| |
Татьяна ГРИБАНОВА
(Орёл)
***
Весна!
Опять весна!
И я опять скучаю
по заливным в калужницах лугам,
суглинистым оврагам с вербными свечами,
по ветра нерифмованным стихам.
Я так тоскую в эту пору по деревне,
что слышу, даже сквозь бескрайность вёрст,
как сок пульсирует в артериях деревьев,
и как срывает снежицею мост,
как в полдень под стрехою бьются вдрызг капели,
смакуя, в лужах солнце куры пьют…
Так город измотал своею каруселью,
что стал постыл до чёртиков уют.
И хочется рвануть туда, где на пригорках
беременная порослью трава,
где, гребни распустив, на ранних вешних зорьках
токуют о любви тетерева,
очнувшись ото сна, лежит нагое поле,
ждёт пахаря, как сотни тысяч лет.
Там не случается ничто без Божьей воли.
Что вопреки – всё суета сует.
В РОДИТЕЛЬСКУЮ СУББОТУ
Со станции – мимо пруда,
просёлком полынным – на взгорье.
Былинный распев провода
ведут над расхристанным полем.
И день сиротливый, смурной,
хоть март сухо-насухо выжат.
Ракиток искарканных строй,
за ними – линялые крыши.
Сейчас к городьбе поверну,
отца на подворье увижу…
И мама, я знаю, к окну
прильнёт,
и герань заколышет…
Бурьян - беспризорством густым.
Ни слова,
ни скрипа,
ни лая.
Лишь плач на ветру воротин…
Лишь память
без дна
и без края.
АПРЕЛЬСКИЕ ЭТЮДЫ
Речка к свету разродилась,
разорвав тугие льды.
И вдоль поймы, сквозь кусты
не стерпела, покатила
уйма стонущей воды.
Калачом из-за пригорка
солнце вешнее встаёт.
То ли масло, то ли мёд,
то ли плат злачёным шёлком
над округою плывёт.
В палисадах у скворечен,
над верхушками ракит -
пух и перья, гвалт стоит.
Воробей-драчун извечный
за жильё скандал чинит.
Из петушьей гордой мочи,
не сорвутся, не соврут, -
срам – охрипнуть на миру, -
так-то ладно, так-то сочно
горло кочета дерут.
Первоцветами поляны
сыплют, как из рукава.
А просёлок, как халва,
как густющая сметана,
забродившая едва.
По нему идёт девчушка -
вербицы бооооольшой букет!
Татой звать ею, Танюшкой,
папкин вылитый портрет –
спасу от веснушек нет!
***
А небо сеет медуницу,
когда разливу нету дна.
И вяжет на блескучих спицах
туман к полуночи луна…
Душа томится в эту пору
средь городских обжитых стен
по подсыхающим угорам,
по ветру в кепке набекрень.
Хоть помнит: крут замес распутиц,
а вот, поди ж ты! Вновь и вновь,
забыв и трампов, и кустуриц,
сквозь сон летит увидеть новь,
дождём беременное небо,
просёлка тракторный узор,
сольцой присыпать ломтик хлеба,
спровадить лужи под забор.
***
Рассусалилось,
разнебесилось!
Золотым пшеном –
да сквозь тюль!
На долу - жарки-курослепица,
водопола взахлёб разгул.
Лечат горлышки куры талицей.
Стёжкой вешней пойду с крыльца.
В лужах «зайцы» играют в салочки,
ветром с вербы - в лицо пыльца.
В поле ширь-простор –
на сто вёрст вокруг
да журавушек переклик.
Светлый, радостный
после всех разлук -
как же мне знаком их язык!
Небывалой любви и верности
я у них, крылатых, учусь.
Даже в час лихой,
в крайней бедности,
для меня ты
бесценна,
Русь.
***
И хлынул апрель! И обрызгался золотом тальник.
В долинах небес распустился купавы цветок.
От вербы душистыми первыми тянет медами,
и пьют мураши из надломленной веточки сок.
Кудлатые ивы в разливе подолы полощат,
как есть, нагишом, вышел в дождик берёзовый лес.
Ещё не мурластый, малюсенький гвоздичек тощий,
сморчонок в корзину в шапчонке помятой полез.
Пророчат грачи: мол, гррррядут перрремены -
на южный мотив перестроили песни ветра.
От снежицы в реках полопались вздутые вены,
а значит, белить перед Пасхою хаты пора.
А значит, вот-вот прилетит на родительский тополь
из дальних, невиданных с этого дерева стран,
и станет, завидев меня, шумно крыльями хлопать
мой аист, не глядя, сменивший на пруд океан.
Я жду тебя, друг! Прилетай со своею любимой.
Жильё обнови, сушняком, как всегда, подустрой.
Дадим аистятам твоим наше русское имя,
чтоб каждой весной возвращались из странствий домой. |
|
