С О Ю З П И С А Т Е Л Е Й Р О С С И И Москва, Комсомольский проспект, 13 тел. 246-75-65 Председателю Курского отделения Уважаемый Николай Иванович! Сердечно поздравляем Вас – известного русского писателя и издателя, истинного лидера одной из наиболее значительных региональных писательских организаций России – с 70-летием со дня рождения! Весь Ваш творческий и жизненный путь – это самоотверженное служение родному Курскому краю, его замечательным людям и русской литературе. Вы начали свою трудовую деятельность учителем в сельской школе, но Ваша беспокойная гражданская позиция сначала навсегда превратила Вас в общественного деятеля, а затем и позволила добиться значительных успехов на трудном поприще журналистики. Но Вы, Николай Иванович, для нас дороги прежде всего как мастер художественного слова, как автор замечательных книг «Деревянное ожерелье свободы», «Кровные братья», «Озерки», «Чужая родня», «Тимошка прилетел!», «Дуб-семицвет», «Неторенной дорогой», «Сила неодолимая», «Домовой» и др., как продолжатель высоких традиций русской литературы. Особой нашей благодарности заслуживает и Ваша издательская деятельность, позволившая Курской организации войти в число самых издаваемых даже и в нынешнее неблагоприятное для русской книги время. Дорогой Николай Иванович! В свой юбилей примите от нас самые сердечные поздравления! Желаем Вам богатырского здоровья, благополучия и удачи во всех Ваших делах! Председатель правления |
|
|
Старший брат К 70-летию Николая Ивановича Гребнева
Он всё обживает. Обжить – значит одомашнить, приблизить к сердцу. Как это начиналось в далёком конышёвском детстве: центр мира находился в родительском доме в селе Черничено, заселённом, как водилось в послевоенной деревне, большим количеством детей. Николай, старший из них, считай - был командиром взвода. Там, в деревенской учительской семье, у него на всю жизнь вызрели и отстоялись чувства и навыки верховода и попечителя младших, ответственность за свои поступки. Его отец задал ему и свою загадку. В школе после войны плохо было с учебниками. Отец саморучно изготовил пособия по главным предметам, цветными карандашами раскрасил иллюстрации – до сих пор цвета не поблёкли, не размазались. Видны в этих картинках и кропотливость и тонкое мастерство, выдающие в авторе творческое начало и широкий кругозор. Вот эта творческая компонента личности и передалась по наследству Николаю. До сих пор стремится он расшифровать дневниковые заметки отца, разглядывает его рисунки, должно быть - хочет их расколдовать, как мексиканские иероглифы, выявить их жертвенный смысл и постичь их подлинное значение. …Скоро двадцать лет, как мы знакомы. В первую нашу встречу он оценивающе оглядел меня из глубины чёрного кожаного редакторского кресла: «Пока нет для тебя работы». Сидел в кресле плотного сложения мужичина (про таких говорят: идёт по коридору - и стены гнутся), с округлым открытым русским лицом, аккуратно зачёсывал назад седевшие густые волосы, посматривал на меня голубыми глазами. Он казался довольным положением своих дел. Тем, кто мало его знал, и невдомёк было, что, пока он сидит сию минуту в кресле, то обязательно наищет какой-нибудь новый хомут на свою шею. И поступить иначе не может вследствие особенностей личности, из беспокойства от безделья, по «причине» вообще всей деятельной своей натуры, в область влияния которой многим довелось попасть. А время было злое, беспощадное к таланту. Финансирование приложений сокращалось, мало помогала и подписка. Часть приложений постепенно угасла, часть жива до сих пор. Среди них и «Толока», возникшая взамен скончавшегося от безденежья литературного альманаха «Порубежье». Возникшая как литературное приложение к «Славянке», на восьми страничках формата А4, с некогда обязательной вкладкой расписания телепрограмм, а ныне собранная в «толстый» журнал, в котором курские литераторы нашли, наконец, свой приют. Было издано несколько совместных номеров «Славянки», однако заложенная в её концепцию идея сближения, объединения народов тогда же и дала неявную трещину не по нашей вине. Позорная линия отщепенства от русского мира породила теперь обильную поросль цинизма и предательства на земле умытой кровью юго-восточной окраины. Примечателен сам идейный размах деятельности Николая Ивановича Гребнева – сближать народы. И если уж с государствами не получилось, то город и область – тоже не мелкий масштаб. И вот опять созревает у Гребнева новый проект – скажем, издание детского экологического ежемесячника – и журналисты побежали во все уезды области собирать материалы, - наборщики набирают, верстальщики верстают, корректоры вычитывают… Происходит новое обживание, одомашнивание. Все в небольшом редакционном коллективе творческих людей при деле – и даже собаки у него посуду моют. Многое дала мне эта свобода. Старался сделать каждый номер «Толоки» разнообразным, интересным, писал публицистику, объёмные очерки о людях – жанр, неведомо куда исчезнувший со страниц отечественной прессы. Даже фельетоны пробовал писать – и оказалось, что для фельетона в современной журналистике сохранились информационный повод и своя ниша. Сам не заметил, как насобиралась книга эссеистики, литературоведческих статей, очерков, которая была балована премиями в Курске, замечена московской критикой. Благодарен Николаю Ивановичу Гребневу до сих пор за его доверие, породившее ощущение плодотворной внутренней свободы. Написал «почти», потому что случались и недосмотры. Как-то попросили в солидной курской редакции подверстать небольшой материал, а там бывшая кнопка-школьница, освоившая ремесло верстальщицы на подготовительных курсах в редакции «Славянки», отрезала: «Моё время дорого стоит». Её слова Николай Иванович повторял с едва заметным сарказмом, но за ним сквозила и грусть. Чего-то не заметил он раньше в своём доме - и вот его ребёнок стал проказничать, заноситься. По итогам литературной деятельности собрал он «отчётный» трёхтомничек своих публикаций. По ним можно составить суждение о диапазоне его журналистских и литераторских возможностей. Не чуждался он публицистики, писал очерки о необычных историях, случившихся с людьми, заметки, репортажи, интервью, предисловия к книгам. Необратимо, в какой-то скрытый момент, художественный очерк стал превращаться в рассказ. Когда творческим усилием преодолевается «прямая» правда жизни и «включается» преображающая мир радуга воображения. Тогда-то и родился прозаик Николай Гребнев. Когда из рук Владимира Деткова выпал председательский жезл, нужно было найти человека, готового к изнуряюще-вязкой схватке за родной угол, за помещения писательской организации. Николай Гребнев провёл тогда операцию по снятию осады уже почти чужого писательского дома, которую можно изучать по пунктам. Ухитрился отремонтировать его, организовать в нём международный слёт писательских сил. И стал его обживать. И новый хомут себе изобрёл. Речь идёт о создании Союза курских литераторов, организации разрозненных ранее любительских кружков литературного направления в одно целое. Это такое объединение литературных сил Курской области, где всё возможно. В домашней обстановке курские литераторы-непрофессионалы с удовольствием грызут друг друга на обсуждениях новых произведений, издают их небольшими тиражами в домашнем издательстве при Доме литераторов, которым руководит сын Гребнева Евгений (а в типографии издательства внук Денис уже мастер на все руки). И вдруг всем становится очевидным, что начинающий поэт или прозаик имярек вполне созрел для вступления в ряды писательской организации… Он для них всех и наставник, и критик, и нянька. По-другому и не может. В этом небольшом материале невозможно обо всём написать. Писательский лидер и издатель шире рамок, куда мы все пытаемся его вставить. Одно ощущение от общения с ним только укрепляется с годами. Время расточителей заканчивается. Россия начинает собираться. И каждый раз обнаруживается, что разбросанные камни собирали и продолжают собирать люди определённого склада характера, с изначально заложенными в них навыками заботы о других, строительства, соединения - вроде Савельича из «Капитанской дочки» Пушкина. Только их не умели вовремя рассмотреть. Их «точки сборки» расположены часто в стенах дома, в семье. Затем стены этого дома расширяются безразмерно и «точка» образует начало целой линии сборки, соединения. Которая вновь образует общество ли, нацию, народ… …Николай Иванович Гребнёв сидит за столом в кабинете своего рабоче-писательского Дома, ерошит волосы, что-то набрасывает на бумаге – к компьютеру он так и не привык и продолжает доверять ручке и бумаге, бурчит вполголоса о кознях недругов. С ним это случается - да и не может такая приметная личность, как он, человек с широким замахом, не иметь недругов. А в конце его тирады, как решительная точка, слышится мне в нем его деревенское имя – Мыколы Гребнёва, старшего брата в большой сельской семье во времена разрухи. Есть подозрение, что так будет называться его «личное» маленькое издательство. Значит, он опять нашёл новый хомут, опять обдумывает новый проект. Может быть, этим проектом станет публикация "расшифрованных" дневниковых записей своего отца? Человека прошедшего века, от которого Гребнев упрямо и последовательно ведёт линию по сборке разбросанных камней… |
|
Есть время разбрасывать камни, и есть время собирать их, заметил премудрый Экклезиаст. Особо трудно тем, кто собирает в эпоху разбрасывания камней, в годы разрухи. Давно хотел написать о таких людях – а их немало. И пускай эти заметки о моем давнем товарище по издательскому и литературному цеху Николае Ивановиче Гребневе, - станут началом цикла, посвящённого собирателям.
