустанке.
Тень мотылька… Беззвучна дрожь крыла,
Движеньем невесомым хлада тонка,
Не потревожит, не ударит звонко
Тупой изгиб прозрачного стекла,
Но вопросит с надеждою ребёнка
Ту твердь, что так незримо облекла:
"Что если б явью стали сон и быль
В ответ на бессловесную поруку
Не почитать за пагубу и скуку
Среди житейских вод внезапный штиль
И не подобить слов пустому звуку,
Сжигая дни как тлеющий фитиль?
Возможно ль это и какой рукой
Незримых уз отнимутся прещенья
И в направлении свободного парения
Начнётся долгожданный путь домой
Сквозь тишину холодного забвенья
Где примет новый бой былой изгой.
Возможно ль это и какой рукой?"
Внимал он сам себе, и взгляд немой,
Стремясь вовне, не находил покой.
Вот если б Некто, проливая свет,
позволил обрести как дар свободу,
Как если б кто живительную воду
Возлил на лепестков увядший цвет
И, воскресив, благословил вослед:
"Ну что ж, лети, двукрылый силуэт,
Поведай на страницах этой книги,
Какие тяготят тебя вериги,
Отлитые в горниле прежних бед,
И станут ли житейские интриги
Причиною падений и побед?"
|
