ШУЛЕРАМ МАЙДАНА
О, вспомните, какие гады
Весной клубились на майдане:
Их Яценюк, как прежде, гадит,
И Тягнибок направо тянет.
Вновь Украину рвут на части,
Сжигают в пламени Одессы,
Не слышно в Киеве кричащих ––
Там хороводят только бесы.
А недолеченная Юля
Шипит придавленной змеёю,
И щупают в карманах пули
Бандеровцы, рядясь в герои,
И всё грозят огнём Востоку,
И новый поднимают звон
Под истерию Фарион
И под парламентскую склоку.
А шоколадный Порошенко,
Грозя усилить смертный бой,
Орёт с трибуны оглашенно,
Как будто гетман с булавой…
И Коломойский с бандой укров
Стремиться задушить Восток,
И хлещут грады поминутно
Деревни превратив в песок,
А Ярош с бандами своими
Ведёт зачистку по домам,
Каратели теперь им имя
За то презренье им и срам...
О, где же взяли столько мрази,
И где их вывели таких,
Что затопили Киев грязью,
И льётся кровь на мостовых.
И рвутся мины в регионах
И над Луганском, и Донбассом.
И раненые люди стонут
И проклинают, но напрасно…
Проклятья их не слышит Киев,
Ни Порубий, и ни Аваков.
Там люди собрались лихие
Под сенью долларовых знаков.
Им шелест банковской бумаги
Уже давно заткнул все уши,
Он им и совесть, и отвага,
Он крики раненых заглушит…
Им Украина на майдане
Дана для торга и для сбыта.
Но знайте –– час и ваш настанет,
И карта ваша будет бита…
УКРАМ
Были русскими людьми
Стали украми.
Дьявол души онемил
Сделал куклами…
И орёт теперь толпа на майдане-
«Москоляку - на гиляку!»
Эх, славяне…
Что вы сделали с собой,
Что вы сделали?
Вы идёте на убой одурелыми
И стреляете в народ
Миномётами,
И куда вас бес ведёт
С самолётами…
Трупы сеять на земле –
Дело правое?...
Вы покроетесь теперь
Чёрной славою,
Как фашистская орда
В сорок первом -
Вы бомбите города,
Жжёте церкви,
Убиваете детей и девчонок
Стариков и матерей
В злобе чёрной.
Дьявол души вам коптит
В дыме смрада.
Но с небес на вас летит
Пламя ада.
ЧЁРНЫЙ КВАДРАТ
Сто лет назад, в декабре 1913 года, в футуристической опере публике впервые был представлен «Чёрный квадрат» Казимира Малевича.
Нет смысла говорить об эстетической ценности этого "шедевра". Это символ тёмных сил, явленный России накануне великих потрясений.
Сбиралась там всякая нечисть
В подвалах России усталой…
И ей был представлен Малевич,
Создавший квадрат небывалый…
И чёрную злобу копивший
Веками для тёмного дела,
Явился, явился, явился,
Явился в российских пределах…
И чёрный квадрат, как икона,
Был поднят над нашей землёй,
Чтоб символ чужого закона
Навеки повис над страной…
Вся нечисть сбивалась к квадрату
И долгие пляски вела,
Молчали притихшие хаты,
Предчувствуя гибель села…
А в кожанках шли комиссары,
Бросая народ на врагов…
Нечистый над Родиной шарил
И верные слуги его…
И грабили, грабили храмы,
И золото рвали с икон,
По-зверски бесясь, и упрямо
Внедряли свой чёрный закон.
И догма с мечом обретала
Реальность в просторах страны,
Где тень от квадрата витала,
Сияя в лучах сатаны.
Вся нечисть молилась квадрату
И чёрную мессу творила…
И вера России распята,
А вставших за веру –– убили…
И кровью умылась Россия
Под чёрную мессу квадрата,
Готовился новый мессия
И мир захватить, и всё злато,
А русских бросать, словно хворост,
В огонь мирового костра,
И выжечь последнюю совесть
У тех, кто забыли Христа…
А тех, кто оставили веру,
В грядущие дали вести,
И новую строить химеру,
И трупами гати мостить
В огромное тёмное царство,
Где солнца живого не будет,
А будет одно государство,
И будут послушными люди,
Забывшие имя –– Россия,
Обычаи предков и нравы.
Им явится новый мессия
В сиянии мощи и славы.
Ему покорятся народы,
А он их клеймами пометит,
Под песню о полной свободе
Посадит их в новые клети
И чёрные дыры засветит
Огнём мировых катаклизмов,
И вырастут новые дети,
Не ведая слова –– Отчизна…
ИЗ ЦИКЛА
«МОНОЛОГИ СТАРОГО СОЛДАТА»
И снилось мне –– как будто я богат.
(Из песни)
И снилось мне ––
я вечный воин,
Иду с дружиной Святослава
По обезлюдевшему полю
Я на Итиль
и жажду славы.
Враги повержены, герои
Уже на поле Куликовом,
И вот молюсь я
перед боем,
И к Богу обращаю слово.
Враги бегут,
я вновь на поле
Полтавской битвы
пеший воин,
Иду я посредине строя,
И Родина идёт за мною.
Бородино дымит грозою,
Французы движутся рядами,
И вновь молюсь я перед боем,
И Родина встаёт за нами…
В Карпаты нас ведёт Брусилов,
И мы сминаем австрияков,
Как долго же судьба носила
Меня вдоль пограничных знаков…
Под Прохоровкой был я ранен,
Но вновь пошёл в огонь сражения.
Два года нам ещё останется
До вражеского поражения.
И я был правым в годы те,
С надёжным автоматом и гранатами,
Я гордо шёл по городской черте
Чужих столиц
в апреле сорок пятого.
И кто был враг мне той порой,
Нетрудно было разобраться.
Я шёл вперёд, я был герой,
Ведь я умел тогда сражаться…
И снова враг,
но он невидим,
Что делать мне,
порой не знаю,
Но Родину не дам в обиду,
И сгинет армия любая
Среди простора векового
Мы выстоим опять, я знаю!
Мы не потерпим власть чужого
В просторах Родины без края.
***
Живут во мне послушник и кочевник,
Без края степь и келья два на три...
Гляжу на мир под благовест вечерний,
И ухожу смиренно в монастырь...
Лечу в седле под пыль и крик атаки,
Гляжу безмолвно в низкий потолок,
Мой дух прошёл молчание и драки.
Мой дух устал от тишины и склок.
Он хочет в степь, забыться на просторе,
Затихнуть в келье и молчать, молчать...
Мой дух устал от радости и горя,
И он молчит; но мне дано кричать.
Кричать о том, что дух мой убивают,
Теснят из степи, и из кельи вон...
И что болит душа моя живая,
Пока ещё не взятая в полон...
«Сарынь на кичку! — я кричу. — Ребята!»
И на коня –– кочевник и монах,
Пока ещё душа над бытом не распята,
И в небесах трепещет русский стяг!
Хватаю Знамя и лечу над миром,
Храпит мой конь, почуяв зов степи.
«О, мои деды, дайте, дайте силы
По нашей жизни знамя пронести...»
РАССТРЕЛЯНЫ
ДИНАСТИИ РОССИИ...
Расстреляны династии России,
Династии учёных и врачей,
Династии, что верой ей служили…
О, где же взяли столько палачей?
Убиты — Царь,
убиты дети,
Убиты пахари твои,
Почти что целое столетие
Заря в крови...
И обезглавленные храмы
Над онемевшею землёй
Глядят в обугленные рамы
И в ямы с талою водой...
А сколько в ямах?
Сколько в ямах...
Молчи, история!
Молчи...
И только глухо и упрямо
Над миром колокол кричит.
О, как он выжил в эти годы,
О, как не вырвали язык,
Когда вождям слагали оды,
А он пылился в огороде,
Всей медью сдерживая крик...
И вот кричит,
Но кто услышит,
Когда оглохли мы давно,
Когда всем миром
вместо пищи
Вкушали красное вино
И красные несли знамена,
Чем больше крови,
тем красней...
Но забывали поимённо
За правду павших сыновей...
А честь России,
Честь России...
Увы, мы вспомнили о ней
Лишь в час,
когда чужие крылья
Закрыли буйство площадей...
И снова лучшие в атаку...
Кто выжил,
тот иди вперёд...
Удел солдатский одинаков,
И если Родина зовёт,
Династии на поле брани ––
И хлебопашец, и воитель...
Они уже в полях не встанут,
А вы их память сохраните...
Расстреляны
династии России,
Династии учёных и врачей,
Династии,
что верой ей служили.
О, где же взяли
столько палачей...
НА КРОВИ
Как много, Отчизна, красивых
Церквей на просторах твоих,
Но лучшие Храмы России
Народ возводил на крови...
И памяти павших звучала
Церквей колокольная медь,
Что славу убитых венчала,
Сияя в крестах на заре...
И все похоронены были,
И все обретали покой...
Но сколько же наших убили
На той огневой, мировой,
Что звала в гренадские степи,
Но братскую кровь замесила.
От крови той люди ослепли
И били друг друга в бессилии...
И пьяные кровью бросали
Оружие в Чёрное море...
Но долго палач комиссарил
Под смрад пулемёта на зорях
Так сколько же Храмов поставить
На пролитой крови тех лет?..
Давно уже люди не славят
Величие наших побед...
И сил не хватает на храмы
Ни красным, ни белым бойцам...
Неужто потомкам оставим
Над миром лишь дым от свинца...
Но коль не хватает на храмы,
Хоть крест бы поставить один
Над этой огромною ямой
Безвинно погибшей родни...
Я ВЕРЮ
Россия вставала из праха.
А пепел летел по степи.
И рвало ветрами рубаху,
И отсвет пожаров слепил...
Но зори ее омывали
Волшебной живою водой,
И скорбные очи сияли
Тоскою и правдой святой...
Россия,
Россия, Россия...
В жестокие годы твои
Сынов твоих лучших скосили
И лучших на плаху свели.
О, сколько легло их во мраке
Твоих бесконечных полей!..
Особым их метили знаком,
Всех лучших твоих сыновей...
Разбросаны русские кости
От Мурманска до Колымы...
И снова нежданные гости,
Которые хуже чумы...
И справа пылают пожары,
И слева Россия горит...
От крови и пламени алая
Рубаха дымит на груди...
Под пеплом дымится Россия...
Но слышу я — хоры поют.
И вижу огромные крылья
Укрыли Отчизну мою...
И снова из крови и праха
Россия на ноги встает,
И мечутся вороги в страхе,
А солнце победу поет...
Лучи золотые над миром
Опять рассылает Господь,
И новую светлую силу
Приемлет окрепшая плоть...
Но вижу — охотники те же,
Союзники мрака и тьмы,
По телу пытаются резать,
Когда она горестно спит...
Не спи, просыпайся, Россия!
Не дай свое тело разъять...
В кулак собирай свои силы,
А мы будем насмерть стоять...
Я верю, что солнце Победы
Опять запылает в ночи...
Из праха поднимутся деды
И камни возьмут, и мечи,
И строить научат нас храмы,
Которые рушили мы...
Восстанет Россия из ямы
От Мурманска до Колымы...
СУМЕРКИ
Дожили мы до светлых дней,
Когда одни туманы светят,
А свет, излитый на людей,
Рассеян в сумерках столетий...
Но свет тумана, он неровен,
По кругу водит он людей,
В нём остро слышен запах крови
И гул недобрых площадей...
Но люди в пеленах тумана
Идут на этот странный гул
И исчезают в клубах странных,
Передоверившись ему...
А души их в потёмках бродят,
Им неуютно, одиноко,
Но свет, он так и не приходит
Ни с Запада и ни с Востока
В МОСКВЕ
Весь этот блеск не про меня…
И бары, и ночные клубы
Напрасно в темноте горят
Оскалами забавы грубой.
Я прохожу сквозь этот бред
Безумия и пьяных оргий
На одинокий, слабый свет,
Идущий от копья Георгия…
О, дай мне силы, наш святой
Сразиться с нечестью на славу,
Пусть крест восстанет золотой
Вновь над Москвою
златоглавой…
Как испохабили её,
Как исказили лик столицы,
Но верю, ангел пропоёт
И снова дух наш возродится…
***
–– Бабушка, а где мой папа?
–– Черти яром погнали...
(Из разговора)
Опять звонят колокола
Над скорбно-молчаливой Русью...
До горизонта даль светла,
Усыпанная белой грустью.
Опять сугробы намело
Земля под ними и не дышит,
И спит притихшее село,
Забытое в зиме по крыши...
Такая Русь в снегах, в заботах,
Лежишь, покорная векам,
Всю чёрную свою работу
Свалив на плечи мужика...
А он уже не то, что было, —
Не та силёнка, стать не та,
И повыматывали жилы,
И отлучили от креста...
Но щедро водкою поили,
Чтобы деньгу вернуть назад.
И люди пили... Люди пили...
И забывали образа...
И не один уже с чертями
В бреду носился по селу,
А сколько их ушло ярами?
И где они нашли приют...
По городам, великим стройкам,
По лагерям, по ЛТП
Бросала их судьбина горькая
И позабыла след теперь...
А в деревнях светло и пусто.
Стоят сугробы высоко,
И молятся с вселенской грустью
Старухи в темноту икон...
И их морщинистые лица
Мелькают долго при свечах,
А кто научит нас молиться
Чтоб пустоту избыть в очах...
Чтобы душа была во взгляде
И свет струился на людей…
О, сколько же излито яда
В просторы Родины моей…
И кто, когда раздавит гада,
И где тот всадник на коне…
***
Набоков бабочек ловил
И баловал легко со словом,
За что признанье получил
В наш век кровавый и суровый.
Писал «Другие берега»,
«Защиту Лужина», «Лолиту»,
Любил альпийские снега
И стал всемирно знаменитым.
Но что, скажите, от того,
От бабочек его радужных,
От холода его снегов,
Когда он Родине не нужен?
|
ПАМЯТИ М. ШОЛОХОВА
Над тихим Доном стылая пора,
И тонкий лёд вдоль берега крошится.
Ведёт коня Григорий со двора,
И жёсткий снег вослед ему ложится.
Свирепый вихрь летит со стороны,
Но с кем сражаться, он и сам не знает.
Глядят вослед чужие пацаны,
И жизнь на Дон идёт теперь чужая.
Род вырван с корнем из родной земли,
Остались только малые побеги,
Шумят, шумят степные ковыли
И не дают подумать о ночлеге.
Изломан Дон Гражданскою войной,
Вновь брат на брата поднимает руку,
А вихрь войны то ходит стороной,
То снова возвращается на муки.
И в этом вихре молодой пацан
Уже в бою с винтовкой породнился.
Он знает свист летящего свинца,
Под этот свист писать он научился.
И рассказал он русским языком,
Как раскололся Дон посередине:
Ему Григорий близко был знаком,
И жизнь войны он знал не по картинкам.
И эту жизнь он в книге описал
Простыми, но весомыми словами.
Он эту жизнь ещё с пелёнок знал,
И сабель свист он знал над головами.
Шумит ковыль у тихих берегов,
И первый снег волна слегка качает,
Поит коня Григорий, и его
Аксинья с вёдрами у берега встречает.
Навеки камнем связаны они,
И Дон стремится мимо них в столетья,
А мимо пролетают журавли,
И в губы их донской целует ветер.
А тот, кто тихий Дон изобразил,
Навек обрёл всемирную известность,
Ведь дух его невзгоды пережил
И драму Дона воплотил в словесность.
КОНСТАНТИНОВО
Какая синь над сонною Окой,
Какая ширь…
срывается дыханье…
О, Боже мой, какой же здесь покой,
И солнца бесконечное сиянье…
Он жил у этих самых берегов
И эта синь
глаза ему сосала,
Вот почему свободно и легко
Душа его созвучия питала.
Всю эту ширь,
и этот весь размах
Она вобрала вместе с этой синью,
Которой и наполнились слова,
Звучащие теперь на всю Россию.
Он улетел от этих берегов,
Слегка шагнув
за горизонт осенний
И Бог его простил за тысячи грехов,
А в тысячах стихов
живёт Сергей Есенин.
* * *
Последние прозрачные лучи
Сквозят по остывающему полю,
А за холмами даль кровоточит,
Куда-то увлекая за собою.
Закат сгорает.
Сполохи огней
Ещё блуждают по траве холодной,
И снова начинается во мне
Мелодия симфонии природной...
Заря звучит
и, слушая её,
Я забываю обо всём на свете...
То небо озарённое поёт,
Но звуки слов
в простор уносит ветер.
И только отзвук пения зари
Порою я ловлю
и повторить пытаюсь.
О, как не просто
с небом говорить...
Ни музыки,
ни слов мне не хватает.
***
Иду в леса
напиться тишины.
Они меня приемлют молчаливо,
но даже в их молчания
слышны
какие-то сокрытые мотивы,
которые передаются мне
незримым током,
сквозь касанье веток.
И музыка становится
слышней,
и начинается мелодия рассвета.
И нет уже
привычной тишины...
Я весь во власти
хлынувших созвучий.
Мои леса
движением полны
и треском осыпающихся сучьев.
И я приемлю
музыку лесов,
она во мне
рождает песнопенье.
Из тысячи незримых голосов
я выделяю
ритм стихотворенья.
***
Я люблю эту зелень
в весеннем разливе,
Когда светлое утро
сияет в полях,
И обломно цветут
над оградою сливы,
Это издали юность
явилась моя...
И, как прежде,
сияет великое небо
Над беспечной и юной
моей головой,
И ещё ничего -
ничегошеньки не было,
Только издали взглядом
следил за тобой...
А весна бушевала
по краю оврага,
Набухала сирень
на зелёных буграх,
Мужики гомонили
у двери сельмага,
И метался над ними
всклокоченный флаг.
Ты по улице шла ––
и немела округа,
Я не слышал уже
ничего, ничего...
И взметалась у ног
лепестковая вьюга,
Закрывая сиянье
лица твоего,
И кружилось оно
в этом вихре весеннем,
И навек исчезало
в сиянии дня.
Я же шёл стороной,
я молил о спасенье,
И меня исцеляли
мои зеленя...
***
Я знаю, ты напрочь забыла
О зорях над нашей рекой...
О, Боже, когда это было,
И что это снова со мной?..
Опять соловьиное пение,
Опять воробьиная ночь...
Зарницы, вода и смятение,
Гроза, уходящая прочь...
Какая жестокая сила
Жила в этой странной любви ––
За звёзды меня уносила,
Бросала меня в ковыли,
Потом грохотала грозою,
Хлестала слепящим дождём
И снова меня уносила
В огромное царство своё...
Любовь несвершённых желаний,
Любовь безответных затей
Пьянила меня ожиданьем,
Звала и манила к себе
И щедро дарила зарницы
И неба огромную ширь.
И я у неё научился
Великому свойству души ––
Любовь бесконечную эту
Пустить себе с миром в поля,
Пусть бродит по белому свету,
Не надо ловить журавля,
Пусть в небе спокойно витает,
И мир будет лучше стократ...
Мои журавлиные стаи
В забытые дали летят...
ВРЕМЯ
Но время,
время истекло...
Н. Ушаков
И снова
радуги дуга
Горит над старою
скворешней...
Не набродились мы
в лугах,
Не смяли наши
травы вешние...
Рассыпался
наш белый цвет
По старым балкам,
по оврагам,
Угас малиновый рассвет,
Оттрепетал
весёлым флагом...
И всё.
Ни звука над землёй,
Неслышно мы прошли
над миром
И разошлись...
О, Боже мой,
Пошли мне
напоследок силы
Пройтись ещё
по тем местам,
Где должен был я
выпить счастье,
Где я искать тебя
устал,
Где отзвук
голоса кричащего
Во тьму, в молчание,
в века,
Где ты осталась,
дорогая...
Ещё течёт
твоя река
Но наше время
истекает…
***
Какая звёздная громада
Перемещается во мгле...
Я чувствую, сквозь ветки сада
Она спускается ко мне,
И вот уже я –– звёздный житель,
Ловлю движение миров,
Перемещаясь по орбите
Моих забытых вещих снов...
Какая ширь... Какие дали...
Какой восторг и пустота...
Но вот вдали опять сияют
Мои родимые места,
И та, что первою посмела
Меня из дома увести,
Опять стоит в сиянье белом
И тихо говорит: «Прости!»
Но, Боже мой, туда возврата
Уже не будет никогда,
И сгорбилась, присела хата,
И ты потухла, те года
Уже исчезли, как виденье,
Как утром всполохи зарниц,
И только вечное движенье,
И мир без края и границ...
***
Лежать в траве ––
какое это чудо,
когда вокруг безмолвие ночи,
когда вверху
смешались звёзды грудой,
а на груди любимая молчит...
И волосы,
рассыпанные в травах,
и волосы,
упавшие на грудь,
сияют бесконечных звёзд оправой
и растворяют млечный путь...
В нём потеряться
ничего не стоит,
особенно, когда вокруг трава,
и волосы сияние закроют...
Мы падаем
в зияющий провал...
И долго-долго
в звёздной бездне кружим,
я чувствую дыхание твоё,
но, просыпаясь,
вновь молчу, и ужас ––
я слышу песнь
не наших соловьёв...
АВГУСТ
Как глухо груши падают в траву,
То щедрый август сыплет их на землю.
А перепёлки в придорожном рву
Поют в ночи, где тонкий месяц дремлет...
И тишь вокруг, и неба глубина,
Мерцают звёзды в необъятной дали...
Лежим в траве, мне грудь твоя видна,
Она в ночи, безмолвная, сияет...
И волосы притихли на руке,
А губы жадно впитывают вечность,
Ведь мы с тобой лежим на сквозняке,
Что тянет к нам
сквозь звёзд густую млечность...
И мы меж звёзд...
Сияет ночь под нами,
И глухо груши падают в траву.
В степи гуляют кони табунами,
И перепёлки песнь поют во рву.
Так август щедр, он подарил нам вечность,
Я пью дыханье опалённых губ,
А лунный свет уходит в бесконечность,
И мы с тобой уходим по нему...
Я ПОМНЮ
Какая ночь...
А.Фет
Какая ночь, как хорошо в горах!
Вот мы идём, шатаясь, вдоль каната,
А мост гудит и пляшет на тросах,
И пенится вода на перекатах...
Шумит поток и рвёт из берегов,
Твоя рука в моей руке застыла,
И я уже не слышу ничего,
Я только чувствую
Как ты мне шепчешь: «Милый...»
Я помню губы, помню теплоту,
Твоих волос неслышное касанье,
И лунный свет, и темноту,
И бесконечно-долгое сиянье
Лица, что опрокинуто в траву,
Медлительность груди
И спелый бархат кожи...
Они во мне и до сих пор живут,
И время память заглушить не может...
Вот мы царим в сиянии ночи,
Я губы пью и прикасаюсь к телу,
Которое ликует и молчит,
И опьяняет робко и несмело...
То снова вдруг трепещет предо мной,
Как будто птица, пойманная в сети...
О, Боже мой, я опьянён тобой,
Одной тобой на целое столетие...
Тот хмель во всём: и в коже, и в зрачках,
И в складках платья, павшего на травы,
И в оголённо-стынущих руках ––
Во всём, во всём сквозит твоя отрава...
Идут года, но не могу забыть
И руки те, и спелый бархат кожи...
Твоя любовь во мне ещё болит,
И хмель её перебродить не может...
* * *
Опять, опять явилась ты
В тревожном пламени рассвета,
И дорогие мне черты
Я целовал в потоках света.
Лучи струились на ладонь
И обнажали профиль тела,
Я снова чувствовал его
И от касанья сердце пело.
Какое буйство бытия,
Какое опьяненье сутью.
Я чувствую - душа твоя
Ещё как будто на распутье.
Но вот ты встрепенулась вдруг
И потянулась мне навстречу -
И изменилось всё вокруг,
А солнце всё ласкало плечи
Твои и волосы, и грудь,
И губы спелые, зовущие,
Они опять в лучах поют
И я люблю тебя поющую.
* * *
Задумчивая, тихая,
бледнея,
Стоишь у приоткрытого окна
И смотришь,
как безумно зеленеет
Перед окном
безумная весна.
И наполняет комнату сияньем
Цветов, деревьев,
терпкостью травы…
И вся ты,
как единое дыханье,
Как ветерка случайного
порыв…
***
Мне сняться тревожные сны,
Мне видятся милые губы.
Короткое слово – Очнись!
Проводит в сознание грубо,
Но я засыпаю опять,
И видится снова и снова,
Как спишь ты, упав на кровать,
Одна, средь подушек пуховых,
А руки так жаждут меня,
И так тебе хочется ласки,
Что я не могу не понять
Тоски, молодой и прекрасной…
И чувствуя грусть пустоты,
Я вижу горящие губы,
И кто-то мне шепчет, что ты
Надеешься, веришь и любишь…
***
Снова мне снилось,
что день был до одури ярок.
Ветер нахально
обтягивал платье твое.
Небо молчало,
и белые ветви качались,
белым врываясь
в мое холостое жилье.
Ты появилась, как песня,
забытая прежде.
Голос твой светом
наполнил жилище мое.
Я целовал твои губы,
и тихо спадала одежда,
чудо являя
поющее тело твое.
Откуда, скажи мне,
в тебе эта песня рассвета,
мне хорошо с ней
беспечно и весело жить...
Тихо вокруг...
я уже не услышу ответа...
только в окне
облетевшая ветка дрожит...
***
Забылась,
откинув во сне
свои потемневшие пряди,
такие густые теперь,
и солнце их гладит...
А я осторожно молчу,
не в силах забыть,
как метались
они, задувая свечу,
и в пламени
тая…
***
Как холодно музыку слушать
В студёном твоём
феврале,
Когда пробивается в душу
Забытых звучаний
метель…
Когда
позабытые лица
Над нами витают во тьме…
Кому эта музыка
снится,
И кто нам играет во сне …
Зима,
бесконечные дали,
Да белых сугробов тоска,
А звуки над нами витают,
И, кажется,
юность близка…
Но юность далёко-далёко
За гранью метели
и тьмы,
Холодную музыку рока
Играют аккорды зимы… |
Грищенко Николай Николаевич, родился 11 декабря 1949 года в селе Орехово Валуйского района Белгородской области. До 18 лет жил в селе, учился в вечерней средней школе и работал в колхозе. В 1968 году призван в ряды ВС СССР. Принимал участие в чехословацких событиях 1968 года. Окончил Орловское высшее военное командное училище связи и Литературный институт им. А. М. Горького Союза писателей СССР.
